скачать книгу бесплатно
Любовница Леонарда. Роман ужасов
Виктор Песиголовец
Мистический триллер. Юная девушка, дочка успешного полтавского фермера, по воле судьбы становится посвященной ведьмой. Но это явно не ее предназначение. Череда ошибочных решений, принятых девушкой, ее действия, противоречащие установкам темных сил, в конечном итоге приводят к трагедии… Далеко не все в этой истории выдумка. Кроме того, все заговоры, заклятья и ритуалы, упоминаемые в романе, – тоже не плод фантазии автора, они взяты из колдовской практики ныне здравствующей потомственной ведьмы…
Любовница Леонарда
Роман ужасов
Виктор Песиголовец
© Виктор Песиголовец, 2021
ISBN 978-5-4490-6134-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
©Виктор Песиголовец
Пролог
Как только отцвели вишни и стало по-настоящему тепло, бабушка Настасья вынесла в сад старый тулуп зятя, бросила его возле маленького самодельного столика, за которым по давней семейной традиции Гурские обедали в летнюю пору, и сказала Лии:
– Вот тебе, малая, кожух, на нем и забавляйся с куклами. Нечего сидеть взаперти! Надо дышать свежим воздухом, благодать-то какая кругом!
Лия сразу притащила из дому целую кучу игрушек, разбросала их на молодой травке, сама уселась на тулуп и, щурясь от яркого света, принялась стаскивать с Таи – своей самой большой куклы – синее плюшевое платьице, надумав поменять его на белое, которое на днях сшила мама из старой простыни.
Настасья с минуту постояла, наблюдая за внучкой, а потом пошлепала к колонке. Наточила полное ведро воды, наполнила ею большой оцинкованный таз, чтобы индюшки и курочки могли утолить жажду, и вернулась в сад. Опустившись на лавочку за столик, достала из кармана своего пестрого передника маленькую книжицу в изрядно потрепанном переплете и футляр с очками.
– Сейчас я буду читать молитву, – обратилась она к Лии, одной рукой натягивая на поседевшую голову серо-голубой платок, сползший на шею, – а ты, малая, повторяй за мной да запоминай. Я в твоем возрасте уже, кажись, пять молитв знала. И тебе пора хоть одну выучить. А то получается, что ты совсем нехристем растешь! Мало того, что твой придурошный папа, прости его Господи, дал тебе имечко, которого нету в святцах, так еще и крестить не разрешил. Вот же ирод какой! Говорит: «Мой дед в Бога не верил, отец не верил, я не верю и дочка моя не будет верить. Потому, что религия – опиум!» Ждет его, отца твоего, геенна огненная, не иначе! А что еще может быть уготовано на том свете такому безбожнику?
Слюнявя пальцы, Настасья полистала молитвослов, потом отложила его на столик, сняла с носа очки и задумчиво молвила:
– Начнем, пожалуй, с «Отче наш»… Малая, повторяй! Отче наш, иже еси на небеси… Малая, ну? Да святится имя Твое…
– Оче на… изе… твое…
– Не «оче на», а «Отче наш»! – терпеливо поправила Настасья. – Повтори!
– Очше на! – послушно пролепетала Лия, тщетно пытаясь обрядить Таю в обновку.
– Ладно! – махнула рукой женщина и забубнила: – Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя Твое… Слушай и запоминай! Да будет воля Твоя…
Через полчаса первый духовный урок пришлось заканчивать. И хотя девочка усвоила только начало молитвы, продолжать его Настасья не могла – нужно было отправляться к пруду на пастбище доить Зорьку и Цветану.
– Значит, так, малая! Я сейчас отлучусь, а ты сиди тут и никуда ни ногой! Поняла? – проговорила Настасья, вставая и одергивая полы выцветшего халата.
Лия подняла на бабушку свои большие карие глазенки и качнула кудрявой головой в знак согласия.
– Ну, тогда я пошла…
Оставшись одна, девочка вдруг потеряла интерес к куклам и обратила свой взор на Мазурика – старого рыжего кота, который, вальяжно развалившись, почивал под лавочкой.
– Мазуря!
Тот сначала блаженно заурчал. Но когда ему в бок попала небольшая пластмассовая кукла, вскочил и отпрянул в сторону. Лия тут же подбежала и начала энергично трепать его за холку. Кот недовольно замотал хвостом, а затем изогнулся и занес для удара лапу. Этого было достаточно, чтобы малышка вмиг залилась слезами. Однако плакала она довольно своеобразно: издавала тонкие протяжные звуки, при этом потрясая кулачками и сердито топая ногами.
– Доченька! – послышался взволнованный голос матери Лии Натальи. Она быстро входила во двор. – Что случилось?
Рыдая, девочка подбежала к ней, потом повернулась к коту и указала на него пальчиком:
– Мазуря! Плохой!
Наталья подхватила дочку на руки, чмокнула в мокрую щечку и, сделав несколько шагов в глубину двора, нарочито строгим голосом запричитала:
– Ах, бессовестный котяра! Ах, подлец! Негодник! Ты зачем обижаешь маленькую Лию? Только посмей еще хоть раз к ней приблизиться, так я тебя живо проучу веником!
Мазурик нервно дернул хвостом и опять развалился под столиком. А девочка звонко засмеялась и погрозила коту кулачком.
Наталья поставила Лию на ноги и, прежде чем отпустить, отерла ее глаза и нос подолом своего ситцевого сарафана.
Когда во двор с бидонами в руках вернулась Настасья, ее дочь уже разожгла на заднем дворе плиту, которой Гурские пользовались летом для приготовления еды, начистила целую миску картошки и заканчивала резать на кусочки мясо.
– Пашка в полдень поедет в район за какой-то деталью к косилке, поэтому придет на обед раньше, – сообщила Наталья матери. – Просил состряпать пюре с жареной телятиной и взвар из сухофруктов.
– Какой-то он непонятный, Пашка твой, – проворчала Настасья, стягивая платок со вспотевшего лба на затылок – В подвале – десяток ящиков с яблоками, в морозильной камере – полведра замороженной смородины, а ему, дуралею, подавай взвар из сухофруктов!
– Ну, любит он его, мама! – смеясь, ответила дочь. – Поставьте на огонь казан с вчерашним борщом, пусть закипит, а то еще прокиснет, пока Пашка явится!
– Да чего бы это борщ прокис! – удивилась Настасья. – Вчера только сварили, хранится в холодильнике…
Договорить она не успела – под навес вошел высокий черноволосый мужчина лет тридцати с большими, мозолистыми руками. Взглянул исподлобья на женщин, негромко поинтересовался:
– Обед, надеюсь, готов?
– Пашенька, что-то ты совсем уж рано сегодня! – покачала головой Наталья. – Всего полчаса прошло, как я мясо с бойни принесла, вот только успела порезать…
Мужчина тяжело опустился на табурет.
– Гришка и Никита, значит, опять поздно на работу вышли? – поморщившись, проговорил он, и было непонятно – вопрос это или констатация факта. – Видать, опять вчера хорошо погуляли, подлецы… Ну, давайте, что там у вас есть перекусить?
– Борщ есть, вчерашний! – не глядя на зятя, бросила Настасья. – Иди, умойся и садись за стол в саду! Сейчас подогрею и принесу.
– Ладно, борщ так борщ! – нехотя согласился Павло и, поднявшись, попросил: – Вы это, яичницу хоть приготовьте. На сале.
Обедал он вместе с Лией. Посадил ее себе на колено, сунул в руку ложку и приказал:
– Кушай, Архелия!
Так и хлебали они вчерашний борщ из одной тарелки. И кусок хлеба у них был один на двоих, хотя на столе красовалась огромная паляница с румяной корочкой – продукт местной пекарни, которая, как и бойня, а также маслобойка, мельница и крупорушка, принадлежали семье Гурских.
Этот обед девочка запомнила на всю жизнь. Почему именно его – трудно сказать. Может быть, потому, что отец тогда в первый и последний раз в жизни брал ее на руки…
Поев, глава семьи щелкнул Лию по носу, кивнул жене и неспешным шагом направился к калитке. У двора его ждала повидавшая виды синяя «Лада» восьмой модели.
Проводив зятя долгим взглядом, Настасья неодобрительно покачала головой:
– Ну, и муженька ты себе выбрала, дочка! Что тебе волк – неприветливый, хмурый, неразговорчивый!
– Характер у Пашки такой! – усмехнулась Наталья, помешивая большой деревянной ложкой вскипающий в казане борщ. – Я уже привыкла. Главное, что выпивает изредка и во хмелю не буянит. Да и хозяин хороший. Не бедствуем, как другие!
– Не знаю, как ты его терпишь, а я уже не могу! – Настасья с раздражением хлопнула себя руками по бокам. – Придется, видать, в свою хату возвращаться. Слава Богу, цела еще, не развалилась.
– Не нужно вам, мама, никуда возвращаться! – вздохнула Наталья. – У вас там ни газа, ни воды во дворе. Что это за жизнь? Если мы вам уж так надоели, то выходите замуж да и отправляйтесь к мужу.
Настасья всплеснула руками:
– За кого выходить-то? Да и года у меня уже не те, чтобы замуж!
– Не выдумывайте, мама! – подбоченилась дочь, бросив на стол ложку. – Вам всего-то пятьдесят годков! И муж для вас есть, очень подходящий человек.
– О ком ты? – воскликнула Настасья, искоса взирая на Наталью.
– А вы вроде не знаете? – засмеялась та. – Об Одинчуке я, Анатолии. Он как в прошлом году свою Софью Тарасовну схоронил, так и стал на вас поглядывать. Я не слепая…
Мать тяжело вздохнула и молча принялась мыть тарелку, из которой только что отобедали зять и внучка.
Лия носилась по двору, что-то радостно лопоча и время от времени заливаясь звонким смехом…
За двором, в ветвях старой липы, восторженно чирикали воробьи, возбужденные майским теплом, в саду им вторили скворцы, а в синеве небес, высоко над землей, беспорядочно сновали ласточки.
Глава первая. Без мамки
Зажарив на ужин петушка, Архелия отправилась в сарай доить Березку. А еще нужно было наносить в большой оцинкованный таз дробленого ячменя да отрубей и залить кипятком – до утра все это набухнет, разомлеет, и будет поросятам славный корм. Кроме этого, девушку ждала еще одна работенка – отец попросил прикинуть, какую выручку получило фермерское хозяйство от мельничного производства за последние три месяца, не следовало ли поднять цену на муку. Архелия с числами всегда дружила, в десятом классе даже получила второе место на областной олимпиаде по математике. И мечтала поступить в вуз на финансово-экономический факультет. Но в этом году не получилось, помешало горе, случившееся в семье в конце июня – как раз после выпускного бала в школе…
С тех пор, как мать скоропостижно скончалась от цирроза печени, развившегося вследствие гепатита, все домашние дела легли на плечи семнадцатилетней Архелии. Стирка, уборка, готовка, живность и огород – работать приходилось с утра до ночи. Да еще и отец повадился с просьбами – то одно ему посчитай, то другое. Бухгалтер в фермерском хозяйстве, конечно, имелся, но только один, точнее сказать – одна. Женщина эта, Клавдия Васильевна, была уже пенсионеркой, плохо видела, но отец менять ее не спешил. Попросил лишь немного понатаскать счетоводческому делу дочку, Архелию. Сказал: «Как подучишь, так и будет тебе? Васильевна, помощница. А я за науку тебе еще и приплачу». Бухгалтерша оказалась хорошим учителем, девушка – способной ученицей, и уже месяца через два она, как говорится, запросто сводила дебет с кредитом. Разобралась и с вопросами себестоимости, и рентабельности, и налогообложения да всяких обязательных платежей.
Архелии, несмотря на хроническую усталость, нравилось выполнять отцовы поручения. Что душа к этому лежала, а что понимала: все эти занятия – неплохая практика. Ведь Клавдия Васильевна уже заявила, что в следующем году, после жатвы, уйдет на заслуженный отдых и станет опекаться правнуками, коих у нее двое. И, крути – не крути, именно Архелии придется брать на себя обязанности главного счетовода, потому как владелец фермерского хозяйства никому другому, кроме дочери, не доверит свои финансы. А учиться ей придется заочно. Но так оно и лучше, потому как теория – это хорошо, а теория с практикой – просто замечательно.
Вечером Павло явился домой не в духе. Вошел в гостиную, искоса зыркнул на дочку и, не умывшись даже, поплелся на кухню.
– Жрать давай!
Архелия молча поставила на стол жестяный поднос с жареным петушком, кастрюльку с рассыпчатой гречневой кашей, которую отец обожал, и графин с прохладным взваром.
– Где хлеб?
Девушка взяла большую пшеничную буханку, отрезала от нее здоровенный ломоть и подала.
– Кушай! Приятного аппетита!
– С чего есть-то?
На краю стола, прикрытая белоснежной матерчатой салфеткой, стояла горка чистых тарелок, рядом с ней – ложки, вилки, несколько ножей.
– Да вот же! – Архелия откинула ткань в сторону. – Может, тебе и супчика налить?
– Не надо…
Павло взял тарелку, бросил в нее несколько ложек гречки, часть петушиной грудки и принялся за еду. Девушка присела на табурет по другую сторону стола.
– Устал, батька?
– Угу! – буркнул отец, не поднимая головы. – На ферме поломался транспортер, пришлось повозиться…
– Ты что, сам ремонтом занимался?
Павло кивнул.
– А слесарь? Дядя Михайло, Грицай, куда подевался?
– Он сегодня не работал, – отец вяло махнул рукой с зажатым в ней куском хлеба. – Я его на крестины внучка отпустил. Праздник, понимаешь, сегодня у Грицая.
– Понятно! – вздохнула Архелия. – Ну, а Федька Ткачук, он куда подевался?
Павло поморщился, как будто вместо каши отправил в рот ложку тертого хрена.
– Выгнал я его! Вчера.
– Как выгнал? За что, батька?
Отец перестал жевать, отер рот тыльной стороной ладони и, потянувшись к подносу за крылышком, бесцветным голосом произнес:
– Он опять с перегаром пришел.
– Но не пьяный же…
– Может, и не пьяный, а только с похмелья, – пожал плечами отец. – Но случись чего с ним на производстве, кто станет разбираться в таких тонкостях? Скажут, что я допустил его к работе нетрезвого – и под суд!
Девушка нервно заерзала на табуретке.
– Да что может случиться с Федькой на ферме? Какие там опасности? Разве что корова хвостом ударит.
– Не скажи! – не согласился Павло, не спеша пережевывая кусочек мяса. – Федька ведь не только слесарь, он еще и электриком на ферме числился. Не дай Бог долбануло бы его током – хлопот не оберешься!
С минуту Архелия сидела, опустив голову, и молчала. Потом спросила:
– Батька, но ты же его потом восстановишь на работе? Восстановишь, да?
– И не подумаю! – хмуро изрек отец. – Я Федьку уже не раз предупреждал, чтобы приходил на работу трезвым. А он?
