скачать книгу бесплатно
Летучая мышь
Неграциозно, некрасиво
дойдя до края негатива,
назначив кромке роль трамплина,
взлетела, выбравшись из сплина.
И фибрами познав суть «свыше»,
я сострадаю серой мыши
(я ей была всю жизнь ебучую,
пока из серой мелкой твари,
как у Пелевина в EMPIRE`e,
не превратилась в мышь летучую).
Теперь мой мир гораздо выше,
чем мир чуланной серой мыши…
Лечу и думаю: «Хуясе!
Я – мышь в верховной ипостаси!!!»
В отстое
Я —
проигравшая
все войны,
довольствующаяся
отстойным,
потворствующая
бездарности,
отказавшаяся
от элитарности
(потому как она – миф моей нации) —
присутствую на коронации
титулуемой в номинации
«Мисс Негатив».
Вокруг папарацци и
селебрити
(мать их ети),
гламурные сучки…
Затем – аперитив
в ресторации.
– Как вы дошли до ручки?»
– Как? Жила-была,
Шла-шла
и дошла.
Искала смыслы,
умные мысли
и, как все странные люди,
мечтала о чуде,
а его навигатор
не ведет ко мне,
то есть в тупик,
и мой немой крик
не засек ни один пеленгатор
из вне»…
DJ поставил Jamiroguai.
Потом – Марли.
Тот пел: «No woman, no cry»…
Не успокаивай,
darling.
Знаешь, дрэдастый,
я из касты
тех, кого победили.
Сбитым, нам, место в утиле…
Мы – проигравшие все войны,
довольствующиеся отстойным…
И в этом самом отстое
оставьте меня в покое.
Людвиг ван и парабеллум
«Соль – соль – соль – ми» изо всех сил,
и Людвиг меня спросил:
«А где б ты хотела
обрести равновесие тела
и души?“ „В Пасси.
или, хотя б, в Масси.
Или в другой части Парижа…
С какой целью спросил, парниша?
Я обречена жить там,
где каждый по-своему хам,
где срач и пьяные в хлам.
В Калашный ряд да нам…»
Тут он отвлек меня фугой
си – бемоль, назвал подругой,
сказал: «Убери-ка пальчик с курка.
Прошу, не валяй дурака.
Не спорю, жизнь твоя нелегка.
Но это – не выход“. „А как,
Людвиг ван, жить дальше,
когда по уши в фальши,
не вписываешься ни в одну
из матриц, идешь ко дну?
Убери руки, а то пну!
Отдай парабеллум! Ну!!!»
Опять клавесин заскемил
судьбоносное «соль – соль – соль – ми».
Людвиг робко: «Когда – то
с благословенья аббата
я написал сонату»…
Перебила: «Лунную? Аппассионату?»
«Нет. Лучшую. Это премьера,
поскольку (в мой век герры,
равно как люд простой,
не доросли до нее головой)
она умерла со мной.
Давай-ка слушать с тобой»…
Зазвучало. Душа, скукоженная до микрон,
встрепенулась, как эмбрион,
разверзлась во все измерения
под властью глухого гения…
Было подобно чуду.
«Ладно, Людвиг, стреляться не буду».
Под Шаде
Моя аура – моток колючей проволоки.
Хочешь – не хочешь, ее волоки,
искореженную, какую не вывезут грузовики…
Нарисую ее в 3D…
Поправляя бретель и годэ,
под «Love is Found» Шаде:
«Как там насчет конца света?»
Он, хлебнув каркаде:
«Нострадамус? Неубедительно это…
Теория Майя небезупречна…»
«Как так – небезупречна?..»
Он (весьма бессердечно):
«Даже если по Майя развязка сюжета,
то тебе не свезет опять,
и ты будешь жить вечно».
«Твою мать!»
Окрестите меня, батюшка
Теребя короткое платюшко:
«Окрестите меня, батюшка!
Покажите, отче, дорогу,
по которой приходят к Богу.
Верила в любовь с самых ранних лет,
а любви давно в этом мире нет.
После, в дружбе вкрай разуверясь,
я искала смысл там, где ересь.
И в талант свой было поверила,
да вот сил души не измерила.
А талант у слабых нежилец, увы.
И надеждой мне только Бог да Вы.
Окрестите меня, батюшка.
Жизнь в безверии, как сожженный стих.
Окрестите меня, батюшка.
Бог – последняя из всех вер моих».
Бодлер с абсентом
Ты мне читал стихи Бодлера,
и опиум, воспетый им,
меня бы так не опьянил,
как голос твой, твоя манера,
пуская сигаретный дым,
читать порочного Бодлера.
Был каждый слог – сомнений эра,
и отречение, и вера,
и вожделений караваны,
и мускус, и табак Гаваны…
Абсент глушили до химер.
Во всем был виноват Бодлер.
Санкт
Приснился новый Новый Год,
снежинки, елки и хлопушки,
цилиндр заснеженный у Пушкина
и в вечном марте невский кот.
Спас, петербургская метель,
за что-то вечное дуэль.
соединенные мосты,
ты исполнением мечты.
Чтоб новогодний сбылся сон,
сажусь в подвыпивший вагон.
Привет! Билет – счастливый фант.
Мчусь в город с именем на «Санкт».
Я люблю тебя
Я просила Его: «Ниспошли мне славу.
Да во веки вечны, да на всю державу».
Дуновеньем ветра обернулся Сам:
«Слава – это искус, кара, тлен, Бедлам…
Я люблю тебя, потому не дам».
Я просила Его: «Ниспошли мне деньги.
Да чтоб бриллианты, а не эти феньки.»
И ответ Его – в унисон волнам:
«Деньги – это бренность, душ растленье, хлам…
Я люблю тебя, потому не дам».
Я просила Его: «Дай мне легкой жизни»
(Тут-то я дала волю укоризне).
И словам Любимого вторил птичий гам:
«Легкость предначертана глупым мотылькам…
Я люблю тебя, потому не дам.
Не проси легкой жизни, проси легкой смерти,» —
написал Всевышний не письмом в конверте,
а узором дюн Слово с небеси:
«Проси.
