скачать книгу бесплатно
Регарди показалось, что Веор взглянул на него с любопытством.
– Вы очень тактичны, но не беспокойтесь. Озеро с залом и примыкающие к нему комнаты открыты для всех. Это место для учеников, которые готовятся к Испытанию Смерти. Здесь вы можете ходить везде.
Ответ Веора Арлинга не обрадовал. Вот если бы серкет сказал, что ходить можно везде за исключением двух комнат слева или трех залов справа, тогда все было бы гораздо проще. Но легко не было уже давно. Странно, что он до сих пор не привык к этому.
Едва Аттей покинул Пустошь, как всех учеников куда-то увел один из воинов Нехебкая, который накануне встречал их вместе с настоятелем Бертраном. Арлинг запомнил его по сильному травяному запаху волос, собранных в косы. При ходьбе они шелестели по накидке, помогая улавливать его движения. Молодые кучеяры вернулись через пару часов, оживленные и взбудораженные. Догадываясь, что им рассказывали об Испытании Смертью, Арлинг притворился спящим и приготовился слушать. В последнее время это было единственным, что у него получалось неплохо.
– Аттей ничего не говорил о порогах! – возмущенно шептал один мальчишка. У него был ярко выраженный южный акцент, и Регарди предположил, что он мог быть из Муссавората. Или даже из Балидета.
– Тише, Цуф, драгана разбудишь, – зашипел на него другой ученик, от которого пахло кислым и прогорклым. Арлинг не сразу догадался, что то был запах знаменитой самрийской тянучки, которую обожали все жители столицы. Странно, что кучеяр взял ее с собой в Пустошь, обитель, отрезанную от мира и его привычек.
– А ты его не обрывай, пусть, что хочет, то и говорит, – вмешался в разговор третий ученик. У него был заложен нос, отчего он слегка гнусавил. – Мы все слышали – кто пройдет пороги, тот и будет допущен к Испытанию. Не думаю, что это будет труднее перехода через такыр. Похоже на моральную подготовку.
– Ничего себе моральная подготовка! – снова возмутился Цуф. – Ты, Ваней, опять все попутал. Нижний порог я еще понимаю, у него и название немудреное – «Сила». Наверняка, будут тренировки, может, учебные бои, хотя я воином Нехебкая становиться не собираюсь, и мне они точно не нужны. Со вторым сложнее. Кто помнит, что он говорил о «Хаосе»? Я запомнил только про боль. Бить будут? Резать? Непонятно как-то.
– Меня лично третий порог интересует, – протянул гнусавый. – «Любовь». Что знают о любви монахи, которые всю жизнь провели под землей? Один учитель как-то рассказывал, что среди них много обратных, ну тех, кто с мужчинами. Может, это проверка?
– Во-первых, порог называется «Искушение плоти», а не «Любовь», – поправил его кучеяр с самрийской тянучкой. – Это разные вещи, знаешь ли. А во-вторых, побольше уважения, ты ведь сам хочешь стать серкетом. О жрецах всякое болтают… Ты каждому слуху верить будешь?
– Лично я для себя давно решил, что после Испытания, стану учителем. Как Аттей. Открою свою школу, наберу учеников.
– Ты сначала Испытание пройди, – перебил его Цуф. – Ваней прав, пороги, это лишь проверка. Присматриваться будут, оценивать. Зачем серкетам лишние мертвецы? Их сейчас и так в мире полно.
– Хватит трепаться, – вмешался молчавший до этого парень. – Лучше помолимся Нехебкаю и будем спать. Баал-дар обещал прийти рано. Что толку гадать, завтра все и узнаем.
– Мы восхищаемся сияющей славой Нехебкая, Господа нашего, да вдохновит он нас на преданность, силу и понимание. В служении ему – совершенная свобода, – забормотали будущие серкеты.
«Плохо, очень плохо», – подумал Арлинг, позволяя шепоту кучеяров слиться со звуками пещеры. Ученики говорили об Испытании и порогах, как об экзаменах, которые открывали путь во взрослую жизнь. Жизнь, где они женятся, найдут работу, заведут семью и детей, мирно состарятся и умрут в кровати под одеялом. Разве учителя не рассказывали им, что, пройдя Испытание Смертью, они станут «Теми, кто не возвращается». Не останется ни Цуфа, ни Ванея, ни гнусавого… Те, кто выживут, станут слугами Нехебкая, тех, кто умрет, ждет забвение. В школе имана Арлинг провел не одну бессонную ночь, грезя, как будет проходить Испытание. Странно, но он ни разу не думал о том, что станет после этого серкетом. Для него Испытание Смертью всегда было дорогой к Магде. Сейчас же он не был уверен, что к ней вел только один путь.
Ученики Аттея ни разу не вспомнили о войне. Словно в мире не гибли города и не гасли жизни. Ему и самому с трудом верилось, что где-то по дорогам сейчас шли солдаты Карателя, ведомые колдовством Подобного, чтобы уничтожить еще один остров жизни в мертвом океане песков и солнца. В одном ученики были правы. В мире стало слишком много мертвецов.
Арлинг очнулся от необычной тишины, звеневшей в пещере. Он и не заметил, как задремал, поддавшись монотонным напевам учеников. Сейчас они спали, оглашая пространство беспокойным дыханием людей, которых тревожило слишком много вопросов. Привычно пробежавшись по звукам и запахам, которые попались в его сети, Арлинг насторожился, не услышав дыхание Сейфуллаха. Обычно оно было тяжелым и сбивчивым и легко угадывалось среди незатейливых звуков озерного мира.
Неслышно пройдя мимо спящих, Регарди проник в соседнюю комнату. Аджухам лежал на спине, раскинув руки и ноги в стороны, и казалось, спал. Он был один. Коснувшись его щеки, Арлинг с удивлением обнаружил, что жар прошел, а многие корки, оставшиеся от язв, отвалились. Исследуя Аджухама, Арлинг обратил внимание на то, как сильно тот повзрослел. Тяжелые переходы через пустыни, испытания и болезнь превратили юношескую мягкотелость в обветренную жизненными неурядицами плоть взрослого человека. Аджухам вытянулся, жирок на боках и животе, накопленный за годы увлечения журависом и вином, исчез, а лицо заострилось, лишившись привычной округлости щек. Наверное, сейчас Сейфуллах напоминал своего дядю Сокрана, который худобой и долговязостью вызывал у Арлинга ассоциацию с морским саксаулом – крепким деревом, которое, как считали кучеяры, не могла сломать ни одна буря.
Регарди ловко увернулся от глиняной плошки с водой, вдруг полетевшей ему в голову. Вода оросила его неожиданным дождем, но сам сосуд он поймал, не дав разбиться о каменный пол. Благостную тишину Пустоши ничто не должно было нарушить.
– Ты что делаешь? – зашипел на него Аджухам, и Регарди запоздало сообразил, что исследуя изменения в теле господина, забыл убрать руки, которые все еще оставались на животе Сейфуллаха. Похоже, к молодому купцу вернулся его вспыльчивый нрав, и это не могло не радовать.
– Как вы себя чувствуете? – спросил Арлинг, низко кланяясь Аджухаму. Сердце забилось чаще, и халруджи с трудом заставил себя успокоиться. Не следовало радоваться пробуждению Сейфуллаха так сильно.
– Как осел, слопавший кучу гнилого овса, – пробурчал Аджухам, оглядываясь по сторонам. – Убей меня, но я не помню, куда ты меня притащил. С каких пор одеяла в гостиницах Самрии стали набивать соломой вместо пуха? И почему так воняет? У них кончились благовония? А в той миске, что ты так ловко поймал, должно было быть вино, а не бычачья моча. Или ты решил поселить нас в хлев для скота? А может, в сарай для нарзидов?
– Простите, господин, но выбора не было. Это не хлев…
– Перестань, – отмахнулся от него Сейфуллах, – Я тебя разыграл, как дурачка, а ты повелся. Возможно, я и болел, но с памятью у меня пока хорошо. И со слухом тоже. Но я же должен был как-то наказать тебя за то, что ты слишком долго меня спасал. Если бы я не злился так сильно, то давно бы сдох в той вонючей башне с трупами. Аллюрда Сарадха! Дай мне руку.
Понимая, что отвык от многословия Сейфуллах, Арлинг озадаченно протянул ему руку. Словно боясь, что Регарди отдернет ее, Аджухам крепко схватил его за запястье и неожиданно поцеловал в ладонь.
– Спасибо, что не поверил в мою смерть, – прошептал он, окунув их обоих в неловкое молчание.
– Все, моя остальная благодарность будет потом, – пропыхтел Сейфуллах, подтягиваясь на циновке, чтобы сесть. – Но если кому проболтаешься, что я целовал тебе руку, будешь гореть в костре пайриков во веки вечные. И лицо сделай проще.
Понимание того, что Аджухам выказал ему самое большое уважение, которое один кучеяр может проявить к другому – равному, дошло до Арлинг не сразу. Слов не нашлось, и он замер, чувствуя себя загнанным в угол.
– Расслабься, халруджи, – махнул рукой Сейфуллах. – Потом будем разбираться, кто кому должен. Мы ведь в Пустоши Кербала, верно? Обделаться можно от страха, если представить, что все это по-настоящему. Если бы раньше мне сказали, что я буду валяться в лечебнице серкетов и изображать будущего слугу Нехебкая, я забил бы такого умника камнями. Надеюсь, у тебя есть план?
Наверное, Регарди слишком усердно кивнул, потому что Аджухам пробурчал:
– Я так и знал, что нет. Ладно, что-нибудь придумаю. Эти серкеты неплохо врачуют. Через неделю можем отсюда сваливать. Кстати, у тебя чертовски хорошо получается притворяться зрячим. Но это ничего не меняет. Как только мы покинем эту чертову гостеприимную обитель, наденешь свою повязку немедленно. А то я и так чувствую себя проклятым.
Арлинг кивнул, чувствуя, что ему не хватало привычного бурчания Сейфуллаха.
– Мне нужна неделя, чтобы найти имана, – уверенно кивнул он, не зная, кого обманывает сильнее – себя или Сейфуллаха.
Продолжить разговор не получилось. Арлинг поднял руку, призывая Аджухама к молчанию. Человек был один и ступал едва слышно, но уверенно направлялся в их сторону. Арлинг поднялся с пола как раз вовремя, чтобы встретить настоятеля Пустоши Бертрана. Видя их растерянность, неожиданный посетитель сделал приветственный жест рукой и непринужденно уселся рядом с Сейфуллахом на циновку, пригласив Регарди последовать его примеру. Если бы Бертран был не один, Арлинг решил бы, что их обман раскрыт, и наступил час расплаты. Но с настоятелем никого не было, а в озерном зале царила тишина.
– Я несказанно рад, что тебе лучше, – приветствовал Бертран Аджухама. – Тебе пришлось нелегко, но именно это и требуется от нас, когда мы приходим на служение Нехебкаю. Мы живем, чтобы быть благословением для него и делать ту работу, которую он дает. Я уверен, что ты скоро поправишься и станешь ценным орудием в руках Совершенного. Я всегда буду рядом, чтобы помочь тебе в этом.
Сейфуллах кивнул, и Арлинг почти увидел, как на лбу Аджухама образовались складки – будущий «ученик» собирался с мыслями. Впрочем, Бертран не нуждался в изысканных ответах и продолжил, на этот раз, обращаясь к Регарди:
– Надеюсь, тебя хорошо разместили и ты ни в чем не нуждаешься, учитель Амру. Ты можешь оставаться в Пустоши столько, сколько это потребуется.
– Ваша забота подобна солнцу на небосклоне рая, о настоятель, – произнес Арлинг в лучших традициях кучеярской вежливости. – Я согрет и обласкан вашим гостеприимством, мое тело сыто, а душа спокойна. Если этот мальчик пройдет Испытание Смертью и станет серкетом, истинным слугой Нехебкая, моя жизнь преисполнится совершенного и законченного смысла.
Халруджи постарался вложить в голос, как можно больше уважения, но притворяться перед человеком, который предал имана, было непросто.
Бертран коснулся пальцами лба, показывая, что принимает его благодарность, и Арлинг не заметил в его движениях фальши. То ли он действительно ему верил, то ли был еще лучшим обманщиком, чем сам Регарди.
– Ты начнешь подготовку позже, чем другие ученики, но время здесь не имеет значения, – снова обратился Бертран к Сейфуллаху. – Не нужно бояться. Страх – это самый опасный противник. До Испытания тебе придется пройти три порога, которые подготовят твое тело и душу к служению Нехебкаю. Подождем неделю. Этого времени будет достаточно, чтобы ты окреп и набрался сил.
– Я готов, настоятель, – уверенно кивнул Аджухам. Похоже, за пару минут ему удалось вжиться в новую роль куда лучше, чем смог Регарди за те часы, что провел в Пустоши.
– Служение Нехебкаю всегда было единственной целью моей жизни, – с жаром в голосе продолжил Аджухам. – Я прошу Индигового помочь мне познать себя, отказаться от гордыни и слабостей. Я хочу повиноваться ему, чтобы он вел меня в темноте мире, указывая путь светом своей мудрости и совершенства.
«Только не переиграй», – поморщился халруджи, неожиданно подумав, что это он должен был говорить эти слова. Много лет назад один слепой ученик из Школы Белого Петуха готов был уничтожить весь мир и себя вместе с ним ради тайн Изгнанного бога. Только к словам Сейфуллаха он кое-что бы добавил: «Буду повиноваться тебе, Нехебкай, чтобы ты вел меня к Магде, освещая путь светом справедливости и правосудия». Но сикелийское солнце выжигало мечты, превращая их в пыль и песок, гонимые ветром.
– Быть членом нашего братства – неописуемо чудесная вещь, – произнес, тем временем, Бертран, отвечая Сейфуллаху. – Она подобна великому, спокойному, полному света океану, столь удивительно единому, что малейший трепет сознания, как молния, мгновенно пробегает от края и до края. Это великое море общего сознания серкетов, истинных слуг Нехебкая. Когда ты станешь его частью, то удивишься тому, как постоянно ощущается наличие огромной, почти ужасающей ясности и уверенности, которую ничто и никогда не может поколебать. Ты станешь сверхчеловеком, частью Совершенного Бога.
– Неделя, Арлинг, – зашипел Сейфуллах, когда Бертран покинул их, пожелав скорейшего выздоровления Аджухаму. – Ищи имана, где хочешь и как хочешь, но чтобы через пять дней меня здесь не было. Я не собираюсь играть в игрушки этих безумцев. И тебе не позволю.
Регарди и сам знал, что время ускользало, словно песок сквозь пальцы. Однако тревожило другое. Ученикам Аттея тоже говорили о порогах и подготовке к Испытанию, но с ними общался Веор и другие, «рядовые» серкеты. Почему настоятель, главный Скользящий, вдруг решил проявить внимание к чужаку и «больному» ученику из обычной школы? Хотелось верить в то, что это было привычным гостеприимством, но болезнь Аджухама не казалась достаточным объяснением неожиданного визита.
Что-то подсказывало – у них не было той недели, которую пообещал Бертран.
Глава 2. Выход должен быть
Через четыре дня один из учеников, тот самый, что обнимал настоятеля за ноги при первой встрече, заявил, что готов к Испытанию Смертью. Саалдан, так его звали, стал проходить «пороги» уже на следующий день после прибытия в Пустошь. Он уходил вместе с Веором рано утром и возвращался к другим ученикам поздно вечерам. На все расспросы отвечал скупо, объясняя молчание тайной посвящения. Проследив за ним, Арлинг выяснил, что его уводили в нижний уровень крепости, который, по словам Веора, был заполнен водой. Проникнуть вниз не удалось, так как пещера охранялась воинами Нехебкая.
Саалдан прошел «пороги» за три дня, четвертый думал, а на пятый объявил, что готов. За ним пришел сам Бертран.
– Простись с живыми, – предложил он ему, но Саалдан лишь коротко мотнул головой. Он давно попрощался с миром. Другие ученики провожали его завистливыми взглядами. Много лет назад точно так же Регарди провожал Беркута, когда он уходил из Школы Белого Петуха, чтобы пройти Испытание и стать серкетом. Сейчас прах друга лежал у Арлинга в нагрудном кармане и жег сердце. Смерть была ему не нужна, ведь где-то в Пустоши его ждал иман. Порой казалось, что его поиски так же тщетны, как и попытки найти Магду, застрявшую между небом и землей. Его любовь не давала Магде умереть, а она не позволяла Регарди найти смысл среди мира живых.
Несмотря на то что все ученики Аттея пришли в Пустошь, чтобы пройти Испытание, многие медлили. Они часами изнуряли себя тренировками в специальных залах, которые показал им Веор. Пользуясь разрешением серкетов, Регарди заглянул в них в первую очередь. Отчего-то его не удивило, что они были похожи на Огненный Круг. Беговые дорожки, ямы с подвешенными над ними бревнами и многочисленные тренажеры были заключены в тесные оболочки пещер, и Арлинг подумал, что учитель поступил мудро, устроив такую площадку на открытом воздухе. И хотя порой на Огненном Круге неимоверно жгло солнце, заставляя учеников страдать от зноя, здесь, в замкнутых клетках подземелья, дышалось еще труднее. Впрочем, серкеты чувствовали себя комфортно в отличие от учеников Аттея, которые задыхались уже после нескольких минут работы в залах. Наблюдая за их усилиями, Арлингу казалось, что они свернули не туда, а серкеты намерено не давали им подсказки. С некоторых пор Испытание Смертью перестало казаться ему испытанием силы и выносливости. Что-то подсказывало: главный экзамен серкетов не был поединком со смертью. Сражаться предстояло с самим собой.
Пока будущие слуги Нехебкая готовились к порогам, стирая в кровь ладони о тренажеры серкетов, Арлинг не терял времени. Днем он старался быть на виду, наблюдая за учениками или ухаживая за Сейфуллахом, которому становилось то лучше, то хуже, а по ночам исследовал многочисленные комнаты озерного зала, который серкеты называли Сотовым. Он действительно напоминал улей, где озеро было центральным ложем королевы-матки, вокруг которого налепили свои кельи серкеты-пчелы. Большинство комнат были обычными складами, где хранились ящики с провиантом, странными камнями и другими непонятными Регарди вещами. Он не уделял им большого внимания, озадаченный другим вопросом. Несмотря на то, что на четвертую ночь он облазил почти все помещения Сотового Зала, обнаружить лестницу, ведущую наверх, в башню крепости, так и не удалось. Он нашел несколько пустующих столовых, оставшихся от тех времен, когда в Пустошь приходило больше учеников, библиотек, забитых старыми свитками, и молитвенных комнат, заполненных оплывшими свечами, которые порой достигали двух салей в высоту. Остальные комнаты служили тренировочными залами, либо пустовали.
Оставалось помещение, куда ушел Саалдан, и которое охранялось воинами Нехебкая. Однажды притворившись, что ему нужно вытряхнуть сапог, Арлинг уселся на землю в паре салей от входа в комнату и погрузился в ее звуки. Разведка хороших результатов не дала. Ему показалось, что он услышал плеск воды, запертой в маленьком помещении. Возможно, комната была полузатопленной и использовалась для проведения ритуалов. Имана там быть не могло.
Скользящие оказались большими хитрецами, чем он предполагал. Они наполняли Сотовый Зал каждое утро, появляясь из тех пещер, которые много раз были обследованы Арлингом. Оставалось одно – они пользовались потайными ходами, которые пока были ему неизвестны. Вечером Скользящие уходили постепенно, словно вода из чана с засоренным сливом. Они разбредались по разным комнатам, подолгу задерживаясь у порогов и шепча молитвы. Выждав время, Регарди проникал следом, но находил лишь пустую комнату – Скользящие исчезали. Однажды он попробовал войти в нее одновременно с серкетом, но его мягко остановили. «Наверное, в пещерах есть что-то, заметное только для зрячих» – думалось ему, но голос имана шептал в голове: «Не сомневайся в себе никогда», и Регарди гнал такие мысли прочь.
Решив сменить тактику, он стал больше общаться с Веором, надеясь выведать у него что-нибудь полезное, но их короткие диалоги напоминали разговоры со жрецами Амирона в далеком прошлом его юности.
– Почему в этом зале так много серкетов? – как-то спросил он Скользящего, когда тот принес ему ужин. – Ведь он для учеников.
– Это наш общий дом, здесь все свои, – уклончиво ответил Веор, и халруджи задал вопрос по-другому:
– Я заметил, что некоторые серкеты обходят озеро раз по десять, даже не останавливаясь. Вы так гуляете? Или это особые тренировки для посвященных?
Веор усмехнулся.
– Ты мыслишь, как мирянин, но это простительно. Становясь слугой Нехебкая, серкет остается человеком, который подвержен слабостям. Искушения мира преодолеваются силой молитвы. И ходьбой. Чем греховнее были твои мысли, тем больше шагов ты должен сделать.
– А кто определяет… степень греховности?
– Настоятель.
– Вы исповедуетесь ему? На моей родине люди приходят к жрецам Амирона, чтобы рассказать о слабостях и получить прощение за грехи. Считается, что они сами себя наказывают – муками совести.
– Здесь иной мир, – покачал головой Веор. – Настоятелю не нужно признание серкета, чтобы узнать о его грехах. Становясь слугой Нехебкая, человек сливается с единым сознанием Скользящих. Слова не нужны.
– Вы читаете мысли друг друга?
– Не торопись с выводами, учитель Амру. Есть вопросы, на которые я не могу ответить.
«Ладно, жрец, – подумал Арлинг, – Попробуем по-другому».
– А если серкет согрешит сильно? Например, поддастся эмоциям, гневу, убьет кого-то? Или… потеряет веру и уйдет из Пустоши?
Последний вопрос был настолько же важным, насколько и опасным. Арлинг специально не стал выделять его, стараясь скрыть волнение под праздным любопытством чужака, скучающего в незнакомом месте. И хотя он ожидал, что Скользящий откажется отвечать, Веор торжественно произнес:
– Когда случается такая ужасная вещь, как падение среди посвященных, то через все обширное сознание пробегает дрожь страдания. Отделение одного брата от остальных рвет струны нашего сердца. Но заблуждающийся брат никогда не отсекается окончательно, как бы далеко он ни ушел. Когда-нибудь, где-нибудь, каким-то образом он возвращается, так как его связь с Нехебкаем не может быть разорвана никогда. Мы мало знаем об утомительном пути испытаний и страданий, который он должен будет пройти, прежде чем снова слиться с остальными.
– Вы вернете его, или он сам вернется? – уточнил Арлинг, вспоминая о том, сколько усилий потратили Скользящие, чтобы схватить имана. Три года назад он сам попался в одну из их ловушек, предназначенных для учителя.
– Голос Нехебкая остается в нем, как бы сильно он не уклонился от пути, – ответил Веор. – В один прекрасный день он звучит в нем снова, разрывает на части и отделяет его страсти от божественных возможностей. На сбившегося с пути обрушивается вся сила общего сознания братства, и он возвращается. Все возвращаются.
Неприятная мысль кольнула Арлинга, словно жало скорпиона.
А если Веор прав? Если иман вернулся к серкетам, слился с общим сознанием Нехебкая и теперь специально скрывался от бывшего ученика? Что если так?
Разговор с Веором посеял опасные семена тревог и сомнений, которые затаились, ожидая своего часа. Ему казалось, что с тех пор как он попал в Пустошь, минула вечность. Дни в подземелье тянулись медленно и неторопливо. Серкеты никуда не спешили, напоминая пылинки, которые вздымались солнечным лучом ранним утром и беспорядочно кружились в воздухе до тех пор, пока вечерние сумраки не опускали их на землю. Время в Пустоши было тягучим, словно застывшая патока, в которой можно было застрять навеки.
Наблюдая за Скользящими, медленно бредущими по веревочным мостам над озером, Арлинг не мог избавиться от ощущения, что стал зрителем спектакля, разыгранного только для него. Он был уверен в одном. Не таким серкетом был иман, когда уходил из Пустоши много лет назад. Не таким серкетом хотел стать его молодой ученик, когда принял участие в Боях Салаграна вопреки запрету учителя. Что-то было не так в нынешних Скользящих, очень сильно «не так». И хотя ответ лежал перед ним, сверкая темными гранями могущества Подобного, он предпочитал искать другие причины, не замечая очевидного. Подобный, укрывшийся за Гургаранскими горами, еще не покорил Сикелию, но успешно закончил давнюю войну с бывшими братьями по вере, превратив их в рядовых жрецов, слепо поклоняющихся песчаному богу. Слуги Нехебкая в Пустоши Кербала ничем не отличались от слуг Амирона в далекой родине Арлинга – Согдарии. Возможно, Испытание Смертью тоже не было прежним, став еще одним бессмысленным ритуалом.
Серкетов можно было обвинять в чем угодно, но целителями они были хорошими. Сейфуллах поправлялся не так быстро, как хотелось бы им обоим, но с каждым днем ему становилось лучше. Когда он смог ходить, то стал покидать комнату, с неподдельным интересом наблюдая за Скользящими и учениками Аттея. Сейфуллах легко вжился в роль будущего серкета и, выучив молитву Нехебкаю, читал ее с не меньшим жаром, чем Цуф или Ваней. Чаще всего он проводил время в Земляном Зале, который получил свое название из-за обилия ям и беговых дорожек. Если в других пещерах, пол был каменный, то в этом поверхность была покрыта слоем земли, обильно смешанной с песком. Арлинг подозревал, что ее запах напоминал Сейфуллаху о родине. Впрочем, ученики Аттея тоже полюбили этот зал больше других и подолгу в нем тренировались. К халруджи они по-прежнему относились с прохладой, видя в нем чужака, зато быстро прониклись симпатией к больному Аджухаму. Когда Сейфуллаху было плохо, и он не мог сидеть в тренировочном зале, будущие серкеты приходили к нему сами. Регарди оставалось только удивляться врожденному обаянию мальчишки.
– Мы что-то делаем не так, – однажды сказал Сейфуллах, когда они сидели вдвоем в Земляном Зале и наблюдали, как ученики Аттея пытались преодолеть насыпной вал с препятствиями. Аджухам парил ноги в чане с целебным маслом, который принес Веор, а Регарди чистил сапоги – отчасти, чтобы занять руки, отчасти, чтобы прогнать воспоминания об Огненном Круге и Школе Белого Петуха, которые всегда нападали на него в тренировочных залах Пустоши.
– Немного терпения, – попросил он. – Я найду подземные ходы, которые ведут наверх. Возможно, еще раз поговорю с Веором.
– Ты можешь проползти на брюхе весь Озерный Зал, нюхая каждый угол, и ничего не найдешь, – фыркнул Аджухам. – И серкеты тебе ничего не скажут. Нужно действовать по-другому.
– Сомневаюсь, что жрецы «по-другому» расскажут, как попасть в башню, – Арлинг истолковал слова Сейфуллаха по-своему. – У нас еще есть немного времени. Когда его не останется, тогда и начнем войну.
– Вот сижу и гадаю, каким местом ты думаешь, – сердито пробурчал Аджухам. – Ты их пытать что ли собрался? Я не сомневаюсь в твоих боевых способностях, но пока ты будешь убивать себя, сражаясь с армией серкетов, меня прикончат первым. А я не могу умереть, потому что враг жив и продолжает уничтожать мою страну. Мы с тобой тут застряли, а Маргаджан времени даром не теряет.
«Мне кажется, или ты меня упрекаешь?» – подумал Арлинг, но Сейфуллах продолжил:
– Мер делиться на тех, кто проигрывает, и тех, кто выигрывает. Я свою долю проигрыша получил сполна. Мой отец говорил: «Если не получается идти вперед, иди назад». Я скажу тебе так. Если ты не можешь найти путь наверх, ищи путь вниз. Ты пробовал проникнуть в ту комнату, где они проходят «пороги»? Ты говорил, что она затоплена, но, возможно, из нее есть проход, который ведет наверх. Если серкеты проводят там церемонии, то они должны как-то готовиться к ним. Я ни разу не видел, чтобы Скользящие заходили в ту комнату из Озерного Зала. Только, когда приводят учеников на испытания. Значит, они пользуются тайным ходом. Тебе нужно обследовать то место.
– Для этого мне придется убить хотя бы одного серкета, – едко ответил Регарди. Оказывается, он успел отвыкнуть от «поучений» Сейфуллаха.
– Брось, – махнул на него рукой Аджухам. – Перестань думать задницей. Не все нужно делать силой. Попробуй их расспросить.
– Сомневаюсь, что Веор добровольно расскажет мне о тайных путях.
– Арх! – всплеснул руками Сейфуллах. – Такое впечатление, что это ты переболел смертельной болезнью, а не я. И твои мозги покрылись плесенью. Разве только серкеты ходят в ту комнату? А как же ученики? Многие уже прошли большую часть «порогов». Думаю, они успели запомнить там каждый угол. Вот и спроси их, есть там дверки или нет.
– Не думаю, что они станут откровенничать с чужаком, – поморщился Регарди. – Они все-таки к посвящению там готовятся, а не книжки читают.
– «Не думаю», «сомневаюсь», – передразнил его Аджухам. – Время идет, но ничего не меняется. Придется все делать самому.
Арлинг пожал плечами, не веря, что предложенный вариант может быть полезен. Несмотря на то что он жил в одной комнате с учениками Аттея, привыкнуть друг к другу они так и не смогли. Молодые кучеяры относились к нему настороженно, видя в нем чужака из другой страны и школы. Когда он заходил, они умолкали или переходили на шепот. Их подслушать было не трудно, но ничего важного в их вечерних беседах халруджи не узнал.
Однако Сейфуллах не оставил свою идею, и весь следующий день провел с учениками в тренировочных залах. Регарди не следил за ним, занятый изучением свитков в библиотеках Пустоши. Бумага была гладкая и тонкая, и ему удавалось прочесть в лучшем случае заголовки. Они были украшены декоративными письменами с рельефным узором, который легко «читали» пальцы слепого. К его великому сожалению, большинство свитков содержали молитвы и религиозные тексты о Нехебкае. И хотя было понятно, что в библиотеке для учеников не могли храниться книги с описанием тайных ходов Пустоши, в глубине души он надеялся найти архитектурные планы крепости или сведения о ее строительстве, которые могли бы подсказать, где держали пленных.
Разочарованный результатами дня и чувствуя неумолимый ход времен, Арлинг уселся на каменный берег подземного озера, сняв сапоги и опустив ноги в холодную воду. Чтобы занять руки и отвлечь голову, он принялся чинить брюки, надеясь, что за работой придумается что-нибудь полезное. Обращаться с иглой для шитья он научился гораздо позже, чем с иглой для метания в горло противника, и всем сердцем ненавидел это занятие. После Туманной Башни он сжег свою одежду, надев запасные брюки, которые уложил в тюки еще в Иштувэга, но за время перехода по такыру они успели порядком обтрепаться. То ли Вулкан, который поделился с ним одеждой, продешевил на ткани, то ли пустынные пайрики висели на нем всю дорогу, проделав в ткани множество ненужных отверстий, но по приходу в Пустошь, одежда нуждалась в хорошей починке.
Был глубокий вечер. Белая плесень на стенах, по которой серкеты отмечали время, почти перестала светиться, означая приближение ночи. Озерный Зал опустел, и по мостам бродило лишь несколько Скользящих. Очевидно, их мысли были настолько греховны, что они собирались ходить до утра.
Вода в подземном озере была холодной, даже ледяной, но Арлингу было приятно. Голова гудела от напряжения, и наверняка бы лопнула, если бы не спасительный холод, поднимающийся от ног по всему телу. Халруджи раздумывал о том, чтобы погрузиться в воду целиком, когда услышал быстрые шаги. Через секунду к звукам присоединился запах, и он узнал Цуфа, одного из учеников Аттея.
Затаив дыхание, чтобы не спугнуть кучеяра, Регарди наблюдал, как тот уселся в сале от него и тоже хотел было свесить ноги с берега, но передумав, поджал их под себя. Кучеяры, которым с детства прививали глубокое уважение к воде из-за ее недостатка, никогда не могли позволить себе бездумно болтать в ней ногами. Но, возможно, Цуфу было просто холодно. Итак, Сейфуллах не смог ничего выведать сам и прислал к нему Цуфа, надеясь, что получится у Арлинга. Аджухаму всегда было важно сохранить лицо. Регарди быстро перебрал всю информацию, которую знал о Цуфе. Не очень решительный, немного завистливый, он преувеличивал собственные слабости и не видел своих возможностей. Удивительно, как Аттей вообще разрешил ему проходить Испытание Смертью. Цуф был единственным из всех новых учеников, который не прошел ни одного «порога». Интересно, что делают серкеты с теми, кто не справлялся с предварительными испытаниями? Отсылают обратно, обрекая на позор до конца дней? Впрочем, за неудачу Цуфа можно было зацепиться.
Через пару секунд ученик его окликнул:
– Мастер Амру, Сейфуллах сказал, что Вам было разрешено пройти Испытание. Это правда?
