скачать книгу бесплатно
Известно, что причиной гибели всесильной Римской империи (в середине первого тысячелетия) стали не войны и нашествия варваров, а падение правителей государства, затем и большей части народа в безнравственность, разврат, идолопоклонство, полное пренебрежение заповедями Бога. Примерно та же схема падения у Византии. Она, как и Римская империя, задолго до внешней экспансии созрела для своей гибели под гнетом внутренних, духовных проблем. Гибель СССР – уже современная иллюстрация глубинного характера причин гибели империй и цивилизаций. Такой исход закономерен для любого варианта рациональной цивилизации, кичащейся приверженностью прогрессу, но ведущей людей по пути деградации в своей внутренней ипостаси, то есть по пути регресса (деволюции). Все внешние проблемы порождаются затем изнутри человека.
Современная историческая наука не знает золотого века и не верит в его существование. Но она толком не знает и многого другого, даже того, что происходило не 10-12 тысяч лет назад, а в прошлом и позапрошлом столетиях. Нестыковок во мнениях историков множество. Куда более близкие к нам события остаются под сомнением: было ли крещение Руси, где и когда произошло Куликовское сражение, кто первым открыл Америку? Принципиально различны взгляды историков даже на совсем близкую к нашему времени Вторую мировую войну.
В одной из книг Карлоса Кастанеды есть показательный пример: над племенем, живущим в джунглях Латинской Америки и полностью оторванным от внешнего мира, ежедневно в одно и то же время пролетал крупный воздушный лайнер, рейсовый самолет. Но туземцы его не видели и не слышали. Он для них не существовал, ибо не вписывался в их картину мира. Его наличие невозможно было объяснить с точки зрения тех представлений о мире, в которых они были абсолютно уверены.
Точно так же не вписывается в господствующее ныне миропонимание золотой век, и наука отказывается признать возможность его существования, несмотря ни на какие доводы и факты. Она боится такого знания, всячески открещивается от него, чтобы не рухнула вся конструкция привычного.
…наука хочет всеми силами удержать нас в этом опрощенном, насквозь искусственном, складно сочиненном, складно подделанном мире.
Ф. Ницше
Плененные эволюционной теорией научные представления уже столетиями топчутся на месте в деле познания человека и его истории. Идея непрерывного прогресса слишком неестественна в своей однозначности. Она хороша для технической сферы, но не для человека, его духовного мира. Вполне возможно, что наш истинный предок был ближе не к животному, а к божественному началу жизни. Следовательно, на каком-то этапе бытия он трансформировался не по пути приобретения чего-то сверхживотного, а через умаление, вытеснение с авансцены жизни высшего, божественного в себе. Первобытность (а затем и рациональная цивилизация) – трагический финал исходного великолепия людей и их бытия.
Остается вопрос, кто держит людей уже тысячелетиями в плену надуманных догм и убеждений, лишая, по сути, возможности сохранять свою внутреннюю подлинность и жить в изначально уготованном для них раю. Можно предположить, что этот разрушитель – в угоду князю мира сего – исконных душевных качеств людей и их перспектив жить в лучшем для себя мире находится внутри каждого из нас. Причем он умеет представляться (подобно своему демоническому хозяину) постоянным спасителем человека и оплотом его самых светлых надежд на будущее. Обращение к золотому веку позволяет утверждать, что имя этого лживого идола – разум. Господство разума исказило внутренний мир людей золотого века и искажает сознание людей сегодня – в каждой индивидуальной истории (110).
В заключение заметим: без золотого века как эталона не с чем сверять то, что мы уже построили, и то, к чему стремимся; невозможно адекватно оценить все происходящее в жизни современной цивилизации, как невозможно оценить и самого человека с его качествами – то ли естественными, то ли искаженными цивилизацией. Даже если бы золотого века не было, его следовало бы придумать. Человечество должно иметь перед собой образец подлинной (идеальной) жизни. Без такого образца нельзя строить рай – непременно заблудишься и окажешься в аду.
Введение
Человечество должно обновиться в своем мировоззрении, если оно не хочет погибнуть.
А. Швейцер
Нынче суждений о том, что человечество – на грани глобальной катастрофы, предостаточно. Неизбежность апокалипсиса уже как бы не вызывает сомнений. Рассматриваются только возможные его варианты. Их множество. Назовем самые популярные – ядерный, ледниковый, космический, вирусный, техногенный, экологический, продовольственный, солнечный, психиатрический, наркотический, связанный с нашествием инопланетян и т. д.
Для нашего анализа неинтересен вопрос, в каком варианте возможен апокалипсис. Скорее всего, классический апокалипсис в ближайшее время – ни в каком. Важно другое: мы так увлеченно перебираем эти варианты, потому что внутренне созрели для апокалипсиса. Как в свое время созрела древняя Атлантида. Ощущаем «душой и телом», что подошли к краю пропасти и до глобальной катастрофы остается один последний шаг. Собственно, предваряющий катастрофу системный разлад уже начался.
Нынешние кризисы сотрясают нечто глубинное, фундаментальное, то, что является основанием современной цивилизации. Налицо кризис идеи прогресса, кризис веры в науку и «грядущую неизбежность торжества разума», кризис морали, кризис права и веры в возможность равенства людей перед законом, кризис западного рационализма в целом. Кризисное состояние уже видится неизлечимым, привычные взгляды на происходящее ничего не объясняют, а традиционные рецепты выздоровления не приносят. Становится очевидным, что дальнейшее движение по накатанному руслу ничего спасительного дать не способно, возможно только ухудшение ситуации. Глубинный, фундаментальный перелом в жизненной идеологии человечества неизбежен.
Евангелие предсказывает, что перед «концом времен» мир людей окажется в ужасном состоянии. Об этом «ужасном состоянии» можно говорить уже сегодня. В нынешней жизни мы постоянно «бесимся». Множатся немотивированные расстрелы людей на улицах, в офисах и школах, кровавые разборки между автомобилистами на дорогах, острейшие конфликты между соседями, супругами, родителями и детьми. Родители убивают своих детей, дети «заказывают» родителей. В порядке вещей стало оскорбить, избить, убить человека. По данным Института психологии РАН, в России, например, 80 % убийств совершается в состоянии спонтанной агрессивности, без злого умысла и корысти. Мир наполнен черной энергией скандалов. В каждую единицу времени число губительных происшествий, трагедий, невзгод в жизни людей неуклонно нарастает. По этому показателю время как бы уплотняется, и каждый новый его отрезок несет все больше и больше угроз людям, странам, человечеству в целом. Человечество стремительно сатанеет. Чтобы убедиться в этом, достаточно просмотреть новостные программы любого дня. Всюду – вражда, ненависть, ложь, страдания.
Священное Писание предупреждает: придет время, когда люди будут бояться друг друга. Видимо, такое время пришло. Мы уже боимся не только бандитов, но и соседей по дому, коллег по работе, спутников по транспорту и даже (или больше всего) встречных полицейских. Из страха носим с собой газовые пистолеты, сооружаем металлические двери и решетки на окнах, нанимаем телохранителей.
Наша жизнь в корне отличается от жизни современников золотого века. Хотя внешне мы такие же, как они, и планета у нас одна и та же. Видимо, причина этих разительных отличий – внутри нас. Мы психологически стали другими. Нам уже трудно представить, как можно жить по совести и любви – без жестких законов и карательных структур. Отсюда и жизненные различия.
Все в мире зависит от того, какие силы и потребности властвуют внутри человека, определяя его поведение в материальном мире. В эпоху золотого века во внутренней жизни людей доминировали любовь, совесть, вера в Бога, душевная активность. Разум исполнял роль второстепенного, вспомогательного инструмента. Более того, при наличии «всезнания» его анализ и синтез были почти не нужны людям. И в мире отсутствовали зло, насилие, несправедливость, ложь.
Затем мы практически отвергли Бога, забыли о душе и духовности, уверовали в «божественные» возможности разума и связанного с ним познания. Превратили разум в «самодержавного властелина», главенствующую силу жизнедеятельности людей. Убедили себя, что нужно жить не по любви и совести, а по уму и только по уму. В итоге мир стал таким, какой он есть, из рая превратился в ад.
Свойственная разуму тяга к внешним эффектам, расчетливости, выгоде, жизненному успеху оказалась более привлекательной для земного мира, чем то, что издают духовные струны в человеке, призывая к совестливости, непритязательности, жертвенной любви. Духовность и рациональный подход, как правило, оказываются несовместимыми в жизни. Нельзя удержать в единой согласованно действующей упряжке живущую сердцем «трепетную лань» и напористого, лживого мозгового монстра; по сути – божественное и дьявольское. Попытки создать подобную упряжку ведут к тому, что лидером становится более настырный и бесцеремонный в этой паре. Желание жить «по-умному» входит в противоречие с исходной потребностью людей жить по совести и в конечном счете побеждает эту потребность. Разум становится монополистом психической жизни. К началу Нового времени ему уже было дозволено олицетворять собой человеческую сущность. В итоге человек получает имя «разумный» (Homo sapiens), а цивилизация становится «рациональной».
Отношение к разуму составляет одну из вечных дилемм человеческой истории. На протяжении многих веков разум и воспевали – как освободителя от жизненного хаоса и строителя будущего счастья, – и проклинали, как можно проклинать своего поработителя, тюремщика. Издревле установкам на совершенствование разума, как «основы человеческой добродетели», противостояли призывы совсем другого свойства – требовали освободиться из плена разума, заставить его умолкнуть, сбросить «ментальную завесу», ограничивающую индивидуальные возможности человека и заставляющую его страдать. Столетиями преследуют человечество неразрешимые сомнения:
– разум – это вечная и главная человеческая способность или навязанный текущей жизнью инструмент приспособления к определенным образом организованному бытию;
– разум своей активностью расширяет возможности познания и взаимодействия с окружающим миром или ограничивает их;
– ум является залогом жизненного счастья, или он лишь умножает страдания;
– разум всемогущ или, напротив, в самых сложных ситуациях беспомощен;
– разум делает более свободным человека или закрепощает его;
– наконец, разум – на службе у Бога или у дьявола?
Эти вопросы – часто подспудные, не всегда четко видимые в ярком свете внешних побед разумности, – зреют, требуют ответа и сегодня. Ответ на мучительнейший вопрос «Что есть человек?» также во многом зависит от того, как определить роль и место в его жизни разума. То ли разум есть нечто высшее, сущностное и поэтому обоснованно требующее именовать человека «разумным»?! То ли – частное, произведенное для временного пользования чем-то иным, значительно более важным, подлинно сущностным внутри нас?!
Разумность в ХХ веке оккупировала все сферы человекознания – психологию, педагогику, медицину, этику, социологию… Стало нормой все решать рационально, логично. Влияние на жизнь других, истинно человеческих качеств – любви, совести, сострадания, душевности – сведено к минимуму, или они искажены и приспособлены под себя разумом. Мир явно перенасытился рассудочностью и не знает, чего теперь ждать от нынешнего состояния – это уже тупик, или есть еще какие-то перспективы на привычном пути? Рассудочность застряла в нашем сознании подобно тромбу, определить направление дальнейшего движения которого невозможно.
Мы стремимся все понимать, но, как правило, не понимаем, что творим на каждом шагу. Уже в течение столетия хотим, по Фрейду, бессознательное – «темное», «гадкое» – вывести на свет разума, но никак не можем стать сознательнее, не можем уменьшить власть над собой пороков и психических недугов. Мы постоянно совершенствуем свой разум, но он остается все таким же – корыстным, ищущим только выгоду, готовым все делить и противопоставлять друг другу, обещающим рай и приводящим в ад. Умно и одновременно счастливо жить не получается.
Для нас привычно объяснять неудачи социального строительства, природу кризисов и все негативное в человеке недостатком разумности. Но, скорее всего, причина наших бед в обратном – в том, что мы полностью уверовали в разум и безропотно идем по жизни под его монопольным руководством. Власть разума хороша для технического прогресса, но губительна для духовной и психической жизни людей. Ибо все «омышленное», сотворенное «по уму» есть механическое извращение естественного – и духовного, и природного. Поэтому и идем мы под властью разума от кризиса к кризису. Подобное не может продолжаться бесконечно – видимо, финальное крушение более чем двухтысячелетней эры разума близко и неизбежно.
В заключение вспомним, о чем любил спрашивать своих учеников великий Нильс Бор: «Достаточно ли безумна эта теория, чтобы оказаться истинной?» Предлагаемую нами концепцию вполне можно назвать «достаточно безумной». Не только в переносном смысле, который имел в виду Н. Бор, но и в прямом – в ее отношении к роли и возможностям разума. Может быть, в этом также доказательство ее истинности?!
Глава 1. Разум в контексте исторического пути человечества
Две крайности: зачеркивать разум, признавать только разум.
Б. Паскаль
1.1. Выход разума на авансцену мировой жизни. «Ось времен»
…Интеллект – это ветка дерева, за которую мы схватились, оказавшись над пропастью.
Д. Судзуки
1.1.1. Мучительный поиск оптимального варианта приспособления к чуждой действительности
Каждое выросшее в природе существо предусмотрительно на генетическом уровне обеспечивается теми или иными защитными средствами – например, теплым шерстяным покровом, физической силой, клыками, когтями, высокой скоростью передвижения, спасительным умением лазать по деревьям, маскирующей окраской, наконец, передаваемыми по наследству и автоматически раскрывающимися после рождения приспособительными инстинктами. Только человек оказывается выброшенным в реальную земную жизнь голым, замерзающим, со всех сторон подвергающимся опасности, не имеющим ни физической силы, ни клыков, ни когтей, ни умения быстро бегать. Нет у него и инстинктов, которые могли бы вести по жизни.
Столь неприспособленными оказались люди золотого века, выжившие при его крушении. С природой, как мы помним, они рассорились, утратив на исходе золотого века связующую с ней любовь. Звери, да и природа в целом, уже стали их врагами. Опыта жизни во враждебной среде у них не было. Как не было и требуемых такой средой физических сил и возможностей.
Примерно в таком же плачевном состоянии оказываются в земной жизни и люди, являющиеся – допустим это! – только продуктом эволюции. Согласно эволюционному учению, мелкие мутационные изменения подвели предков человека к внешнему виду и внутреннему состоянию, свойственному современным людям. Потом последняя решающая мутация – скачком – дооформила это состояние, и «новые», уже подобные нам люди оказались внутри чуждой им природы. Их положение было столь же незавидным, как и у бывших жителей золотого века. Для большего понимания ситуации можно представить состояние современников XXI века, оказавшихся вдруг, без привычных технических средств и навыков борьбы за свою безопасность, в зарослях первозданных джунглей.
Но угрозы древним людям исходили не только из внешней среды. Еще в большей мере им угрожало состояние их же внутреннего мира. Кажущийся сумасшедшим домом внешний мир порождал не меньший хаос и во внутренней жизни каждого человека того времени. Неустойчивость сознания, повышенная эмоциональная возбудимость, подверженность необъяснимым тревогам, резкие переходы от спокойствия к страху, от умиротворения к ярости и обратно, немотивированное бешенство, предельная агрессивность, результатом которой в любой момент могло стать беспричинное убийство ближнего, – все это характеристики людей, оказавшихся в принципиально новых жизненных обстоятельствах, под давлением пугающего ощущения бессмысленности и неподвластности бытия (62). Они были опасны друг для друга в большей мере, чем был опасен для них окружающий мир.
Пока человек жил в непосредственной связи с Богом, Его поддержка и любовь были достаточным основанием благополучной и безопасной жизни. Собственно, для такой жизни он и создавался. В земных условиях приходится рассчитывать только на себя. Правда, у человека оставалась данная Богом изначально почти безграничная способность к творчеству и, главное, к самотворению – способность сформировать у себя любое качество с учетом требований среды. Но какой образ жизни и какие личные качества наиболее пригодны для обеспечения безопасности и благополучия в новых сложнейших условиях? Подсознательно поиски спасительного образа жизни и необходимых в такой жизни индивидуальных особенностей шли непрерывно. Варианты могли быть разные.
Один из вариантов – вернуться в состояние далеких предков, живших еще до золотого века, которые во многом были подобны животным и чувствовали себя относительно приспособленными к земным условиям. Или даже полностью вернуться в животный мир. Наглядный пример такого возвращения – известный литературный герой Маугли и множество других подобных примеров уже из реальной жизни. Человек способен почти на безграничные трансформации самого себя и может сформировать практически любые нужные для жизни индивидуальные качества. Например, со временем он может приобрести шерстяной покров, нарастить физические возможности, выработать инстинкты и соответствующие им формы поведения. Возможно, таинственный снежный человек – с его густой (теплой) шерстью, физической мощью, телепатическими способностями – является результатом такого возвращения в природу обычного человека.
Отчасти похожий вариант приспособления к жизни имеет место у известных антропологам «изолянтов», живущих в полной изоляции от современного мира в, казалось бы, крайне враждебной для обитания человека среде первозданных джунглей. Они нашли возможность жить в гармонии с такой средой – познали ее ритмы и требования, почувствовали уважение к ней (взамен ушедшей любви) и вполне успешно существуют без какой-либо помощи извне. Живут «как птицы», не ведая, что такое планирование поведения, что такое прогресс, совершенствование себя и окружающего мира, что такое зло и добро, рай и ад. Им в голову не придет казнить себя за неудачу на охоте, расстраиваться по поводу своей роли в общине, искать варианты реванша. Поэтому они не знают лжи, распрей, психических недугов. Прислушиваются лишь к зову «голосов» умерших предков и указаниям лидеров племени, которые могут «расшифровывать» эти «голоса». «Ментальная завеса» не разделяет их с природой. Они прекрасно чувствуют (предчувствуют!) любое грядущее изменение в ней, и никакое стихийное бедствие не способно застать их врасплох. Последствия губительного наводнения 2004 года в Юго-Восточной Азии дали почти классический пример в этом отношении. Живущее на одном из островов данного региона первобытное племя, вопреки опасениям ученых, оказалось далеко не беззащитным и не погибло от цунами. Далекие от цивилизации люди заранее почувствовали опасность и поднялись в горы.
Эти люди развили (или сохранили) в себе – как жизненно необходимое для пребывания внутри природы – то, что мы подавили, заглушили на путях разумности, избрав доминирующим регулятором поведения логическое мышление с его анализом и синтезом. Поэтому в той же природной катастрофе 2004 года тысячи «разумных» людей опасности не почувствовали и были уничтожены волнами цунами. Разные внутренние силы активированы и используются в интересах своей безопасности людьми этих двух миров.
Данный вариант спасения, сколь бы он ни казался диким представителям цивилизованного мира, прошел проверку временем и уже тысячелетиями остается незыблемым. Более того, он совсем не кажется чем-то «диким» самим субъектам такой жизнедеятельности. Как показывают контакты с «изолянтами», им невообразимо дикой кажется наша жизнь.
Еще один вариант внутреннего и внешнего спасения связан с попыткой древних людей вновь вернуться под опеку высших сил, тем более что у них были еще горячи подспудные воспоминания о золотом веке.
Основанный на таких воспоминаниях особый вариант жизненной определенности сумели внести в свое бытие древние греки. Для спасения от непонятного и мучительного хаоса повседневных событий они выдумали целый Олимп с богами и спокойно начали объяснять все нюансы своего бытия проявлением их воли. По выражению Ницше, «грек знал и ощущал страхи и ужасы существования: чтобы иметь вообще возможность жить, он вынужден был заслонить себя от них блестящим порождением грез – олимпийцами… по глубочайшей необходимости создать этих богов» (98, 477).
Спасительным для психики стало убеждение: все в воле богов. От человека требовалось лишь поведение, якобы отвечающее установкам свыше. Винить при неудачах что-то в самом себе – свои способности, характер, знания – эллинам не приходило в голову. Они не видели никаких связей между собственной сущностью и своим существованием в этом мире. Как следствие, не было тяжести личной ответственности за происходящее, груза планов на будущее, внутреннего самокопания, рефлексии, стремлений к чему-то лучшему, великому. Не было и необходимости улучшать или менять свои душевные качества, – ведь от них все равно ничего не зависело. Эллины могли совершенствовать внешнюю красоту (в Афинах) или физическую силу, выносливость, добиваться физического совершенства (в Спарте), но не свой внутренний мир. Древним грекам было чуждо то, что в Новое время было определено как «страдание человека самим собой» (109). Боги спасали их от внутренней распятости, душевного перенапряжения, значит, и от невроза, депрессии, других психических расстройств, столь обязательных для современного человека.
Казалось бы, мифотворчество – не более чем без-умие, наивность, нелепейшая иллюзия. Но иллюзия древних греков была не хуже любой из тех, которые уже в наше время мы называем «научными», «научно обоснованными». Миф о всевластии богов позволял объяснить происходящее в жизни, закрыть все проблемное, неясное, объединить в единую целостность не поддающуюся иному объяснению бесконечную череду светлых и темных полос бытия. Благодаря этому мифу греки имели возможность просто жить, каждый час действовать по принципу «здесь и теперь», – не мучая себя познанием добра и зла, совершенствованием своего настоящего и устремлениями к «светлому будущему». Библейская дилемма отношения к Древу жизни и к Древу познания добра и зла у них безоговорочно решалась в пользу приоритетности первого.
Древние греки не были уникальны в своей преданности выдуманным богам Олимпа. В ранней древности почти каждая родовая община имела свой пантеон богов и столь же спасительную – от жизненного хаоса – веру в их непосредственное влияние на каждый поворот персональных и общинных судеб (117). Наличие столь распространенного периода политеистических верований в истории человечества может свидетельствовать о близости той эпохи ко времени золотого века и повсеместном давлении на подсознание людей воспоминаний о недавней райской жизни под покровительством высших сил. Причем, в отличие от нынешних межрелигиозных отношений, в тот период не было нетерпимости, враждебности в отношениях между группами людей, являющихся адептами разных пантеонов богов. Что, в свою очередь, переносилось и на повседневные, светские отношения между людьми. Например, по словам В.С. Поликарпова, «древние египтяне были гостеприимны как к чужим богам, так и к каждому чужеземцу, желающему поселиться в их стране» (117, 289). В этом также могло подспудно проявляться влияние еще близкого золотого века. Кроме того, подчинение воле богов, пусть и иллюзорных, способствовало внутренней умиротворенности людей и смягчению их нравов в общей системе взаимоотношений. Да и разум еще был не способен извращать эти отношения.
История, по определению К. Ясперса, есть не что иное, как смена иллюзий (162). Поэтому спустя столетия на смену мифам первобытного общества и верованиям древних греков (египтян и других народов) приходят – в качестве очередного спасительного средства – монотеистические великие религии. А затем, уже как в калейдоскопе, все новые и новые общественно-научные мифы – типа марксизма, национал-социализма, рыночного процветания, – вроде бы объясняющие жизнь и рисующие для нее радужные перспективы. В иллюзии верит слабый, страдающий человек. Таким он был на заре своей истории – когда впервые был вынужден противостоять чуждой окружающей среде и столь же чуждой и опасной собственной натуре. Таким же остается и сегодня – после тысячелетий практически бесплодного познания себя и мира. Поэтому точно так же готов полностью и безоглядно отдаваться любой иллюзии, тем более если к ней прилеплено определение «научная».
Постепенно время безоговорочной веры в богов Олимпа (и других пантеонов) заканчивается. Предложенное этой верой чисто механическое подчинение богам было в корне отлично от того, чем жили обитатели Эдема и люди золотого века. Древние эллины не знали любви к выдуманным богам, не считали возможным собственное подобие им в творческих потенциях. Разочарование в таких однобоких отношениях было неизбежным. Попытка спасти себя от страданий на века с помощью искусственно сочиненных «Небес» не удалась, нужно было искать что-то другое и уже в ином направлении.
Внимание людей того времени переносится на поиск спасительных сил и возможностей внутри себя. Сам человек со своими внутренними качествами начинает рассматриваться причиной всего происходящего в мире, следовательно, и той силой, которая способна это происходящее изменить, упорядочить. Это был, безусловно, выдающийся поворот в мировоззрении древних людей. Но представления того времени о внутреннем мире человека были аморфными, можно сказать, темными, никакими. Поэтому началось активное структурирование человеческой психики, выделение в ней отдельных тенденций и феноменов. Тогда и появились первые представления об особых возможностях в деле упорядочения всего происходящего во внешнем мире и внутри человека его разума.
Нобелевский лауреат по биологии Т. Сент-Дьерди называл разум (интеллект) средством защиты и обеспечения существования человека в земном мире. В этом отношении он подобен когтям, клыкам, физической силе (выносливости) и даже способности к мимикрии, помогающим выжить другим существам. Разум как средство спасения человека, утратившего все иные формы защиты, и выходит на арену жизни в тот страшный своим хаосом период.
Мозг есть не орган мышления, а орган выживания, как клыки и когти.
А. Сент-Дьерди
Удивительно точна метафора Д. Судзуки: «Интеллект – это ветка дерева, за которую мы схватились, оказавшись над пропастью». Можно добавить: над бездонной и жуткой пропастью жизни. Причем – жизни без Бога! Надо, несколько забегая вперед, заметить, что за эту «ветку» мы держимся уже тысячелетиями. Нам страшно выпустить ее из рук. Но она не вечна, все громче ее треск под нашей тяжестью. Укрепить «ветку разумности» мы пытаемся наращиванием эффективности технических средств, вроде бы расширяющих возможности разума, – например, компьютера, Интернета. И не замечаем того, что этими «подпорками» еще глубже замуровываем истинно человеческое в себе, еще больше подавляем ту полученную от Бога силу, которая способна породить нечто иное, кроме нашего умения, судорожно уцепившись, висеть на одной и той же «ветке».
1.1.2. Самая великая революция в истории человечества
Отдельные обращения к феномену человеческой разумности можно встретить в древнеиндийских Упанишадах и Ветхом Завете, в частности, в законах Моисея. Вполне «разумно» действовали, например, древние египтяне, жившие за две-три тысячи лет до новой эры. Но это было как бы стихийное пользование разумом в неразделимой совокупности со всеми другими психическими особенностями человека. Не было осознания самостоятельной роли и возможностей этого феномена.
Начало полномасштабного выхода разума на авансцену мировой жизни приходится на середину первого тысячелетия до новой эры, на исторический период, названный Ф. Ницше «осью времен», «осью всемирной истории», а К. Ясперсом – «осевым временем». Это была самая великая революция в истории человечества – поистине «революция всех времен и народов». Именно тогда человечество сделало фундаментальный выбор, который привел его к современной рациональной цивилизации, а самого человека – к индивидуально-личностному облику, позволившему назвать его Homo sapiens («Человек разумный»).
Подобно оценкам разума, оценки исторических перспектив этой революции были и остаются неоднозначными. Одни убеждены, что от нее – начало Эры разума, олицетворяющей путь к светлому будущему, всеобщему счастью, раю на земле. Другие, напротив, увидели в нарастающей диктатуре разума уход от многоцветия человеческих возможностей в однотональное бытие, замыкание лишь в одной психической конструкции, неизбежно ведущее к отрыву от истинной Реальности, насильственному пленению чего-то высшего в человеке.
В конечном счете преобладающим стало первое, позитивное отношение к происшедшему в «осевое время» – привлекательней оказалось перспектива видеть жизненные факты в четком, упорядоченном варианте, как это умеет представить разум. Применительно к индивидуальному развитию человека революцию середины первого тысячелетия до н. э. можно сравнить с критическим переходом в трехлетнем возрасте. После этого возраста дети овладевают мышлением (тут же – мышление овладевает ими) и уже не могут принципиально изменить без патологических последствий направленность своего сознания, перейти к использованию других механизмов взаимодействия со средой, основанных не на главенстве разума.
Удивителен не поддающийся объективному объяснению факт: прорыв к разумности 2,5 тысячи лет назад произошел почти одновременно в различных и практически не имеющих между собой связи регионах Земли. Первыми наиболее известными истории провозвестниками приоритетности нового механизма взаимопонимания между людьми и приспособления к окружающей среде выступили современники одной и той же эпохи: в Китае – Конфуций, в Индии – принц Гаутама (Будда), в Греции – Анаксагор и Сократ. Есть что-то мистическое в этой синхронности событий. Сам человек того времени на подобную согласованность действий был не способен. Кто свыше мог координировать дружное выдвижение разума на руководящую роль в земной жизни – Создатель или хозяин («князь») этого мира? Возможно, дальнейший анализ приблизит нас к ответу на данный вопрос.
Древние греки оказались более последовательными и настойчивыми в разработке проблем человеческой разумности, что и предопределило общую динамику развития западной (рациональной) цивилизации.
Человечество свой путь к новому, неведомому всегда проходит вслед за отдельными гениями (пассионариями, по Л. Гумилеву). Их прозрения выхватывают из кромешной жизненной темноты нечто видимое, образуют просветы, освещенные туннели в этой темноте, в которые потом устремляются массы людей. Из таких прорывов познания гениев Древней Греции складывался и путь выдвижения разума к вершинам его власти в психической жизни отдельного человека и в мировоззрении западного общества в целом. Истории известно, как за сравнительно короткий исторический срок древнегреческие мыслители сумели из обобщенного, валового (с точки зрения современной науки – «темного») представления о человеческой психике выделить отдельные ее структуры и определить место среди них разума. И в конечном итоге сделали его главным координатором психической жизни человека и его отношений со средой.
Современному человеку очевидна разница между мышлением и ощущением, мышлением и восприятием, мышлением и словом, мышлением и действием. Однако для живущих в древнем мире выделение каждого из этих различий было величайшим открытием – вызывало неистовый восторг, отображалось в мифологических сюжетах, воспевалось в стихах и шаг за шагом вело к возникновению нового сознания.
В начале V века до новой эры Парменид – сразу ставший знаменитым философом – открывает и даже воспевает в поэме «О природе» различие между мышлением и ощущением и, следовательно, возможность самостоятельного использования каждой из этих психических способностей человека. Затем Пифагор и его школа устанавливают, что число вещи вовсе не есть сама вещь, что вещи меняются, исчезают, создаются вновь, а таблица умножения все время остается той же самой. Это открытие так поразило древних эллинов, что в некоторых учениях числа объявили божественными существами и даже самими богами (83). Мистика числа широко использовалась (например, в каббализме) в течение целого тысячелетия после его открытия пифагорейцами.
В «осевое время» начинает свое надприродное шествие логос, слово. Осознание его возможностей стало еще одним величайшим открытием того времени. Перспективы слова, например, в философии Гераклита, видятся почти безграничными – оно способно убеждать, опровергать, вести за собой, править миром. Но слово не существует вне личности, значит, потенциал этого человеческого феномена свидетельствует о неисчерпаемой силе самого человека, его способности быть над природой, быть творцом происходящего в мире. Столь же важным для расширения веры в человеческий разум стало открытие Платоном разницы между идеей вещи и самой вещью. Идея – это форма, структура вещи, появляющаяся до существования ее самой в виде предваряющего наброска, принципиального замысла. У Платона идеи трактовались прежде всего как некие божественные сущности. Но было очевидным, что и человек, владеющий разумом, способен понимать идеи и самостоятельно рождать их. Сегодня все в нашей жизни начинается с идеи, мы творим их каждодневно, не видя в этом чего-либо необычного, сверхъестественного. Однако для людей того времени осознание своего сходства с Богом в данном отношении было открытием, вызвавшим изумление и восторг, ставшим еще одним шагом к укреплению веры в человека, владеющего разумом.
В середине V века до н. э. Анаксагор, популярный в Афинах того времени философ, заявляет о существовании некоего космического ума (по-гречески – noys) и переносит на него главные функции по управлению миром, ранее приписываемые богам и природе в целом. Эта идея позволяет говорить о всесилии мысли вообще и открывает путь к признанию высокого предназначения человеческого ума. Анаксагору принадлежит популярная до сих пор и почти классическая для понимания главной направленности управляющих действий разума формула: «Вначале все было смешано; тогда явился рассудок и создал порядок».
К концу V века до н. э. Демокрит уже выделяет два вида познания: одно – посредством логического рассуждения (его он называет «законным» и приписывает ему высшую достоверность); другое – посредством ощущений (его считает «темным» и непригодным для распознания истины). Демокрит впервые говорит о прямой связи между тремя человеческими «плодами»: хорошо мыслить, хорошо говорить и хорошо делать (83).
Ключевой фигурой первого этапа «революции от разума» был Сократ (470-399 годы до н. э). Этот авторитетнейший не только для своего времени, но и на все последующие тысячелетия человеческой истории мыслитель пришел на подготовленную почву. Сократ хорошо знал работы Гераклита, встречался с Парменидом, отчасти был учеником Анаксагора. В свою очередь его учеником стал Платон, а учеником последнего – Аристотель. Удивительное, почти мистическое в своей уникальности сочетание следующих друг за другом гениев, стремящихся преобразовать человека и человечество на основе идеи разумности. Только такая сконцентрированная последовательность сверхусилий могла дать раскручивающий импульс оборотам новой человеческой цивилизации.
В этой плеяде гениев первый – Сократ. Именно в учении и деятельности Сократа Ф. Ницше видит кульминационный момент, «поворотную точку» всемирной истории. В лице этого мыслителя впервые проявилась безоговорочная и несокрушимая вера в то, «что мышление, руководимое законом причинности, может проникнуть в глубочайшие бездны бытия и что это мышление не только может познать бытие, но даже и исправить его» (98, 537). От Сократа берет начало человеческая убежденность в безграничных возможностях разума, науки, знаний, прогресса. Став идеологом «теоретического оптимизма» (Ф. Ницше), он первый приписал познанию и знанию силу универсального лечебного средства, а мыслительную деятельность объявил высшим и достойнейшим занятием человека. Ум и знания для него – основа и счастья, и добродетельности, и нравственности, и безгрешности, и красоты, то есть основа всего самого желанного, о чем могут мечтать человек и человечество. Вот некоторые из его суждений:
«Лишь знающий добродетелен»;
«Все должно быть сознательным, чтобы быть добрым»;
«Грешат только по незнанию»;
«Одно только благо – знание, и одно только зло – невежество».
Сократ призывает окружающих «избавиться от пороков силой разума», и себя, как уже проделавшего эту операцию, приводит в пример. На вопрос, где люди делаются добродетельными, у него один ответ: «иди со мной и учись» (83, 28). Все просто и однозначно виделось великому эллину, ему бы посмотреть на умных и знающих людей нашего времени.
Платон (427-347 годы до н. э.) был согласен со своим наставником: добродетели можно научить. Но вместе с тем он убежден, что этот процесс должен быть дополнен активной деятельностью души. Платон говорит о приобретении знаний как некоем припоминании (анамнесисе) душой того, что ей было известно во время пребывания в высшем мире. Поэтому для него, наряду с формированием ума, поддержание в чистоте души человека – важнейшая проблема. Но все же Платон соглашается с Сократом и признает, что в условиях земного бытия главной управляющей силой является разум. Он пишет о «вознице-разуме», который управляет парой коней: «пылким» (волевым) и «вожделеющим» (чувственным). Деятельностью этого «возницы» и определяется, по его убеждению, как внутреннее благополучие каждого человека, так и возможность справедливой организации (на основе разумных законов) жизни общества в целом.
Если у Платона – на фоне его интереса к душевной жизни человека – существовали некоторые оговорки по части веры в разум, то следующий за ним классик рационализма Аристотель (384-322 годы до н. э.) довел эту веру, по сути, до фанатичного уровня. По словам авторитетного российского мыслителя ХХ века А.Ф. Лосева, вся философия Аристотеля есть не что иное «как славословие разуму и разумной жизни» (83, 247). Для него разум выше любви, страдания, наслаждения, выше всего в человеке; он может все дать и от всего избавить; в разумной деятельности – божественная сладость и путь ко всему самому лучшему в жизни. Свою «Метафизику» он начинает словами: «Все люди от природы стремятся к знанию» (9, 191). А в сочинении «О душе» утверждает, что «ум есть самое изначальное и по природе главенствующее», он есть нечто более божественное, чем само существо, которое умом обладает (9, 386); ум «всегда правилен, ничему не подвержен и призван властвовать над всем» (9, 433).
Аристотель влюблен в рассудочные построения; он убежден, что мысли, будучи изложенными и понятыми правильно, ведут к совершенству и самого человека, и его дела, не оставляют места в жизни случайностям или проявлениям непонятной судьбы. Они же – и связанные с ними знания – являются залогом психического здоровья: успокаивают человека, снимают внутреннюю напряженность, формируют «нечто разумное и знающее». Аристотель – необыкновенный любитель расчленять общее представление о предмете, детализировать его, выделять отдельные стороны, частные проявления (83, 175). Что, собственно, и стало доминирующей тенденцией мыслительной деятельности на все времена.
Аристотель настолько влюблен во все умственное, следовательно, и в Ум, что мировая Душа теряет для него платоновский смысл, он вводит понятие «разумная душа» и лишь ее признает бессмертной. Человек, по Аристотелю, есть только разум, все остальное в нем то же самое, что и у животных (9, 331). Поэтому люди должны стремиться к умственной жизни и совершенствованию ума; это – высшая цель, путь к вечному блаженству. Для Аристотеля существует лишь то, что осмыслено, логически доказано, приведено в систему. Он признает, что жизнь есть трагедия, но причину этому видит в несовершенстве жизни с точки зрения ее разумности.
Если Сократ высшей целью познания называет «познание самого себя», то есть – человека; то у Аристотеля эта цель переносится на познание мышления. Предметом исследования становятся понятия (умозаключения, суждения), существующие независимо от человека и природы. Отсюда – интерес великого эллина к разработке основ формальной логики как важнейшей научной дисциплины. Логические представления о жизни виделись ему более убедительными, чем сама жизнь. После создания системы логического мышления, способного конструировать жизнь по собственным представлениям, разум начал претендовать на роль нового бога, который может решить все проблемы этого мира, оградить человека от всех его жизненных проблем. Сам Аристотель стал верным апостолом этого бога, может быть, равным по степени преданности и готовности отстаивать свою веру жившему спустя несколько столетий тринадцатому апостолу Христа – Павлу.
После Аристотеля становится привычным все негативное в жизни, все ее «уродства» объяснять главным образом слабой опорой на возможности мышления и логики. Новая вера, как правило, делает человека до фанатичности неудержимым в стремлении к осознанной вдруг цели. Безоговорочно однозначной становится и вера в разумность, а позже – в науку. Все иное, до этого считавшееся высшим, божественным, теперь начинает казаться ненужным. В итоге, как писал Шпенглер, «душевное бытие сменяется умственным» (161, 530).
Безоговорочный авторитет мыслителя не оставлял места пониманию того, что жизненные проблемы могут быть порождением не подлинной жизни, а той искусственной конструкции, которую мы сами создаем, «исправляя» мир основанными на рациональной причинности законами, нормами, правилами. Увлеченность «умственным бытием» не позволяла искать причины сохраняющихся и даже нарастающих жизненных невзгод в самой природе разума, в его способности порождать лицемерие, гордыню, вводить человека во зло; в его неадекватных претензиях на перестройку естественной жизни, в ходе которой, не имея возможности охватить логикой всеобщую Реальность, находящуюся под властью совсем иных, высших сил, он неизбежно вынужден путаться в своих выводах и решениях, ввергая людей в новые страдания.
Жизнь – не формальная логика. Этот факт гениям античности пришлось вскоре ощутить на собственной судьбе. Их попытки привести человечество к добродетели через разумность, знания, владение логикой закончились драматично прежде всего для них самих. Уже первые ставки на человеческую разумность, вопреки ожиданиям, обернулись тем, что позднее будет определено как «горе от ума», или иначе – появлением ада там, где по уму планировалось строительство рая. И такого рода обратные результаты станут сопровождать процесс рационального строительства жизни непрерывно, вплоть до XXI века.
Анаксагор за непочитание богов и попытку дать разумное объяснение небесным явлениям был изгнан из Афин. Сократ в конце жизни привлекается к суду и приговаривается к смерти – за «введение новых божеств и развращение юношества», – после чего самостоятельно принимает яд в тюрьме. Он сохранил веру в разум, но и в его последних выступлениях уже звучат сомнения в достижимости через познание конечной истины и того идеала, ради которого это познание осуществляется. «Я знаю, что я ничего не знаю», – таков неутешительный итог напряженной умственной работы семидесятилетнего мыслителя.
Трагичной по своим итогам оказалась и жизнь Платона. Уже будучи стариком, он признается в одном из писем, что все у него идет вразброд, он теряет веру в то, за что ратовал всю жизнь, – в силу разумного убеждения. Торжества добра на основе разума не получилось. Никакие знания и философы не могут помочь людям и государствам, их нельзя излечить законами, спасти их может только удивительное стечение обстоятельств. Неоправдавшиеся надежды ведут к тому, что многие друзья и ученики Платона сами лишают себя жизни.
Не сбылась вера мыслителя в возможность создать на основе разумных законов просвещенное и справедливое государство. Выстроивший ранее модель такого государства, а затем разуверившийся в людях и правителях, он пишет в конце жизни трактат «Законы», в котором лейтмотивом звучит мысль о необходимости подавления одного в угоду многим. Вместо просвещенного государства предлагается некая по сути бесчеловечная, казарменная система отношений между людьми. «Законы» поражают доводящей до мелочей регламентацией жизни граждан государства, включая их семейные отношения и даже сферу художественного творчества. На первом плане – не разумная самостоятельность людей, а некая внешняя сила (в форме государства и его законов), которая все держит под контролем и обладает безграничными карательными возможностями. В основе поведения людей – беспрекословное подчинение законам и власти; идеальными для государства признаются некие «люди-куклы». Этот переход во взглядах – трагедия жизни Платона, трагедия мыслителя, трагедия разума. В последних работах Платон вынужден идеализировать прошлое (в частности, на примере Атлантиды) или строить утопические планы на будущее. Настоящее оказалось либо вне власти разума, либо эта власть, когда ее удавалось установить, оборачивалась вдруг совсем не тем, чего от нее следовало ожидать по теоретическим рассуждениям.
Даже такой глубочайший аналитик, как Аристотель, не устоял перед жизнью – трагическая действительность в очередной раз вышла победителем в противостоянии с красивой, почти сказочной схемой ее разумного переустройства и с самим автором этой сказки. По свидетельству биографов, великий философ оказался в плену крайне запутанных обстоятельств, почти в положении «затравленного зверя» (83). Он утратил доверие и македонцев, и афинян, и греческих демократов, и правителей того времени. Против него возбуждается судебное дело по обвинению в бесчестии, и ему трудно доказать свою невиновность. Его теоретические обоснования благотворности разума и знаний не нашли подтверждения даже на примере его лучшего ученика – Александра Македонского. Александр, имея великий ум и прекрасное образование, полученное от самого «апостола разума», превратился не в добродетельного, а в жесткого, взвинченного, пренебрежительного к другим и склонного к самообожествлению человека. Разум, вопреки всем логическим выкладкам, не проявил здесь своей облагораживающей силы. В 323 году до н. э., за год до смерти, Аристотель бежит из Афин. Однако конфликт – уже с самим собой – нарастает. И создатель логики, чтобы избежать необходимости решать неразрешимые логически жизненные проблемы, принимает, как утверждают биографы, яд (83). Известно, что в древности многие философские школы требовали самоубийства от тех людей, которые не смогли разрешить основные противоречия жизни и не хотели продолжать бесполезную, бессмысленную борьбу с ними. Аристотель оказался именно в такой ситуации.
1.2. Рай и ад «умственного бытия» за пределами древнего мира
Мир вступил в античеловеческую эпох у, характеризующуюся процессом дегуманизации.
Н.А. Бердяев
Между тем рационализм стремительно завоевывает античную Европу. На его основе совершенствуются государственность и законодательное обеспечение жизни, растет значимость образования, эллинская философия распространяется по всей Римской империи, уже включившей в себя Грецию. Создаются непреходящие общечеловеческие ценности в литературе, изобразительном искусстве, архитектуре, театральном творчестве, инженерном деле. Быстро развиваются науки – математика, физика, астрономия, география, медицина. В конечном итоге оформилось все то, что потом на века получило заслуженное признание как «античное искусство», «античная литература», «античная философия», «античная культура», «античная система управления обществом». Были созданы уникальные философские системы – стоиков, эпикурейцев, платоников, гностиков, – мудрость которых не только не превзошла, но даже до конца не сумела постичь наука последующих тысячелетий. Достигнутая в тот период глубина понимания внутреннего мира человека, в частности Платоном и его последователями, не превзойдена до сих пор. Современная психология лишь запутала это понимание наборами частностей, деталей человеческой психики и уже веками копается в «обломках человека» (Ф. Ницше). Платон до сих пор остается главным авторитетом в сфере человекознания.
На последней стадии Античности достижения древних греков были позаимствованы и развиты римлянами. Их усилиями, в частности, было создано величайшее из государств того времени – Римская империя, а также разработано классическое римское право, ставшее образцом для всех последующих правовых систем в истории человечества.
Достижения древнего мира вызывали и вызывают незатухающий интерес всех последующих поколений. Многие из свершений того времени остаются недостижимым идеалом и спустя тысячелетия. То, как античная культура сумела возвысить и поставить в центр своего миропонимания человека, раскрепостить его возможности, обеспечить свободу мысли, самовыражения, творческого искания, повторить не удалось ни одной другой социальной системе, ни одной из последующих эпох. В этом состояло важнейшее достижение Античности, ставшее в конечном счете принципиальной основой всех других ее свершений. Поистине это был «медовый месяц» человека и его разума. В дальнейшем разум будет только терять благородство, обрастать догмами, шаблонами, одновременно корыстью, своеволием и станет чаще затаскивать своего носителя в тупики и пороки, чем расширять его творящие возможности.
Если человечеству когда-то в своей истории удалось, хотя бы очень отдаленно, приблизиться к райскому состоянию, то это было в эпоху Античности, в годы ее расцвета. Однако финал истории древнего мира был уже совсем не райским. Существует определенная закономерность: выдающиеся внешние достижения государства (империи) работают не на укрепление духовного состояния своих граждан, но чаще ослабляют, разрушают его. По мере нарастания материальных благ человеческие пороки не отступают – даже крепчают, сгущаются, набирают силу.
