скачать книгу бесплатно
– Позвольте, коллеги. Еще один год наступил учебный. Мы рады, что с нами сегодня новые люди. Галя, меня зовут Александр, и я счастлив, что такая красавица будет работать у нас. Предлагаю тост за молодых специалистов!
– Танцевать? Антон Геннадьевич, я украду вашу даму?
Галя весело рассмеялась и с удовольствием протянула свою руку Александру. Он крепко прижал девушку к себе. Гораздо крепче, чем позволяли правила приличия. Но в зале царил полумрак, в голове плескалось вино, а рядом под музыку покачивались такие же пьяные парочки объединившихся коллег.
– Ты меня потом подожди, я столы поставлю и провожу, – прошептал Саша ей горячими губами.
– Подожду…
…Они исступленно целовались в грязном вонючем подъезде, где жила Галя. Красивый блестящий ремень давно валялся на полу, а Сашины руки выводили сумасшедшие рулады на ее груди и спине. Было поздно. Подъезд спал. Казалось, Саша сейчас взорвется.
– Пусти меня к себе, хочу тебя, слышишь, пусти, – он расстегивал брюки.
Внизу хлопнула дверь. Галя отпрянула от парня, запахивая плащ.
– Нет, не сегодня, не сейчас. Мне пора.
Он резко выдохнул, пригладил ей волосы.
– Конечно, ты права. Тогда пока?
– Пока.
Она чмокнула его в щеку и направилась к своей квартире.
*****
Алина Константиновна не очень-то любила развеселые гулянки. Куда комфортнее ей было дома, с мужем и дочерью. Лина теперь, когда вышла на работу, чувствовала непреходящую вину перед своими близкими. Ей казалось, она недодает им своей любви, своего внимания, нежности, заботы. Она ушла со школьного праздника, как только это стало возможным: среди первых. Тишина собственной квартиры поразила: никто не встречал – не поздравлял, а она надеялась на сюрприз от Сани. Но ни мужа, ни дочери не было. Лина набрала мамин номер, однако телефон отвечал долгими гудками. Праздничное настроение сменилось беспокойством, беспокойство – тревогой. «Записка. Должна быть записка».Нет, ничего. Снова и снова она набирала номер своих родителей, снова и снова ей отвечали долгие гудки. Когда неизвестность стала невыносимой, она выскочила на улицу. Навстречу ей шли те, о ком были все ее мысли: Саня с Нютой, мама с папой. Алина зарыдала в голос:
– Где вы были? Я вас потеряла… не знала, что и думать.
Саня укрыл – обнял:
– Ты почему так рано? Все испортила нам, сюрприз не получился.
А папа уколол:
– Ну, рева-корова, вся в мать, не могла, что ли в школе задержаться подольше?
Она счастливо засмеялась:
– Я к вам хотела.
Потом были суматошные приготовления «почти праздничного» стола с настоящей роскошью: виноградом и красным вином для Лины, шоколадом и яблочным соком для Нюты, картошкой с огурцами и селедочкой для остальных. Всех удивила мама, вытащив из авоськи палку настоящего финского сервелата и баночку оливок. Саня командовал, а Алина смотрела на мужа и думала: «Самый лучший, самый – самый».
… Ночью, когда родители ушли, а Нюся уснула, она шептала эти слова ему на ушко, и они жарким пламенем пронзали его молодое тело, заставляя снова и снова любить свою жену. И не было уже ни Лины, ни Сани, а было единое целое, неделимое и неразрывное, рожденное самым прекрасным, что есть на земле, – любовью.
*****
Елена Георгиевна открывала дверь квартиры, надеясь, что за то время, которое она провела в дороге, Круз успел вернуться. Она так устала целый день беспокоиться, что уже просто констатировала факт: его до сих пор нет. Лена понимала, что он может быть в ДК, но в его каморке не было телефона, а звонить на вахту она боялась: однажды наткнулась на хамство, так ничего и не добившись от дежурной. Однако время шло, а известий от мужа не было. «Еще полчаса и поеду в ДК», – решила Лена, потому что ожидание становилось невыносимым.
В дверь позвонили. Птицей бросилась она на звук. Распахнула – размахнула двери. Круз сидел – падал на подоконнике, явно не соображая, где он и что с ним. Куртка – чужая? прикрывала окровавленную – дрался? рубаху, штаны мокрые и грязные – обо…ся? были расстегнуты, но прихвачены ремнем. Рядом никого не было. Как пришел? Кто-то привел? Убежали?
Стало до тошноты противно. «Он такой. Алкаш и засранец. Это его выбор. При чем здесь я?… Разве он не был моим выбором?… Был, но он был другим, а такой… не хочу… не могу…» Она втащила мужа в комнату, позвонила матери и сказала, что придет ночевать к ней.
****
Последний учебный день перед каникулами в школе – день уборки и чистоты. «Помойка». (Мытье кабинетов, парт, стен, стульев). У детей настроение не учебное, а отпускное, но в уборке участвуют все. 10В приступил к наведению чистоты основательно: парты и стулья были вынесены в коридор, мальчики принялись за стены и батареи, а девочки намывали подоконники. Заправляла всем Олеся Кудрявцева.
– Елена Георгиевна, вы бы пока свой стол привели в порядок, нам-то несподручно туда лезть, – обратилась девочка к Лене.
Лена выглядела растерянной: все происходящее было для нее неожиданностью. Было странно, что никого не нужно организовывать, заставлять – призывать.
– Олеська, а можешь мне по секрету сказать, почему вы так рьяно, с энтузиазмом все это делаете? В чем подвох?
– Потом будем чай пить. Все вместе. И разговоры разговаривать. За жизнь.
– За жизнь?
– Вы против?
– Нет, я – за. Но как-то неожиданно все это. А к чаю что?
– С миру по нитке. Кто что принес.
С уборкой справились быстро и дружно. Расставили столы кружочком, вытащили запасы, расселись и вопросительно уставились на Елену.
– Я что-то должна сказать?
Ответил Мусин:
– Елена Георгиевна, вы с нами уже целую четверть, пора вливаться в коллектив.
– То есть?
– То есть посмотреть на нас в неформальной, так сказать, обстановке.
Все это, сказанное нагловато-развязным тоном, в обычной мусинской манере, прозвучало настолько двусмысленно, что Лена откровенно испугалась. Однако, стремясь не допустить возможно-невозможное продолжение, она, неожиданно для себя, предложила:
– Давайте на каникулах съездим в Токсово, в зубро-бизонник. Погуляем там, зубров покормим. Там хорошо, тихо так, воздух свежий.
Мусин растерялся, а все загалдели-зашумели одобрительно и быстро назначили день поездки.
*****
Когда говорят «Пригороды Ленинграда», в голове проносятся названия: Пушкин, Павловск, Гатчина, Петергоф. Но есть и другие пригороды, не пафосные, пышно-царские, а природные, натуральные, естественные, с запахом хвои и грибов, со следами лосей и зайцев, с непроходимыми зарослями и тихой гладью озер. К таким пригородам относилось Токсово. Старейший поселок, выросший из финской деревеньки, удивлял неказистыми домишками и первозданностью природы.
Токсово для Елены Георгиевны было связано с воспоминаниями детства. Там жили ее бабушка и тетя. Им принадлежал небольшой домик с участком прямо на берегу Кривого озера. Сюда каждое лето отправляли родители Лену на каникулы. Потом бабушка умерла, часть дома продали, а воспоминания, празднично-яркие, детские, остались. Она иногда приезжала сюда с Крузом, и это тоже были приятные воспоминания. Ей вдруг захотелось поделиться с ребятами своей любовью к этим местам, захотелось показать им всю глубинную, тайную прелесть и поздней осени, и ленинградской природы.
– Ну что, устали? – задорно оглянулась Лена на своих учеников.
Ребят собралось немного, 12 человек, но это был костяк класса, его лицо.
– Скоро дойдем до Изумрудного озера, там привал устроим.
Деревянный кораблик на Изумрудном разрушался медленно, но стремительно. Построенный на радость отдыхающим, он еще являл собой сказочное сооружение, притягивающее к себе туристов, однако было видно, что окончательная гибель его не за горами.
Вид Изумрудного озера, кораблика и деревянных беседок, несколько взбодрил приунывших ребят.
– Складывайте сюда вещи, перекусим здесь и пойдем к зубрам,– командовала Лена.
Парни скинули рюкзаки в кучу и бросились-побежали к кораблю. Девчонки потянулись за ними.
– Даша, Олеся, помогите стол собрать.
– Елена Георгиевна, а вы доставайте из сумок все подряд. Мы сейчас быстро вернемся.
Лена стала раскладывать на огромном пне немудреную снедь: бутерброды, огурчики, печенье. Кто-то прихватил сырую картошку. «Может, костер развести да напечь?» Кто-то взял банку с солеными огурцами. Среди термосов и бутылок с морсами Лена заметила литровую бутылку с бесцветной жидкостью. Сердце дрогнуло. Она открутила крышку. "Спирт? Водка? Чье это? И что делать дальше? Спокойно. Еще ничего не случилось. Все живы-здоровы, в своем уме и трезвой памяти. Разложить еду и ждать ребят".
Сквозь облака проглядывало солнышко. Казалось даже, что его лучики пригревали, а не только радовали. И 10В, скинув свои маски и оставив городу взрослые ужимки, искренне вбирал – заглатывал в себя и этот холодный воздух, и запах озера, и шум леса. Открылась вдруг высокая радость единения и гармонии с природой, наисильнейшее чувство, отсекающее в человеке все лишнее и наполняющее его таким счастьем, для которого нет слов, только крик: «Да-а-а-а!!!»
Лена почувствовала эту перемену, увидела радостных, разрумянившихся детей и побежала – бросилась к ним, атакуя корабль с криком:
– Девчонки! Захватывай корабль! Даешь женское счастье!
Девчонки, получившие неожиданную помощь Елены Георгиевны, с удвоенной силой стали атаковать корабль. Мусин был повержен одним из первых.
– Эй, кончай дурака валять, давайте-ка перекусим, – он отдал команду и неторопливо направился к месту привала. Вдруг в голове молнией пронеслось: спирт! В три прыжка добравшись до пня, парень схватил свой рюкзак и …
– Дима, ты это ищешь? – в руках Елены Георгиевны была его пол-литровка.
Он молчал.
– Ну что ж ты, ответь, это твое? – вокруг собирались ребята, еще ничего не знавшие, но чувствовавшие разгорающийся скандал.
Он молчал.
– А что там, Елена Георгиевна?
– Я думаю, там вода, а ты, Дима, как думаешь?
Он молчал.
– Быть может, я ошиблась, и это принадлежит кому-то другому? Чья это бутылка?
Все обреченно молчали.
– Зачем это? – протянула Олеська. – Так хорошо было. Эх вы, уроды!
Она вдруг подскочила к Лене, выхватила бутылку, вырвала крышку и вылила содержимое.
– На, понюхай остаточки, – бросила бутылку в лицо Мусину, – а мы лучше похаваем, да, Елена Георгиевна?
Все опять расшумелись, засуетились, стали передавать друг другу бутерброды, огурчики, посыпались смешки, шутки. Мусин отошел – отделился от всех. Как это вдруг так вышло, что они все оказались на ее стороне? Жаль, Шамаев не поехал. Костян – надежный парень, а остальные – стадо, куда поведут, туда и потянутся.
Глава 5. 7 ноября
Россия – страна парадоксов: 30 октября 1990 года в Москве на Лубянке устанавливают серый валун, доставленный из Соловков, в память миллионов жертв тоталитарного режима; а ровно через неделю, 7 ноября 1990 года, в той же самой Москве, но на Красной площади, состоялся парад, посвященный 53 годовщине Октябрьской революции, который тот самый тоталитаризм и породила. Стоит заметить, что это был последний парад, организованный на государственном уровне. Больше эту дату так не отмечали. А последний парад запомнился еще и покушением на М.С.Горбачева, когда тот находился на трибуне Мавзолея. Некто Шмонов Александр Анатольевич стреляет в президента из пневматического ружья. За что? Так и осталось за кадром. Сам Шмонов был признан невменяемым и даже помещен в психиатрическую больницу, а позже ( вот парадокс!), в 2006 году, он будет баллотироваться в Госдуму по 206 одномандатному округу Санкт-Петербургу. Когда начались эти парадоксы? Скоро ли они закончатся? Может быть, тогда, когда каждый живущий в этой стране перестанет абстрагироваться от происходящего вокруг и будет чувствовать личную ответственность за свою державу? Или тогда, когда память каждого будет вздрагивать и сердце учащенно забьется при словах «тоталитаризм, сталинизм и большевизм». Ведь это мы, наши деды и прадеды, руками своими творили беззаконие и совершали убийства. Это наши прадеды казнили в Екатеринбурге Помазанника Божьего и его семью, это наши прадеды выслали в 20-х и 30-х годах 20 столетия цвет русской нации и расстреляли оставшихся. Мы обязаны нести ответственность за все это перед Богом, перед всем миром, перед людьми. Лишь покаяние поднимет и спасет Россию.
*****
Дворцовая площадь в Ленинграде, как и Красная в Москве, собирала демонстрантов со всего города. Колонны формировались на подступах к площади по районам. Каждый район требовал определенное количество человеко-единиц от профсоюзов. Пройти дружными рядами под флагами и транспарантами – удовольствие довольно сомнительное. Поэтому все пытались найти причину, чтобы не участвовать в этой государственной затее: у кого-то болели дети, кто-то уезжал к теще, кто-то просто игнорировал. Однако большинство людей по-прежнему боялись санкций руководства, а поэтому послушно шли 7 ноября, как и много лет до этого, на Дворцовую площадь.
В 156 школу пришла разнарядка: поставить в колонну 10 человеко-единиц.
– Освобождаются пенсионеры и молодые матери! – строгим голосом провозгласил Вячеслав Николаевич.
Елена Георгиевна приуныла. Ходить строем и петь в хоре она никогда не любила. Выражать солидарность в построении чего? Она не считала нужным. Почти месяц прошло с того дня, как она ушла от Круза. Он не появлялся, не звонил, и она поняла, что их брак обречен. Скорее всего, будет развод. Это правильно? Нужно было с кем-нибудь обсудить это. Она обратилась к Алине. Та откликнулась:
– Знаешь, приходи к нам в гости после демонстрации. Я испеку шарлотку, чайку попьем.
– А это удобно?
– Конечно, я тебя с мужем познакомлю. Он у меня замечательный.
*****
Колонна Калининского района формировалась на улице Герцена. Туда Лена и направилась, выйдя из метро. Странное дело, на Невском царило оживление. Тут и там мелькали флаги, шарики, лозунги. « Боже мой, что же мы празднуем-то?» – мелькнуло в голове. Люди, весело- разгоряченные, улыбчиво-румяные ( как-никак минус 4) суетливо спешили прибиться к своей колонне. «Калининский район» Лена заметила не сразу. Сначала она увидела «Да здравствует Октябрьская революция!» в руках у химика Александра Павловича. Другое древко было в руках у Галины Степановны.
– Леночка, не проходите мимо, – Герман Федорович, как всегда, импозантно- галантен, – вы прибыли к пункту назначения.
– Галочка, – продолжал Герман Федорович, – негоже такой красавице ручки марать. Давайте мне вашу ношу, а сами идите, развлекайтесь.
Галина Степановна и вправду была неотразима: красное полупальто с роскошным капюшоном было отделано черными пуговицами в клубном стиле, черные ботфорты подчеркивали длину и стройность великолепных ног, а леггинсы лишь усиливали этот эффект. Молодая здоровая красота – что может быть лучше? Галя с радостью рассталась с лозунгом и пристроилась к Саше, который откровенно любовался девушкой.
Колонна пришла в движение, выровнялась, подтянулась и браво прошествовала по Невскому к Дворцовой площади. Там людей спешно прогнали мимо трибун и … было разрешено расформировываться.
– Сударыня, могу я предложить рюмочку спирта? – Сашин голос скорее утверждал, чем вопрошал.
Галя удивленно посмотрела на парня. Конечно, собираясь на демонстрацию, она предполагала, что романтическое приключение возможно, даже надеялась на это, но «рюмочка спирта»? Как-то не комильфо.
– Даже не знаю, что сказать,– проговорила девушка.
– А не надо ничего говорить, просто доверься мне, старшему коллеге и другу.
Он подхватил Галю под локоток, и они быстрым шагом, обгоняя расходящуюся толпу демонстрантов, миновали Дворцовый мост и устремились к Петроградской стороне, туда, где старые-старые дворы-колодцы вот уже несколько веков были молчаливыми свидетелями человеческого падения и вероломства. Много чего они повидали, о многом же будут молчать. Федор Михайлович не зря отмечал холодную бесприютность серых домов Петербурга. Таким был этот город для «бедных людей», таким и остался.
Саша уверенно вошел в подворотню, сумрачную, тревожную и безлюдную. Откуда-то из-под пожарной лестницы он извлек ящики и выставил на них фляжку со спиртом и стаканчики. Туда же определили хлеб и огурчики.
