скачать книгу бесплатно
Мотаю головой.
– Почему? – вопит он.
– Опасно!
– Они уехали!
– Подождут.
– Быстрее!
– Нет. – Я качаю головой. Смутное чувство. На мотоцикле им доверяешь, и остаемся на пятидесяти пяти.
Начинается дождь, но впереди огоньки города… Так и знал, что он здесь будет.
Когда подъезжаем, Джон и Сильвия уже ждут нас под первым деревом у дороги.
– Что с вами случилось?
– Сбросили скорость.
– Это мы поняли. Что-то не так?
– Нет. Давайте прятаться от дождя.
Джон говорит, что на другой окраине есть мотель, но я отвечаю, что мотель есть и получше – если повернуть направо по дороге, обсаженной тополями, через несколько кварталов отсюда.
Сворачиваем к тополям и проезжаем несколько кварталов – появляется небольшой мотель. В конторе Джон озирается и произносит:
– И впрямь недурно. Когда ты здесь бывал?
– Не помню, – отвечаю я.
– Откуда тогда про него знаешь?
– Интуиция.
Он смотрит на Сильвию и качает головой.
Сильвия уже сколько-то за мной наблюдает. Замечает, как у меня подрагивают руки, когда расписываюсь в книге регистрации.
– Ты ужасно бледный, – говорит она. – Это на тебя молния так?
– Нет.
– Ты как призрака увидал.
Джон с Крисом смотрят на меня, и я отворачиваюсь к двери. Льет по-прежнему как из ведра, но мы делаем рывок к комнатам. Наши пожитки на мотоциклах укрыты, и мы пережидаем грозу – потом заберем.
Дождь заканчивается, небо чуть светлеет. Но со двора мотеля вижу, что за тополями почти совсем сгустилась другая тьма – ночная. Идем в город, ужинаем, а когда возвращаемся, дневная усталость догоняет меня по-настоящему. Почти не шевелимся в металлических шезлонгах во дворе, медленно допиваем пинту виски, которую Джон принес из холодильника мотеля вместе с какой-то разбавкой. Виски льется внутрь медленно и приятно. Прохладный ночной ветерок постукивает листочками тополей у дороги.
Крис спрашивает, что будем делать дальше. Неугомонный парнишка. Новизна и странность обстановки возбуждают его, и он предлагает нам петь песни, как в лагере.
– Мы не очень хорошо поем песни, – говорит Джон.
– Тогда давайте рассказывать истории. – Крис задумывается. – О призраках знаете? Все пацаны у нас в домике рассказывали по ночам о призраках.
– Лучше ты нам расскажи, – просит Джон.
И Крис рассказывает. Слушать его истории довольно забавно. Некоторые я с его возраста не слышал. Говорю ему об этом, и он хочет послушать, о чем рассказывали мы, но я ни одной истории не помню.
Немного погодя спрашивает:
– Ты веришь в призраков?
– Нет, – отвечаю я.
– Почему?
– Потому что они не-на-уч-ны.
Джон улыбается моему тону.
– В них не содержится материи, – продолжаю я, – и нет энергии, а поэтому, согласно законам науки, они существуют только у людей в головах.
Виски, усталость и ветер в деревьях уже мешаются у меня в голове.
– Конечно, – прибавляю я, – законы науки тоже не содержат в себе материи и не имеют энергии, а потому существуют только у людей в головах. Лучше сохранить целиком научный подход ко всему и не верить ни в призраков, ни в научные законы. Так безопаснее всего. Вере тут делать нечего, но и это научный подход.
– Я не понимаю, о чем ты, – говорит Крис.
– Это у меня такая хохма.
У Криса опускаются руки, когда я так разговариваю, но он, по-моему, не обижается.
– Один пацан из Христианского союза молодежи говорит, что он верит.
– Он просто тебя дурачит.
– Ничего не дурачит. Говорит, что, если людей правильно не похоронили, их призраки возвращаются и преследуют людей. Он правда в это верит.
– Он тебя просто дурачит, – повторяю я.
– Как его зовут? – спрашивает Сильвия.
– Том Белый Медведь.
Мы с Джоном переглядываемся, вдруг понимая одно и то же.
– А-а, индеец! – говорит он.
Я смеюсь.
– Наверное, придется кое-какие слова взять обратно, – говорю я. – Я думал о европейских призраках.
– Какая разница?
Джон хохочет:
– Он тебя поймал.
На минуту задумываюсь и говорю:
– Ну, индейцы порой иначе на все смотрят – не скажу, что неправильно. Наука не входит в индейскую традицию.
– Том Белый Медведь сказал, что папа и мама не велели ему во все это верить. А бабушка шепнула, что это все равно правда, вот он и верит.
Крис умоляюще смотрит на меня. Ему действительно иногда хочется что-то знать. Хохмить еще не значит быть хорошим отцом.
– Еще бы, – отвечаю я, давая задний ход, – я тоже верю в призраков.
Теперь на меня странно смотрят Джон и Сильвия. Понимаю, что на сей раз мне так легко не отделаться, и собираюсь с духом перед долгим объяснением.
– Совершенно естественно, – говорю я, – считать невеждами европейцев, веривших в призраков, ну или индейцев. Научная точка зрения низвела все остальные точки зрения до какого-то примитивизма, стало быть, если человек сегодня говорит о призраках или духах, он считается невеждой – или же чокнутым. Почти невозможно представить себе мир, где на самом деле могут существовать призраки.
Джон кивает, и я продолжаю:
– Мое личное мнение: интеллект современного человека – не такое уж совершенство. Коэффициент его не сильно изменился. Индейцы и средневековые люди были не глупее нас, но мыслили в совершенно ином контексте. Призраки и духи в том контексте мышления так же реальны, как для современного человека реальны атомы, частицы, фотоны и кванты. Вот в этом смысле я верю в призраков. У человека современного тоже свои призраки и духи.
– Какие?
– Ну, законы физики и логики… система чисел… принцип алгебраической подстановки. Все это призраки. Просто мы верим в них так истово, что они кажутся реальными.
– По-моему, они и есть реальны, – говорит Джон.
– Не улавливаю, – говорит Крис.
И я продолжаю:
– Например, вроде бы совершенно естественно подразумевать, что гравитация и закон тяготения существовали до Исаака Ньютона. Только чокнутый решит, будто до XVII века гравитации не было.
– Конечно.
– Так когда начал действовать закон? Был всегда?
Джон хмурится, пытаясь понять, к чему я клоню.
– А веду я вот к чему, – говорю я. – До начала Земли, до того, как образовались Солнце и звезды, до самого первоначального порождения всего – закон тяготения существовал.
– Еще бы.
– Сидя в пустоте, без собственной массы, без собственной энергии, не находясь ни в чьем мозгу, потому что никого еще не было, ни в пространстве, потому что и пространства не существовало, нигде, – этот закон тяготения все-таки был?
Вот теперь Джон, кажется, уже не так уверен.
– Если закон тяготения существовал, – говорю я, – честное слово, я даже не знаю, что надо сделать, чтобы не существовать. Мне кажется, закон тяготения выдержал все испытания на несуществуемость, что только есть. Нельзя придумать ни единого качества несуществования, которого бы не нашлось у закона тяготения. И ни одного-единственного научного определения существования, которым бы он обладал. И все-таки «здравый смысл» заставляет верить, что он был.
Джон говорит:
– Пожалуй, тут надо подумать.
– Ну, тогда – с хорошей точностью – ты будешь думать над этим долго и в итоге начнешь ходить кругами, пока не придешь к единственно возможному, рациональному, разумному заключению. Закона тяготения и самой гравитации не существовало до Исаака Ньютона. Никакой больше вывод не имеет смысла… А это значит, – продолжаю я, не дав ему перебить, – это значит, что закон тяготения существует только в головах у людей! Это призрак! Мы все очень заносчивы и самонадеянны, когда черним чужих призраков, а к своим относимся так же невежественно, варварски и суеверно.
– Почему ж тогда все верят в закон тяготения?
– Массовый гипноз. В своей очень ортодоксальной форме, называемой «образование».
– В смысле, учитель гипнотизирует детей, чтобы те верили в закон тяготения?
– Конечно.
– Абсурд.
– Слыхали, как важен зрительный контакт в классе? Каждый педагог это подчеркивает. И ни один этого не объясняет.
Джон качает головой и наливает мне еще. Прикрывает рот ладонью и театрально шепчет Сильвии:
– Знаешь, он всегда производил впечатление вполне нормального парня.
Я парирую:
– Ничего нормальнее я за последние недели не сказал. Обычно я прикидываюсь таким же безумцем двадцатого века, как вы. Чтобы не привлекать к себе внимания… Но для вас повторю. Мы верим, что бестелесные слова сэра Исаака Ньютона сидели невесть где за миллиарды лет до его рождения, а он их магически открыл. Они были всегда – даже когда ни к чему не применялись. Постепенно возник мир, и они стали применяться к миру. Они-то и слепили мир. Это, Джон, смешно… Проблема, противоречие, на котором застряли ученые, – разум. Разум не обладает ни материей, ни энергией, но его господства над всем, что ученые делают, не избежать. Логика существует в уме. Числа существуют только в уме. Я не расстраиваюсь, когда ученые говорят, что призраки существуют в уме. Меня достает лишь вот это лишь. Наука тоже лишь у тебя в уме, только ее это не портит. И призраков не портит тоже.
Все просто смотрят на меня, поэтому я продолжаю:
– Законы природы человек придумал, как призраков. Законы логики, математики тоже человек придумал, как призраков. Всю эту лепоту придумал человек, включая само представление о том, что ничего этого человек не придумывал. Мир вообще никак не существует вне человеческого воображения. Он весь – призрак, в древности его таковым и считали, всю эту лепоту, в которой мы живем. Мир управляется призраками. Мы видим то, что видим, поскольку призраки нам это показывают – призраки Моисея, Христа, Будды, Платона, Декарта, Руссо, Джефферсона, Линкольна, снова и снова. Исаак Ньютон – очень хороший призрак. Один из лучших. Ваш здравый смысл – просто-напросто голоса тысяч таких призраков прошлого. Призраков, и только их. Призраков, что пытаются найти себе место среди живых.
Джон не отвечает – видать, задумался. А Сильвия распалилась.
– С чего ты все это взял? – спрашивает она.
Ответ готов сорваться у меня с языка, но я передумываю. По-моему, я уже и так перегнул палку, а то и вообще ее поломал. Хорошего понемножку.
Немного спустя Джон произносит:
– Отлично, что мы опять в горах.
– Да, неплохо, – соглашаюсь я. – За это по последней!
