скачать книгу бесплатно
– Клянусь Богом, – ответил Роберт, – я не понимаю этого, если только вы не хотите сказать этим, что граф Арран – враг вдовствующей королевы. Придумывать ловушки? Приготовлять новые оскорбления? Леди, будьте добры, объясните мне все это! Я, разумеется, заметил, что граф страшно ревниво жаждет быть первым слугой королевы и боится, как бы королева-мать не измыслила каких-нибудь честолюбивых планов; заботясь об этом, он и обходится с ней слишком необдуманно. Но, клянусь честью, я не стал бы служить ему, если бы сомневался, что он – человек чести и верен своей королеве!
– Вы сами высказали то, что хотите узнать от меня, – улыбнулась Мария. – Честолюбие графа совершенно противоположно по интересам честолюбию вдовствующей королевы. Таким образом, самое важное заключается в том, чтобы отдать отчет, чьи планы принесут королеве больше пользы. Поэтому-то мы и предпочитаем королеву-мать регенту.
– Это я понимаю. Но разве в силу этого так необходимо, чтобы он стал действовать предательским образом, чтобы его слуг третировали, как негодяев?
– Этого никто не делал, Сэррей!
– Нет, леди, такое холодное, колкое издевательство является просто презрением. Но я еще не дал вам ответа на ваш упрек. Леди! Мой брат, благородный граф Сэррей, был убит Генрихом Восьмым, так как не потерпел позора своего герба. С помощью графа Уорвика я ускользнул от мести убийцы, и граф дал мне рекомендацию к регенту Джеймсу Гамильтону графу Аррану. Он подал мне руку помощи и взял к себе на службу. Я не давал ему никаких других обещаний, кроме обещания честно служить королеве и не изменять его доверию. Если бы он потребовал от меня, чтобы я играл здесь сомнительную роль, я стал бы искать другого убежища. Я надеялся, что буду в силах посвятить всю свою жизнь службе властительнице, которая преследует убийцу Екатерины Говард; я вложил в эту надежду все свое честолюбие, и что же я вижу? – меня встречают как врага, как шпиона! Вы упрекаете меня в том, что я сердечно простился со стрелком. Ну, что же, я доверю вам секрет, который принадлежит ему. Его невесту тяжко оскорбили, и я помог ему отомстить за нее. Общая опасность, которой мы подверглись, сблизила нас; я узнал храбрость и благородство мыслей этого человека; постигшее его несчастье пробудило во мне участие к нему. Я пошел против него, чтобы помешать ему оскорбить вас, я потребовал от него объяснений, и мне пришлось замолчать, когда он ответил мне, что только следовал данным ему инструкциям, позволив себе держать себя настолько вызывающим образом. Должен ли я был упрекать его в том, что лежало на совести графа? Дал ли мне кто-нибудь из вас право указать ему границы? Разве не подчинилась вдовствующая королева требованиям стрелка? Леди, все это казалось мне хотя и необъяснимым, но еще недостаточным для того, чтобы порвать дружбу с человеком, сердце которого истекало кровью и который держал себя так дерзко не из злобности или надменности, а только в силу полученных им инструкций. Согласен, что я не принял бы на себя подобного поручения, если бы оно было дано мне вчера, но сегодня – другое дело!
– Значит, сегодня вы могли бы так же грубо обойтись с беззащитными женщинами?
– Леди, женщины уже не беззащитны, раз издевательство служит им оружием.
– Что же делать, если граф Арран не оставил нам ничего другого!
– Вы хотите сказать: вдовствующей королеве, леди? Но ведь граф – регент государства и является ответственным за безопасность королевы. Говорят, будто в полном ходу какие-то хитрые интриги, целью которых является выдача королевы Марии Стюарт англичанам или французам. Это делается якобы для того, чтобы королева-мать Мария Лотарингская могла получить регентство, так как жажда власти настолько сильна в ней, что она не остановится даже перед счастьем дочери, только бы вырвать власть из рук графа Аррана!
– Точно так же, как и, наоборот, сам граф не побрезгует никакими средствами, чтобы удержать эту власть в своих руках! – подхватила Мария Сейтон. – Я вижу, что мы с вами не придем к соглашению: вы служите графу, я же – королеве-матери. Мы – враги; вы присоединяетесь к сильнейшей партии!
– Леди, я принадлежу к ней только в силу взятых на себя обязательств. Если бы, например, сегодня я мог выбирать, то, быть может, в партии королевы-матери для меня был бы более притягательный пункт, чем тот, который может разбудить самое смелое честолюбие!
– Теперь уже поздно, – улыбнулась Мария, слегка покраснев под пламенными взглядами юноши. – Но я довольна уже и тем, что вы хотите быть открытым, честным врагом. Правда, вам благодаря этому придется лишиться некоторых незначительных развлечений, которые при других обстоятельствах вы могли бы найти в общении с моими подругами. Ведь нам надо быть осторожными, нам нужно хорошенько беречь от вас свои тайны, чтобы вы не выдали их графу Аррану. Мы не покажем вам, как мы занимаемся вышиванием и вязанием, так как вы можете подумать, что мы плетем сети интриг; мы должны будем остерегаться говорить при вас по-французски, так как вы можете заподозрить здесь измену. Нам придется вести себя в высшей степени прилично и важно; когда вы будете появляться у нас, то нам придется воздержаться тогда от шуток и смеха. Таким образом, в Инч-Магоме станет еще скучнее, чем прежде, потому что вдобавок к этим ужасным стенам, стеснявшим нас, к нам прибыл еще и наблюдатель, который будет следить за нами!
Сэррей был очарован этой любезной веселостью; но он был слишком умен, чтобы не разгадать под легким поддразнивающим тоном обмана.
– Леди, – сказал он, – если бы я имел поручительство, исходящее из таких прекрасных, как ваши, губок, в том, что здесь не куют интриг против регента, то этот наблюдатель превратился бы в самого добродушного пажа, который был бы счастлив стать мишенью насмешек прелестных фрейлин!
– Ага! – засмеялась Мария. – Вы собираетесь вступить в переговоры? Нет! – воскликнула она с кокетливым поклоном; последний должен был быть шутливым, но от Роберта не ускользнул недоверчивый взгляд, с которым она смотрела на него в этот момент. – Нет, вы объявили нам войну, и поэтому мы только тогда можем вступить в переговоры, когда кто-нибудь из нас победит. Но я хочу только дать вам добрый совет. Вы оскорбили кастеляна замка. Будьте осторожны, это очень хитрый человек.
– Благодарю вас за предупреждение. Но еще раз, кроме всяких шуток, позвольте мне вступить с вами в переговоры еще до начала войны. Ведь я был бы неутешен, если бы мне пришлось оказаться победителем и вы рассердились бы на меня за это!
– Тогда заранее сдавайтесь, господин паж!
– Этого я не смею!
– Ладно же, господин паж, мы тоже очень упрямы, но менее, чем вы. Желаю вам веселиться побольше! Мне нужно идти к королеве, так как темнеет, ну, а вы, наверное, захотите осмотреть валы и ворота. Смотрите повнимательнее, не роем ли мы где-нибудь подкопов и не подпиливаем ли где-нибудь решеток!
Мария, смеясь, простилась с Робертом и исчезла в воротах, которые вели во внутреннюю часть замка.
Глава 5. Мария лотарингская
I
Кастелян отвел пажу комнаты, находившиеся в том самом флигеле, где, как он уверял, водились привидения. Окна комнат находились в десяти футах от земли и были, как и большинство окон в замке, защищены железными решетками. Когда Роберт, вскоре после того, как расстался с Марией Сейтон, явился в свою комнату, то слуга кастеляна принес ему кружку сваренного на кореньях вина, так называемого ночного напитка, а затем, поставив на дубовый стол тяжелые серебряные подсвечники со свечами, спросил, не будет ли еще каких-либо приказаний. Сэррей отпустил слугу, заметив при этом, что он сильно устал. Затем он задернул занавеси на окнах, словно собираясь ложиться спать, погасил через несколько минут свечи, после чего, сменив тяжелые ботфорты на шелковые ночные туфли, подошел к окну и раздвинул гардины настолько, чтобы иметь возможность заглянуть сквозь них. Какое-то предчувствие говорило ему, что, быть может, уже сегодня произойдет что-либо и что именно в эту ночь, когда все будут думать, что он захочет отдохнуть с дороги, ему представится возможность разузнать, что обозначает собою это привидение во флигеле замка.
Его окна выходили во внутренний дворик, и через них он мог видеть окна королевской комнаты, где он был сегодня. Был вечер, но все-таки комнаты не были освещены. Ворота были заперты, и казалось, что замок словно вымер.
Такая тишина в столь ранний час казалась зловещей и странной.
Сэррей взял свою шпагу, засунул за пояс кинжал и тихо отворил дверь в прихожую, собираясь сделать обход, чтобы выяснить, что замышлялось под покровом этой тишины. Он прислушался и выглянул в дверь коридора. Однако и здесь царила такая же тишина. Тогда Роберт тихо открыл дверь, бесшумно выскользнул на цыпочках, тихонько спустился по лестнице и вышел на двор.
Там он сделал несколько шагов, прячась в тени от стены, и потом осмотрелся по сторонам.
Комнаты флигеля, находившиеся над его комнатами, были ярко освещены, и луч света проникал сквозь спущенные тяжелые гардины окон.
Это удивило Сэррея; ведь кастелян уверял, что в этом флигеле никто не живет!..
Вдруг Роберт увидел, что мимо него проскользнули две фигуры, и он был убежден, что то были духовник и какой-то другой мужчина. Значит, там происходило что-то, что хотели скрыть от него!
С сильно бьющимся сердцем Сэррей проскользнул обратно в дом, бесшумно поднялся по лестнице, попал в коридор и на мгновение остановился здесь, прислушиваясь.
Наверху открылась дверь.
Роберт спрятался в нишу под лестницей и прислушался. Какой-то мужчина осторожно спускался по лестнице, подошел на цыпочках к двери комнаты, где он помещался, и запер ее, а затем вернулся и тихо поднялся опять по лестнице.
Роберт подумал: «Значит, вы, голубчики, думаете, что заперли меня? Как бы не так! Но очевидно, что здесь замышляется измена!»
Роберт последовал за мужчиной, и когда последний добрался до верхней ступеньки, то услыхал тихий смех, по которому сейчас же узнал Марию Сейтон.
Роберт приложил ухо к двери комнаты, откуда доносился смех.
– Нет, это великолепно! – промолвила Мария Сейтон. – Я боюсь только одного, что он совсем не проснется и мы напрасно оденемся в эти саваны. Но какая отличная комедия получится, когда храбрый молодчик будет рваться к решеткам и не сможет выбраться из комнаты, чтобы совершить геройские деяния! Но обещайте мне, кастелян, что тогда, когда челнок счастливо переберется через озеро, вы позволите нам шуметь, словно настал час Страшного Суда. А когда он выбьется из сил в желании взломать дверь и начнет кричать и ругаться в окно, тогда вы тихо отопрете дверь и дадите ему возможность приступить к погоне за привидениями. Ведь он не знает ни ходов, ни ковровых дверей. Мы уж помучаем его досыта! Если он примется догонять меня, тогда Флеминг начнет высмеивать его, а если он станет преследовать Марию Бейтон, то замогильный голос Ливингстон примется вышучивать его.
– А в конце концов мы устроим так, чтобы он свалился в погреб; пусть постынет там до завтрашнего утра! – засмеялась Флеминг.
– Мы же примемся танцевать наверху танец привидений! – фыркнула Сейтон.
– Глупые девочки! – сказала вдовствующая королева. – Я не хочу вам портить шутку над этим высокомерным мальчишкой, но смотрите не браните меня потом, если она вызовет серьезные последствия. Если этот кичливый паж заподозрит что-либо, то не останется больше ничего иного, как заставить его онеметь навсегда, так как Арран скоро разгадает нашу игру!
– Ваше величество! – возразила ей Мария Сейтон. – Право же, он совсем не так плох. Если бы он не был связан своим словом быть верным графу, он был бы для нас самым потешным и добродушным оруженосцем на свете!
– Мария Сейтон с такой теплотой говорит о паже, – строго промолвила вдовствующая королева, – что я начинаю подозревать, не дорожит ли она гораздо больше его жизнью, чем благом моей дочери.
– Ваше величество! Как истинная Сейтон, клянусь вам! Я отношусь к нему сочувственно только потому что верю, что это вполне заслужено им. Но я не остановилась бы перед тем, чтобы воткнуть ему кинжал в самое сердце своей рукой, если бы он служил помехой к спасению королевы. Но в то же время я искренне признаюсь, что мне причинило бы большое горе, если бы ему причинили бесполезное зло!
Услышав эти слова, Сэррей почувствовал лихорадочное сердцебиение. Стыд и гнев заставили в нем вскипеть всю кровь, когда девушки стали с иронией смеяться над тем, как одурачат его. Теперь же другие чувства болезненно закрались к нему в сердце.
Эта милая девушка могла бы любить его, а ему придется только восстановить ее против себя, если он будет исполнять то, что предписывает ему его долг. Но вместе с тем решительный момент может наступить с часу на час, а ведь он может помешать бегству королевы, он должен сделать это, если не желает стать изменником данному слову!.. Но ведь если он сделает это, Мария Сейтон возненавидит его!
– Пора! – раздался из комнаты голос вдовствующей королевы. – Дрейбир, проводите графа и откройте ему ворота! На всякий случай велите завесить окна снаружи, чтобы тот ничего не увидал, в случае если он все-таки будет подглядывать или проснется от шума. Ты же, Мария…
Дальнейшие слова Сэррей не мог расслышать, так как голос вдовствующей королевы понизился до глухого шепота.
Роберт перевел дух. Значит, возможно, что сегодня предполагалось только выпустить иностранца из замка, но о бегстве королевы пока еще не думали. Он услыхал тихое побрякивание оружия – значит, там готовились в крайнем случае пустить в ход насилие. Было вне всякого сомнения, что гарнизон замка подкуплен королевой-матерью, так как иначе им не могло бы удаться проведение намеченного плана. Но в этом Роберт хотел лично удостовериться.
Он торопливо поднялся по лестнице еще выше, прошел во второй этаж и нашел там лестницу, ведшую на зубцы замка. Там он увидал часового-стрелка, лежавшего на сигнальной пушке, которой можно было поднять тревогу.
Часовой спал. Сэррей потряс его за плечо, но даже и тогда, когда Роберт толкнул его, так что стрелок скатился с пушки, тот все-таки не проснулся. Значит, часового усыпили каким-нибудь снадобьем!..
Роберт осмотрел пушку и убедился, что она заряжена. Значит, было вполне в его власти в крайнем случае поднять тревогу в замке и в окрестностях.
Он снова скользнул вниз. В коридоре все было тихо. Роберт тихонько открыл дверь, у которой только что подслушивал, и увидал вдовствующую королеву, стоявшую у открытого окна. Она следила оттуда, удастся ли затеянное, и не заметила, как Роберт бесшумно скользнул к другому окну, чтобы заняться тем же делом.
Он смотрел на внутренний двор и увидал кастеляна, который выпускал из ворот какого-то мужчину. Королевы с ними не было. Перед дверью выстроилась толпа каких-то фигур, закутанных в белые покрывала.
Сэррей снова выскользнул за дверь. Когда он спустился по лестнице, которая вела во двор, то по ней поднималась как раз одна из этих белых фигур. Было настолько темно, что она не могла его узнать, но все-таки заметила его.
– Все удалось, – зашептал милый голосок Марии Сейтон, – паж спит, как сурок. Но теперь мы разбудим его, даже если он отведал сонного напитка.
– Ни звука или я все выдам, Мария Сейтон! – шепнул ей Роберт, хватая ее за руку, а другой зажимая ей рот. – Следуйте за мной, если вам дорога жизнь, или произойдет большое несчастье!
– Говард! – пробормотала фрейлина, и он почувствовал, как девушка задрожала от испуга.
– Лучше добровольно следуйте за мной, – шепнул он, – клянусь Богом, это лучшее, что вы можете сделать.
– Куда? – дрожа спросила Мария, тогда как он увлекал ее за собой.
– На зубцы замка. Я хочу посмотреть, кому это дают бежать. Лучше я соглашусь пустить челнок ко дну, чем стать бесчестным!
– Вы с ума сошли, Сэррей! Королева спит в постели!
– Увидим! Насилие против насилия, хитрость против хитрости!
Они добрались до зубцов. Сэррей запер дверь и задвинул железный засов.
– Теперь, – сказал он, – победитель – я! Я не только не попал в погреб, но стою около заряженной сигнальной пушки. Кроме того, здесь у меня арбалет часового, а стреляю я метко… Говорите же мне теперь, кто это бежит отсюда?
Мария покраснела, как рак, когда услыхала, что он подслушал ее слова.
– Делайте, что хотите, – сказала она, кидая на него взгляд, полный холодного презрения. – Вы подслушивали, вы – пронырливый человек, и я ненавижу вас, как злейшего врага!
Сэррей подошел к брустверу и посмотрел вниз. Челнок отвязали от причала, но туда никто не сел, кроме какого-то мужчины и лодочника.
Роберт вернулся к Марии и сказал:
– Леди! Если я разряжу пушку, то часовой там, снаружи, созовет весь гарнизон и поднимет тревогу в деревне. Беглеца поймают, будет произведено расследование, и я вынужден буду стать обвинителем тех, кого вы любите. Даже против вас мне придется свидетельствовать. Поклянитесь мне, что отныне вы будете предупреждать всякую интригу и откроете мне каждую тайну, касающуюся королевы. Тогда я готов ничего не видеть сегодня и вверить вам одной свою честь.
– Я не могу, я не хочу этого! – воскликнула фрейлина, вся красная от злости. – Ну что же, стреляйте из пушки, и все благородные шотландские сердца проклянут вас!
– Леди! – воскликнул Сэррей. – Если бы вы намеревались честно поступить со мной, то не потерпели бы, чтобы издевались над обманутым. Ведь вы же знаете, что я своей честью поручился быть настороже. Можно было обмануть меня, можно было за моей спиной смеяться над спящим, но вы хотели обречь меня издевательствам. А теперь взвешивайте, честный я враг? Я вступлю в переговоры, не выжидая победы. Согласны вы или нет?
– Нет, нет и нет!
Сэррей подошел к пушке и схватил запальник. Этого Мария не ожидала. Она торопливо подбежала к нему и крикнула:
– Роберт Сэррей! Вы хотите не исполнить свой долг, а отомстить мне! Ну что же! Убивайте меня, потому что клянусь Богом, что вместе с сигнальным выстрелом пушки я брошусь отсюда в озеро. Я не смею жить, когда всем будет известно, что глупость Марии Сейтон погубила королеву!
Сказав это, девушка подошла к брустверу.
Выражение ее лица дышало такой решимостью, что Роберт задрожал и, отбрасывая запальник, шепнул:
– Мария! Можете торжествовать: Роберт Сэррей жертвует вам своей честью!
Он обнажил шпагу и наступил на нее ногой, чтобы сломать ее.
Но фрейлина подбежала к нему и шепнула ему со слезами на глазах:
– Роберт Говард, вы правы! Я постыдно поступила против вас, но я имела в виду просто забавную шутку и не думала, что это так болезненно обидит вас. Клянусь вам всем, что мне свято: королева должна узнать, каким благородством полны ваши мысли. И клянусь вам, что до тех пор, пока я нахожусь в этом замке, я никогда не буду замышлять измену.
Сэррей схватил ее за руку и, покрывая поцелуями, произнес:
– Мария, этого довольно, но я чувствую, что требую от вас нарушения обязанностей вашей чести ради моей. Вы хотите остаться верной, а несчастная судьба заставила нас служить разным господам. Но можно еще как-нибудь выйти из этого положения, – перебил он вдруг сам себя, и его лицо просияло. – Я выстрелю из пушки, когда будет уже слишком поздно, чтобы догнать беглеца!
– Но этим вы вызовете расследование, которое даст регенту основание разлучить королеву с матерью! Нет, Сэррей, лучше мне умереть. Доверьтесь мне, доверьтесь благородству вдовствующей королевы, которая будет обязана вам бесконечной благодарностью, если вы пощадите ее на этот раз!
Роберт задумался на минуту.
– Хорошо, я последую вашему совету, – сказал он после короткой паузы. – Я рискую многим, доверяясь таким образом, но надеждой мне будет служить то, что я заслужу этим сладкую награду!
Мария выдернула от него свою руку. Этот тон привел ее в себя и напомнил ей, что она с ним наедине. Она вздрогнула при мысли, что ее могли уже хватиться.
– Пустите меня! – взмолилась она. – Пустите меня!
– Я не пущу вас ранее того, как услышу, что вы простили меня, Мария! О, вы обязаны еще отплатить мне за ту ужасную шутку, которую задумали со мною!
– Роберт Говард, ввиду намеченной вами цели я прощаю то насилие, к которому вы прибегли, но теперь требую, чтобы вы исполнили мое желание!
Он отодвинул задвижку и, открыв дверь, тихо сказал:
– Вы свободны! Могу ли я надеяться на приветливое слово от вас?
Мария быстро исчезла, не дав ему никакого ответа.
– А что, если она все-таки лицемерит! – пробормотал про себя Сэррей. – Ведь это она хотела посмеяться надо мной, обманутым всеми ими!
Он спустился по лестнице, и уже издали до него донесся шум, которым веселые дамы думали разбудить мнимоспящего.
Достигнув двери, у которой он недавно подслушивал, Роберт на мгновение призадумался, предоставить ли Марии Сейтон сообщить обо всем случившемся вдовствующей королеве или сделать это самому. В конце концов он решился на последнее и открыл дверь.
Королева-мать сидела за столом с духовником, и оба они казались очень веселыми; но едва они увидели Сэррея, как священник побледнел, а Мария Лотарингская, пораженная, вскочила со стула, словно перед ней появилось привидение.
– Ваше величество, прошу простить меня, если я помешал, – произнес Роберт, – но здесь разыгрывается маскарад, а я присвоил себе другую роль, чем та, которая предназначалась мне.
– Вы не в своей комнате? Где вы были? – проговорила королева дрожащим голосом, с гневно сверкающими глазами.
– На башне дворца, ваше величество. Я видел спящего сторожа и плывущую по озеру лодку.
– Это невозможно, вы бредите!
