Кара во тьме

скачать книгу бесплатно


– Так всегда бывает, – сказал он подозрительно спокойным тоном. – Пожалеешь чей-то зуб, будешь расплачиваться своим. Или чью-ту жизнь. Приведи себя в порядок и поспеши к прасалу. Нехорошо заставлять его ждать.

Нижняя челюсть онемела, а разбитую губу замаскировать ничем не удастся. Наставник протянул ему платок, и Натан, поколебавшись мгновение, его принял. Кровь залила подбородок и испачкала рубашку, зато в голове прояснилось. Марван знал, что случилось в Тихом Лесу. Натану опустил глаза, как тот посыльный минуту назад, потому что сказать в свое оправдание ему было нечего. Вот и объяснение того, почему наставник сегодня был сам не свой. Для него мир тоже перестал быть черно-белым.

– Тебе будут предлагать повышение, но ты должен отказаться, – приказным тоном, каким раньше он никогда с ним не говорил, заявил Марван. – Алый плащ для томных городских жирдяев. Я воспитывал тебя не для этого. Твое призвание – здесь, рядом со мной. А в будущем ты заменишь мое место, если, конечно, отрастишь к тому времени яйца. Ты должен стать жестким, как эта деревянная кукла. Только такой рыцарь сможет противостоять злу Темноликого и его слугам мортам.

Не оглядываясь, Марван вышел из зала, Натан же остался стоять с прижатым к губе платком, глядя в бездушное лицо манекена. Не было никаких сомнений – наставник каким-то образом узнал то, что ему удалось скрыть в лесу от своей Тройки. Зорфус не сбежал. Натан схватил его в овраге, раненого и голодного. От прежнего Зорфуса остались только глаза, которые еще можно было узнать.

– Звезды видно только в темноте, Нат, – прошептал он ему, направляя кончик его меча в свое горло. – Давай, одним ударом. Только помни, что кровь кровью не отмоешь. В Санкоф я не вернусь никогда. Гори в этом аду сам.

Больше он ничего не сказал, хотя Натан хотел его понять. Но для объяснений было не то место и не то время. Нат вытряхнул свою сумку, оставив ему все – карту, паек, лекарства. Зорфус бежал повторно и при себе у него ничего не было. Первый раз его посадили в карцер, но он оттуда загадочным образом исчез, породив легенду, что к его побегу причастны морты. Натаниэль ненавидел мортов, но, кроме Зорфуса, друзей у него больше не было. Так он свою дружбу и проводил – скудными припасами и прощальным взглядом. Обняться они не решились, хотя каждый понимал, что расстаются навсегда.

К прасалу Натан шел с тяжелым сердцем. Не только Марван мог догадаться, что Натаниэль отпустил Зорфуса. Слухи в ордене расползались быстрее крыс. То был грех, пострашнее обжорства, трусости или сквернословия, за что обычно наказывали рыцарей. Новую систему наказаний предложил именно Марван, и, как догадывался Натан, она стала последним камнем, сломавшим терпение Зорфуса. За ошибки, допущенные при выполнении службы, а также за нарушение правил ордена, рыцарям теперь полагалось наказывать себя самим – публично. Правда, нововведения пока касались только первогодок, а публичность ограничивалась судейским кругом из наставника и Черных рыцарей, оказавшихся по случаю в замке, но многих рыцарей от этих правил потряхивало. И Натан был в их числе.

Если процесс самобичевания не удовлетворял судей, в дело вмешивались наставники, на которых возложили эту обязанность. И кажется, Марван выполнял ее с удовольствием, если судить по его довольному виду каждый раз, когда он поднимался из тюремного каземата. А раньше самым страшным наказанием было заключение на стражу на срок до семи дней – ни о каком физическом наказании рыцарей и речи в древних правилах Санкофа не было и речи. Так было шестьсот лет, но в этом году новый прасал решил, что настало время перемен. Случалось, что пороли и старших рыцарей, но долгий опыт служения помогал им избегать промахов. Так и Натану еще ни разу не приходилось бывать в тюремных казематах, хотя с момента побега Зорфуса ему уже не раз угрожали поркой – за то, что беглеца слишком долго искали. Нат не боялся боли, но в этих новых правилах чувствовалось что-то нездоровое.

Рим Лакадон был самым молодым прасалом за всю историю ордена. С тяжелым взглядом синих глаз из-под сильно выступавших надбровных дуг, с крутым покатым лбом и ранним облысением он производил гнетущее впечатление на всех, кто видел его редко или впервые. К внешности добавлялся вкрадчивый голос, густая шевелюра темных волос с благородной проседью и высокий рост, клонивший чуть располневшего прасала к земле. Одни злые языки болтали о тяжелой болезни, а другие о глубокой старости, маскирующейся за моложавым лицом. Истинный возраст нового главы Санкофа хранился в тайне.

Натаниэля проводила в кабинет стража, плотно закрыв за ним дверь. Скрывающиеся в темноте высоких потолков стеновые панели из темного дерева, развешанные повсюду гобелены с мотивами из Черно-Белой войны, облицованный камнем камин размером с дверной проем говорили о солидном статусе хозяина кабинета, сидевшим за рабочим столом, на котором среди пачек бумаг уместилась гостья. Нат уставился в ее полуобнаженную спину, удивленный встретить женщину в замке, да еще и на столе прасала. Устав Санкофа не одобрял общение с женским полом, предписывая держаться от дам подальше. Рыцари, конечно, женились, но только после службы. В самом замке даже слуги были только мужчинами.

Когда Натан вошел, женщина что-то весело рассказывала прасалу, который улыбался ей так, будто забыл, что мышцы его лица, оказываются, умеют это делать. От улыбки Рима Лакадона, к счастью, предназначенной не ему, у Натана похолодело на душе. Дама же, будто не замечая маски хозяина, заливисто смеялась над собственной же шуткой.

Заметив вошедшего, прасал не сразу вспомнил, что его губы заняты улыбкой, и какое-то время смотрел на рыцаря со странной гримасой – его рот улыбался, но глаза вцепились в Ната, будто коршун в падаль. А когда обернулась женщина, Натаниэль и вовсе почувствовал себя попавшим в западню. Ему еще не приходилось видеть королеву Гольдену Первую, но портреты ее имелись повсюду, в том числе, и в молитвенной зале замка Санкофа, а также на новеньких золотых, отчеканенных прошлой зимой, когда она вступила на престол.

Растерявшись, Натан сначала вперил взгляд в морду матерого оленя, голова которого украшала камин вместе с коллекцией редких мечей и сабель, потом догадался, что в присутствии королевской особы полагается смотреть в землю и опустился на колено, вцепившись глазами в одну из ножек стола. На королеве не было короны, как и платье ее подозрительно смахивало на то, в каких ходят служанки.

До Натана дошло не сразу, что Гольдена навестила прасала тайно, а вот объяснения того, почему один из рукавов ее скромного одеяния был приспущен, обнажая спину, у него не было. Знать причину он не хотел. Вопрос был только один – почему прасал его впустил, если в это время принимал королеву? Вряд ли стража позволила бы Натану войти без приглашения. Вероятно, объяснение совпадало с ответом на вопрос, почему его позвали без наставника.

– Это тот одаренный рыцарь, о котором ты говорил? – промурлыкала дама и намотала на палец черный локон прасала Санкофа. Натан невовремя поднял взгляд, решив, что обращаются к нему. Скорее всего, он ошибся. Не могла королева Гольдена так фривольно сидеть на столе Рима Лакадона, как не мог глава ордена принимать у себя даму в столь развратном одеянии.

– Командир Натаниэль Гильяхор, один из наших лучших Зеленых рыцарей, – представил его Рим с такой гордостью, будто имел непосредственное отношение к превращению Натана в этого самого «лучшего». Нат всеми силами гнал из головы неприязненные мысли, но они проявляли настойчивость. В своей антипатии к прасалу Нат был не одинок и на то были причины. Рим Лакадон возглавил орден в прошлом году, и вопреки обычаям был назначен напрямую королевой, а не выбран Советом Черных рыцарей, который Гольдена упразднила. То, что он стал самым молодым прасалом Санкофа, лично Натаниэля не волновало, но именно из-за возраста у Рима Лакадона были проблемы с другими управленцами ордена. Натаниэль хотел бы всего этого не знать, но в общих казармах по вечерам болтали всякое.

Больше всего в прасале Натану не нравилось стремление к нововведениям. Что-то подсказывало, что на реформировании только системы наказаний новый глава ордена не остановится.

– Красавец, – протянула женщина, похожая на королеву Гольдену, и грациозно сползла со стола, облокотившись сзади на спинку кресла Лакадона. Натаниэль блуждал взглядом по всему кабинету, не в силах сосредоточиться на чем-то одном.

– Да, разбитая губа ему очень идет, – хмыкнул прасал. – Защищал человечество от мортов.

– Герой, – то ли простонала, то ли выдохнула Гольдена. – Давай, не томи мальчика. Как же мне нравятся твои рыцари, такие скромные, даже в глаза не смотрят.

Это какой-то абсурд, подумал Натаниэль, жалея, что его вызвали без наставника. В присутствии Марвана он всегда чувствовал себя увереннее с начальством. С другой стороны, от сегодняшнего Марвана хотелось держаться подальше. Впрочем, как и от Марвана прошлогоднего. Натан даже не мог вспомнить момент, когда наставник изменился, превратившись в садиста.

Тем временем, дама обошла стол и присела на его краешек спереди, отчего часть ее ноги оказалась в поле зрения Натана, упрямо глядевшего в пол. То была очень красивая, ухоженная нога, игриво выглядывающая из разреза платья. В чулке и изящном сапожке, украшенном золотыми цепочками с красными самоцветами. Такая нога не могла принадлежать простолюдинке.

В последнее время наставник Марван уделял особенное внимание борьбе с зовом плоти, который, по его мнению, был главным врагом молодого рыцаря. Буквально на прошлой неделе он устроил в казарме публичное наказание одному рыцарю, который не только не выдержал искушение плотским соблазном, но и проявил неосторожность совершить грех на территории замка, где всегда находились свидетели. Марван приковал несчастного к стене, а его стручок сунул в ведро с ледяной водой, продержав так несколько часов. После наказания бедолагу отвели к замковому лекарю, так как к тому времени конец рыцаря покрылся красными пятнами и волдырями. Объявив, что начавшийся некроз тканей уже не остановить, лекарь, недолго думая, оскопил несчастного.

Королева смотрела на Натана в упор, и тому казалось, что она знала о его маленькой тайне. Истинный рыцарь Санкофа должен был соблюдать чистоту тела и духа, и только оставив службу, думать о браке. Но в казарме Натаниэля таких не было – чистых телом и душой. И сам он таковым не являлся. О его грехе знал Зорфус, который, похоже, давно гнил заживо.

Однажды на патрулирование в дальний участок Тихого леса с Натаном и Зорфусом отправился новенький, которого Нат раньше в замке не видел, но принял за рыцаря из южных или западных отделений Санкофа. В последнее время замки ордена часто практиковали обмен учениками.

Новенький оказался девушкой – шалавой, которую специально нанял Зорфус, так как патрулирование предстояло с ночевкой в лесу. То был редкий момент, когда рыцарь Санкофа мог оказаться без наблюдения старших. Однако веселой ночи у Зорфуса не получилось. Двуединый наказал его прямо в лесу и весьма изощренно. Зорфус чем-то отравился и всю дорогу блевал, с трудом удерживаясь в седле. В ту ночь ему явно было не до блуда. Отправлять обратно девчонку одну через лес они не решились, и так случилось, что под утро она оказалась у Натаниэля в палатке. Натан знал, что Двуединый устроит расплату за грех и ему, но надеялся, что ведерка со льдом и порки удастся избежать. Особого восторга то действо с женщиной у Натаниэля не вызвало, но и грязным – как называл Марван всех подобным образом согрешивших – он себя не почувствовал.

Зато согласился со словами одного из прасалов Санкофа, чьи мемуары их заставляли читать: любовь без духовного начала пошлость.

К счастью, долго смотреть на белоснежную ногу королевы Натану не пришлось, потому что Рим Лакадон, наконец, перешел к делу:

– Орден высоко ценит твои заслуги, – произнес он. – Посему я принял решение сменить цвет твоего плаща. Натаниэль Гильяхор, я повышаю тебя в звании. Теперь ты рыцарь Красного плаща.

Более пафосной речи Натан еще не слышал. Оказывается, изобразить на лице почтение, уважение и высшую радость было еще труднее, чем не думать о пошлости, когда перед твоим лицом маячит обнаженная женская нога.

– Благодарю, – пробормотал Нат, склонив голову, а сам подумал, что ему чертовски надоело стоять на коленях в присутствии этих двоих. Какие-то мысли у него сегодня были совсем не соответствующие духу рыцарства. А потом вспомнились последние слова наставника Марвана, которыми он провожал его из зала: ни за что не соглашаться на повышение.