Метро 2035: Муос. Чистилище

скачать книгу бесплатно

Начались изнурительные тренировки владению секачами. Часами Вера с другими диггерами разучивала движения, выпады, связки ударов и полные ката. Не меньше часа в день длились спарринги. Для этого диггеры использовали деревянные макеты секачей и деревянные мечи, имитирующие оружие воинов остального Муоса. Удары палками и секачами наносились во время спарринга почти в полную силу и были очень болезненны. За первые месяцы спаррингов тело Веры «украсили» десятки синюшных полос и даже порезов, причиненных деревянными макетами. Но она уже умела превозмочь свою боль и не останавливаться даже после оглушающего удара деревянным оружием в голову.

Во время спарринга с Жаком Вера заметила, что тот наносит удары ей в полсилы, явно жалея свою подругу. Вера владела оружием хуже. Но теперь кроме обычного желания победить в поединке у нее появился дополнительный стимул выиграть – она хотела отбить у своего инструктора желание относиться к ней со снисхождением. Вера не раз проигрывала в своей голове их учебные бои и выискивала, где в защите ее оппонента имеется брешь. С горечью Вера пожалела о том, что у нее не три руки, или…

В один из спаррингов Вера и Жак дрались на секачах. Вера чувствовала, что Жак ей, как обычно, поддается. Он более чем удачно парировал все ее удары и зачастую оказывался в положении, когда мог запросто нанести болезненный ответный удар, ничем не рискуя. Но Жак как бы случайно упускал выгодный для себя момент, давая фору своей сопернице. В один из таких моментов Вера изловчилась и нанесла Жаку удар ногой в пах. Жак, задыхаясь, согнулся на секунду, но тут же, поборов боль, разогнулся и стал в боевую стойку:

– Я что-то не понял…

Недоумение Жака было понятно: классический бой диггера ограничивался нанесением ударов секачами. Никогда диггеры не задействовали во время боя ноги.

Вера видела, как на лице Жака проступил холодный пот – все-таки боль он борол с большим трудом. С максимальным равнодушием она ответила:

– Дерись нормально, как со всеми. Не надо мне подыгрывать.

В этот раз Вере пришлось очень тяжело. Удары деревянными секачами загнали ее в угол помещения, в котором они спарринговали. Жак вошел в боевой транс и сражался с ней как с реальным соперником. Вера пропустила уже несколько ударов, и на ее теле появились неглубокие, но болезненные кровоточащие раны. Вера попыталась еще раз нанести Жаку удар ногой в пах, но тот поставил секачом блок, и ступня больно ударилась об острия деревянного макета. Отогнав боль, Вера продолжала отражать удары секачей Жака и в какой-то момент нанесла новый удар ногой, теперь уже по ногам диггера. Жак не удержался на ногах и упал. Вера тут же подпрыгнула, рухнув ягодицами на грудную клетку Жака, и приставила к его шее секачи. Спарринг был окончен.

Все диггеры, и даже Антончик, внимательно следили за этим боем. Подымаясь с пола, Жак сказал:

– Ты дважды, вернее трижды, применила запретный прием. Ты дралась ногами.

– Кто запретил драться ногами?

– Великая Марго так не дралась. Именно она стояла у истоков боевого искусства диггеров.

– Вот именно: стояла. Но разработанная ею система боя лишь отдаленно напоминает современные боевые приемы диггеров. Ведь они постоянно совершенствовались.

– Да. Но ногами она не дралась вообще.

– И она кому-нибудь запрещала драться ногами?

– Ну, я не знаю…

В спор вмешался Антончик:

– Стрела права. Если ей удобней драться ногами, пусть дерется. Запрета на бой ногами никто не налагал, и я не вижу смысла делать это. Тем более, результат налицо. Запрет я налагаю только на нанесение ударов в пах.

Несмотря на разрешение Антончика, диггеры встретили это нововведение неприязненно. После этого случая каждый диггер дрался с Верой как с личным врагом, стараясь проучить выскочку. Несмотря на все увеличивающееся количество «тренировочных» ранений, жесткие спарринги только оттачивали мастерство Веры. Правда, диггеры уже внимательно следили за ее ногами, и провести успешный удар ей удавалось все реже.

Вера самостоятельно начала разрабатывать приемы ударов ногами. Она делала растяжку, тренировала держание ноги на весу, придумывала и отрабатывала маховые и толчковые удары. Во время одного из спаррингов она крутанула «вертушку», нокаутировав дравшегося с нею диггера. Все чаще и чаще у нее получались успешные подсечки, удары по почкам и в голову. У нее было явное преимущество: к двум своим секачам, которые были и у ее соперников, она добавила еще два мощных инструмента боя – свои ноги, которые у соперников были не задействованы.

Через несколько месяцев у Веры в бригаде остались только два серьезных противника – Антончик и Жак. Она стала замечать, что и другие диггеры пытаются в спаррингах задействовать ноги. Ее нововведение было принято. Но так работать ногами, как она, не мог никто.

Постепенно временная неприязнь к ней диггеров их бригады проходила. Вера становилась все более уважаемым диггером. Первоначальная цель ее прихода в бригаду была занесена толстым слоем впечатлений, успехов, своеобразной диггерской романтики, соединившей в себе лучшее от вольной жизни североамериканских индейцев, монгольских кочевников и буддийских монахов. И если бы за ней не вернулся следователь, она бы не пожелала сходить с пути диггера. Но следователь за ней вернулся.

III

Урочище

1

Следователь ждал их в Ментопитомнике. За эти годы он почти не изменился, разве что седины на голове стало больше, да четче прорезались морщины над его переносицей, а в остальном – это тот же следователь, который пришел в МегаБанк почти пять лет назад.

Следователь же едва узнавал Веру. От прежней сопливки остались только любопытные зеленые глаза. Ее вытянутое лицо с торчащими скулами и синевой под глазами трудно назвать миловидным. Зато нос у нее был удивительно прямой: не было ямочки выше переносицы, и казалось, что начинается нос прямо ото лба. Это делало ее лицо каким-то величественным, похожим на лик древней богини. Давно обрезанный пышный хвост сменили нерасчесанные клочья русых волос, спускавшиеся чуть ниже мочек ушей. Следователь быстро осмотрел тело девушки. Выступающие ключицы и ребра, худые, но жилистые руки и ноги, маленькие крепкие груди, сбитый в один мускулистый бугор живот. И все тело покрыто царапинами, синяками, ссадинами. Внешний осмотр девушки следователя удовлетворил, и он снова заглянул в лицо девушки, а в нем было самое главное: Вера смотрела прямо и уверенно, на лице была написана решительность и огромная сила воли. И она была рада встрече.

Следователь подметил, что в дверь Вера вошла третьей, причем это была не случайность. Она явно не последний человек в этой бригаде. И следователь обратил внимание на кое-что еще: диггеры не отреагировали на его появление, за исключением самой Веры и какого-то бородатого юноши. Но если Вера была ему рада, то юноша выдавал явную неприязнь к гостю.

Следователь не стал любезничать с Верой. Он сразу же, не поздоровавшись, задал вопрос Антончику:

– Как она?

– Она – диггер… Один из лучших.

Следователь удовлетворенно кивнул и, едва повернув голову к Вере, спросил:

– Со мной идешь?

Вера не спешила отвечать. Она уже умела скрывать свои эмоции, и никто не заметил того головокружительного водоворота в ее голове, сотворенного столкновением двух противоположных течений мыслей.

Рядом с ней находилась ее бригада, ставшая новой семьей. За спиной – сотни километров переходов и туннелей, которые принадлежали ей. Она научилась любить эту загадочную неопределенность пути диггера, бесконечность переходов, ауру подземелий. Она прониклась восхождением по пути к физическому и духовному совершенству. Ее не манили станции и поселения большого Муоса с их суетой, жестокостью и извечными противоречиями.

Но она помнила то, что произошло в МегаБанке. Она понимала, что диггеры редко видят Зло, потому что научились его избегать. Но это не значит, что Зло перестало существовать; оно пронизало весь Муос и пьет из него жизненную силу, пока не высосет всю. Десятки тысяч людей на станциях, в бункерах и поселениях стенают и мучаются. А диггеры даже не пытаются им помочь. Теперь же перед ней стоял следователь, который когда-то хладнокровно уничтожил тех, кто уничтожил ее семью. И рядом с ней стояли те, кто также хладнокровно наблюдал убиение дикими бедной республиканки. Нет, свой выбор она сделала давно, еще по пути к диггерам. Она ответила:

– Да, я иду с вами.

Следователь кивнул. Антончик не проявил никаких эмоций, зато Жак не выдержал:

– Вера! Ты же диггер! Ты не можешь так вот просто оставить свой путь и уйти непонятно куда. Ты для меня… для нас много значишь. Ты предаешь нас… Мы же вырастили тебя, передали тебе свои знания… Ты должна остаться…

В порыве Жак схватил Веру за руку, но Вера отстранилась от него:

– Ты теряешь контроль над собой, Жак. Мой путь не с вами. Я ухожу.

2

После выхода с Ментопитомника следователь не проронил ни слова. Когда они подходили к Академии Наук, Вера не выдержала и спросила:

– Куда мы идем? В школу следователей? В Университет?

– Нет, туда – рано.

Это была вся информация, которой поделился следователь о конечной цели их пути.

Они вошли на Академию Наук. Вера раньше никогда не была на станциях метро; до трагедии МегаБанка она не покидала стен родного поселения. Бригады диггеров старались обходить поселения Республики стороной. Быть может, у диггеров это такое же неофициальное табу, как выход на Поверхность. А может, они боялись большого и открытого пространства станций, где все их преимущества бойцов узких переходов были неприменимы. Если надо было о чем-то переговорить или чем-то обменяться с жителями станции, диггеры останавливались у внешнего дозора и решали все проблемы прямо в туннеле. Но даже сами туннели метро не переставали Веру удивлять. Широкие и длинные, почти прямые подземные магистрали обладали необъяснимой притягательной силой. Чуткий слух диггера улавливал в них, помимо обычной палитры звуков, какую-то особенную, не свойственную неметрошным коммуникациям, едва слышную мелодию. Может быть, это были отголоски сквозняков и подземных вибраций. А может, сами туннели пели грустную песнь построившей их цивилизации, для жалких огрызков которой они стали последним убежищем. Туннели Веру манили, казалось, они ведут в иной мир, полный тепла, гармонии и благополучия. Пока Антончик решал свои вопросы с дозорными какой-нибудь станции, Вера до боли в глазах всматривалась за спины дозорных, как будто она могла рассмотреть великолепие огромного поселения, звуки которого доносились до ее обостренного слуха. Но вслух о своем желании побывать на станции метро она не делилась ни с одним из диггеров.

И вот она вошла на Академию Наук. Гигантский параллелепипед стометровой длины и десятиметровой ширины был под потолок застроен жилищами, мастерскими, общественными помещениями. На этой станции, входившей в Восточный сектор Республики, еще просматривались следы прежних хозяев – ленточников. Большинство убогих жилищ так и не перестроили: не было средств, да и желания особого тоже не было. Республиканцы свою станцию прибирали более регулярно, но ее кричащая дикость по-прежнему резала глаз. Лишь закопченные колонны квадратного сечения с мраморной отделкой внизу, да арки под потолком – остатки былого великолепия данного сооружения. И даже они едва просматривались за дырявыми стенками уродливых построек, сделанных из грязного картона, кривых досок, рваных тряпок, гнилой фанеры и ржавой жести. Переселенные сюда республиканцы не демонтировали массивные клетки, использовавшиеся ленточниками для содержания пленников-ученых и тех, кто дожидался публичного осчастливливания. Такой жест для них был бы слишком расточительным. Клетки обвязали каким-то тряпьем и кусками картона и превратили в мастерские. А одну – самую маленькую – так и оставили в качестве местного изолятора для провинившихся. Даже крюки с блоками на потолке – орудия казни ленточников – приспособили под подъемники для разделки туш. О бедности этой станции говорило лишь то, что всего несколько жилищ были покрашены по современной моде Муоса разноцветными красками.

Вид Академии Наук разочаровал Веру. Не добавили настроения и местные жители. Их было здесь чуть больше двух сотен. Восторг от победы над ленточниками давно прошел. И люди снова столкнулись с врагами, которых невозможно убить в бою: с голодом, с болезнями, с радиацией и с отчаянием. Одевались местные республиканцы, конечно, лучше ленточников, но намного хуже, чем одевались жители родного МегаБанка. Это было тем более удивительно, если учесть, что именно Восточный сектор Республики специализировался на производстве льна. Парадокс объяснялся системой «равноправия» территорий и «прогрессивными» экономическими отношениями, установившимися в Республике после ее создания. Эта система развивалась годами и окончательно закрепилась введением денежной системы. Именно круговорот льняного сырья и льняной продукции был наглядным примером перекоса в экономике и политике Республики.

Десятки полей вдоль бывшего центрального проспекта Минска являлись основным источником сырья для изготовления тканей в Муосе. Для того чтобы выходить на поверхность, восточенцы закупали в центральном секторе или попросту Центре скафандры. Громкое слово «скафандр» совсем не соответствовало тому, что оно обозначало – обыкновенный комбинезон из прорезиненной ткани с герметично припаянными к штанинам резиновыми сапогами. На голову надевалась маска из такой же прорезиненной ткани, с двумя стеклянными окулярами и сменными ватно-марлевыми фильтрами для дыхания. Конечно, были скафандры более совершенные, двухслойные, со свинцовым напылением, со шлемом и с отличными адсорбирующими фильтрами. Ими пользовались сталкеры и исследователи. Но у нищих восточенцев не хватало средств на их покупку. Поэтому они закупали в больших количествах относительно дешевые поделки, которые давали лишь отсрочку от лейкемии и рака.

В тесных неудобных скафандрах они распахивали поля: двое тянули плуг, а один им управлял. Засевали лен, потом его собирали и сушили на поверхности. Одновременно отражали нападения хищников и мутантов. Потом тюки с сухим льном спускали в подземку, грузили на велодрезины и везли в Центр. Лен-сырец продавался за цену, не сопоставимую с вложенным в его выращивание и уборку трудом.

В мастерских Центра лен, обрабатывая специальными растворами, дезактивировали, потом снова сушили, делали из него пряжу и ткани. Ткань, а то и готовую одежду, продавали. Но на их покупку у производителей льна едва хватало денег. Скрипя зубами от такой несправедливости, восточенцы ничего не могли поделать. Только в Центре находились мастерские по дезактивации льна, только они владели соответствующими технологиями, а значит и полной монополией на производство пряжи и тканей. Центровики категорически отказывались сдавать в аренду дезактивационные мастерские. Делегации восточенцев умоляли заменить цепочку купле-продаж на подряд по дезактивации льна-сырца, но центровики не шли не на какие уступки, захватив полностью весь производственный цикл от момента дезактивации до производства готовой ткани и одежды. Работая в безопасных мастерских, они получали сверхприбыли, в отличие от восточенцев, гробивших свое здоровье и едва сводивших концы с концами. Вопрос ограничения монополии по обработке льна не раз подымался депутатами Восточного сектора на заседаниях Собрания. Но они оказывались в меньшинстве – к голосам депутатов Центра добавлялись голоса парламентариев из других секторов, которые не производили льна: этот спор непосредственно их не касался, и поэтому они поддерживали влиятельный Центральный сектор.

Вера помнила, что у нее дома было как минимум три смены одежды, изготовленной из льна и кожи. Вся одежда была окрашена в разные цвета и украшена вышивкой и нашивками из обрезков кожи, разноцветных тканевых лоскутков. Почти все жители Академии Наук ходили во всем сером изо льна и серо-коричневом из кожи. И лица у них были такими же серыми. Вера внимательно всматривалась и не видела в глазах этих людей даже тени упрямой жизнерадостности мегабанковцев или равновесного покоя диггеров.

Следующие станции – Площадь Якуба Коласа и Площадь Победы – оказались богаче и приветливее на вид. Сказывалась близость к Центру. Жителей здесь было раза в два больше, одеты они были лучше.

Люди в тесных проходах станций почтительно расступались перед следователем. А на Веру смотрели как-то странно. Сначала она думала, что они с любопытством рассматривают ее экипировку. Но потом заметила, что глаза многих мужчин застревают на одном месте – на уровне ее груди. Причем у некоторых на лице появляется противная слащавая мина. Она даже несколько раз опустила голову, ища несуществующее грязное пятно или насекомое. Но там ничего такого не было: все чисто, обычная грудь, обычные соски… Грудь! Вера только сейчас обратила внимание на то, что ни одна из республиканок не ходила с обнаженной грудью. Порывшись в детских воспоминаниях, она не вспомнила, чтобы так ходила хотя бы одна женщина МегаБанка. Это же относилось и к тем женщинам, которых она встречала в переходах за время своего диггерства. Неужели ходить раздетым – это какое-то табу республиканцев? Вера, подытожив свои мысли, пожала плечами.

Она не замечала, что мужики почти всех возрастов после прохода Веры останавливаются и, не обращая внимания на раздраженные понукания жен и подруг, пристально смотрят вслед юной амазонке с некрасивым лицом, но таким грациозно-стройным и сильным телом, прикрытым лишь кожаной юбкой, обрезанной чуть ниже ягодиц.

3

За Площадью Победы метрошные туннели преграждала бетонно-водяная заслонка – неудачное ограждение от нашествия ленточников. Недалеко от тупика груз с велодрезин перегружался на небольшие тележки. Вереницы тележек по неметрошным переходам, названным Обходным Путем, огибали заслонку и выходили в туннель с другой стороны. Там грузы с тележек перегружали на другие велодрезины, которые шли в Центр. Обеспечением обхода заслонки постоянно занималось полтора десятка человек – грузчики, бурлаки и охранники в одном лице. Место здесь было опасное – дикие диггеры то и дело взламывали решетки между Обходным Путем и другими коммуникациями и нападали на караваны, уязвимые в тесноте и темноте подземных переходов. Даже следователь не стал рисковать и дождался очередного каравана. Они без происшествий обошли заслонку и вскоре оказались на Октябрьской.

Вера увидела почти воплощение своих сказочных представлений о великолепии станций. После убожества Академии Наук и Площади Победы Октябрьская встретила их аккуратным геометрическим построением жилищ, безвкусной, но яркой и броской раскраской высокого сводчатого потолка и стен строений. Удивительные колонны здесь не прятались за рядами жилищ, а как бы нарочно были оставлены на виду. Задрав голову, Вера смотрела на сказочное великолепие их чистого мрамора, заканчивающегося утолщениями давно не работающих светильников.

По одежде местных республиканцев было заметно, что отмена уровней значимости не сделала их равными. Ссутулившись и потупив взгляд, по проходу между квартирами слонялись нищие в обносках. Куда-то спешили рабочие в однотипных комбинезонах. Уверенно отмеряли шаги военные и служащие в униформах. Презрительно-надменно взирали буржуа в великолепных просторных комбинезонах и платьях. Но, завидев следователя, новые муосовцы поспешно меняли мину на своем лице на почтительно-любезную, подобострастно отвешивали микропоклон и отступали в сторону, уступая дорогу служителю Фемиды и его странной спутнице.

Еще фантастичней выглядела Площадь Независимости. Поражала сама бесколонная постройка станции со вспарушенным сводом недавно побеленного потолка, торцы которого спрятаны за выступающие карнизы. Здесь постройки на платформе и над путями были выстроены идеально ровно, геометрически правильно окрашены в строгие черные, белые и красные тона.

Вера не успела осмотреть станцию, свернув за следователем в узкий проход, жерло которого было выдолблено прямо в стене станции. Пройдя метров двести по каким-то ходам, разминувшись с тремя дозорами, они оказались в бункере. При входе в торцевое помещение бункера Вера мельком прочитала трафаретную синюю надпись на двери: «Командующий Сил Безопасности Республики генерал Дайнеко Павел Павлович». Следователь знаком указал Вере оставаться в приемной, обменялся несколькими словами с сидевшим здесь офицер-адъютантом и вошел в дверь. Оторвавшись от вороха бумаг на своем столе, офицер-адъютант удивленно пялился на ее грудь.

Дверь открылась, и следователь знаком показал Вере входить. Пока она заходила, Командующий доброжелательно продолжал разговор со следователем, начатый еще до появления Веры:

– Неужели тебя наконец-то устроил какой-то кандидат? Давай, показывай это чудо природы…

Генерал запнулся, увидев вошедшую Веру. С открытым ртом, не дыша, он смотрел на Веру с полминуты, а потом выдохнул:

– Это шо?

Он употребил не «кто» и даже не «что», а именно «шо», вложив в это определение максимум презрения. Оправившись от первого шока, Командующий продолжал:

– Третий следователь, это вы пошутили так? Скажите, что «пошутили», – вам даже такие шутки прощаются. Поржем вдвоем вдоволь.

Рот генерала Дайнеко начал было растягиваться в улыбке. Но следователь даже не поменялся в лице, и улыбка Командующего скукожилась.

– Ладно, промазал. Согласен, вы скорее мертвыми шутить будете, чем живыми. А может у вас профессиональная деградация?! Перенапряглись, перенервничали. Неудивительно, лет десять без отдыха. Так это ничего – я начсоту поручу дать тебе пару дней отдыха…

– Генерал, отдых мне не нужен. Я еще раз докладываю: мною подобран кандидат в спецназ с перспективой выдвижения на должность следователя. Я требую, чтобы ее допустили к испытаниям.

– Лучший следователь Республики притащил поступать в Ударный Батальон Республики голую девку. Ты Силы Безопасности на смех выставить хочешь? Да над нами весь Муос ржать будет. Уводи ее на хер, гони туда, откуда привел, и давай забудем эту глупую историю.

Генерал махнул рукой, нервно схватил со стола первую попавшуюся бумажку и уставился в нее, сделав вид, что он читает, показав тем самым, что аудиенция закончена. Следователь спокойным официальным тоном продекламировал:

– В соответствии с Положением о Силах Безопасности Республики, в спецназ может поступить любой гражданин Республики, рекомендованный любым действующим или отставным офицером Сил Безопасности, прошедший вступительное испытание. В Положении нет ограничений по полу и возрасту кандидатов. Генерал, в приемной я оставлю письменный рапорт о подборе кандидата в Ударный Батальон. Разрешите идти?

Генерал медленно поднял свое бычье лицо с налитыми кровью глазами:

– Ну, знаете, следователь! По-моему, у вас на почве успехов мания величия взыграла. Я вас предупреждаю: никакой поблажки при приеме в УБР этой пигалицы не будет – я сам об этом позабочусь. Если ее убьют на испытаниях – эта смерть будет на вашей совести. Даст бог – оставят калекой, и она до конца дней своих будет вам за это благодарна. Ступайте и заберите ЭТО с собой, но послушайте добрый совет: отправьте ее домой.

Следователь по-военному развернулся и вышел. За ним вышло «это».

Когда они шли по коридору прочь от штабного бункера, следователь задал один вопрос:

– Не передумала?

Вера сразу же ответила:

– Нет.

Следователь кивнул. Подумав, Вера спросила:

– Что такое спецназ?

– По ходу узнаешь.

– Я хотела стать следователем.

– Всему свое время, – ответил следователь и ускорил шаг, дав понять, что разговор окончен.

4

После Великого Боя и образования Республики новые власти задумались о создании единых Сил Безопасности, действующих на постоянной основе. Численность, структура и функции СБ были причиной долгих споров. В конце концов, порешили сформировать Армию из трехсот военных, отряд специального назначения, названный Ударным Батальоном Республики (командир, десять офицеров и сорок солдат), и Следственный Отдел из девяти следователей и начальника, которого называли начсотом. Кроме того, в структуру Сил Безопасности входили Штаб и Академия Сил Безопасности. Армия осуществляла охрану важных объектов, обеспечивала стационарное дежурство в наиболее опасных дозорах, конвоировала обозы с товарами, осуществляла масштабные военные операции. Ударный Батальон Республики или, проще говоря, спецназ, задействовался на наиболее трудновыполнимые и важные военные операции, во время военных действий осуществлял поддержку армии на самых сложных направлениях, осуществлял боевое сопровождение следователей Республики.

Базой УБРа являлось Урочище – тупиковая ветвь туннеля, до Последней Мировой соединявшая Московскую и Автозаводскую линии метро. Эта ветка имела вспомогательное значение, поэтому построили ее абы как. Нормально туннель не закрепили, отток вод надлежащим образом не обеспечили, и еще до Войны в нем все держалось «на соплях». Тектоническая волна от одного из ядерных взрывов разрушила систему поддержки туннеля, он рухнул. Остались лишь слепые туннельные обрубки, ведущие к пятидесятиметровому завалу. Именно поэтому последний Президент Республики Беларусь вынужден был строить Большой Проход, переоборудовав пешеходный переход между Октябрьской и Купаловской в снабженный рельсами туннель. Зато теперь образовавшийся тупик стал отличным местом для дислокации базы спецназовцев или, как их теперь называли, убров. Достаточно широкий и длинный для тренировок, расположенный близко к станции Октябрьская – одному из поселений метрополии Республики, стоящей к тому же на перекрестке двух линий. И в стороне от постороннего взгляда – чужие сюда не забредали, их отгонял постоянный заслон из сменяющихся убров на входе в тупик. Телефонная линия обеспечивала постоянную связь Урочища со Штабом и руководством Республики.

По мере поступления заданий убры группами уходили из Урочища. Работы у них было много, и редко какому солдату или офицеру Ударного Батальона удавалось побыть в Урочище больше недели. У самого тупика весь цилиндр туннеля был переоборудован под жилье и служебные помещения. Здесь располагались казарма для одиноких убров, общежитие с маленькими комнатушками для семейных, оружейная комната и кабинет командира спецназа. Вся постройка называлась корпусом. Прямо в туннеле находились кухня и столовая, учебный класс, тренажеры, мишени для стрельбы, полоса препятствий.

Между заданиями с самого утра до самого вечера офицеры и солдаты УБРа обязаны были тренироваться: рукопашному бою без оружия, мечному бою, метанию ножей, стрельбе из арбалетов, тренировать силу и выносливость, изучать настоящих и перспективных врагов из числа людей и нелюдей, получать сталкерские навыки. Бешеного ритма службы многие новички не выдерживали. Таких переводили в армию, где служба была полегче. Но недостатка в кандидатах Урочище никогда не испытывало. Многих манила перспектива стать на полное государственное довольствие и при этом получать денежную зарплату. Тяжкий труд убров был не заметен штатским. Они видели только сильных подтянутых мужчин в красивой форме, на которых тайком или в открытую, глотая слюну, пялились республиканки всех возрастов: от безгрудых девчонок до многодетных вдов.

На форму и экипировку спецназа Республика не жалела средств: спецназовец только своим видом должен был внушать уважение и веру в силу Республики. Широкие, удобно покроенные, темно-серые камуфляжи убров не только делали шире и без того крепко сложенных мужчин. Расцветка одежды спецназовцев максимально скрывала их в темноте – на фоне серых туннельных стен и подземных ходов. На ногах – прочные и вместе с тем мягкие кожаные сапоги с завязками, в которые заправлялись брюки. На голове – камуфлированная бандана или каска, обтянутая таким же материалом. За спиной – ножны с мечом, арбалет и колчан с десятком стрел. На кожаном поясе – наручники и несколько метательных ножей. Лицо обычно разрисовано маскировочно-боевым орнаментом из сажи. Фермеры, рабочие и служащие кусали губы, глядя на этих молодцев и сравнивая свою унылую и беспросветную жизнь с яркой и интересной жизнью воина.