скачать книгу бесплатно
– А мне удобно?..
Из комнаты выглянула Наташа и молча стала смотреть на них.
– Исчезни! – сердито шепнула Галя.
Наташа ухмыльнулась и спряталась в комнату, но вместо нее появилась мать и спросила:
– Вы чего?
Вслед за Зинаидой Дмитриевной снова выглянула Наташа и ехидно сказала:
– Не знаешь, что ль, чего? Жениться хотят!
После этих слов показался Василий Гаврилович с очками в руках и тоже уставился на Галю с Иваном, которые все стояли у порога.
– Наташка угадала, – заговорила Галя. – Мы пришли сказать…
Василий Гаврилович быстро надел очки, а Зинаида Дмитриевна перебила:
– Проходите в комнату…
Галя и Иван осторожно двинулись к родителям. Василий Гаврилович освободил вход в комнату. Лысоватый, с седыми висками, выглядел он сейчас как-то растерянно. Зинаида Дмитриевна тоже, чувствовалось, заволновалась, не знала, как вести себя дальше. Только Наташа смотрела насмешливо, мол, допрыгались, доигрались. Егоркин, подойдя к отцу Гали, неловко сунул ему свою руку и сконфузился. Василий Гаврилович, видимо, не ожидал этого жеста и суетливо схватил руку Егоркина, встряхнул и тут же бросил. Галя села на диван. Иван примостился рядом. Василий Гаврилович выключил телевизор, постоял возле него мгновение и устроился в кресле. Зинаида Дмитриевна с Наташей присели к столу. Помолчали.
– Ну, рассказывайте! – хрипло проговорила Зинаида Дмитриевна и прокашлялась.
– А что рассказывать, – неестественно бодро сказала Галя. Иван чувствовал, как у него подрагивает нога. Сидели они близко друг к другу, словно старались подчеркнуть, что теперь они одно целое и разъединить их нельзя. – Наташа все сказала… Пожениться решили…
– Все равно поженимся… Так чего тянуть? – подал голос Егоркин.
Василий Гаврилович придвинул к себе блюдце с чайной ложкой и взял ложку в руки. «Обязательно ему нужно что-то в руках вертеть!» – недовольно взглянула на мужа Зинаида Дмитриевна.
– Тянуть нечего… Правильно! – заговорил Василий Гаврилович, разглядывая ложку. – Вы только жениться решили? Или все обдумали? Где жить, например, будете?
– Комнату снимем… Мы ведь оба работаем! На очередь на квартиру встанем. Проживем! – постарался успокоить Василия Гавриловича Иван.
– А насчет учебы что надумали?
– Учиться пока не собираемся, – ответила Галя.
– Ты за себя отвечаешь? – спросил Василий Гаврилович. – Или за мужа тоже?
Когда отец назвал Егоркина ее мужем, у Гали дрогнуло сердце. Она как-то по-новому, с нежностью особенной взглянула на Ивана. А он смутился и опустил глаза. Взгляд Гали с ревностью отметила про себя мать.
– И за мужа, – несколько вызывающе ответила Галя.
Наташа фыркнула и шепнула себе под нос:
– Жена выискалась!
– Выучились, значит… Теперь детей рожать и нянчить! – недовольно проговорила Зинаида Дмитриевна.
– А это разве не дело? – все так же вызывающе сказала Галя.
– Ну, ладно, ладно! Дело! – сказал Василий Гаврилович. – Обед хоть сможешь мужу сготовить?
– Пап, не волнуйся, еще неизвестно, зарабатывает ли жених на обед, – вмешалась с усмешкой Наташа, и все засмеялись.
Василий Гаврилович поднялся, усмехнулся:
– Давай, мать, дочь пропивать! Сваты приехали, – кивнул он в сторону Гали и Ивана. – Как там говорится в таких случаях: у нас телочка поспела, подросла, у них… кто у них-то?
– Бычок! – подсказала Наташа.
Мать хотела заворчать на Василия Гавриловича, что ему лишь бы повод выпить, но засмеялась, услышав подсказку Наташи. Улыбнулись и Галя с Иваном.
V
– Меня качает немного, – сказал с улыбкой Егоркин Гале, когда они спускались утром по лестнице, направляясь на работу.
– Я тоже… так и не уснула…
Иван толкнул дверь подъезда. Она приоткрылась, но сквозняк снова захлопнул ее, оттолкнув Егоркина внутрь.
– Если так пойдет, ветер будет носить нас, как листья! – засмеялся он, с силой распахнул дверь и подержал, пока не прошла Галя.
На улице был ветер, облака.
– Как бы дождь не собрался? – взглянул Егоркин на небо. – На речку не попадем!
– До субботы еще два дня, – взяла его под руку Галя, взяла, как радостно отметил Иван, не как прежде, а по-хозяйски. «Так и надо! – подумал он. – Я теперь ее! Она – моя!»
В автобусе они притиснулись к стене. Егоркин заслонил ее от людей, уперся руками в поручни и всю дорогу до завода сдерживал натиск пассажиров, чтобы не толкали Галю, милую его девочку, и всю дорогу с нежностью ощущал на своем плече ее теплую руку. Она стояла спиной к окну и держалась за Ивана.
В цехе Егоркин расстался с Лазаревой. Она пошла в свою раздевалку, он в свою. Прыгая через две ступеньки, сбежал в подвал и прошел к своему шкафчику.
– Привет! – кинул он радостно Роману Палубину, который надевал рабочую сорочку, стоя босиком на толстой фанерной дощечке.
В раздевалке было многолюдно. Рабочие входили и выходили, разговаривали, смеялись.
– Ты чего это? Дорогу домой забыл? – спросил Роман.
Егоркин знал, что Палубин будет спрашивать его об этом, и засмеялся радостно:
– Заблудился!.. А ты как? Нашел дорогу?
– Егоркин уже домой не приходит? – спросил Антон Маркин из-за шкафчика. Роман знал, что он у Ивана до армии был наставником, знал, что они конвейер бортовой передачи переделали, Маркин на том конвейере и сейчас работал. Палубин слышал, как недавно Антон предлагал Егоркину вместе над приспособлением для сборки покумекать. Иван тогда спросил:
– Разве у тех, кто собирает, головы нет? Пусть сами кумекают!
– Головы у них есть… – с сожалением ответил Маркин. – Но с разных сторон затесаны!
– Моя голова сейчас другим забита…
– Я вижу… от Лазаревой на шаг не отходишь!.. Смотри, сам сделаю!
Шкафчик Маркина был напротив с другой стороны, и Роман с Иваном его не видели, не знали, что он слышит их разговор.
– Пропал человек, – снова засмеялся Егоркин. – Окрутили парня…
– Помнишь, как мы в столовой сидели и ты в первый раз Лазареву увидел? Я посмотрел, как ты рот разинул: ну, думаю, все – пропал! – отозвался Антон.
– Что, уже сговорились? – улыбнулся Палубин Ивану. Он переоделся и ждал его.
– Пора, пора!
Палубин вспомнил, что Галя вчера вечером после концерта была необычно возбуждена, и решил, что, вероятно, во время концерта, а может, и до него, Егоркин сделал предложение Лазаревой. Роману стало немножко грустно: расходятся с Иваном дорожки. Грустно было, что женится не он, а Егоркин. И снова вспомнилась Ира, снова почувствовал он радость, что она знакома с Галей. «Ира милей Лазаревой, – подумал он. – Галя слишком уж угловатая, быстрая, как стриж. А Ира – синичка… Спокойная, кругленькая, безобидная синичка!»
– А ты вчера с хорошей девчонкой познакомился, – одобрительно сказал Иван, почувствовав о чем думает Роман. – Галя ее хвалила! – приврал он. Вчера они с Галей были озабочены другим. – Ты как, договорился с ней? Поедете с нами загорать?
– Нет. Она не хочет…
– Понятно, боится… Приручать надо! Встретиться ты хоть с ней договорился?
– Она здесь… в прессовом работает.
– В прессовом? Это же рядом с нами… Вот тут, наискосок – чугунка, а рядом – прессовый!
VI
До обеда Палубин не отходил от конвейера, перескакивал от передачи к передаче. Хотелось побольше поставить деталей, чтобы удрать пораньше в прессовый и не задержать конвейер. Детали, словно чувствовали, что сегодня не надо капризничать, легко вставали на места, болты затягивались беспрепятственно, и инструменты сами прыгали в руки. Работалось радостно, легко. Палубин улыбался, похваливал про себя послушные детали и поглядывал на круглые часы на стене, представляя встречу с Ирой. Как она отнесется к нему? Что теперь думает о нем? Взглянув в очередной раз на часы, Роман решил: пора! Окинул взглядом конвейер: нет, не должен встать из-за него, вон сколько передач впереди, схватил свежую паклю со стола и, вытирая на бегу масляные от болтов и гаек руки, побежал к выходу из цеха.
Прессовый цех гремел, пыхтел; звякал, шипел, стучал, охал. Огромные прессы в беспорядке, как показалось Палубину, заполняли цех. Людей почти не было видно. Звенел, предупреждая, кран, легко переносивший по воздуху железный ящик. По узкому проходу меж прессами мимо Романа медленно полз электрокар с ящиком, доверху набитым металлическими стаканами. За рулем сидела женщина. Роман не знал, что это мать Гали, Зинаида Дмитриевна. Он вспомнил, что Ира говорила, что она штампует стаканы, и побежал за электрокаром. Догнал и крикнул Зинаиде Дмитриевне:
– Вы не подскажете, где Ира работает?
Зинаида Дмитриевна взглянула на него и развела руками: то ли не расслышала, то ли не знала где.
– Какая Ира? Грачева? – услышал Палубин за спиной и обернулся.
Спрашивал парень в красной клетчатой рубахе. Роман не знал фамилии Иры и понял, что найти ее будет непросто. Цех огромный. Попробуй разыщи!
– Она стаканы штампует, – ответил он.
Парень оказался всезнающим. Он, вероятно, работал здесь давно.
– А-а! Это Нестерова, должно быть! Тихая такая, молодая! Вот туда топай! – указал парень. – Вон под тем лозунгом их участок!
Роман увидел вверху на балке щит со словами: «Сегодня работать лучше, чем вчера. Завтра – лучше, чем сегодня!» – и направился в ту сторону. Он шел напрямик, настороженно оглядывался, лавировал между станками, окруженными железными ящиками с готовыми деталями и заготовками, пока не уперся в зеленый щит, за которым, вероятно, и был участок, где работала Ира.
Палубин с бьющимся сердцем пошел вдоль щита. Вдруг у него икра на левой ноге до боли напряглась, окаменела, дыхание перехватило. Он жадно хватал воздух ртом, поднял голову, словно пытаясь остановить кровь из носа. Показалось, что наверху воздух чище, свежее. Нестерпимо захотелось вернуться. Роман почувствовал, что, поверни он сейчас назад, ему сразу станет легче, но он пересилил себя, мотнул головой, вошел и оглядел ровные ряды невысоких станков. Людей и здесь было мало. Большинство прессов молчало, и лишь некоторые шипели натужно, охали. Работали здесь одни женщины, но Иры среди них не было. А если Нестерова Ира не она, другая? – испугался Роман. Он пробрался вдоль щита ко второму ряду и сразу же узнал Иру, хотя она стояла у станка спиной к нему. Руками в рукавицах она поддерживала железную пластину, лежавшую под прессом. Пресс со злобным шипением ухнул сверху на пластину, стукнул, отрубил и довольный поднялся на свое место. Ира сбросила отштампованный стакан в ящик, передвинула пластину дальше под пресс и нажала ногой на педаль. Пресс снова яростно бросился на пластину. Палубин, волнуясь, двинулся к Ире и заметил, что женщина, работавшая за соседним прессом, взглянула с любопытством на него и на Иру. Роман обнаружил, что все держит в руке грязную паклю, которой вытирал руки, и глянул по сторонам, куда выбросить, но не нашел и оставил в руке. Ира обернулась, увидела его, смутилась:
– Ты!
И взглянула на любопытную соседку.
– Обедать пора! – улыбнулся виновато Роман, думая, что надо бы ее в столовой подождать, и вновь начал тереть паклей ладонь.
– Погоди у выхода… я сейчас…
– Мне не надо было приходить… сюда?
– Раз пришел… погоди… я закончу…
Роман стал с облегчением пробираться назад меж ящиков. К выходу нужно идти мимо любопытных женщин. Остановился он на том месте, где чувствовал удушье, и вдохнул полной грудью. Выдохнул. Потом понюхал воздух. Но запахов особых не было. Пахло, как и в каждом цехе, металлом, маслом машинным. Что со мной было? – подумал Роман, трогая грудь, где был шрам от душманской пули. В Афганистане, когда пошли в атаку, с ним тоже было такое, но тогда было от усталости, как он считал, от быстрого бега на гору. И вдруг вспомнил Роман: было однажды с ним нечто подобное в детстве… Тогда он переплывал речку, узкую, неглубокую, он только что научился плавать! На другом берегу, на лугу, играли ребята, и ему страстно хотелось к ним, и он решился, поплыл. На середине реки у него неожиданно свело левую ногу. Он испугался, стал захлебываться. От страха не знал, что делать: то ли возвращаться назад, то ли плыть дальше. Кое-как выбрался на берег, упал на песок и долго лежал, плакал и никак не мог унять дрожь в руках и ногах.
Роман швырнул паклю в урну, нашел место, где он никому не мешал, и стал ждать Иру, наблюдая за выходом.
VII
Вечером, в десятом часу, Роман ждал Иру на узком пешеходном мосту неподалеку от озера. Мост был перекинут через глубокий овраг, по дну которого текла быстрая речушка. Она журчала, переливалась через камни, шевелились длинные зеленые водоросли. По обоим берегам росли деревья, а возле самой воды кусты ветел и осока. Палубин стоял, облокотившись на узкие железные перила, и следил за двумя мальчиками. Они привязали веревку к толстому суку старой березы, нависавшему над речкой, просунули в узел веревки короткую палку и, ухватившись за оба конца, отталкивались ногами от края оврага и по воздуху описывали дугу над рекой. Когда веревка возвращалась назад, соскакивали на землю. Вероятно, ребята забавлялись здесь часто. Земля вокруг ствола березы была сильно притоптана. Мальчики по очереди катались на веревке, а Роман глядел на них и представлял, как у мальчишек захватывает дух от восторга, когда они летят над водой.
Мост, на котором ожидал Иру Палубин, был железный, гулкий. Он вздрагивал под ногами прохожих. Когда кто-нибудь шел по нему, Роман искоса наблюдал за идущим со странным ощущением, опасался, как бы кто не ухватил его за ноги и не сбросил вниз, в речку. Роман понимал, что опасение глупое, но все-таки следил искоса за каждым идущим. Особенно напрягался, когда проходили мимо него.
Начинало темнеть. Роман поглядывал на часы и недоумевал, почему Ира назначила свидание так поздно и именно здесь. Если у нее мало времени, можно было бы встретиться где-то поблизости от ее дома. Озеро было неподалеку от общежития, в котором жил Роман. Он часто приходил сюда купаться, загорать. Иногда прибегал и после работы. Ему было удобно идти сюда, а Ире нужно добираться на автобусе.
Мальчики прекратили кататься на веревке и пошли к озеру. Роман сошел с моста и двинулся к березе. Веревка на суку висела над речкой. Рукой ее не достать. Палубин огляделся, должно же быть что-то, чем мальчишки достают ее, и увидел внизу возле кустов длинную палку со сломанным сучком на конце. Он сбежал вниз, взял ее и, поднимаясь назад, услышал:
– Ты что там делаешь?
На мосту стояла Ира.
– Прокатиться хочу!
Он думал, что Ира возразит, веревка, мол, не выдержит, и хотел бросить палку вниз, но девушка засмеялась:
– Давай, давай!
Роман зацепил веревку сучком, притянул к себе, поймал палку и подергал, пробуя, не оборвется ли? Сучок березы вздрагивал, листья на дереве шелестели. Палубин примерился, представляя, как сейчас лопнет веревка или сучок обломится, и он полетит в овраг. Хорошо, если в кусты угодит, а если в ручей, на камни? Он взглянул на Иру. Она стояла на мосту, там, где он только что был сам, и улыбалась. Он сильно оттолкнулся от земли, намертво вцепившись обеими руками в палку. Его понесло над кустами, над водой. Он слышал, как тонко загудела туго натянутая веревка. Его понесло назад, и, когда мелькнула под ногами вытоптанная земля, он выпустил палку из рук, спрыгнул, но на ногах не устоял, шмякнулся оземь и охнул, сдерживаясь, чтобы не крикнуть.
– Ушибся? – услышал он вскрик Иры.
Гулко задрожал мост. Ира рванулась к нему. Он стал подниматься, сжимая зубы и чувствуя, как лоб сразу покрылся потом. Ира подскочила к нему, спрашивая испуганно:
– Сильно ушибся?
– Ничего… – пробормотал он, не решаясь шагнуть, чтобы не показать слабость Ире.
– Зачем ты полез, а если б веревка оборвалась?
