скачать книгу бесплатно
– И чавкает.
– Я в курсе.
– И любит чеснок.
– Я в курсе.
– Ты, я смотрю, хорошо его изучила, – присвистнула я.
– Еще бы! Такие вещи я просекаю моментально.
– Если он будет просить у тебя деньги на издание своих опусов…
– Не дам ему ни цента, – заверила мусик. – Я, может, и сумасшедшая климактеричка, но уж не дура точно.
Последнее предупреждение оказалось совершенно излишним: все эти годы мусик тратилась исключительно на себя, и не было ни одной предпосылки к тому, чтобы ситуация коренным образом изменилась.
Мусик всегда останется сама собой, и никакой климакс этого не поколеблет.
– Вот и чудно, – подвела я черту под разговором. – Пусть Ларик заедет ко мне и заберет свои вещи.
– Он боится показаться тебе на глаза. Я сама заберу.
– Как хочешь. Вернее, как хотите, – не удержалась от шпильки я. – Вы ведь теперь just married[2 - Молодожены (англ.).]. Сливайтесь в пароксизме, дети мои. Совет да любовь.
– Ты все-таки злюка, лапуля моя. – В голосе мусика послышалась легкая укоризна. – И конченая эгоистка. Вместо того чтобы порадоваться за мать, обретшую счастье на склоне дней, отпускаешь колкости. Это мелко.
Доводить ситуацию до абсурда и делать его единственно приемлемой формой существования – в этом была вся мусик.
Намба ван в нашем районном лягушатнике.
– Еще коктейль? – спросила она.
– Спасибо, мне хватило.
– Ну, не кисни! Вдох-выдох, вдох-выдох, лапуля! Вспомни, чему я тебя учила!.. Давай-ка вместе…
«Инь и ян, а в сумме – хрень», – синхронно продекламировали мы, после чего в унисон потрясли головами, стукнулись ладонями и рассмеялись. Обе – с видимым облегчением.
– Что ты собираешься делать? – поинтересовалась мусик, как только с ритуальными жестами было покончено.
– А что я должна делать?
– Страдать по поводу разрыва с любимым человеком.
Под «любимым человеком» мусик, очевидно, имела в виду Иллариона, которого сама же и отбила; абсурд продолжался и набирал нешуточные обороты.
– А нужно?
– Ты меня удивляешь, лапуля! Конечно, нужно, это облагораживает, улучшает цвет лица и очищает застоявшуюся кровь…
…А также вентилирует легкие и нормализует стул, мысленно добавила я; мусик все же отпетая сука, никаких сомнений.
– Хорошо, я согласна пострадать какое-то время.
– Но недолго, – мягко посоветовала Отпетая Сука.
– Пары недель хватит?
– Неделю от силы. Большего этот прохвост не стоит.
– Неделя? Хорошо.
– Что-то ты легко согласилась. – Мусик сразу же нахохлилась и посмотрела на меня с подозрением. – Даже странно. Ну-ка, признавайся, лапуля: сбагрила мне откровенное дерьмо? На тебе, боже, что мне негоже?
Не поддаваться абсурду, ни в коем случае не поддаваться!
– Перестань нести чушь. – Я, как это бывало всегда, все-таки позволила абсурду овладеть собой. – Ларик – чудный человек. Тебе повезло.
– Но он храпит, – склочно заметила мусик.
– Только когда лежит на спине. Не давай ему лежать на спине.
– И чавкает.
– Не давай ему есть.
– И любит чеснок.
– Скупи все чесночные приправы в ближайших магазинах и слей их в унитаз.
– Умаешься сливать!
– Зато он молод, – прибегла я к последнему – убийственному – аргументу. – Молод и хорош собой. Разве не такого человека ты искала?
– А ты хитрая, лапуля! – Мусик откинулась на стуле и постучала по столу кончиками пальцев. – Ладно, будем считать, что ты меня уговорила. И бог с ним, с Лариком. Поговорим о тебе. Что-то мы давно не говорили о тебе. Все еще кукуешь в своем филькином журналишке?
«Филькин журналишко», или, если быть совсем точным, «ГОРОД И НОЧЬ» – именно так звучало название в оригинале, в переводе с мусикиного птичьего языка на общеупотребительный русский. Я уволилась из «Города…» три года назад, не проработав в нем и месяца, и с тех пор поменяла множество изданий, но мусик упорно приписывала меня именно к филькиному журналишке.
Ничего с этим не поделаешь. Лучше не сопротивляться.
– Все еще кукую, – вяло сказала я. – Как иначе?..
– Так я и думала! И Марат, стало быть, никуда не делся? – Вот он, вопрос, неизменно следующий за вопросом о филькином журналишке.
– Его зовут не Марат. Пора бы запомнить.
– И Анвар, стало быть, никуда не делся? – тут же поправилась мусик.
– Не Анвар. Его зовут не Марат и не Анвар. Тимур. Ти-мур.
– А я что сказала?..
Глупо было сердиться на рассеянно-высокомерную амнезию мусика и глупо было сердиться на себя, которая до сих пор помнила, что Его зовут Тимур.
Ти-мур.
Темноволосый и золотоглазый, похожий на всех богов одновременно; это ему предназначалась главная роль в культовом фильме «Мертвец», и главная роль в культовом фильме «Небо над Берлином», и все до единой роли в культовом фильме «Более странно, чем рай».
Тимур и сам по себе более странно, чем рай.
Кто изобрел порох, охотничий рожок и путешествия автостопом? – Тимур.
Кто создал Организацию Объединенных Наций и группу «Битлз»? – Тимур.
Кто начинал все мировые войны и бросал их на полпути, так и не закончив? – Тимур.
Кто придумал называть день днем, ночь – ночью, а любовь – любовью? – Тимур, Тимур, Тимур.
Для справки: я ни разу не видела фильм «Более странно, чем рай».
При всех своих заслугах перед человечеством Тимур так и остался весьма демократичным и непритязательным божеством; ничем другим его работу в самом обыкновенном, хотя и не лишенном гламурно-андеграундного блеска журнале я объяснить не могу.
Тем более что он даже не первое лицо, в лучшем случае – третье.
Первые лица (а точнее – рыла) никогда особо не интересовали меня, Тимур – дело другое. Теперь и не вспомнить, были ли при нем в момент нашей встречи порох и охотничий рожок, но все остальные подробности не сотрутся в моей памяти никогда.
Он заглянул в кабинет лишь мельком, снизошел, как и положено божеству, и его темные волосы заструились по дверной панели, тотчас превратив ее в алтарь. В пристань, у которой швартуются корабли, вернувшиеся из не указанных ни в одной карте стран. Все дело в волосах, именно так! Тимур был обладателем самых шикарных в мире волос. Или самых шикарных в России волос. Или самых шикарных в Питере, или – в этом здании, в этой комнате, на этом этаже. Географические уточнения не так уж важны в свете последующих событий, а именно: я была сражена шикарными волосами Тимура наповал. И вовсе не потому, что они были густыми, длинными, блестящими (хотя они были и густыми, и длинными, и блестящими). Волосы Тимура обладали чудесным свойством преображать реальность. Во всяком случае – мою реальность.
– Привет, – сказал Тимур. – Босс на месте?
Очевидно, он имел в виду Первое Лицо, секретаршей которого я числилась со вчерашнего дня. Первое Лицо отобрало меня из целого сонма кандидатов благодаря протекции какой-то эстонской или сингапурской сошки (сказались-таки квартирно-дипломатические связи мусика). Первая встреча с Первым Лицом повергла меня в уныние и укрепила в и без того очевидной мысли: все услуги, которые оказывает мне мусик, проходят по ведомству медвежьих. Да и как можно было думать иначе, если Первое Лицо оказалось улучшенной, усовершенствованной и модернизированной копией самого мусика, а проще говоря – харизматичной стервой с легкой примесью добропорядочного рантье. Она была лет на двадцать моложе моей беспутной мамочки и не в пример зубастее, о да! – зубастая, по-другому не скажешь. Такие до гробовой доски будут держаться питбульей хваткой за свои условные тридцать пять – тридцать шесть, за своих мелкотравчатых любовников, единственное достоинство которых – бодрящий юный член; за свой мелкотравчатый бизнес, «ГОРОД И НОЧЬ», как же!.. Стоило Первому Лицу открыть рот (распахнуть пасть), как я сразу же поняла: название журнала придумано лично ею, свято верящей, что ГОРОД и НОЧЬ и есть она. И еще множество вещей в этом мире – тоже она. От укладки Первого Лица веяло Биаррицем, от макияжа срамно тащило ленивым миланским шопингом, а в безмятежной глади наманикюренных ногтей отражались Вена, Зальцбург и Куршевель – нужное подчеркнуть. Раздавленная столь глянцевым, полиграфически безупречным зрелищем, я пыталась отыскать в Первом Лице хоть один изъян, хоть одну червоточинку, хоть одну – пусть крошечную – щель, за которую завалилось что-то человеческое, – тщетно.
Первое Лицо тоже изучало меня, правда – совсем не так долго: в моей более чем скромной персоне не было никакой загадки, а единственная интрига заключалась в эстонской (сингапурской) протекции, и как только мне удалось ею заручиться?..
– Круг обязанностей вам ясен, милочка? – спросило у меня Первое Лицо. – Так сказать, фронт работ?
– Более-менее, – кротко ответила я.
– Что ж, испытательный срок – неделя. Попробуем рискнуть.
– Попробуем. – Едва произнеся это, я сразу же поняла, что впереди меня ожидает полная жопа.
Полная, наманикюренная и хорошо уложенная жопа. Жопа-фитнес. Жопа – кислород-коктейль. И лучше бы сразу отказаться от сомнительной работы и сомнительной должности и поискать что-нибудь другое, не такое пафосное, не такое, мать его, куршевельское.
Именно об этом я и раздумывала, когда дверь распахнулась и на временно отведенном мне фланге фронта работ показалось божество.
– Привет! Босс на месте?..
– Нет.
Волосы. Шикарные волосы.
Густые, длинные, блестящие. Преображающие реальность.
– Вы – ее новая секретарша?
– Что-то вроде. – Мой голос тут же поплыл по легким волнам шикарных волос.
– Замечательно!
– Вы полагаете? – Я совсем не разделяла оптимизма божества; единственное, чего бы мне хотелось, – качаться и качаться на волнах.
– Я – Тимур. Музыкальные стили и направления. Фестивали, конкурсы, концерты. Мариинка, Ледовый, оупен-эйры и джаз-клубы – тоже я.
– Элина… – Мой послужной список был много короче и состоял всего лишь из одного пункта. Его я и озвучила: – Врожденная грамотность.
Божество хмыкнуло, показав совсем неагрессивные снежно-белые зубы и подергав себя за сложносочиненную монгольскую бородку:
– Врожденная грамотность, ха! Забавно. Куришь?
– Курю.
– Пошли покурим.
– Легко.
Теоретически я знала, что такое сигарета и как она выглядит в анфас и профиль. Сигареты штабелируются в пачки, по двадцать в каждой, могут быть с ментолом, могут быть с фильтром и без; сами фильтры тоже отличаются друг от друга по цвету и варьируются от грязно-желтого до сомнительно-белого. Взять подобную отраву в рот – да не в жизнь! Гран мерси мусику, лет десять назад притаранившему в мой академический дом три рентгеновских снимка легких курильщика с двадцатилетним стажем. «Босх отдыхает», – резюмировала мусик явление триптиха и тотчас же разнесла его части по дому: первая отправилась в туалет как в наиболее популярное место паломничества; две другие оккупировали кухню и ванную комнату. Не прожив с никотиновым триптихом и суток, я с содроганием выбросила его на помойку, но увиденного было достаточно, чтобы отказаться от идеи затянуться на досуге навсегда. Теперь, вперившись взглядом в шикарные волосы божества по имени Тимур, я с тоской поняла, что «навсегда» в отношении сигарет закончилось. И наступает совсем иное «навсегда», гораздо более пугающее, чем легкие курильщика с двадцатилетним стажем, чем Босх, оба Брейгеля и кошмарный Отто Дикс в придачу.
Для справки: я ни разу не видела работ Отто Дикса в оригинале.
Курилка располагалась в дальнем конце коридора, рядом с выходом на черную лестницу. Выход был заколочен намертво, а висящий на нем пожарный щит с бутафорским багром и истлевшим от времени брезентовым шлангом лишь подтверждал наличие новой реальности: ты попалась, лапуля, отсюда не выбраться, обратной дороги нет.
Обратной дороги нет. Отныне, куда бы ни лежал мой путь, я буду вечно натыкаться на силки, сработанные из шикарных волос, в природе нет крепче материала, чем этот; сопротивление бесполезно, ты попалась, попалась!..
– Не угостишь меня сигаретой?
– Конечно, – улыбнулся новоявленный птицелов. – У меня, правда, совсем не дамские. «Кэмел».
– Подойдет.
– Без фильтра.
– Подойдет.
Под каким углом необходимо сунуть сигарету в пасть, чтобы не выглядеть посмешищем в глазах божества, и когда пробьет час первой затяжки – до того, как божество поднесет огонь, или после? И достаточно ли будет одних губ, чтобы удержать все это хозяйство, или же придется прибегнуть к помощи зубов?.. Даже перед своим первым минетом я так не волновалась. А потом (как и в случае с первым минетом) решила положиться на интуицию.
– Очень эротично, – задумчиво сказал Тимур, после минутного наблюдения за моими манипуляциями с зажженной сигаретой.
