скачать книгу бесплатно
– Наш Леша – странный мальчик, – пожаловалась тетка гостье. – Почему-то всегда со взрослыми, в гостиной… Будто в доме места нет.
Да, в доме было много места, но более уютного, чем здесь, не было.
Часы после уроков я предпочитал проводить в гостиной, укрывшись за карликовой комнатной пальмой. Возможно, что за фикусом или геранью я не чувствовал бы себя так хорошо. Все-таки это была пальма, хоть и в кадке. Шорох ее метелкообразных листьев навевал приятное настроение. Голоса взрослых доходили сюда, как бы пробиваясь сквозь густые тропические заросли.
Но слова исправницы я услышал ясно.
«Ссыльный?.. Вот как! – думал поспешно собирая с полу разлетевшиеся страницы. – Может, отбывал ссылку в Сибири? Может, бежал оттуда?..»
Это было важно. Это давало новое направление нашим с Андреем догадкам.
Я зашвырнул, книгу на самый верх этажерки, схватил первые попавшиеся под руку учебники и кинулся с ними к выходу.
– Леша, куда? – окликнула тетка из гостиной.
– К Андрею. Дали задачу на дом. Хочу проверить решение…
«Человек с тенью»… Петра Ариановича преследуют! Тень – это преследователь! Кто-то идет за Петром Ариановичем по пятам!
Мне представился наш учитель географии в своей развевающейся крылатке, перебегающий улицу. Ночь. Луна. Мгновение улица пуста. Затем из-за угла, ярко освещенного луной, медленно выдвигается зловещий силуэт. Только тень! Самого человека не видно…
Кто же он такой – наш учитель географии? Почему его преследуют?
– Ссыльный, понимаешь? – втолковывал я Андрею. – Был ссыльным. Долго скитался по Сибири…
– Может, с рудника бежал?
– Ага! Прятался в тайге…
– Переплыл Байкал…
Мы то вскакивали с места, то снова садились, то снижали голос до шепота, то принимались кричать друг на друга. Все правдоподобнее становилась наша догадка-вымысел, разматываясь виток за витком, как волшебная, далеко уводящая нить.
И когда Андрей, прикинувшись простачком, вдруг спросил Петра Ариановича на уроке, не бывал ли он в Сибири, а тот, вздохнув, ответил, что за всю свою жизнь из Центральной России никуда не выезжал, мы только многозначительно и важно, переглянулись.
Еще бы! Станет он на уроке выкладывать всю подноготную!
С презрением поглядывая на одноклассников, мы надувались, как голуби-трубачи. Тайна переполняла нас. Никто не догадывался, почему учитель хорошо знает Север России, а мы с Андреем догадались. Два человека в Весьегонске, больше никто!
Но задача была решена неправильно.
Глава пятая. Прозвище
Дядюшка решил ее иначе.
Он раньше нас проник в тайну учителя, причем со свойственной ему суетливостью, забежал с задворок, с черного хода. Впоследствии Андрей утверждал, что не иначе, как дядюшке помогли его приятели из жандармского управления.
Возможно, что перехватывалась и читалась обширная переписка Петра Ариановича; возможно, что кое-какие сведения были добыты непосредственно в Москве.
Дядюшка, во всяком случае, был вознагражден за все свои хлопоты. Приезжий явился украшением его коллекции.
– Вдумайтесь, вдумайтесь только, господа! – упрашивал дядюшка, простирая руки к сидящим на диване и в креслах удивленным гостям. – Живет учитель географии. И где живет? В Весьегонске в нашем, то есть посреди болот, за тридевять земель от всякой цивилизации. – В горле его что-то восторженно попискивало. – Нуте-с… И вот из дремучей глуши увидал вдруг острова. Не один, заметьте, – много, целый архипелаг! Новехонький, даже без названия, не открытый еще никем… Где же увидал? В Северном Ледовитом океане. Как увидал? Почему?
Весьегонцы ошеломленно смотрели на дядюшку.
– Через телескоп или в бинокль? Ничуть! Умозрительным путем. Силой мысли, так сказать.
– Это смешно!
– Уж так, то есть смешно…
Входили новые гости.
– Приезжий-то, знаете?.. – бросался к ним дядюшка.
– Что?
– Острова открыл!
Гости пугались.
– Где?
– То-то и есть, что где! На краю света! В Северном Ледовитом океане!
– Бывал, что ли, там?
– То-то и есть, что не бывал. За письменным столом сидючи открыл… Другие путешественники – на корабле, верхом, пешком, а наш путешественник – в кресле сидючи.
– Как так?
– А так. Ткнул карандашиком в карту. «Здесь, – говорит, – мой архипелаг! Негде ему больше быть, как здесь».
В гостиной смеялись. Один дядюшка не смеялся.
Подлинно счастье привалило ему! Он бы год трудился – такого смешного сюжета не выдумал. А тут сюжет для анекдота, серии анекдотов сам давался в руки!
– Ну вас! – говорил он, поблескивая глазами и расправляя бороду. – Радоваться бы, торжествовать, что среди нас такое светило живет, а вы со смеху помираете, шута из него делаете!
– Позвольте, Федор Матвеич! – поднимала голову исправница. – Как же говорите: в Сибири не бывал? Он именно бывал: ссылался, привлекался…
– Не ссылался! Точно знаю! Не ссылался!.. Привлекался, да. Участвовал в студенческой забастовке… И вот результат! Имея влечение к научной географической деятельности, к таковой не допущен! Вместо Северного полюса и всемирной славы пожалуйте на болото, в Весьегонск!
– Скажите! – качали головами гости, усаживаясь за стол и продолжая разговор под однообразное постукиванье бочоночков лото. – Человек еще молодой…
– Заучился, бедный… Это бывает. Учится, учится, а потом…
– Двадцать пять…
– Закрыто!
Один лишь обстоятельный отец Фома, училищный священник, пытался доискаться тайного смысла в причудах учителя.
– Позвольте, – бормотал он, – что за острова? К чему острова? Может, иносказание, конспиративная аллегория?
Тогда же, за лото, сообща придумали и прозвище: Робинзон.
– Робинзон… Очень хорошо! Остров открыл…
– Он и у нас, как на острове, живет. В лото не играет, сторонится приличного общества…
– Ха-ха! Робинзон! Только без Пятницы!..
Впрочем, может быть, им даже гордились немного – собственным городским чудаком – наравне со знаменитой весьегонской ярмаркой и собором.
А купцы из Вятки, Твери и Ярославля, побывав на ярмарке, разнесли по своим городам анекдот о чудаке-учителе, который, не отходя от письменного стола, в Ледовитом океане острова открыл.
Прозвище из гостиной перекочевало на улицу.
Представьте себе длинную, узкую улицу. Вечереет. Вдоль деревянных тротуаров, по-местному «мостков», шаркая подошвами, двигаются пары. Дойдя до конца улицы, они круто поворачивают и идут обратно.
Это «гулянье».
Песен на «гулянье» не слышно. В городе не дозволено петь – не деревня! Зато звонко, как из граммофонной трубы, вырывается на улицу треньканье балалаек или молодецкий перебор трехрядки. И так же разом вдруг обрывается. Это открылась и закрылась дверь одного из трактиров. На главной улице Весьегонска девять трактиров…
Иногда можно увидеть на улице и крылатку учителя географии.
Свою вечернюю прогулку Петр Арианович совершал обычно в одиночестве. Он шел, как всегда, очень быстро, энергично постукивая палкой, чуть подавшись вперед, погруженный, в размышления.
Простой люд уступал ему дорогу молча и с уважением.
Но вот со звоном и грохотом распахивалась дверь трактира. Загулявший купчик вываливался оттуда. Утвердившись на шатких ногах и оглядевшись, он замечал крылатку учителя.
– Господину Робинзону! – орал он, сдергивая с головы шапку и потрясая ею. – Наше вам! С кисточкой!
Петр Арианович строго смотрел на крикуна и, не замедляя шага, проходил мимо…
Однако в реальном училище прозвище, данное дядюшкой, не привилось. Петр Арианович был единственным из преподавателей, которого мы, ученики, звали по имени и отчеству как в глаза, так и за глаза…
Глава шестая. Тень человека
Но каково было нам с Андреем?!
В грустном молчании проводили мы переменки на широком подоконнике в коридоре. Мимо шныряли наши товарищи, весело толкаясь и подставляя друг другу ножку. Семенил, как всегда держась ближе к стеночке, первый ученик Союшкин. Широко вышагивал, вертя во все стороны маленькой головой, помощник классных наставников Фим Фимыч.
Итак, всё? Тайны нет больше?
Андрей не мог примириться с этим.
– Врут, врут! – повторял мой друг, сердито морща вздернутый нос. – Глупости: на Севере не бывал!.. Самим завидно, сами небось не бывали нигде, вот и наговаривают на него.
Андрей был сторонником решительных действий.
– Слушай, пойдем спросим, – уговаривал он. – Прямо пойдем в учительскую и скажем.
– Чего скажем-то?
– Не может быть, скажем, чтобы вы не бывали в Сибири…
Начав решительно и громко, Андрей переходил постепенно на сбивчивый шепот.
Да, легко сказать – пойдем и спросим!
Однажды мы явились в переулок засветло, в часы, когда учитель отправлялся на прогулку, и прошлись мимо его окон. Надеялись на что-то неопределенное, на случай. Учитель, однако, не вышел.
Мы расхрабрились до того, что подошли к входной двери и совсем было собрались постучать, но слишком долго топтались у крыльца, препираясь, кому войти первому.
Этим воспользовалась девчонка, жившая в прислугах у исправницы. Она высыпала на нас совок золы со второго этажа.
И мы даже не могли забросать ее снежками, потому что круглое ухмыляющееся лицо то появлялось, то исчезало в форточке, как Петрушка.
Ну и противная же была девчонка! Даже куцые, рыжеватого цвета косички торчали на голове с нелепым, раздражающим вызовом.
Мы знали, что ее зовут Лизкой, потому что слышали, как окликала хозяйка. Лизка не ходила, как все люди, а носилась всегда стремглав, дробно стуча по полу босыми пятками.
Конечно, ниже нашего достоинства было связываться с девчонкой, и мы сделали вид, что ошиблись домом.
Мы снова пришли в переулок вечером. Что-то по-прежнему тянуло нас сюда. Наверное, луч света, падавший на снег из окна. Он был ярко-зеленый, какой-то очень уютный и приветливый.
Глядя на него как завороженные, мы простояли в молчании минут десять и уже собрались было уходить, как вдруг штора колыхнулась.
Но раздвинул ее не Петр Арианович.
Человек, смотревший в окно, повертел в разные стороны маленькой головой, будто принюхиваясь к морозному воздуху, швырнул в открытую форточку окурок и снова отошел от окна.
Это был Фим Фимыч.
Удивленные, мы приблизились к дому и, приподнявшись на носки, заглянули в окно.
Видно все-таки было неважно.
Тогда я, недолго думая, проворно вскарабкался на дерево, которое росло как раз против окна, и, скорчившись, пристроился на ветке, хотя она потрескивала и гнулась подо мной.
Испытанный прием разведчика! Отсюда, со своего наблюдательного поста, я передавал краткие волнующие сообщения Андрею, нетерпеливо подскакивавшему внизу.
Комната была хорошо видна. Фим Фимыч, скрестив длинные ноги, раскачивался на качалке. У книжного шкафа стоял Петр Арианович. Лицо его было повернуто вполоборота. По брезгливо выдвинутой нижней губе можно было судить о том, что он не очень-то обрадован посещением.
О чем говорили собеседники, слышно не было – нас разделяли двойные рамы.
