скачать книгу бесплатно
Еще миг – и Рик заревел глупышом. В горьком, скорбящем вое тряслись худые черные плечи. И тонко, по-заячьи откликнулся ему Чун в смертной тоске. А старший их брат Убейтур распахнул руки-крылья, и словно тень от умирающего беркута заскользила по низкой траве. «Где вы, сородичи? – слышалось в погребальной тоске. – Где вы – Нерод, Шестипал, Остронюх? Где матери наши и ваши жены – выносливые Кабанихи, где очаги наши и кто ест на Верхних кострищах молодое оленье мясо?..»
И неотвратима, как смерть, перед глазами Убейтура страшная правда: стена водяная, глупыши плещутся у ее подножия, матери бегут за глупышами, а старая Шептала все медлит и снизу не подает ему тайного знака. И Чун никогда не узнает, что означал этот знак.
Внезапно он оборвал танец и сложил руки-крылья, спрятав под ними братьев.
И когда затихло все, вплоть до дуновения самой слабой былинки, Убейтур сказал:
– Пока жив хоть один Беркут – род не погиб! Мы идем к Орлиным Гнездовьям!
Глава 3. К зимним зимовьям
В Ущелье Каменных Куропаток Рик повеселел: за ущельем журчит ручей, поднимается знакомая веселая осыпь и ждет сухая пещера – родовое гнездо Беркутов. Там они жили, выводили птенцов-глупышей и жарили мясо на двух очагах – материнском и охотничьем.
Есть там навес из легких прутьев, где Смел-кремнебой отсекал от ядрищ и вытачивал охотничьи наконечники для копий и всё, что нужно для быстрой очистки незадохнувшихся шкур.
И еще радовался Рик, что наконец-то выспится в безопасности. Есть в родовой пещере отнорки – узкие низкие логовища, просверленные от материнского очага и хранящие тепло чадящих, но зато теплых костей. Это место – для промерзших на охоте добытчиков. Но нет теперь добытчиков. Он сам заберется в теплую шкуру, закроет глаза и… взвоет.
Неужели их только трое в мире: Убейтур, Чун и Рик?
А другие стойбища? Неужели вода затопила их?
Рик спросил об этом брата.
– Вода пришла далеко в горы, – ответил Убейтур. – Я видел на обрыве лесного кота. Лесной кот живет в прибрежных зарослях у Озера Белых Птиц.
Лесной кот – это не рысь, что ходит повсюду. И на Озере Белых Птиц Рик не был ни разу: там живут людожоры – и выросткам в тех местах делать нечего.
Словно сдвинуло стены Ущелье Каменных Куропаток: дно по грудь забито стволами, камнями, ветками. На каждом шагу попадалась мелкая палая дичь – и Убейтур спешил выбраться. Души мертвых сородичей преследовали его. А когда их целое стойбище – они могут начать охоту.
Маленький Чун ободрал ногу об острый сук, и охотник тащил его на загривке, Рик нес копье. Это было их единственное оружие, не считая кремневого ножа у старшего брата, и Рик держал его цепко.
К вечерним лучам они вышли из проклятого ущелья, где было темно и страшно, а в распадках сторожили тени загубленных предков. Меж редких скал петляла тропа, она уводила к Родовым Камням. И здесь были разрушения, и в воздухе витала тревога. Словно кто-то огромный смешал, играючись, знакомые скалы и швырнул их с неба из мокрой горсти.
Хвосты тьмы ползли за ними из оставленного ущелья и шевелились на вздыбленной и перемешанной земле. Убейтур снял глупыша с усталых плеч, взобрался на обломок скалы и долго всматривался в густые сумерки. Раньше отсюда было видно, как горит родовой Огонь… А сейчас вход в пещеру завален – Большая Вода и здесь мстит.
– Я хочу к огню! – захныкал Чун. – Мяса горячего хочу. Зачем ждем, Убейтур? Я худой на одной крови.
…Там, на вершине Первой Добычи, Убейтур кормил братьев свежей кровью мелкой дичи, которую в избытке поставляла на Холм волна из нижних долин. Сам он ел сырое мясо, как и подобает охотнику. Все охотники едят сырое мясо, чтобы запах продымленной пищи не отпугнул выслеживаемую дичь. Но глупыши и выростки болеют от сырого, им нужно есть в пещерах, где есть огонь, или пить кровь на переходах.
И Рик, и Чун отощали за последние дни, но там, в пещере, их ждет родовой очаг, и Убейтур заставит его ожить. Даже если вода проникла в пещеру, кремень и горючий камень, сыплющий искры – огнесил, должны сохраниться в надежной, рубленной в скале яме. Им нечего бояться холода и темноты. Утром Убейтур пойдет на охоту – и голод забудет к ним тропу.
Но даже эти радостные мысли не могли изгнать из сердца тревогу. Виной всему, видно, тот самый валун, что загородил вход в пещеру.
– Оставайтесь здесь! – приказал старший брат.
Рик запросился с ним, Убейтур отшвырнул его сердитым взглядом.
– Теперь я для вас и Беркут, и Беркутиха! Следи за братом.
И Рик подчинился. Без Убейтура, знающего обряд посвящения, он никогда не станет охотником. А если не станет охотником, навсегда останется выростком и, как девчонка-крутеня, будет стоять у очага на коленях, дуть в светлый мох, визжать от страха при виде пучеглаза, плетущего свой бесконечный потяг в углу пещеры, и есть глину.
Глава 4. Добыча
Убейтур спустился по мокрому обрыву и через неширокий родовой ручей пробрался к подножию осыпи.
Стемнело, когда он тихо, как рысь, подкрался к вырванному из земли валуну, каменное ребро которого поросло зеленой тиной. Валун был огромен, он почти наглухо закрывал пасть пещеры, оставив с краю небольшой лаз – в рост и ширину взрослого охотника.
Убейтур хотел было скользнуть внутрь, но вдруг будто окаменел – и сам превратился в скальный выворотень.
В родовом гнезде слышался плач! Убейтур задержал дыхание, волосы на его голове зашевелились, он послал всю силу в руку, сжимающую копье. «Духи предков в пещере, все души умерших сородичей – тех, кого поглотила Вода!»
И сейчас они вернулись в свое гнездо и плачут, оглашая камни. И старая Беркутиха легко ступает между ними – и ждет его, Убейтура, чтобы забрать и увести к небесным стадам. Не должен разлучаться род.
Убейтур сорвался с места и одним прыжком очутился в безопасном углублении под валуном со стороны северного ветра. Охотничья выучка спасла его: сам оставаясь незаметным, он увидел врага вживую.
Под сводом пещеры стояла девчонка. Она была младше Рика, но гораздо старше Чуна. В руке – пустой олений желудок. А шкура подвязана двойной сухожилкой.
«За водой послали. Неужели одну?»
Убейтур подождал, не выйдет ли кто-нибудь следом, но вокруг безмолвно спала ночная тишь, и лишь из пещеры по-прежнему доносился тихий, заунывный вой скорби.
Девочка повернулась к нему спиной и, волоча по осыпи узкий темный хвост, стала осторожно спускаться к воде.
«Хвост!»
Убейтур почти слышал, как гудит от гнева кровь, как тяжелеют веки от сладкого предчувствия мести. Он ощерил копье на изготовку и злобно глядел, как тихо и уверенно входит в поток двуногая дичь… Как он ошибся! Принять писк Водяных Крыс за могучий даже в скорби жалобный клекот угасших Беркутов!
Он шел за дичью. Он крался за ней тихо, как тень, и был ее тенью, повторяя все ее движения.
Жалкая Крыса! Она хочет жить в пещере Беркутов – Беркутов, покоривших вершины и стороной облетающих падаль!..
Он уже наметил точку удара – меж двух крысиных лопаток. Но что-то мешало сделать последний взмах.
Что?!
Убить врага на своей земле – право каждого Беркута. И если бы сейчас его род был цел, он, не задумываясь, сделал это. Но рода нет. И одному ему отстоять пещеру не удастся. Даже если в родовых камнях затаились одни матери-Крысы, а охотников смыла вода, он ничего не сделает в одиночку. Матери загрызут его, и сработанное Смелом копье не поможет.
Убейтур ведал: самое страшное, что знает охотник, – это не слаженный бег серых пустынников, пожирающих любую плоть на своей тропе и воющих в безглазые глухие ночи за дальними холмами; это даже не высеченный намертво в памяти нескольких поколений Беркутов грозный и все затмевающий топот длинноносых хоботарей, живущих в низинах. Самое страшное, что есть на свете, – это стойбище разъяренных матерей!
А как же Рик и глупыш? Они погибнут одни.
И он глядел с содроганием ненависти на маленькую Крысу, и копье плясало от возбуждения, но Убейтур – охотник, он не может думать только о своей жизни.
Маленькая Крыса нагнулась над ручьем, подставляя для удара беспомощную узкую спину. Вода затекала в желудок, она помогала ей черной ладошкой. И вдруг ее позвали.
Она резко выпрямилась и обернулась. Убейтур увидел перекошенный от страха рот и всей кожей почуял неродившийся крик… В один миг он прыгнул к девчонке и, зажав ей рот свободной от копья рукой, подхватил – и с ловкостью белки стал карабкаться на противоположный берег.
Он преодолел ручей в один дух – и прыжками стал уходить с добычей вверх по склону. Добыча трепетала в его руке, но он крепко стискивал ей зубы и, не разбирая троп, мчался к братьям.
В отдалении уже слышались голоса: глухие – охотников и хрипло-звонкие, принадлежащие матерям. Такие звуки издают перепуганные крысы, если схватить их за горло и начать потихоньку сдавливать.
Обдирая руки и ноги в ночных кустах, Убейтур облетом проскочил вокруг первых скал и, на миг обманув погоню, выскочил на холм перед обомлевшими братьями.
– Хватай Чуна! Быстрее! – крикнул он на бегу Рику и, не останавливаясь, стал спускаться по темному, с острыми камнями откосу – туда, где ждала полная опасностей Долина Ядозубов. Он знал, что? впереди, но сейчас важно было продержаться хотя бы эту смертельную ночь.
А погоня настигала. Легкий дротик просвистел совсем рядом и с коротким хрустом впился в ствол ели. Деревья пошли гуще, и мощные сучья спасали беглецов от пущенных вдогонку копий. Гора заметно снижалась и шла на убыль – и вдруг оборвалась неожиданной крутизной. Убейтур скатился с добычей к ее подножию. Следом съехал Рик, волоча за руку брата. Чун вскрикнул, и тут же лес копий обрушился на его голос. Но густой, как щетина вепря, подлесок сохранил братьям жизнь.
Ощупью пробирались беглецы на зов Убейтура, охотника-Беркута. Рик оглянулся и в просвете между деревьями заметил рассерженную родомаху Крыс: огромная, грузная в черноте ночи и сама похожая на дух Тьмы, она хищно озирала склон, пытаясь в глубине его вынюхать похищенного сородича. В косматых руках она держала оружие матерей – кость лося-горбоноса. Костяные эти дубины были схоронены в глубокой яме у заднего свода пещеры Беркутов.
Старая Крыса чутко прислушалась – и метнула во тьму свое оружие, способное поразить на бегу молодого самца-оленя.
Девчонка закопошилась в руках Убейтура, ребром ладони он ударил ее по затылку. Она затихла. Охотник смочил своей слюной искусанную ладонь и подозвал Рика.
Впереди глухо шумели травы – высокие, в полтора копья. «Крысы не сунутся в эту долину», – подумал Убейтур.
Как говорил Шестипал, они оказались «между вепрем и гривачом». Сзади, на еловом склоне, ждали молчаливые Крысы. Впереди, съеденная тьмой, шевелилась таинственная и опасная Долина Ядозубов.
Глава 5. В долине Ядозубов
Убейтур не спал всю ночь, но, как он и думал, Крысы побоялись спускаться в долину. Или вернулись в свою (чужую!) пещеру, или решили дождаться утра.
Слабо разгорался Небесный Очаг. К утру холод стал уползать в норы, и вся долина окуталась туманом. Это было на коготь Беркутам.
Чун и Рик всю ночь спали обнявшись, а захваченная Крыса рано утром попыталась откатиться в сторону, но связанные руки не пустили ее. Убейтур подошел и ногой зашвырнул девчонку на место.
Он думал о том, что делать дальше. Возвращаться, чтобы Крысы получили пернатую дичь, пойманную в охотничьи силки?.. Но и через долину он никогда не ходил: Беркуты предпочитали облетать ее стороной – сквозь Ущелье Каменных Куропаток. А ущелье сейчас закрыто.
И оставаться нельзя: когда туман рассеется, Крысы сделают попытку отбить пленницу.
Убейтур растолкал братьев. Рик вскочил сразу, а Чун по привычке глупышей стал скулить безмозглым щеном, что хочет спать, хочет есть и вообще замерз.
– Жди, ненасытное брюхо, я принесу тебе дичь на кончике копья! – пригрозил, осердясь, охотник.
А Рик подошел к девчонке, брезгливо пнул легкоступом в облезлую барсучью шкуру, прошитую сухожильем.
– Бросим или убьем? – спросил он брата.
– И съедим! – радостно кивнул Чун.
Рик несильно ударил кулаком в тощую грудь глупыша.
– Запомни, Чун! Беркуты не едят крыс со змеиными хвостами! Они живут в воде, и кровь у них зеленая и пахнет тиной.
– Это у тебя кровь зеленая, пестрый падальщик! – заорала вдруг девчонка, ловчась сбить путы о землю. Но охотничий потяг держал крепко. – Развяжи мне руки, птенец-заморыш!
Рик побледнел от бешенства, а Чун громко засмеялся, тыча в него грязным перстом: «Птенец-заморыш! Птенец-заморыш…» И тут же получил от брата то, что совсем не зовется лакомой костью.
– Я выклюю ей глаза! – визжал Рик не хуже девчонки. Но тут же повис над землей, извиваясь в руках Убейтура.
– Не тронь! Дичь должна быть живая…
– Она назвала меня Заморышем!
– Откуда ей знать, что так тебя кличут в стойбище Беркутов? Станешь добытчиком – получишь новое имя.
Он поставил Рика на траву. Рик еле сдерживал гнев, худые черные пальцы сжимались в когти.
– Два Беркута ссорятся – дичь свободна! – предупредил Убейтур.
Он приподнял связанную девчонку, поставил ее на тонкие ноги. Потом резво приставил к ее глазам наконечник копья и тихо, но грозно сказал:
– Мое копье летит быстрее любой Крысы! Не вздумай бежать!
Девчонка вжала голову в плечи и, к удивлению братьев, даже не завопила как следует. Только скрутила за спиной маленький грозный кулачок, – хороша защита! – а братьям бросила, что Крысы хитрее Беркутов, потому что знают землю и воду! А Беркуты – одно небо.
– Вперед, змеехвостка! – перебил Убейтур. Он подтолкнул девчонку наконечником. – Помни: мое копье ближе, чем твои сородичи.
Первая вступила она в гущу высокой травы и, к изумлению Рика, совсем не боялась неожиданных встреч. Еще Рик отметил, что лоб ее наискось когда-то перехлестнула горящая ветка.
– Она идет с нами? – спросил он.
Убейтур загадочно усмехнулся. Он схватил выростка за плечо и шепнул в самое ухо:
– А зачем мы привязываем рябчиков к лисьим самоловам?
И Рик понял. Хитро сощурившись, он подмигнул брату: ловко придумано! Живая приманка для ядозуба – и Беркуты целы! Вот почему они гонят ее впереди, первый погибает быстрее. И нет спасения от яда желто-черных копошащихся гадов.
Девчонка вдруг заохала. Убейтур подошел и стал осматривать ее ногу.
– Крысы хитрые, а Беркуты – хитрее! – сказал он насмешливо. – Только куропатки, когда гнезду угрожает опасность, убегают с повисшим крылом, притворяясь подранками.
И девчонка зло встала на обе ноги. Только шрам потемнел.
Убейтур приказал младшим идти «как позвонки в хребте»: сородич за сородичем. «Почему Крыса не кричит, не жалуется, не плачет? Испугалась? Не похоже, чтоб очень. Наши крутени вопили бы не переставая… А эта молчит, хотя язык и глотка на месте. Странно», – подумал он.
Пленница упрямо рассекала плечами траву.
– Как тебя зовут?
Она обернулась, черные, как лесные ягоды, глаза ее сверкнули зло и непримиримо.
– Когда дичь становится добычей – ее имя не спрашивают!
Убейтур чуть не прихлопнул ее копьем. Наглая, дерзкая, мерзкая Крыса!
Он только заметил, наслаждаясь ее беспомощностью:
– Когда ядозуб будет душить тебя в своих могучих жильях – вспомни, чью пещеру занял твой род!
