скачать книгу бесплатно
– Окей, – подтвердили парни смущенно.
Он вошел, сел напротив Оли. На меня он не смотрел. Оля уставилась на него с интересом, пару раз глянула в мою сторону, будто подбадривая. Я не знала, что делать. Я молчала. Есть места… Есть места…
– Налить тебе? – спросила Оля, посмотрев на него своими наглыми глазами.
Он быстро скользнул взглядом по ней, по ее ногам, и кивнул:
– Налей!
Она плеснула ему остатки водки.
– Ну и чего вы с вожатыми делаете в королевскую ночь, а? – спросила Оля.
– Да то же, что и вы, – ответил он, – только поскромнее… Нам еще за вами, алкашами, следить… Ну, давайте, – он поднял бокал, – чтобы сбылись все мечты. – Мы чокнулись, он сделал глоток. Скривился. – Колитесь, девчонки, какие у вас мечты?
– У меня… – Оля по-мужицки выпила залпом. – Ну, чтобы все было и ничего за это не было. А у тебя, Снегурка?
– Замуж хочу. За хорошего человека. – Оксана взмахнула длинными ресницами и покраснела.
Все в голос заржали.
– Чем я не хороший человек? – грохнул похожий на петуха пацан, и Оксана засмущалась окончательно.
– Я хочу, чтобы мне машину подарили. Ну, как Марии Лопес в сериале, на день рождения…
– Разбежалась, Лизка! Машину ей… Ну, Кирка, а ты?
– А я… – Я отпила, не почувствовала вкуса, сглотнула, ответила, глядя на него, снизу вверх, снизу вверх, – обращаясь только к нему: – Я хочу уехать отсюда. Навсегда. Хочу в Европу.
Он не ответил – наверное, просто не услышал.
Они с Олей разговаривали, а парни молчали и как будто все больше чувствовали неловкость. Тот, который пытался обнять меня, встал и ушел. Потом второй, повернувшись к нам, сказал:
– Ну, девчонки, все, типа, в силе… Знаете, где нас искать, если что…
Так ушли все.
Он все болтал с Олей, потом прервался, хлопнул рукой по колену и сказал:
– Ну ладно! Что-то вы тут разбрелись… давайте, идите к своим, а я к своим пойду…
Я смотрела на него, пытаясь удержать взглядом. И потом, когда он встал уже, глянула, как обычно, снизу вверх, снизу вверх, и сказала:
– Останься, а?
– А чего мне? Парни ваши ушли, выпить у вас нет, и вообще вы тут скучаете… – и он двинулся к выходу.
– Выпить? – Я что-то припоминала, соображая. – Выпить? А если есть – ты останешься?
Он весело посмотрел на меня:
– А что есть?
Где-то есть места, где пьют… пьют…
– Мартини, – сказала я.
Девчонки все разом посмотрели на меня.
– Кирка, ты чего?! Не, правда! Мартини заначила? Нам не сказала… Ну дает! – выпучила глаза Оля. – Давай доставай…
Он посмотрел на меня в упор, и глаза его смеялись:
– Мартини?.. Давай, посидим еще…
– Сейчас, – сказала я, вставая. – Я принесу… сейчас…
– Ты куда? Что, под камнем где-то заначила? – заржала Оля…
Я уже выбегала.
Дорожка проносилась под ногами, фонарики мелькали, кружились вокруг… Есть места, где женщины и мужчины пьют мартини… Есть места… есть… Но вокруг мелькало совсем другое.
– Памятник Ленину.
– Пионерлагерь «Дзержинец».
– Красные звезды.
Из железных ворот с узором в виде звезды, прямо по тропинке, и там бревенчатый домик… Лишь бы был в магазине, лишь бы…
– Девочка, зачем тебе? – удивленно выпялилась на меня толстая продавщица.
Понимаете, мне шестнадцать лет, я вотячка, рыжая, меня мама запихала в вотяцкую смену. Я влюбилась, я обещала мартини, он пришел, и иначе… иначе он уйдет!
– Надо, – ответила я. – Есть у вас?
Продавщица полезла куда-то под прилавок.
– Ты что? Такая молодая, и уже…
– Уже – что?
Я удивленно смотрела на нее.
– То самое… Ладно, чо ты мнешься, все в порядке… Тут из ваших, которые на трассе стоят, они за коньяком да мартини приходят. И из лагеря еще – но этим или водку, или портвейн… – Она протянула мне бутылку. – Триста тысяч!
Я выгребла из кошелька всю мелочь, все мятые бумажки… двести восемьдесят тысяч, двести девяносто…
– Небогато, девонька, небогато… Клиент не идет! – засмеялась она. – Хрен с тобой, бери! Потом десятку занесешь!
Я схватила бутылку и побежала. Не благодарила – какое там… Темный лес, какие-то крики и в лагере, и в поселке рядом, шум близкого шоссе, отсветы фар на деревьях… Ворота, фонарики, плитка на земле, и воздуха не хватает – бежала быстро…
Он все еще сидел в палате. Когда я вошла, глянул на меня – но теперь к этому взгляду что-то добавилось… какая-то насмешка или что-то такое, неуловимое. Похожее на то, как Анечка смотрела на нас, вотяков, у автобуса…
– Ну ты даешь! Вообще королева! Ну, давай попробуем, что у тебя там.
Мы разлили по стаканам. Я попробовала – сладкое и жгучее, невкусно. Может, все дело в стакане… в оливке… в ситуации… Есть места…
– Ну и чего, понравилось тебе тут, в лагере? – спросил он.
– Ага, – выдавила я.
– Приедешь еще?
– Ага…
Что-то такое мы выдавливали друг из друга, допивая стакан, другой. В бутылке было еще больше половины.
– Ну ладно, – он встал, снова посмотрел на меня, а я – на него, – спасибо большое, меня ждут… Правда ждут. Побегу… Я приду еще… Обязательно. – Он прошел мимо меня, подошел к Оле и чмокнул ее в щеку. Потом, уже в дверях, повернулся ко мне: – Бутылку, – показал на мартини, – слушай, бутылку можно мне с собой взять? А?
Я кивнула, и он ушел.
Оля задумчиво посмотрела ему вслед.
– Дура, – сказала она, как будто очнулась, – вот дура! Ты зачем ему бутылку отдала?
– Пусть, – сказала я. Мне хотелось плакать.
– Молодец! – Оля уже кричала. – Он теперь пойдет к Анечке с твоим мартини…
– Какой Анечке? – спросила я машинально.
– Ты что, не знаешь?! Он Анечку трахает, нашу вожатую… Думаешь, почему он заходил? Вот увидишь, ее сейчас тоже нет…
Головокружение. Мутное, сладкое – как мартини… Что-то надувается в горле, что-то душит, в глазах как будто сверкает множество драгоценных камней. Моргаешь – и комната, Оля, Оксана – все плывет, а на щеках – холодно и мокро… Есть места… Есть люди… Есть что-то еще… У меня – нету.
– Девчонки, – я сглотнула, собралась с силами, а они сделали вид, что не видят, как я плачу. – Что там парни говорили? С этой… лодкой?
* * *
Все качалось. Лодка качала меня, водка качалась во мне, иногда опасно поднимаясь к горлу. Какой-то парень, кажется тот, что клал руку мне на плечо, тормошил меня – и я устало соглашалась. Все продолжало качаться на берегу – ночь кончалась, надо было расходиться по палатам, и деревья и кусты так рябили в глазах, трудно было идти по дорожке прямо, и Олю, и Лизу поддерживали парни, и даже Оксана нашла себе кого-то, кто держал ее под ручку, а я шла одна, и мир качался вокруг. Я еще никогда не была такой пьяной, и на все обрывки мыслей, которые возникали в голове, какой-то лихой, пьяный голос внутри отвечал мне в ритм шагов – все равно!
– Мне шестнадцать лет, я вотячка…
– Все равно!
– Я влюбилась, а он трахается с другой…
– Все равно!
– Где-то есть места…
– Все равно!
Сзади раздался пьяный крик, переходящий в хрюкающий смех, – Оля завалилась в кусты. Оксана потерялась где-то сзади. «Подруги!» – подумала я с отвращением, подходя к коттеджу. Ступенька, вторая – в третью я ударилась коленом, упала… В коттедже было тихо – как будто никого там не было. Пустота в рекреации, остатки черной ночи в окнах, поблескивающее ограждение – смена кончилась, и ничего не случилось.
– Все равно! – уже не так уверенно ответил голос.
Я шагнула в палату и увидела его. Он сидел на полу у кровати, весь растрепанный, с головой, упавшей на руки. Даже на расстоянии чувствовалось, что он какой-то горячий, потный и что спиртом несет даже от его волос. Он поднял голову – зеленые глаза были мутны и как будто съезжались к переносице. Он был ужасно пьян – а я, глядя на него, вдруг начала трезветь… Мир перестал шататься. Я смотрела на него, но не как всегда. Что-то не получалось. Снизу вверх, снизу вверх…
– А-а-а-а… – произнес он, вглядываясь в меня и как будто припоминая. – Это ты… это… влюбленная…
– Да, это я, – ответила я спокойно, – что же ты здесь? Почему не у Анечки?
Он махнул рукой, как будто мазнул себя по носу:
– А-а-а-а… Анечка… спит Анечка… ужралась… А я вот тут это…
– Чего – это? – спросила я. – Что, Анечке понравился мартини?
– Мартини… – Он мутно посмотрел на меня. – Мартини… Ты, это, скажи, твоя подружка… Она где?
– Какая? Оля? – спросила я еще спокойнее.
Я вдруг поняла, что ничего еще не кончилось. Под ногами лежала бумажка. В полутьме было не разобрать, но я была уверена, что это он – обрывок «Комсомольской правды». Избили, издевались… Принуждали к извращенному сексу…
– Оля, – ответил он, тоже увидел листок. Внимательно, качая головой, посмотрел на него, попытался взять, несколько раз промахнулся, наконец схватил в горсть и скомкал. – Да, эта… длинноногая… Она ничего, твоя подруга…
– Значит, Оля. – Я обошла вокруг него. Он ухватился рукой за кровать, попробовал встать – но не получилось. – Она скоро придет… А я? Скажи, чем я тебе плоха?
– Да ты, это… не плоха… Оля… Прид-дет Оля… А если не придет, то ладно, иди сюда! – Он протянул ко мне руку, хотел схватить за запястье.
Я совсем протрезвела. В голове что-то звенело, какой-то холодный, ясный лед, как льдинки в бокале. Европа… Есть места… есть мужчины… Они могли бы играть на теннисных кортах, водить яхты, разливать мартини… Он мог быть одним из них, а стал вот этим – пьяным идиотом на полу, в лагере, в палате…
Я присела рядом и положила руку на пряжку его ремня.
– Ну ты, это… быстрая, – замычал он, протягивая ко мне руку. Я резко ударила, его кисть тупо стукнулась о стену и упала на колени. Я вернулась к ремню, медленно расстегивая его. Он замычал, словно не понимая, что происходит. Ремень расстегнулся, и я потянула за пряжку, вытаскивая его из джинсов. Он смотрел на меня. Хотел, кажется, что-то сказать или потрогать меня – но боялся еще одного удара и как будто просто покорился тому, что я делала… Ремень был у меня в руке. Увесистая пряжка, грубая кожа… Как он, наверное, свистит при ударе… Я взяла его чуть выше локтя, за крепкий бицепс, весь мокрый от пота, и изо всех сил рванула вверх. Он крутанулся, ударился головой о кровать, перевернулся на живот. Я схватила обе его руки и затянула ремнем-петлей, как делала два года назад, когда думала о суициде. Он задвигался, замычал – вяло, все еще не понимая. Его руки уже были связаны. А я вытащила из его кармана пачку сигарет и встала.
Моя любовь, вожатый пятого отряда, красавчик, зеленоглазый танцор, лежал на полу в палате, пытаясь перевернуться с живота на спину. Я помогла ему – ткнула каблуком в плечо и снова встретилась с ним глазами – глаза его по-прежнему были мутными, и веселая наглость из них напрочь исчезла. Страха еще не было, была какая-то смутная тревога. Но я понимала, что смогу теперь вытащить из них любые эмоции – и страх тоже… Вот сигарета – я зажгу ее, сделаю пару затяжек, стряхну пепел на его лицо, на его пухлые губы. А потом смогу всадить горящий окурок ему в шею, в плечо – и он зашипит, и съежится, пойдет по шву кожа…
– Это… девчонки, я говорила, как меня называли у нас в поселке? – донеслось из коридора. – «Копыта очень стройные, – приближалось к нашей двери, – и добрая…»
Дверь открылась, на пороге стояла Оля в сопровождении Лизы и Оксаны.
– Кирка! – прошептала она быстро, увидев его на полу и меня с сигаретой. – Кирка! Вы тут что?..
– А ничего! – Я стряхнула пепел ему на голову. Было замечательно видеть, как наглая, грубая Оля съежилась, отступая, и только шептала: «Ты что, ты что…» – Я ничего! Эй! – Я ткнула носком в его щеку. – Оля твоя пришла! Ты ведь ждал ее! Девчонки! У меня тут парень на полу лежит, весь наш… Кто хочет?
