Без времени, без желаний, без истерики

скачать книгу бесплатно


Я видел это каждый день и не удивлялся ничему уже, примерно, никогда. Программа вшита в меня с рождения, перенесена генетически, поэтому я видел подобных картин сотни тысяч раз, даже когда меня ещё не существовало. Обычно ко всей этой палитре грязи прибавляются вечные выстрелы, взрывы и смерти пачками на глазах. Но пока зима, и война, которая ныне – развлечение, была в официальной ремиссии. Изредка запуская ракеты в соседние государства, люди позволяют себе получить немного эмоций.

В приёмной сидел мужчина, лет тридцати пяти, перебирающий в суматохе глазами влево, вправо, вверх и вниз, неосознанно подающий признаки внутренних конфликтов. Переодевшись в кабинете, я позвал его к себе. Молча зайдя в кабинет, он робко снял своё пальто. На нём остался старый пиджак, под которым была тонкая белая рубашка из благородной ткани, а на ногах были тёмные брюки в линейку и чёрные ботинки. На лице красовалась небрежная борода с усами, но лаконично на нём лежавшая. Видно было, что он старается выглядеть хорошо и ухоженно, но в силу неизвестных мне пока обстоятельств, назвать причины я не могу. Сев на диван, он устремил взгляд в пол. Я начал:

– Хренового утра. Моё имя Исаак. Именно так можете ко мне обращаться.

– Здравствуйте, – робко начал клиент, – могу я называть вас доктором?

– Как вам угодно, – ответил я.

– Хорошо. Моё имя Игнат. Ну, чтобы обозначить, кто я, и как ко мне обращаться.

– Игнат, – начал я, – что же. Давайте начнём сеанс. Рассказывайте, чем занимаетесь, что у вас произошло, мне важно знать всё.

– Меня зовут Игнат. Я пишу книги. Это мой способ заработка. Известен в узких кругах, но этого достаточно, чтобы содержать семью: себя, жену и пятилетнюю дочь. Вам, как психологу, вполне должно быть известно, что страсть не способна поместиться между людьми, живущими в одной квартире, спящими в одной постели на протяжении многих лет. Жена меня младше на шесть лет. В её молодых жилах ещё кипит страсть к страсти. Семейная жизнь отнимает былое беззаботное развлечение, в обмен на ответственность и взросление. Сколько было разговоров меж нами перед зачатием ребёнка. Говорила мне, что готова к семейной жизни и хочет детей, – сказал Игнат и замолчал, тяжело выдохнув.

– Не переживайте. Рассказывайте в своём ритме, я вас слушаю. Если необходимо вас подтолкнуть к вопросу, или захочется пить, обращайтесь, – сказал я.

Ничего не ответив, Игнат продолжил:

– В одну ночь, когда мы лежали и смотрели фильм в темноте перед сном, на экране началась сцена соития. Кровь прильнула к моему тазу и к конечностям моей супруги. Её рука робко стала сползать с живота к моим гениталиям, начав ласкать меня через одежду. Глаза самопроизвольно закатились, шея ощутила её тёплое сладкое дыхание, пока мои вздохи становились постепенно неравномерными. Её дыхание испустило из себя ползущий язык в моё левое ухо. Мгновенно я перестал вдыхать, как будто застывший, воздух. В голове образовался вакуум, мысли ни о чём покрылись латексным орелом и вытаращили волосы на руках и ногах. Мурашки выходили колонной одна за другой. Кровь начала бить ключом в корень между ног. Голова пыталась прижаться к плечу, но её язык не прекращал елозить в ухе. Наконец я повернулся и столкнулся языком о её язык. Мягкие сладкие губы соединились с моими в любовном вальсе. Теплота её рук, осторожно касающихся моего лица; её ноги, постепенно связывающиеся за моей спиной в узел содома; тонкие и длинные ресницы, закрывающие необъятно объёмные голубые глаза, глядя в которые видишь рождение Вселенной. Те самые остатки осколков глаз девы Марии, оставившие семя, и родившиеся в глазах объекта моего вожделения. Растекающиеся по плечам мягкие, будто младенца, русые волосы, щекочущие моё оголённое тело. Я переходил от губ к шее, от шеи к груди, и возвращался к мокрым от слюней, приоткрытым, едва улыбающимся, прикушенным губам и полным сладострастия глазам, зазывающим меня вновь к поцелую. Рукой я шевелился в копне мягких волос, а другой залазил под пастельно розовые шёлковые пижамные шорты, напрямую к кружевным чёрным трусикам. Её рука поглаживала мою голову, переменно переходя на щетинистую щёку, а другая, насколько может нежно женщина, гладила спину и рёбра, иногда спускаясь к эрегированному органу, лаская его через нижнее бельё.

Когда я достиг пика прелюдий, она сказала, сквозь неравномерное, желающее соприкосновения половых органов в предэякуляте, дыхание: «Я хочу от тебя детей» Именно в эту ночь мы не использовали контрацептивы. Сказав голосовому помощнику: «Включи плейлист «Want warm sex with u», я стал вновь целовать её, параллельно стягивая с неё нижнее бельё вместе с шортиками, пока она снимала моё бельё с меня. Мы продолжали тереться друг о друга, ожидая тот самый момент. Вся её шея была в моих засосах, все мои губы были наполнены кровью и стали опухшими. Расчехлённое тело и нагая душа… Наконец, мужской орган самопроизвольно вошёл в неё. Половой акт был медленен, чувственен. Я слышал каждый вдох с нотами стонов её нежного голоса. Локоны волос стучали о мои плечи. Два человека, окрылённые тайным, трансцендентным и эфемерным для понимания чувством, соединённые интимными частями тела, не завораживает ли это? Насколько же это табуированная тема в обществе прошлого века – двадцать первого – что сцена любви, расписанная в столь подробной манере, считается мерзкой. И насколько же чуждо так подробно описывать искренние чувства в наше время. Эпоха новой искренности исчезла, и постмодернизм вновь вернулся к нам. Я стою против этого.

– Вы очень красиво описали ваши чувства. Продолжайте, – сказал восхищённо я.

– В ту ночь мы зачали ребёнка. Девять месяцев выхаживания прошли чудесно, да и первые два года. Но, с постепенным взрослением ребёнка, настигла нашу семью учесть всех людей на планете. Вы же понимаете, о чём я?

– Конечно.

– Пока мы были озабочены ухаживанием за ребёнком – нас не волновало ничего. Но время идёт, и начинает понемногу шагать ребёнок. Становится более самостоятельный. Лелеющая пелена с глаз родителей исчезает – нас начинает поглощать безыдейная, безвкусная, серая реальность. Хочется чего-то нового обоим. Но я изучал стоицизм, отчасти могу назвать себя способным противостоять этой действительности, жена же моя – нет. Она изучала эзотерику, таро и прочие рудименты псевдонаучной эклектики построения разносторонней личности двадцать первого века. Перестала понимать меня, идти на компромиссы. Её совершенно самодурское желание начать свободные отношения, я пресёк на корню и сказал, что следующий разговор об этом превратится в конец отношений, понимая заранее, что она, уже подумав об этом, непригодна для построения семейной жизни, поэтому можно было заканчивать историю с ней уже тогда. Консерватизм в межличностных отношениях – вот те самые сваи моей внутренней догматики, что не устраивает её. Тянусь к будущему, она отвергает настоящее. А настоящее, это не только то самое, что идёт в данный момент. Настоящее – это ещё и то, что подлинно, искренне, что отвергает концепции потакания своим слабостям.

Она сделала вид, что поняла меня, но через неделю изменила мне, выставив меня тираном, не дающим права выбора. Она изменила, я – тиран, боже, какой бред. После этого я оставил ей и дочери квартиру, а сам живу сейчас в съёмной. Первую неделю было невыносимо. Ощущения были, будто этот человек совершил несколько ножевых ранений в области кровокачающего органа. Лезвием начертил границы его местоположения и остриём пробил грудную клетку в нескольких местах, чтобы красными маркими руками сунуть пальцы внутрь и, еле нащупывая среди поломанных рёбер и парализованных, постоянно сокращающихся от шока, мышц, найти моё сраное сердце и попытаться конфисковать его из тела любящего её человека, чтобы на циферблате срока годности любви к ней изменить дату на предыдущий день до разрыва отношений, дабы вина осталась за мной. Пульсирующее сердце истончается с каждым ударом о стенки запястья своей когда-то второй половинки. Кровопускание происходит всё активнее и насыщеннее. Кажется, что уже и качать будет нечего, ведь оно уже не в теле, но торчащие, не вырванные лоскутки вен и нервов из сердца, тянущиеся сильным натяжением в обглоданную, с дроблёнными костями, рыхлыми открытыми мышцами плоть – связывают мою жизнь на границе со смертью. Лишь будучи живым, человек ещё может что-то ощущать. Даже неизвестно, отчего было больнее – от острой кипящей горечи предательства человека, к которому испытывал чувства, которое именуют любовью; или от торчащего наружу сердца, впитывающее своей нежной кожей кислород, не переваренный предварительно лёгкими. Напоследок я сказал: «Любовь – безусловное чувство, и мне не обязательна твоя взаимность, чтобы тебя любить. Но после твоих поступков я не хочу с тобой больше быть» и ушёл, надеюсь, навсегда. Раз в месяц буду присылать деньги для ребёнка, но никогда не увижу её мать.

– Да… – Я сделал паузу, выдохнув воздух. – Позвольте мне сейчас переварить эту информацию. Не желаете выпить кофий?

– Давайте, – устремив взгляд вниз, сказал Игнат, – латте, если можно.

Я подошёл к кофемашине и начал делать кофе, параллельно обдумывая сказанное. Кофемашина зашумела, вылила напиток из своего чрева, и вновь замолчала. Взяв две чашки, я подошёл к креслу, поставил их на блюдца, и сел, начав свою речь.

– Итак, Игнат. Ваши терзания до сих пор вас тревожат?

– Разумеется. Это было неделю назад. Доселе я не могу спать. Нигде не могу найти спасения. Мне бы хоть разобраться в проблематике моей патологии, дальше справлюсь. Выпущу сборники своих любовных приторных стихотворений, так сказать, сублимирую тяжбы души, предварительно распутав клубки мыслей в голове. Тогда-то мне станет легче.