Эйтонский отшельник

скачать книгу бесплатно


«Что касается этой истории, – подумал Кадфаэль, с нескрываемым удовольствием взиравший на юношу, – то ты, парень, подходишь для нее куда больше, нежели для сана епископа, и сам это отлично знаешь. Да и в слуги отшельнику тоже не годишься. Вот только где он тебя откопал и каким калачом заманил к себе?»

– Могу ли я теперь изложить суть послания? – спросил юноша, бесхитростно глядя своими золотистыми глазами прямо в лицо аббата.

– Тебе, должно быть, пришлось выучить его на память, – произнес аббат с улыбкой.

– Да, милорд. Это послание только для вас.

– Надежный посланник! А теперь говори.

– Это не мои слова, я лишь голос своего хозяина, – сообщил юноша вместо вступления и тут же изменил голос, так что теперь он уже не был похож на звон колокольчика, причем юноша сделал это так искусно, что заставил Кадфаэля подивиться пуще прежнего. – От итонского управляющего и от лесничего с глубоким прискорбием я услышал, – мрачно произнес отшельник устами юноши, – о тех несчастьях, что внезапно обрушились на Эйтонский лес. Я усердно молился и много размышлял, и сильно опасаюсь того, что все это лишь грозные предупреждения о грядущих, еще более тяжких бедах, которых не избежать, если не восстановить нарушенного равновесия между добром и злом. Я не знаю за вами иного прегрешения, кроме того, что вы отказываете леди Дионисии Людел в ее праве забрать внука домой. Разумеется, тут должна быть учтена отцовская воля, но и любовь вдогвой женщины к своему внуку нельзя сбрасывать со счетов, ведь леди Дионисия осталась совсем одна. Умоляю вас, милорд, во имя любви Господней, обдумайте еще раз, верно ли вы поступили, ибо я чувствую, что тень зла нависла над всеми нами.

Все это необыкновенный юноша произнес суровым, мрачным голосом, который нисколько не был похож на его собственный. Надо признать, что этот ораторский прием оказал должное впечатление и вынудил кое-кого из суеверных молодых монахов испуганно оглядываться и перешептываться. Закончив речь, посланник вновь поднял на аббата свой невинный взгляд, словно суть послания нисколько не касалась его самого.

Некоторое время аббат Радульфус сидел молча, устремив взор на юношу, а тот, явно довольный исполненной миссией, в свою очередь не сводил взгляд с аббата.

– Это слова твоего хозяина?

– Все до единого, милорд. Я заучил их в точности.

– Не поручал ли он тебе сказать еще что-нибудь от его имени? Не хочешь ли ты сам что-либо добавить к сказанному?

– Я, милорд? – Глаза юноши округлились от удивления. – Как я могу? Я лишь исполняю его поручения.

– Из милосердия отшельники часто дают приют и принимают в услужение какого-нибудь простачка, – презрительно шепнул приор Роберт на ухо аббату. – Таков, видимо, и этот юноша.

Говорил приор негромко, но недостаточно тихо, чтобы его слова не достигли ушей Гиацинта, которые тот навострил, словно лис. Юноша сверкнул очами и криво улыбнулся. Кадфаэль, от слуха которого тоже не ускользнули слова приора, имел основания сомневаться, что аббат согласится с ними. На взгляд Кадфаэля, слишком уж хитроватым было это красивое, загорелое лицо, сколь бы ни помогало оно своему обладателю играть роль простачка.

– Тогда ты можешь возвращаться к своему хозяину, – сказал аббат. – И передай ему мою благодарность за его заботу о нас и за его молитвы, которые, я надеюсь, он непрестанно возносит за наши души. Скажи ему, что я обдумал и продолжаю обдумывать жалобу леди Дионисии и что я поступил и намерен поступать впредь так, как нахожу справедливым. Что же до стихийных бедствий, которые так взволновали его, то нам, простым смертным, не дано управлять силами природы, и лишь верою мы можем одолеть их. Нам остается лишь принять то, чего мы не в силах изменить. Ступай с Богом.

Не проронив более ни слова, юноша низко поклонился – вышло это у него довольно изящно – и неспешно покинул зал капитула. Шагал он легко, движения его напоминали кошачьи.

Выйдя на большой двор, который сейчас, когда все братья были на собрании капитула, оказался почти совсем пустым, юноша не стал торопиться в обратный путь к своему хозяину, но с любопытством осматривал все вокруг – от окруженных розовыми кустами покоев аббата до странноприимного дома и лазарета и далее по кругу все строения, вплоть до привратницкой и южной стены монастыря. Ричард, вот уже несколько минут дожидавшийся, пока посланец выйдет, сейчас незаметно выскользнул из-под арки южных ворот и направился юноше наперерез.

Поскольку намерения приближавшегося были Гиацинту совершенно очевидны, он услужливо остановился, с любопытством поглядывая сверху вниз на серьезное веснушчатое лицо мальчика, который в свою очередь жадным взором окинул его самого.

– Доброе утро, молодой господин! – вежливо приветствовал его Гиацинт. – Что вам угодно?

– Я знаю, кто ты такой, – сказал Ричард. – Ты слуга отшельника и пришел в Итон вместе с ним. Я слыхал, ты принес от него какое-то послание. Не обо мне ли, часом?

– Сперва я хотел бы знать, – рассудительно заметил Гиацинт, – что за важную персону вижу перед собой и отчего это мой хозяин должен лично заниматься делами такого молокососа, как ты.

– Я тебе не молокосос! – возмутился Ричард. – Я Ричард Людел, лорд Итона. А твой хозяин-отшельник живет на моей земле. И ты прекрасно знаешь, кто я такой, поскольку я видел тебя среди прочих слуг на похоронах своего отца. И если ты принес какие-либо новости, касающиеся меня, то, полагаю, я имею право знать их. Иначе это будет нечестно.

Высоко подняв подбородок и широко расставив босые ноги, Ричард с вызовом устремил на Гиацинта взгляд сине-зеленых глаз.

Некоторое время Гиацинт смотрел на мальчика, раздумывая, а затем сказал серьезно, как мужчина мужчине, и без тени иронии:

– Верь мне, Ричард, я на твоей стороне. А теперь скажи, где мы можем спокойно поговорить с глазу на глаз?

Большой двор был и впрямь не самым подходящим местом для сколько-нибудь продолжительных секретных разговоров. Сразу сообразив, что незнакомец, без всякого сомнения, человек мирской, и найдя, что речи его изысканны и приятны, не то что разговорчики братьев монахов, Ричард вознамерился немедленно познакомиться с ним поближе, раз уж предоставилась такая возможность. Кроме того, собрание капитула вот-вот должно было закончиться, а в сложившихся обстоятельствах вряд ли имело смысл привлекать излишнее внимание приора Роберта или брата Жерома. Поэтому Ричард взял Гиацинта за руку и поспешно препроводил его к дальней калитке, откуда они прошли через весь монастырь прямо к мельнице. Там, на зеленом берегу пруда, их никто не потревожит, – позади только стена, под ногами мягкая травка, полдневное осеннее солнце все еще пригревает сквозь полупрозрачную дымку.

– Теперь говори, – выдохнул Ричард, беря быка за рога. – Мне так нужно, чтобы хоть кто-нибудь сказал правду. Сейчас многие занимаются решением моей судьбы и никак не могут договориться. И мне трудно самостоятельно позаботиться о себе и подготовиться к грядущим событиям, если никто не поможет мне проникнуть в их суть. Если ты на моей стороне, помоги разобраться. Поможешь?

Гиацинт прислонился спиной к монастырской стене, с удовольствием вытянул прямые, мускулистые ноги и прикрыл свои ясные глаза.

– Вот что я скажу тебе, Ричард. Я смогу тебе лучше помочь, если буду знать, что, собственно, происходит. Мне известен лишь конец этой истории, а ты знаешь ее начало. А вот если мы соединим ниточки и посмотрим, что получится?

– Согласен! – обрадовался Ричард. – Но расскажи мне сперва, что за послание ты принес от Кутреда.

Гиацинт пересказал мальчику послание отшельника слово в слово, точно так же, как и в зале капитула, но уже не изменяя голоса.

– Так я и знал! – воскликнул Ричард, в гневе ударив кулаком по дерну. – Я знал, что речь идет обо мне! Значит, бабушка даже святого отшельника использует в своих целях! А о событиях в лесничестве я слыхал, но ведь такие беды приключаются сплошь и рядом, от них не убережешься. Ты предупреди своего хозяина, чтобы тот не особенно поддавался влиянию моей бабушки, даром что та предоставила ему жилье и прочее. Растолкуй ему как следует, что она себе на уме.

– Обязательно растолкую, – кивнул Гиацинт.

– А тебе никто не рассказывал, почему она хочет забрать меня домой? Даже твой отшельник?

– Видишь ли, парень, я у него на побегушках. Он не говорит мне о своих делах.

Похоже, слуга отшельника вовсе не торопился возвращаться к своему хозяину, он устроился поудобней у замшелой стены и скрестил стройные ноги. Ричард придвинулся вплотную к Гиацинту, и тому пришлось чуть отстраниться.

– Она хочет женить меня, чтобы заграбастать оба соседних манора, – тихо вымолвил Ричард. – А невеста, Хильтруда, совсем старая, ей по меньшей мере года двадцать два…

– Возраст уже почтенный, – мрачно согласился Гиацинт.

– Да будь она даже молода и хороша собой, не хочу я ее! Не надо мне никаких женщин! Не люблю я их! Какая от них вообще польза?

– В таком случае место для житья ты выбрал самое подходящее, – с иронией заметил Гиацинт, и в его золотистых глазах сверкнули веселые искорки. – Стань послушником, откажись от мирской суеты, и в монастыре ты будешь в полной безопасности.

– Нет, так я тоже не хочу. Слушай, я тебе все расскажу. – И Ричард поспешно, но во всех подробностях изложил все, что касалось грозившей ему женитьбы и замыслов бабушки расширить таким образом свои скромные владения. – Ну вот, ты все знаешь, а теперь раскрой мне глаза, скажи, к чему готовиться. Так хочется, чтобы кто-нибудь рассказал все без утайки и не видел во мне только малого ребенка.

– Хорошо, – согласился Гиацинт, улыбнувшись. – Я готов быть твоими глазами и ушами в Итоне, верным слугой вашей милости.

– Растолковал бы ты все своему Кутреду. Не нравится мне, что он плохо думает об аббате, ведь тот лишь исполняет волю моего отца. И еще ты не сказал мне своего имени! Должен же я как-то тебя называть.

– Меня зовут Гиацинт. Говорят, так звали одного епископа, но я не имею к нему никакого отношения. Твои тайны будут в большей безопасности у грешника, чем у святого. Поверь, я надежнее исповедника, не бойся меня.

Эти двое и сами не заметили, как быстро нашли они общий язык, и лишь урчание в животе напомнило Ричарду о наступлении обеденного времени и необходимости наконец расстаться.

Ричард бодро шагал рядом с новым другом. По дороге, что огибала монастырь, он дошел с ним до самого Форгейта, где они и расстались, потом мальчик еще некоторое время провожал взглядом удалявшуюся по тракту стройную фигуру Гиацинта, после чего повернулся и, приплясывая, направился обратно к калитке в монастырской стене.

Первые несколько миль обратного пути Гиацинт преодолел легким, широким шагом, хотя вовсе и не спешил, просто у него было хорошее настроение и он получал удовольствие от быстрой ходьбы и чувства легкости во всем теле. В Аттингеме он перешел по мосту через реку, миновал заливные луга, примыкавшие к речушке Терн, которая впадала в Северн, и от Роксетера свернул к югу в сторону Эйтона. Дойдя до опушки леса, он замедлил шаг, поскольку в пути было так хорошо и Гиацинту вовсе не хотелось возвращаться. Чтобы добраться до скита, где жил отшельник, нужно было пройти по монастырским землям, в лесные угодья которых вдавался узкий надел, принадлежавший Люделам. Весело насвистывая, Гиацинт двигался по тропе, что тянулась вдоль сточной канавы, которая шла как раз по северной границе лесничества Эйлмунда. Противоположный берег канавы, высокий и обрывистый, являлся как бы естественной преградой, защищавшей лесные посадки. Берег всегда был зелен и хорошо ухожен, нигде ни одной промоины, да и не было в канаве такого сильного течения, которое могло бы подмыть давным-давно устоявшиеся берега. И тем не менее это произошло. Темные пятна обнажившейся, недавно оползшей земли Гиацинт увидел еще на подходе. Присмотревшись, он в задумчивости прикусил губу, затем пожал плечами и усмехнулся.

– Чем хуже, тем лучше! – произнес он вполголоса и направился к тому месту, где берег был подмыт более всего.

Он не прошел и нескольких шагов, как вдруг услыхал тихий вскрик. Казалось, звук исходил прямо из-под земли. Затем раздался шум ожесточенной борьбы и приглушенные проклятия. Мгновенно перейдя на бег, Гиацинт оказался на краю канавы, воды в ней было совсем мало, и была она грязной. Однако Гиацинт обратил внимание, что вода прибывает прямо на глазах. На другом берегу зиял свежий оползень. В этом месте росла старая ива, но, видимо, корни ее подмыло, она накренилась и рухнула поперек канавы. Ветки дерева тряслись, потому что кто-то отчаянно бился под ними, будучи наполовину уже в воде. В листве мелькнула рука, пытавшаяся отодвинуть дерево в сторону, человек тяжело стонал. И тут между ветвей Гиацинт увидел лицо Эйлмунда, перепачканное в грязи и искаженное гримасой боли.

– Держись! – крикнул Гиацинт. – Я сейчас спущусь!

Он полез в канаву, воды в ней было уже по пояс, подсел спиной под толстый сук и попытался приподнять дерево, чтобы дать возможность выбраться из-под него придавленному лесничему. Тяжело дыша и постанывая, Эйлмунд уперся в землю руками, и ему удалось частично выползти из-под дерева, которое придавило ноги. Однако при этом он сдавленно застонал, сжав зубы от боли.

– Ты же ранен! – крикнул Гиацинт и, еще раз подсев спиной под сук и ухватив обеими руками лесничего за подмышки, попробовал перевернуть дерево. – Ну! Наддали!

Эйлмунд поднатужился еще раз, Гиацинт надавил вместе с ним. По склону на них повалились комья грязи, но дерево наконец подалось и с громким всплеском перевернулось. Лесничий остался лежать, он тяжело дышал, ноги его были наполовину в воде. Гиацинт, с ног до головы в грязи и тине, встал подле него на колени.

– Придется идти за помощью, – сказал он. – Одному мне тебя не вытащить. А ты погоди вставать на ноги, полежи тут, пока я не приведу людей Джона Лонгвуда, что работают в поле. Придется звать нескольких человек, да с какими-нибудь носилками или жердями, чтобы нести тебя. Или, может, с тобой что-нибудь похуже стряслось, я не вижу только что?

Впрочем, и того, что Гиацинт видел, было вполне достаточно; его загорелое, перепачканное лицо стало встревоженным и озабоченным.

– Я сломал ногу, – проговорил Эйлмунд и, тяжело вздохнув, осторожно откинулся на спину. – Мне еще сильно повезло, что ты проходил этой дорогой. Меня прижало намертво, а вода опять стала подниматься. Я тут работал, пытался укрепить берег. А в твоих руках, парень, как я посмотрю, куда больше силы, чем кажется с первого взгляда, – вымолвил Эйлмунд и поморщился от боли.

– Ты можешь полежать тут некоторое время? – Гиацинт с опаской поглядел на высокий берег, но оттуда скатывались лишь небольшие комья грязи да свешивались обнажившиеся корни деревьев и трава. Ничего опасного вроде бы не было. – Я сбегаю, это недолго!

И Гиацинт припустил бегом прямо на итонские поля. Он окликнул первого же встреченного им работника. Помощь не заставила себя долго ждать. Люди пришли с жердями, выломанными из загородки от овец. На этих-то жердях Эйлмунда осторожно, даром что тот чертыхался сквозь зубы, понесли в его сторожку, находившуюся в полумиле отсюда. Зная, что лесничий живет вместе со своей дочерью, Гиацинт побежал вперед – предупредить девушку и дать ей время приготовить ложе для покалеченного отца.

Сторожка Эйлмунда стояла на небольшой просеке в лесу, рядом был разбит огород. Подбежав поближе, Гиацинт обнаружил, что дверь распахнута, а из дома доносится нежное пение. Видимо, девушка напевала за работой. Сам не понимая отчего, Гиацинт, который так спешил добежать до сторожки, теперь замешкался и не торопился ни постучать у порога, ни войти в дом без стука. Покуда он пребывал в замешательстве, песня в доме смолкла, девушка вышла на крыльцо, желая посмотреть, чьи это легкие шаги только что прозвучали на покрытой гравием дорожке.

Ростом она была невысока, но, что называется, ладно скроена и крепко сшита, – прямой взгляд голубых глаз, румянец как маков цвет, аккуратно заплетенные в косы каштановые волосы, отливавшие на солнце, как полированная древесина дуба. Девушка взглянула на Гиацинта с искренним любопытством и дружелюбием. От ее взгляда тот на мгновение онемел, так что, несмотря на всю срочность его дела, первой заговорила девушка:

– Ищешь моего отца? Он ушел на делянку. Ты найдешь его у канавы, где обвалился берег. – Она не сводила глаз с Гиацинта, и было видно, что тот явно пришелся ей по нраву. – А ты, наверное, тот юноша, что пришел к леди Дионисии вместе с отшельником? Я видела, как ты работал у него на огороде.

Гиацинт пришел наконец в себя и с горечью вспомнил о цели своего прихода.

– Все так, госпожа. Меня зовут Гиацинт. Твой отец скоро появится, но, увы, я должен сообщить, что с ним случилось несчастье и, боюсь, какое-то время ему нельзя будет выходить из дому. Я поспешил вперед, чтобы предупредить тебя до того, как его принесут. О, не пугайся так! Он жив и скоро, наверное, поправится. У него сломана нога. Случился еще один оползень, и на Эйлмунда упало дерево. Но ты не беспокойся, он обязательно поправится.

По лицу девушки пробежала тень тревоги, она побледнела, но ничего не ответила. Осознав суть случившегося, девушка стряхнула с себя оцепенение и сразу принялась за работу: распахнула пошире все двери, чтобы люди могли пронести носилки, приготовила ложе для отца, а затем поставила на огонь горшок с водой. Не отрываясь от дела, девушка разговаривала с Гиацинтом спокойно и рассудительно.

– Не впервые отец что-нибудь себе ломает. Но вот ногу – такого еще не было. Дерево, говоришь, упало, да? Наверное, та старая ива. Накренилась-то она давно, но поди знай, что она рухнет. Это ты нашел отца? И помог ему? – Голубые глаза девушки смотрели на Гиацинта по-доброму, она улыбалась.

– Поблизости оказались итонские работники, тоже чистившие сточную канаву. Они несут сейчас твоего отца.

Тем временем и впрямь принесли Эйлмунда, люди спешили как могли. Девушка с Гиацинтом вышли встречать их. Казалось, юноша хотел сказать ей что-то еще, что-то совсем другое, но, похоже, упустил время, поскольку та занялась своим отцом. Его внесли в дом, уложили, осторожно стащили с него мокрые башмаки и одежду – осторожно, однако без сдавленных проклятий и стонов все же не обошлось. Левая нога Эйлмунда была сломана ниже колена, но перелом был закрытый, кости не торчали наружу.

– Больше часа я лежал в канаве, – говорил Эйлмунд сквозь зубы. – И валялся бы там по сию пору, кабы не этот парень. Сам бы я ни за что не выбрался, придавило крепко, а позвать на помощь было некого. Бог свидетель, в этом парне такая силища, хоть с виду и не скажешь. Видели бы вы, как он отвалил это проклятое дерево!

Трудно поверить, но Гиацинта в эту минуту бросило в краску. Для его загорелого лица это казалось совершенно невозможным – и тем не менее юноша покраснел до ушей.

– Быть может, я могу сделать для тебя еще что-нибудь? – скромно спросил Гиацинт. – Я бы с радостью! Тебе надо хорошего костоправа. Я-то на это не гожусь, а вот если надобно сбегать за помощью – я готов. Это как раз по мне.

На минуту девушка отвернулась от отца и подняла свои большие ясные глаза на юношу.

– Что ж, если ты будешь так добр и позволишь нам увеличить свой долг перед тобой, то сообщи в аббатство, чтобы срочно пришел брат Кадфаэль.

– Конечно сообщу! – горячо согласился Гиацинт, словно человек, получивший самую желанную награду. Однако, едва девушка снова повернулась к отцу, Гиацинт, помедлив, потянул ее за рукав и быстро шепнул ей на ухо: – Я должен тебе кое-что сказать, но потом, с глазу на глаз, когда твоему отцу окажут помощь и ему полегчает.

И прежде чем та успела что-либо ответить – хотя по выражению лица Гиацинт понял, что девушка не отказывает ему, – он уже исчез за деревьями, бегом устремившись в долгий путь, обратно в Шрусбери.

Глава четвертая

В полдень в аббатство приехал Хью, чтобы повидать брата Кадфаэля и сообщить ему кое-какие новости из Оксфорда, первые со времени начала осады.

– Роберт Глостерский вновь в Англии, – доложил он. – Я получил эти сведения от одного из воинов, который сообразил вовремя убраться из города. Правда, таких счастливчиков, кого успели предупредить, оказалось не так уж и много. Он говорит, что Роберт высадился в Уореме, причем выбил королевский гарнизон, не потеряв ни одного из своих кораблей. Сам город он занял, но замок пока еще держится, Роберт осаждает его. Разумеется, помощи от Жоффруа он так и не дождался, разве что горстку рыцарей.

– Ты говоришь, он благополучно высадился и занял город, – сказал Кадфаэль. – Но зачем ему осаждать замок? Я думал, он сразу двинется к Оксфорду, чтобы вызволить свою сестру из ловушки.

– Наверняка он хочет подразнить Стефана, заставить его снять осаду с Оксфорда, хочет выманить его войска на себя. Тот воин сказал мне, что королевский гарнизон в Уореме весьма слаб и уже ведутся переговоры о его сдаче, к королю послан гонец с известием, что если тот не придет на выручку к назначенному сроку, – а воин, хоть и знал многое, но точной даты назвать не мог, – то гарнизону придется сдаться. Это лишь на руку Роберту. Он-то знает, какой это дерзкий вызов Стефану. Однако я думаю, что на сей раз король устоит. Он не станет упускать такую возможность.

– Нет предела человеческой глупости, – заметил Кадфаэль со смирением. – Однако надо отдать королю должное. Все его промахи происходят от великодушия, чего никак не скажешь о его кузине. Я так надеялся, что осада Оксфорда положит всему конец. Ведь если король возьмет замок и пленит императрицу с ее присными, жизни Матильды ничего не будет угрожать, скорее, сам Стефан окажется в опасности. Какие еще новости с юга?

– Говорят, что в лесу, у дороги на Уоллингфорд, нашли оседланную лошадь без седока. Это случилось уже давно, еще в то время, когда были перекрыты все дороги в Оксфорд и город был подожжен. У той лошади седло было все в крови, а седельные сумки кто-то раскрыл и опустошил. Один слуга, которому удалось вырваться из кольца окружения, признал, что и лошадь, и упряжь принадлежат некоему Рено Буршье, рыцарю из окружения императрицы, причем он был ее доверенным лицом. Мои люди толкуют, мол, та послала его из гарнизона на прорыв королевских кордонов с каким-то посланием в Уоллингфорд.

Кадфаэль, неторопливо обрабатывающий междугрядье, перестал тюкать своей мотыгой и повернулся к Хью Берингару:

– Ты хочешь сказать, она послала гонца к Бриану Фицкаунту?

Лорд Уоллингфорда был одним из самых стойких приверженцев императрицы и ближайшим соратником, за исключением разве что ее брата, графа Роберта. Его замок, по сути дела, являлся восточным форпостом владений императрицы, и Фицкаунт неизменно держал ее сторону, независимо от того, сопутствовала ей удача или нет.

– Как же вышло, что он теперь не в Оксфорде? – задал новый вопрос Кадфаэль. – Едва ли он мог переметнуться в другой стан.

– Все дело в том, что никто не ожидал от короля Стефана такой прыти. Он просто успел отрезать Уоллингфорд от Оксфорда. Однако Бриан нужен императрице как раз в своем Уоллингфорде. Ведь потеряй она этот замок, у нее останется лишь жалкий островок на западе. Это отрежет ее от Лондона. Видно, попав в отчаянное положение, она в самый последний миг успела послать гонца. Поговаривают, что Буршье повез Бриану сокровища, причем не золото, а драгоценные камни. Очень может статься, что так оно и есть, поскольку тому нужно чем-то платить своим людям. Бескорыстная преданность, разумеется, хороша, но людям надобно есть и пить, а сам Бриан давным-давно разорился на службе у императрицы.

– Ходят слухи, что этой осенью епископ Винчестерский пытался переманить Бриана на сторону короля, – хмуро заметил Кадфаэль. – Денег у епископа достаточно. Может любого купить с потрохами, но я сильно сомневаюсь, что Фицкаунта удалось бы подкупить, даже за большие деньги. Этот человек показал себя абсолютно неподкупным. Так что едва ли у императрицы была необходимость предлагать ему больше, чем давали враги.

– Конечно, но, когда королевские войска окружили ее, она вполне могла решиться на то, чтобы выслать Бриану изрядную часть причитающейся ему суммы, полагая, что прорваться еще можно по крайней мере хотя бы одному храброму воину. Как знать, может, она посчитала, что это вообще последняя возможность связаться с Брианом, и не захотела ее упускать.

Немного подумав, Кадфаэль согласился с выводами Хью. Какой бы жестокой ни была борьба за власть между королем Стефаном и императрицей, король никогда не покусился бы на жизнь кузины, но, захвати он ее в плен, ему пришлось бы во имя безопасности короны держать пленницу в заточении. И вряд ли стоит рассчитывать, что в темнице она откажется от своих притязаний и согласится принять свободу в обмен на свое смирение. Таким образом, Матильда могла потерять всякую связь со своими друзьями и союзниками и рисковала никогда больше их не увидеть.

– Стало быть, какой-нибудь храбрый воин и попытался прорваться, – рассудил Кадфаэль. – И в лесу нашли как раз его лошадь с перекошенной упряжью, с пятнами крови на седле и подседельнике и с пустыми седельными сумками. Но куда же подевался сам Рено Буршье? Может, его ограбили, а тело зарыли где-нибудь в лесу или бросили в реку?

– Может, оно и так. Во всяком случае, тела пока не нашли. Под Оксфордом у людей короля нынче осенью есть и другие заботы помимо прочесывания леса в поисках покойника. После того как город был разграблен и сожжен, покойников им и так хватает, – сухо вымолвил Хью, который, казалось, скрепя сердце смирился с теми побоищами, что время от времени несла с собой непредсказуемая междоусобная война.

– Любопытно, многие ли в замке знали о миссии Рено Буршье? – задумчиво заметил Кадфаэль. – Вряд ли императрица раскрыла свои намерения, но наверняка кто-нибудь что-то пронюхал.

– Похоже, что так оно и было. Пронюхал и гнусно употребил свое знание. – Хью дернул плечом, словно сбрасывал с себя зло, которое свершилось далеко отсюда и не подлежало его юрисдикции. – Слава Богу, что я не шериф Оксфордшира! Наши-то беды помельче – так, семейные ссоры с рукоприкладством, мелкие кражи да браконьерство. Вот, правда, еще эта чертовщина, что происходит в Эйтонском лесу. – Кадфаэль уже успел рассказать Берингару то, о чем аббат даже не счел нужным упомянуть в беседе с шерифом: леди Дионисия, похоже, вовлекла отшельника в свою тяжбу, и тот как-то уж слишком серьезно подходит к ее попыткам выдать себя за несчастную бабушку, которую жестоко разлучили с ее возлюбленным внуком. – Ведь отшельник угрожал еще худшими напастями, не так ли? Интересно, какая беда будет следующей?