скачать книгу бесплатно
Я нажимаю на рычажки и снова прислушиваюсь.
Нет сигнала.
С размаху швыряю трубку.
В животе раздается урчание, и я возвращаюсь на кухню, открываю холодильник. Внутри на пластиковых полках ровными рядами выстроились овощи, а бутыли с молоком загораживают, как часовые, наполовину съеденный яблочный пирог. Пальцами отколупнув кусок выпечки, я запихиваю его в рот, держа над раковиной. По подбородку стекает липкий сладкий сироп.
Голод мучает меня, а дурацкие приступы головокружения лишь ухудшают ситуацию. Сколько себя помню, если не удается съесть хоть что-нибудь каждые пару часов, накатывает слабость и дурнота. Тетушки уверяют, что беспокоиться не о чем.
Но сегодня я беспокоюсь.
Вытерев лицо, выглядываю наружу.
И замечаю девочку в окне второго этажа соседнего дома.
Инстинктивно возникает желание отпрянуть, но я этого не делаю. Незнакомка просто стоит на месте, неподвижная, будто статуя.
Может, она сможет мне помочь? Я начинаю размахивать руками.
– Помоги! – кричу я. – Пожалуйста, помоги!
Девочка не двигается, и я начинаю сомневаться, настоящая ли она вообще. Но когда я начинаю колотить по стеклу, она задергивает занавески.
Исчезает.
– Мама, – шепчу я, задыхаясь от слез. – Где ты?
Становится все труднее вспомнить звук ее голоса, тепло ее объятий.
На противоположной стене кухне виден проход, которого раньше не было. Я рисую его на карте и огибаю стороной из опасения оказаться проглоченной и исчезнуть. Каждая дверь в этом доме заперта, как входная дверь с витражным стеклом. И тут она распахивается.
На пороге появляется женщина с коричневыми пакетами в руках.
– Рада видеть тебя в добром здравии, – комментирует она, запирая за собой дверь и пряча ключ в карман брюк. – Проголодалась?
Женщина слишком много улыбается. Слишком старается казаться любезной.
Она относит пакеты на кухню. В раковине до сих пор видны остатки яблочного пирога. Нужно было смыть их.
– Я собираюсь приготовить на обед гамбургеры и отварную кукурузу в початках. – Я ничего не отвечаю, и тюремщица продолжает говорить, доставая коричневую коробочку из шкафчика: – Получила сегодня посылку от сестры. – Там оказывается еще одна фарфоровая фигурка с крыльями и нимбом. – На какую полку ее поставить?
Я пожимаю плечами, используя единственное доступное оружие – молчание. Хотя теперь у меня есть еще одно. Я украдкой ощупываю тупой нож в кармане.
Женщина возвращает статуэтку в коробочку.
– Почти одиннадцать. Скоро начнутся «Молодые и дерзкие». Хочешь посмотреть их вместе со мной до обеда?
Не получив ответ, собеседница выуживает две банки газировки из холодильника и протягивает одну мне.
– Отказов не принимается. Давай же, будет весело.
Женщина садится на диван, но я остаюсь стоять. Она начинает рассказывать о каждом из героев сериала: кто на ком женат, кто умер и вернулся к жизни, чтобы снова умереть.
Но родители хорошо меня воспитали.
Я не сдаюсь. Так и не произнеся ни слова, возвращаюсь в спальню.
В единственную комнату, которая не запирается.
Я жду несколько минут, не появится ли снова девочка из соседнего дома, но, так никого и не заметив, задергиваю шторы. А потом комкаю грубо нарисованную карту этого проклятого места и выкидываю ее в мусорную корзину.
Глава девятая
До
Перед заходом солнца отец просит нас собраться для срочной проповеди.
Скамейки из деревянных досок, которые уложены поверх бетонных блоков, формируют полукруг перед гигантским дубом. Томас притаскивает платформу и устанавливает под ветвями. Держа Милли на руках, я сажусь рядом с Касом и задерживаю взгляд на его широких плечах, обтянутых белой футболкой с отрезанными рукавами, на высокой и резко очерченной линии его скул, на мягком изгибе его губ. Иногда я задаюсь вопросом, смотрит ли друг хоть иногда на меня так же, как я смотрю на него. Задумавшись, я начинаю нервно трясти ногой и грызть ногти, и мама перегибается, чтобы шлепнуть меня по предплечью.
– Это очень дурная привычка, – тихо упрекает она.
Отец поднимается на возвышение.
– Благословенны будьте, мои покорители мечты, мои творцы музыки.
– Восславься!
– Вера и свобода были вручены нам, так вознесем же хвалу!
– Восславься! – снова повторяем мы.
– Конец света. Армагеддон. Апокалипсис – все это разные имена саморазрушения человечества. Вы же, дети мои, станете его единственной надеждой. Вы и Коммуна.
Я расправляю плечи и сажусь прямее. Беверли Джин хватается за мою руку. Я ободряюще сжимаю ее. Проповеди отца могут казаться пугающими для малышей.
– Наши тела не затронуты ядом пестицидов и радиационной заразой. Мы выжили и продолжим бороться за жизнь даже наперекор больному обществу. – Его глаза вспыхивают. – Во Внешнем мире отчаяние изливается на людей, словно дождь, а культура потребления делает их бездумными роботами. Разводы превращают семьи в незнакомцев. Женщины отвергают свою естественную природу, приученные считать, что растить детей и заботиться о муже – слабость, а уважение дается лишь путем отречения от своей натуры. Сила мужчин, их стремление и способность руководить и принимать решения подавляются, заменяются чувством вины и стыда, превращая их в слабаков, которые не могут направлять семью твердой рукой. Люди травят сами себя, подставляют лица под нож из тщеславия, а умы гноят бездушными технологиями. А потому я выстроил для вас место, свободное от всего этого. И только я могу обеспечить вашу безопасность. Однако все имеет свою цену и дается упорным трудом. Больной мир скоро погибнет. Вы готовы продемонстрировать свою верность делу спасения человечества?
– Да, сэр! – хором отвечаем мы.
– Кто-нибудь знает, что это такое? – В руках отец держит пластиковый пакет, наполненный белым порошком.
Милли начинает плакать, и я успокаиваю ее, напевая на ухо колыбельную.
– Это ДДТ – высокотоксичный химический инсектицид. Правительство впервые использовало его во время Второй мировой войны, когда солдаты в полях заражались болезнями от мух. И вот рядовые начали вымачивать в отраве спальные мешки, посыпать места приема пищи. А потом было решено использовать этот яд в фермерском деле для опрыскивания посевов. Этот кошмар сбрасывали с самолетов и рассеивали над окрестностями, чтобы сдержать рост популяции насекомых.
Отец открывает пакет.
– Правительство могло убедить население, что ДДТ безопасно для употребления в пищу, а затем обвинить плохое здоровье, когда тысячи людей оказались бы прикованными к больничным койкам, страдая от опухолей органов. Именно это и произошло. Ученые доверились Конгрессу и заверениям химических компаний, наплевали на этику и публично подтвердили безопасность ДДТ. Но это было неправдой.
Отец выдерживает небольшую паузу и продолжает:
– Теперь вы понимаете, дети мои, что правительство печется не об интересах народа? Это никогда не являлось их целью. И я единственный, кто видит истину и не боится ее озвучить.
Тетушка Джоан подает ломоть хлеба отцу. Он берет краюху и посыпает ее ДДТ из пакета, точно солью.
– Я в состоянии уберечь вас от ядовитых химикатов, в которых утопает этот мир, но вы должны довериться мне. Нельзя допустить неудачи, как произошло сегодня с видео. Знаю, этот случай кажется незначительным, но маленькие ошибки влекут за собой большие. Мне же невыносима мысль о том, что я могу потерять хоть кого-то из вас. Поэтому будьте добросовестны. Генри, твоя юность не искупает проступка. Тебе велели следить за чистотой одежды, ты же ослушался приказа.
Младший брат начинает всхлипывать, и матушка тут же обнимает его.
– Вера. Вот что вам требуется, чтобы выжить. Вера в меня. В мои способности. – Отец ударяет себя кулаком в грудь. – Вера может оказаться горькой пилюлей. Не каждый в состоянии положиться на то, что нельзя увидеть или потрогать, а просто знать, что есть нечто направляющее тебя, обеспечивающее защиту. – Он подносит хлеб к лицу и внимательно разглядывает. – Если я съем этот кусок, он мне не навредит. Я верю в свои способности, так как не раз становился их свидетелем. Жители поселения тоже это наблюдали. Но вы, дети, были лишены данного зрелища.
– Кертис… – неуверенно произносит мама, но тут же осекается.
– Есть ли среди вас тот, чья вера позволит откусить отравленный хлеб?
– Я готова! – выпаливаю я немедленно. Каспиан оборачивается, но мое внимание сосредоточено лишь на отце.
– Ты уверена, Пайпер? – уточняет он. – Хватит ли тебе веры вступить вместе со мной на этот путь? Предупреждаю, он не из легких.
Я выпрямляюсь так, что мускулы спины напрягаются, а позвоночник щелкает.
– Я верю в тебя, отец. И всегда верила.
Он коротко кивает. Тогда я передаю Милли Карле, поднимаюсь с места и беру кусок хлеба.
– Не бойся, – шепчет глава семьи.
Я нервно провожу языком по губам, борясь с желанием оглянуться на Каса. Отец всегда выполняет обещания. Рядом с ним я в безопасности. Он меня защитит.
Я не умру.
Мне казалось, порошок обожжет язык или зашипит на губах, но ничего подобного не происходит. На вкус хлеб ощущается в точности как всегда, разве что немного слаще. Каждый укус приближает меня к отцу, к Коммуне, к инициации, к цели в жизни.
Стоит мне доесть, как духовный лидер приближается и заключает меня в объятия.
– Все видели, насколько Пайпер мне доверяет? Именно такой веры я ожидаю от всех своих детей. Вы поняли?
Собравшиеся кивают, а отец наклоняется ко мне и шепчет на ухо:
– Это был всего лишь сахарный порошок. Ты прошла испытание. Молодец.
– Благодарю, – шепчу я, едва в состоянии вдохнуть.
Мне жаль людей, которые ни во что не верят.
Глава десятая
До
В полночь я просыпаюсь вся в поту и сбрасываю одеяло.
Дом погружен в сон. Я оставляю за спиной комнату, наполненную неподвижным воздухом. Родители даже не шевелятся, когда я крадусь на цыпочках мимо их спальни.
Выйдя на улицу, я наливаю в стеклянную банку воду из насоса и собираю несколько клубничин в саду, аккуратно завернув их в салфетку. Зная Каспиана, он наверняка заметит пропажу ягод, но они предназначены для его брата. Он поймет.
Небо совсем черное, и каждая звезда ясно видна. Я запрокидываю лицо вверх и пытаюсь их сосчитать. Какая же красота!
Затем направляюсь в рощу. Силуэты аттракционов практически сливаются с деревьями и становятся неразличимыми в такой темноте. Когда я приближаюсь к цели, то замечаю отсветы фонаря и слышу кряхтение Томаса, нарушающее пение сверчков.
Он находится в яме по пояс и орудует лопатой, выбрасывая комья земли на уже внушительную кучу. Парень наклоняется и выпрямляется снова и снова, исполняя работу, назначенную в наказание. Груды вырытого грунта окружают его, словно крепостные стены.
А все потому, что я оказалась слишком трусливой и не взяла на себя вину за собственную ошибку.
Звук моих шагов застает Томаса врасплох, и он вглядывается в темноту.
– Кто здесь?
– Всего лишь я, – шепотом отзываюсь я, вступая в круг света от фонаря.
– Тебе не следовала приходить, Пайпер. Желаешь попасть в неприятности? – Друг вытирает лоб, лицо блестит от пота.
Я протягиваю банку с водой и салфетку с клубникой.
– Вот, я принесла тебе перекусить. Подумала, ты проголодался и хочешь пить.
– Я не могу это взять. Кертис запретил прерываться, пока не закончу работу. – Томас пристально смотрит на воду и облизывает пересохшие губы.
– Пожалуйста, возьми. Я ничего не скажу отцу.
– Он все равно узнает. Он всегда все знает. – Парень опирается на черенок лопаты и вздыхает.
Поблизости раздается громкое кваканье жабы, и я подпрыгиваю от неожиданности. Несколько ягод падают из салфетки на землю. Я тут же присаживаюсь, чтобы их поднять. Томас вылезает из ямы, берет у меня угощение и съедает одну клубничину.
– Прости меня. Это я должна была копать яму, а не ты.
– Я знал, на что шел. – Он садится прямо на землю, принимает банку с водой и осушает в несколько глотков.
Несколько минут мы сидим в тишине.
– Расскажи мне о поселении, – наконец прошу я. – Оно похоже на то, что обещал отец?
– Оно совсем не такое, как я думал, – роняет Томас, отставляя стеклянную емкость в сторону.
– Лучше, чем ты ожидал, – с замиранием сердца, уточняю я.
– Нет, Пайпер. Не лучше.
Голос друга звучит устало. Бесстрастно. Мои мечты об идеальной жизни в поселении начинают угасать.
