скачать книгу бесплатно
Полное собрание сочинений. Том 2. С Юрием Гагариным
Василий Михайлович Песков
Василий Песков. Полное собрание сочинений #2
Во второй том собрания сочинений старейшего журналиста «Комсомольской правды» В. М. Пескова вошли его статьи не только о природе, но и о начале покорения космоса. Он стал одним из первых журналистов, кто рассказал своим читателям о Юрии Гагарине, Германе Титове, Валентине Терешковой и других космонавтах первого набора.
Василий Песков
Полное собрание сочинений. Том 2. С Юрием Гагариным. 1959–1962
© ИД «Комсомольская правда», 2014 год.
* * *
«Мелькали звезды на черном небе, голубела Земля. На ней кремлевская башня считала минуты, на ней Волга и тихие ручьи с березами ожидали его возвращения».
В. Песков
Предисловие
В начале шестидесятых годов прошлого уже XX века Василий Михайлович Песков попал в число корреспондентов уникальных. Здесь дело даже не в том, как он делал свои репортажи, а в том, откуда ему выпало их делать.
Сейчас только старшее поколение знает, например, что такое «допуск». Это такое разрешение, которое органы госбезопасности давали журналистам для работы по определенным секретным темам. Перед этим проверяли родных и близких до седьмого колена, требовали массу характеристик и рекомендаций с работы.
А уж в этом случае – проверяли трижды.
Дело в том, что Песков был одним из первых журналистов, допущенных к только зарождавшейся тогда космонавтике и космической теме вообще!
Он писал о первых спутниках, знал лично всех из первого отряда космонавтов, начиная с Юрия Гагарина, дружил с ними, бывал у них дома.
Таких журналистов было меньше, чем пальцев на одной руке. Ну еще газета «Правда», ну ТАСС…
Вы прочтете здесь его репортажи тех лет, а также увидите фотографии космонавтов из архива Василия Михайловича, которые раньше не публиковались. Даже на обложке фото уникальное: подарок Юрия Гагарина Пескову. Обратите внимание, первый космонавт Земли расписался на ней, его четкий автограф виден на шлеме.
Первые статьи о космонавтах Василий Михайлович писал с удовольствием, вы это заметите. А потом вдруг стал отходить от космической темы.
Однажды я спросил его об этом – почему?
Песков засмеялся и ответил просто и понятно, так же, как писал свои заметки:
– Понимаешь, как-то стал я от этого уставать, понял, что не мое. И еще: мне же допуск давали, то есть за границу могли запретить выезжать несколько лет! Ну я стал потихоньку отползать…
Тему космоса у него подхватили Ярослав Голованов (он написал великолепную книгу о главном конструкторе космических кораблей Сергее Королеве) и Андрей Тарасов.
А Песков?
А Песков занялся природой. Похоже, он еще тогда знал, что главной рубрикой в его журналисткой жизни станет «Окно в природу», которе сам он «прорубил» для миллионов читателей «Комсомольской правды». И уже в 1961 году – вы это прочтете в новом томе – поехал Василий Михайлович в свои первые большие путешествия – во Вьетнам и по Африке.
Едем с ним?
Андрей Дятлов,
заместитель главного редактора «Комсомольской правды».
1959
В лесу, у станции Тригуляй…
Четыре часа утра. Весь мир спит за морозными стеклами. А этим не спится. В руках ржавые пики, разнокалиберные ружья и котомки за плечами. Стоптанные валенки, усы, простуженные голоса. Возраст – от пионера до бородачей. В одном можно не ошибиться – добровольцы. Сидят на вокзале, ожидая поезда. Курят, тихо переговариваются.
У тех, кто вооружен пиками, разговор о клеве, о щуке, которую едва вытащил в прошлом году какой-то полковник. Пробуют на вес пики, хвастаются прошлогодним уловом, припоминают окуневые места на Цне.
Те, что с ружьями, держатся солиднее. У некоторых собаки. Это «борзятники». Едут тропить зайцев. Разговор у них пока не очень веселый: «Поубавился заяц». Ругают ядовитые удобрения шкодливых енотов, какую-то породу полуборзых собак, расплодившуюся в деревнях: «На домовых харчах не живут, зайцами только питаются. Ножищи-то длинные, кого угодно догонят…»
Наша группа среди ружейников держится особняком. Сегодня, если попадется нам заяц или даже лиса, стрелять не будем. В сумках у нас патроны, заряженные не дробью, а пулями…
Петухом кричит маленький паровозик. Покидаем прокуренный тамбовский вокзал и расползаемся по вагонам. «Подледники» выйдут на полустанке возле моста, «борзятники» высадят собак часом позже, а мы поедем до лесной станции с веселым названием: Тригуляй.
За окном темень. У фонаря на лесной остановке кружится рой снежинок.
* * *
Особая тонкая тишина стоит в лесу после первого снега. Только дятел не боится разбудить сонное лесное царство. За версту слышна песня из его «кузницы». А это что за звуки? Очень тихая и невнятная песня. На согнувшейся под инеем рябине стайка снегирей (знают, где спрятаны лесные гостинцы!). Спелыми яблоками висят снегири на белых ветках. Кажется, посланы эти птицы, чтобы нарядить лес, кажется, сама заря не пожалела красок для этих спутников зимы и снега.
Скрипит морозная пороша под ногами, с веток за ворот сыплется колючий иней. Возле березняка наш «старшой» Владимир Сергеевич Бизюкин подал бинокль:
– Угадываешь?
В запотевших стеклах мелькнули белые кружева берез и угольно-черные пятна.
– Косачи!
Да, больше десятка тетеревов встречали на придорожной березе солнце. До снега они паслись на земле. Теперь и пасутся, и ночуют на березах. Подойти к ним на выстрел очень трудно. Обязательно заметит старый вожак, занявший самую вершину. Была бы санная упряжка – можно ехать в открытую. Лошадей косачи не боятся.
Чтобы не пугать птиц, повернули на боковую дорожку. Тетеревиная стая держится в двух-трех излюбленных местах леса. Когда навалит глубокий снег, косачи прямо с берез будут нырять в него на ночлег. Охотники еще вернутся к этим березам…
Идем уже больше двух часов. Снег неглубок. За нашей шеренгой остается темная тропинка из сухих листьев. Даже лисица, перебежавшая дорогу, достала лапами до земли. По-прежнему тихо. Только дятел стряхивает иней с елочки.
В домике лесника пьем чай и обсуждаем план охоты. Встретивший нас егерь внимательно проверяет наши бумаги.
Охотиться на лосей можно только по специальному разрешению. Лет тридцать назад в лесах средней России лоси перевелись почти полностью. В Подмосковье егери их пересчитали по пальцам – 60 голов. Теперь под строгой охраной лосиное стадо возобновилось. Недавно снова пересчитали лесных красавцев – 12 тысяч. В одном только Подмосковье 12 тысяч! Много лосей развелось в Калининской, Ярославской, Рязанской, Тамбовской областях. Настолько много, что лесники подняли шум: «Губят лес!» Справедливый сигнал. Пришло время регулировать лосиное стадо.
Егерь раскладывает лесную карту, отыскивает на ней низину, поросшую осинником, и обводит ногтем квадрат:
– Тут надо искать.
* * *
Если бы можно было спросить зверей, какое дерево самое ценное, бобр, заяц или лось ответили бы в один голос: осина. Осина-кормилица спасает зверей от зимней голодухи. Бобр с осени запасает осиновые поленья, в осиннике кормятся зайцы-беляки. Для лося горькая осиновая кора – главное зимнее блюдо.
– Тут наверняка есть, – говорит Владимир Сергеевич, разглядывая погрызы на зеленых стволах.
Местами погрызы уже заросли. Осины стоят словно в заплатах – лосиная работа пятилетней давности. А вот нынешнего года погрыз, а это совсем свежий. Ищем следы на снегу. Ночная пороша стушевала снежные письмена. Зато уж если найдем след – наверняка свежий.
– Целых три! – егерь делает знак рукой и показывает три пальца. Прошли глава семьи – рогач, самка и годовалый теленок. Прошли совсем недавно. Вот они шли спокойно, вот метнулись в чащу, услыхали нас.
Охотники загоняют в стволы патроны, я достаю фотоаппарат. Владимир Сергеевич ставит всех на «номера» вдоль просеки, а сам, щелкнув курками, идет по следу…
Стоим полчаса. По крику сойки догадываемся – перехитрил нас рогач. И от «старшого» ушел, и на «номера» не вышел. Слышался звук рожка. Это уговор собираться.
Потом повторяется все сначала. Один – по следу, остальные шестеро – на «номерах».
Видели лисицу, ошалелого, не залегшего на зиму енота видели, а рогач опять увел семью невредимой. Теперь выслеживать лосей бесполезно. Шарахаются от малейшего звука. Ищем новый след. Это не такое уж простое дело. Только к вечеру у болотной лужи разглядели полынью и свежий наброд. Лось пил, проломив копытами тонкий лед. Рядом виднелись еще два следа. Может, прежние наши знакомые, а может, другая семья запивала обед водою. На этот раз прошусь со «старшим» по следу.
У Владимира Сергеевича отличное трехствольное ружье и опыт бывалого следопыта. Он не идет по следу. Он чутьем угадывает, куда могли повернуть звери, и идет напрямик. Я иду сзади. От неумелой ходьбы хрустят ветки под ногами. Сергеич то и дело оборачивается, делает злое лицо и грозит кулаком. Стараюсь идти на цыпочках. Наконец «старшой» замирает у елки. По его позе догадываюсь: увидел!
От частого осинника рябит в глазах. Все-таки различаю три темные фигуры. У самца седая шерсть на шее, могучие рога. Он уже почуял недоброе, вытянул шею, прислушивается. Но он не знает, откуда опасность, он еще не видит нас. Как хочется сфотографировать, но далеко и слишком част осинник. Мой «выстрел» не достанет. Зато Сергеич осторожно присел на колено. Видно, как он снял колпачок с оптического прицела, протер очки…
– Он только что здесь прошел…
Лосиха с теленком метнулись и, ломая кусты, понеслись в глубь зарослей, а рогач не побежал. Секунду он стоял, повернув к нам голову, потом сделал угрожающий шаг в сторону обидчиков… «Промахнулись», – мелькнула радостная мысль. Но нет, хорошее ружье у Сергеича и глаз верный. Рогач судорожно рванулся в нашу сторону и упал.
Сложные чувства испытывает у поверженной лесной добычи. Все, что было до выстрела, было красиво, захватывало, будоражило. Теперь же я с сожалением глядел на лося. Как красив был он три минуты назад!.. Я поделился этой мыслью с Сергеичем.
– И у меня так же, – сказал он, разряжая ружье, – всю жизнь так. Но охота есть охота. Страсть как люблю охоту.
Фото автора. Тамбовская область. 3 декабря 1959 г.
Солдатский гостинец
– Дядя Женя! Дядя Женя приехал!
Ребятишки воробьями сыпались с лестницы и повисали на крепких плечах солдата. Не утихая, воробьиная стая покатилась в дом и увлекла за собой солдата.
Гостинец у солдата скромный. Кулек с конфетами опустошился мигом.
– Дядя Женя, теперь с нами обедать! Раздевайтесь!
Кто-то, подтягиваясь на носках, вешает тяжелую солдатскую шинель, кто-то примеряет шапку…
Я вспомнил свое детство. Вспомнил, как возвращался с работы отец и мы с братьями так же вот повисали у него на плечах, лезли в железный помятый сундучок за гостинцами, примеряли пахнущую мазутом шапку. У этих же ребятишек нет отцов и матерей нет. Они растут в детском доме. Я не услышал тут ни одной жалобы, ни одного печального лица не увидел. Хорошо живут ребятишки – крепкая одежда, хороший стол, школа рядом.
– Дяде Жене – три компота! Чур три! Чур три! – ребятишки, дружно хлопая в ладоши, заставляют солдата опорожнить стаканы.
Хорошо живут ребятишки. Недостает им, пожалуй, только… Я опять вспомнил отца, вспомнил его ласковую шершавую руку. Он проводил рукой по нашим вихрам и спрашивал всегда одно и то же: «Ну, чем хвастаться будете?»
– Ну, хвалитесь, – услышал я от солдата. Он потрепал рукой чью-то русую голову, кого-то посадил на колени…
Много у солдата ласки. Много хороших слов сбереглось за долгую службу. Кому сказать их? Вот и приходит солдат, Евгений Воробьев, в этот чистый домик, где прямо у калитки попадешь в ребячий плен.
– Наши ребята шефствуют над детским домом, – сказал командир и сам же поправился, – слово «шефствуют», пожалуй, даже не подходит. Казенное все-таки слово, без тепла. А наши ребята тепло как раз и приносят…
Очень нужно человеческое тепло в доме, где дети не знают матери и отца. Солдаты научили ребятишек песням, научили держать в руках гармошку, научили мастерить, выстукивать каблуками пляски. Хорошо! Но не в этом главное, главное в том, что…
– Витя, веди себя хорошо, а то придется дяде Жене… – сказала при мне воспитательница расшалившемуся мальчишке.
Так же вот говорят матери: «Ты смотри мне, а то отцу скажу».
Каждую субботу и воскресенье приезжают солдаты в дом с голубой калиткой. Тогда особенно ярко горят окна, особенно звонко стучат каблуки. И чисто мужские разговоры случаются при этих встречах:
– Ты что же, без пуговиц ходишь?.. Сам, только сам пришей…
– Тройка?! Да ты знаешь, если б я на три на ученьях стрелял, меня бы к вам и на час не пустили…
– Тройка?! Да если б я на тройку на ученьях стрелял, меня б и на час к вам не пустили…
Большое отцовское сердце, отцовскую требовательность и ласку приносят солдаты в дом с голубой калиткой.
– У нас не один только Евгений отдает «увольнительный» день ребятишкам. Может, и других назовете? – сказал командир на прощание.
Делаю это с удовольствием. Евгений Воробьев, Юрий Мерзляков, Виктор Егоркин, Евгений Волков, десять других солдат Н-ского подразделения попали в хороший, почетный плен к ребятишкам.
Фото автора. Кирсанов Тамбовской области. 5 декабря 1959 г.
За эти шесть лет…
Полночь… Гаснут огни в маленьком городке. Только от нашего окошка стелется поперек улицы свет.
– Вот ключи, вот печать, вот книжка с адресами…
Нас трое в маленькой комнате. Только что отшумела конференция. Только что выбрали нового секретаря. Мы трое, не сговариваясь, остались в маленькой комнате. Бывший секретарь Валерий Надеждин кидает в печку сосновые поленья. Они горят с шумом и треском. На колени из открытой дверцы прыгают искры, комната наполняется теплой музыкой.
– Вот так же шесть лет назад в первую командировку я сидел у печки. – Валерий поймал, попестал в руках уголек. – Вот такой же мороз был. Ночевал в сельсовете. Всю ночь пекли со стариком сторожем картошку. Всю ночь я глядел на огонь и думал. В село я приехал на комсомольское собрание. Прочел там лекцию – о культурно-массовой работе, кажется… «Вопросы будут?» – спросил председатель. Все долго молчали, потом поднялся парень. Подышал на руки: «А как насчет трудодня в этом году, неужели опять палец сосать?.. Надо бы тебя, секретарь, на ночлег пригласить, а я не приглашу. Не приглашу потому, что нечем угостить».
На парня зашикали. Он огрызнулся: «А чего мне стесняться? Запиши фамилию, секретарь, если хочешь: Худяков. Комсомолец. Рядовой колхозник. А на вопрос все же ответь…»
Я не мог ответить.
Ночевать парень все-таки позвал, но я отказался. Всю ночь пек картошку в сельсоветской печке и думал, как работать буду, сколько таких вот трудных вопросов встанет… Это было в пятьдесят третьем. Еще до сентябрьского Пленума.
Валерий подкидывает в печку поленья, барабанит пальцами по певучей жестяной дверке.
– На конференции видели парня с чубом?.. Да, тот, что райком честил… Это и есть Анатолий Худяков. Друзьями стали. Хороший парень! Недавно в партию принимали. Позвонил: «Приезжай на собрание». Выходим из правления вечером, взял за пуговицу: «Ну, уж теперь, секретарь, не отпущу – ко мне ночевать».
Новый дом построил Анатолий Худяков. В доме – дай бог каждому так жить. «На свадьбу, – говорит, – полтораста человек позову…» Много новых домов построено в Хмелинке. Много свадеб сыграно за шесть лет.
О Худякове я рассказал, как о старом знакомом. Коммунист, рядовой колхозник. Впрочем, теперь, кажется, нет. У них там новая ферма построена – его заведовать ставят…
* * *
Березки под окнами поднялись до крыши. Шесть лет глядят березки в райкомовские окна. «Память о себе оставить хочешь, секретарь?» – спросил дед, живший рядом с райкомом. «Хочу», – ответил Валерий. Все райкомовцы посадили в ту осень по березке. Сторожиха тетя Варя – и та посадила. Соседский дед поглядел и тоже взялся за лопату. Это было первое «мероприятие» нового секретаря…
