Донос без срока давности

скачать книгу бесплатно

– Извини, мужик. Нервы… Тебя как кличут-то?

– Павел Павлович… Фладунг.

– Чего?

– Это моя фамилия. Фладунг Павел Павлович.

– Да… – хмыкнул Кусмарцев. – С такой фамилией… Был бы хотя бы Фладунговым или Фладунским. Лучше, конечно, первым. Немец, да?

– Я что-то не понимаю, – забеспокоился сосед.

– И не поймёшь! – отрезал Григорий. Указания наркома в отношении граждан немецкой национальности ему были известны. Оперприказ Ежова «по иностранцам» знал назубок. Бредень репрессий по этому приказу тоже сгребал немало «контры»[15].

– Господи, да разве в фамилии дело! Следователь утверждает, что на меня есть показания… как на… германского шпиона! Боже мой, откуда?!

– Кем был до ареста?

– Я музыкант. В оркестре областного драматического театра служу.

– Чего же не музицировалось? – безразлично поинтересовался Кусмарцев.

Фладунг сокрушённо пожал плечами и почему-то очень внимательно посмотрел на свои нервно подрагивающие пальцы. Ответил не сразу:

– Видите ли… Извините, не знаю, как вас…

– Григорий.

– Видите ли, уважаемый Григорий… По национальности я, да, немец. Из поволжских. Мой отец до пенсии тридцать лет проработал на железнодорожной станции в Сталинграде, а меня вот судьбе угодно было занести в Читу. Нет, я не жалею. Мне здесь прекрасно. В Чите, конечно, не… – Собеседник осёкся, обвёл грустным взглядом камеру. Пауза затягивалась, и Григорий уже подумал, что продолжения не будет, но Фладунг, встрепенувшись, продолжил:

– Моя жена… Собственно, потому и Чита. Встретились здесь. Ну и как у всех – семья, дети… И тут вдруг такое… – Фладунг сокрушённо мотнул головой. – Вы понимаете, Григорий… мы всегда жили в России. Я не могу вспомнить, в каком поколении, но очень давно, наверное, ещё при Петре Великом, мои предки приехали и осели в России, стали её гражданами, давно утратив какие-либо связующие нити с Германией…

Фладунг замолчал, снял очки – круглые металлические колёсики с толстыми, поцарапанными линзами и отломанной левой дужкой, которая была старательно прибинтована к остальной оправе узеньким лоскутком, уже изрядно засаленным. Платком, чуть почище этого лоскутка, долго и старательно протирал стёкла. Потом поднял на Григория близорукие, по-детски беззащитные глаза:

– Меня допрашивал следователь Новиков.

– Тот, что меня приволок?

– Нет, тот другой, помоложе.

– Знаю такого… – Кусмарцев сочувственно посмотрел на собеседника. Работающий в третьем отделе сержант госбезопасности Новиков, однофамилец прямого начальника Григория, с арестованными не церемонился, протоколы предпочитал заполнять «методом кулака»[16].

– На допросе били?

– Нет… – отчего-то растерялся Фладунг.

– А чем дело кончилось?

– Вы понимаете, Григорий… – заторопился собеседник. – В этом-то и всё дело! Поначалу задавал чудовищные вопросы! Кого я завербовал в ряды германских шпионов? Помилуй Бог, отвечаю ему, какие шпионы, какая Германия?! Я её и не видел-то никогда. Папа тридцать лет проработал на станции Сталинград, там мы всегда жили, там и я родился в девятьсот четвертом…

– Одногодки…

– Да? Очень приятно… если это подходит к нашему нынешнему положению, – горько вздохнул Павел Павлович и, спохватившись, снова затараторил, нервно жестикулируя. – И вот уже три недели меня больше не вызывают. Товарищ… э… гражданин следователь Новиков мне тогда сказал, чтобы я подумал хорошенько, – и всё! Сижу и не знаю…

– Разберутся… – Кусмарцев мысленно выматерился – во как, сам тоже не оригинальнее Новикова. Но интерес к Фладунгу сразу потерял, отчего, скорее машинально, вырвалось:

– Дыма без огня не бывает…

– Как вы сказали? Почему?! Но я…

Кусмарцев отвернулся. Подоплёки издания приказа «по иностранцам» он не знал – не его ума и служебного положения дело, но, знакомясь с обзорами НКГБ и читая газеты, рассуждал логически. Без указания Сталина, конечно же, под маховик репрессий не могли попасть те, кто стоял у истоков международного революционного движения, активно участвовал в нём, будучи глубоко убеждёнными, что коммунистическая идея несовместима с режимом абсолютной личной власти. Но разве не может быть так, что вожди Коминтерна возомнили себя вершителями судьбы коммунистического движения, разделили убеждения Троцкого и Бухарина?

Кусмарцев был убеждён, что всё так и есть. Поэтому приказ наркома, который требовал «попристальнее» взглянуть на бывших иностранных граждан, с какого бы времени они ни являлись гражданами СССР, он, чекист и коммунист, воспринял, как и подобает ответственному работнику органов. И по-иному не думал никогда! Растерянное недоумение Павла Павловича Фладунга расценил однозначно: может быть, «огня» за сокамерником и не найти, но «дымок» – гнильца иностранная! – безусловно присутствует. Зазря органы не привлекут!

…Зазря-то зазря, но уже 10 февраля, а он, Григорий, по-прежнему в камере. Девятнадцатые сутки ареста пошли! И никаких вызовов к следователю, к начальству. Вдруг подумалось: это штучки Новикова! Подлянку, гадёныш, устроил за прямой и откровенный разговор. Ничего, потерпим… Григорий с мстительной радостью представил, как он обратится к прокурору. Не какой-то он там в сам-деле контрик, чтобы его уже две декады запросто держать в подвале, да ещё в чекистской форме, среди этих…

Уже и думать забыл о первых днях – той позорнейшей прострации, в кою поначалу впал. Наоборот, теперь каждую ночь подолгу бдел, зорко присматривая за измученными и беспокойно спящими людьми. Бдел и переполнялся волнами возмущения – это же подсудное дело! Затолкать чекиста в камеру к «контре»! Да когда же это кончится, мать вашу! Уже три недели произвола!!!

«Ничего, потерпим, – повторял себе, тяжёлым взглядом обводя сокамерников, – потерпим, но уж потом – не обессудьте, граждане начальнички!» Воочию представилось общеуправленческое партийное собрание, на котором в пыль и прах коммунисты растирают Новикова, Чепенко, Попова…

Среди ночи загремели замки, лязгнула тяжёлая дверь.

– Кусмарцев! На выход!

Двое дюжих надзирателей (их кирпичные морды постарался запомнить хорошенько, мысленно включив обоих в свой список обидчиков и врагов) привели в кабинет Перского. Особоуполномоченный и головы не поднял, изображая страшную занятость – что-то сосредоточенно писал. Зато развалившийся на стуле помощник Перского Ванька Попов встретил Кусмарцева недоброй ухмылкой. «Эту суку – в первую десятку списка!»

– Шестого февраля истёк срок дисциплинарного взыскания. Требую освобождения! – Григорий решил с порога взять быка за рога. – Ну что, наигрались, начальнички?

Попов, с которым был выпит не один стакан, но которому – из-за этого вдвойне! – Кусмарцев не мог простить подлого удара по печени, стёр с лица ухмылку и стальным взглядом упёрся куда-то поверх головы Григория. Хрипло осведомился:

– Гражданин Кусмарцев Григорий Павлович?

«Бл…ский род! – выругался про себя Григорий. – “Гражданин”, морда клином… Да что же это такое?!» И внутренне холодея, только и выдавил:

– Ну…

– Уполномочен товарищем Перским ознакомить вас, гражданин Кусмарцев, с ордером на ваш арест, подписанным начальником…

Что-то словно оборвалось у Григория внутри, ухнуло вниз. И словно ударная волна надавила изнутри на барабанные перепонки. Почувствовал, как разом резко вспотели ладони, по спине скользнула предательская струйка пота. Тупо уставился на Попова.

А тот, уже внимательно разглядывая Григория, протянул листок грубой серой бумаги. «Ордер… Кусмарцев… арестовывается… Нач. УНКВД по ЧО майор г/б Хорхорин. 9 февр. 38-го г.», – только и прочитал Григорий.

Не к месту в голове мелькнуло: «А как же пятнадцать суток дисциплинарного ареста?..» Как стоял, силясь перечитать неровные, скачущие машинописные слова на серой бумаге, так и рухнул во весь рост навзничь.

Попов носком сапога брезгливо повернул лицо потерявшего сознание к свету. Сделал шаг назад, скомандовал конвоирам:

– Тащите в одиночку, растуды его в качель! Барышня сраная! Попьёт ещё крови, вражина! Чё застыли?! В одиночку, я сказал!

Но тут же оглянулся на Перского. Тот кивнул, с усмешкой разглядывая лежащего.

Дюжие молодцы схватили Кусмарцева за руки и ноги, поволокли к дверям.

– Стой! – спохватился Попов.

Надзиратели послушно замерли, не опуская Григория на пол. В сознание он так и не приходил. Отведя взгляд от резко выпятившегося кадыка Кусмарцева, Попов медленно наклонился и потянул из скрюченных пальцев бланк с лиловой печатью. – Документик, «барышня», придётся оставить. В дело подошьём. – Кивнул надзирателям: – Тащите…

Глава пятая. Макаренко, май 1938 года

28. Местами лишения свободы являются:

А. Изоляторы для подследственных.

Б. Пересыльные пункты.

В. Исправительно-трудовые колонии: фабрично-заводские, сельскохозяйственные, массовых работ и штрафные.

Г. Учреждения для применения к лишенным свободы мер медицинского характера (институты психиатрической экспертизы, колонии для больных).

Д. Учреждения для несовершеннолетних лишенных свободы (школы ФЗУ индустриального и сельскохозяйственного типа)…

34. В колонии для массовых работ, находящиеся в отдаленных местностях, направляются лишенные свободы из среды классово-враждебных элементов, а также те трудящиеся, которые по характеру совершенного преступления являются наиболее классово-опасными, вынуждающими применение к ним более сурового режима.

В остальные колонии массовых работ могут направляться как указанные выше категории лишенных свободы, так и трудящиеся, совершившие преступления, не относящиеся к наиболее классово-опасным; к этой последней категории лишенных свободы применяется режим, установленный для содержащихся в сельскохозяйственных колониях.

    Исправительно-трудовой кодекс РСФСР (введён в действие 1 августа 1933 г.)

– Товарищ майор государственной безопасности! Лейтенант Чепенко по вашему приказанию прибыл!

– Садись. Я тебя не каблуками щёлкать вызвал, – недовольно глянул на инспектора начальник управления. – Чепэ у нас в Петровске-Забайкальском. Или в Красном Чикое, если под другим углом посмотреть… Короче, вот какая картина: четыре урода из Красночикойского райотдела тринадцатого-четырнадцатого января конвоировали из Чикоя в Петровск арестованных… – Хорхорин отыскал в лежащей перед ним бумаге фамилии, – Дягтерёва и Нагаеву. Первый – бывший заврайоно, а эта Нагаева – бывшая завшколой в селе Шинка. Проходят они по делу правотроцкистской учительской организации, выявленной в районе. Так вот, эти хреновы конвоиры в дороге пьянствовали, да ещё вдобавок якобы дважды изнасиловали Нагаеву. Всё бы ничего, но с ними вместе в Петровск ехали пятеро девок – учащихся Петровск-Забайкальского педучилища! – Начальник управления выругался. – Вот на хера надо было этих свиристёлок с собою брать?! Конвой есть конвой! Так нет, жалостливые! Как же, опоздают соплюшки на занятия! А тут транспорт позволяет – трёхтонка. – Хорхорин снова выругался. – В общем, Чепенко, займись этим делом. Огласку получило – дальше некуда. Учащиеся написали письмо в райком комсомола, оттуда сразу же сообщили в наше райотделение, те факт проверили. Вот почитай, что их оперуполномоченный Ананьев накопал.

Чепенко уткнулся в протянутый ему начальником рапорт:

«Факты, изложенные в заявлении уч-ся П.-Заб. педучилища, действительно имели место… Уполномоченный Михайлов Михаил Васильевич и другие конвоиры (Чуркин, Аршулик, Яковлев) следовали с Красного Чикоя в Петровск-Забайкальский с арестованными Дягтеревым и Нагаевой, занимаясь пьянством в пути следования.

Арестованный Дягтерев Василий Корнилович, бывший зав. РОНО, по показаниям свидетелей и самой арестованной Нагаевой Ю. И., проходит как один из руководителей право-троцкистской организации по Красночикойскому району…

Арестованная Нагаева Юлия Ивановна, 1902 г. рождения, бывшая зав. школой с. Шинка Красночикойского района, также проходит по делу право-троцкистской учительской организации. Факты избиения и издевательств над арестованными со стороны конвоиров своего подтверждения не нашли.

Считаю, что так как конвоиры пьянствовали, арестованным была дана возможность договориться, потому что их никто не охранял.

Взятый на допрос Дягтерев заявил, что “Нагаева Ю. И. на меня показания дала, потому что ее заставили стоять подряд 5 суток и т. д., она мне об этом говорила, когда нас везли в Читу”. Также Дягтерев показал, что уполномоченный Михайлов М. В. в пути следования угощал водкой арестованных. Дягтерев показал: “Давая мне водку, Михайлов сказал: “На, пей, сдохнешь – не жалко, все равно арестованный!”»

– Так… Пить пили, но изнасилования не подтверждается… – проговорил Чепенко.

– Ага, деточки насочиняли! – побагровел Хорхорин. – Не прикидывайся идиотом, лейтенант! Всё было, к маме не ходи! Петровские своих выгораживают, да только с такой оглаской всё это – мёртвому припарки! Думай, раз ты инспектор по особым поручениям, как из этого дерьма выскребаться будем!

– Полагаю, товарищ майор, жахнуть их надо по административной линии – уволить к чертям собачьим, а местному комсомолу это до учащихся педучилища довести, мол, так и так, меры приняты…

– Слушай, Чепенко, – прищурился начальник управления, – а ты слыхал о такой народной мудрости: «Бьют не за то, что украл, а за то, что попался»? Не-ет, спустить на тормозах тут никак не получится. Да и ни к чему. Забирай-ка, Чепенко, все эти бумаги, оформляй не рассусоливая следственное дело – и в трибунал[17]. Пусть народ видит, что органы НКВД за чистоту чекистских рядов ведут самую беспощадную борьбу!

Инспектор внутренне поморщился. Лицемерит начальничек! При чём тут чистота рядов… Вся борьба к одному сводится – очистить «контору» от приспешников бывшего, Петросьяна, чтобы все Хорхорину в рот смотрели и на цырлах стояли. То же Петровск-Забайкальское райотделение взять – давно ли прогремели в хорхоринском приказе? Начальник отделения Ермаков, оперуполномоченные Хацкалов, Кипнис, Подвойский арестованы, как не сделавшие правильных политических выводов. Мало того что по кулачью следствие затягивали, сорвав все сроки окончания следственных дел, так ещё и невиновные у них обнаружились – повыпускали из-под ареста ораву самого что ни на есть контрреволюционного элемента. Отдел кадров Петростроя им справки на сотню с лишним антисоветчиков и вредителей передал, а толку? Заволокитили, суки!

…Я ещё в октябре прошлого года в районные отделения указание разослал, чтобы в целях проявления рабочими, колхозниками, красноармейцами революционной бдительности органы вели широкую работу по написанию народом заявлений, способствующих разоблачению шпионов-диверсантов и троцкистско-бухаринских агентов иноразведок… – продолжал, как с трибуны, вещать Хорхорин. – И что выяснилось? В ряде отделений даже учёта таких заявлений нет! А почему, а, Чепенко? А потому, что люди не видят быстрого реагирования по поданным заявлениям, партийно-советские органы массовой разъяснительной работы не ведут… Я бы даже сказал, что некоторые наши местные подразделения не пользуются у граждан доверием. Да, именно так! А это уже опасно! Явные враги народа остаются безнаказанными! Авторитет органов падает!..

– Тут ещё, товарищ майор, по Букачаче волокита прослеживается… – осторожно сказал Чепенко, пытаясь остановить поток начальственного красноречия.

– То есть? – осёкся Хорхорин.

– Ваш помощник, капитан Слюсаренко, им телеграмму отбил, чтобы активнее снимали банды, прочие контрреволюционные организации и ускоряли следствие по этим делам. Предписано триста дел на тройку оформить по контре, но пока ни шатко ни валко.