скачать книгу бесплатно
Мосты Петербурга. В прошлом, настоящем и будущем
Елена Владимировна Первушина
Всё о Санкт-Петербурге
Мост – очень важное инженерное сооружение, особенно для города, расположенного на островах. Но, одновременно, петербургские мосты – это символы города, герои литературных произведений и воплощение души Северной столицы…
На протяжении нескольких веков они скрепляют острова, архитектурные ансамбли и судьбы петербуржцев, ведь главная задача мостов – соединять людей. Плашкоутные и постоянные, каменные и деревянные, цепные, чугунные, разводные. Мосты – неотъемлемая часть города на Неве вчера, сегодня и завтра.
О роли мостов в градостроительстве и истории Петербурга, в экономической и культурной жизни города рассказано в этой удивительно интересной книге.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Елена Первушина
Мосты Петербурга. В прошлом, настоящем и будущем
Серия «Всё о Санкт-Петербурге» выпускается с 2003 года
Автор идеи Дмитрий Шипетин
Руководитель проекта Эдуард Сироткин
Оформление художника Е.Ю. Шурлаповой
© Первушина Е.В., 2021
© «Центрполиграф», 2021
Предисловие
Наверно всем петербуржцам, и не только им одним, с детства знакомы строки, которыми начитается «Медный всадник» – самая петербургская поэма Пушкина. В них царь-демиург силой своей мысли создает город из небытия, из темной болотной воды и бледных лучей низкого северного солнца. Вы помните эти строки?
На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел. Пред ним широко
Река неслася; бедный чёлн
По ней стремился одиноко.
По мшистым, топким берегам
Чернели избы здесь и там,
Приют убогого чухонца;
И лес, неведомый лучам
В тумане спрятанного солнца,
Кругом шумел.
И думал он:
Отсель грозить мы будем шведу,
Здесь будет город заложен
На зло надменному соседу.
Природой здесь нам суждено
В Европу прорубить окно,
Ногою твердой стать при море.
Сюда по новым им волнам
Все флаги в гости будут к нам,
И запируем на просторе.
Метафора «Петербург – окно в Европу» также знакома нам с детских лет, она кажется совершенно естественной, и легко вообразить себе, что она возникла в голове царя-основателя. Однако это не так.
Заглянув в авторские примечания к поэме, мы обнаружим, что выражение «окно в Европу» принадлежит вовсе не Петру и не кому-то из его биографов, составлявших пространные списки его высказываний по самым разным поводам, а… итальянцу Франческо Альгаротти, эксперту по живописи и другим произведениям искусства, служившему небезызвестному королю Пруссии Фридриху Великому. Альгаротти побывал в Петербурге в 1732 г., то есть уже после смерти Петра, а позже издал книгу на французском языке «Письма о России», в которой были и те самые слова: «Pctersbourg est la fenetre par laquelle la Russie regarde en Europe», что в переводе: «Петербург – это окно, через которое Россия смотрит в Европу», на которые и ссылается Пушкин.
Конечно, сразу же в глаза бросается важное различие. У Альгаротти Россия только пассивно смотрит на Европу и даже непонятно – с любопытством или страхом, с надеждой или равнодушно. У Пушкина Петр – активное действующее лицо, он творит историю, его речь изобилует глаголами: «в Европу прорубить окно, ногою твердой стать при море». Совсем не случайно в другом его стихотворении есть такие строки, посвященные Петру I и также наполненные энергией:
Самодержавною рукой
Он смело сеял просвещенье,
Не презирал страны родной:
Он знал ее предназначенье.
То академик, то герой,
То мореплаватель, то плотник,
Он всеобъемлющей душой
На троне вечный был работник.
Образ, который создает Пушкин, – не плакатный и не «конфетный». Его Петр может быть жестоким, но поэт верит в справедливость царя:
В надежде славы и добра
Гляжу вперед я без боязни:
Начало славных дней Петра
Мрачили мятежи и казни.
Но правдой он привлек сердца,
Но нравы укротил наукой,
И был от буйного стрельца
Пред ним отличен Долгорукой.
Князь Яков Федорович Долгорукий – один из сподвижников Петра, прославившийся своей честностью и склонностью к нелицеприятным суждениям. Он действительно не пал жертвой царского гнева, хотя не раз противоречил царю, умер в почете и уважении. И в своих «Стансах» А.С. Пушкин таким образом напоминал Николаю I, что милосердие – одна из добродетелей монарха и самодержца.
Разумеется, не А.С. Пушкин придумал такой образ Петра I. Именно таким, неутомимо деятельным, энергичным, твердо знающим, чего он хочет, изображали Петра его современники и первые биографы. Например, «царев токарь» Андрей Нартов, автор одной книги «Достопамятные повествования и речи Петра Великого», приводит такую историю, раскрывающую характер его героя: «По дошедшим слухам к государю, что чужестранцы почитают его немилосердным, говорил его величество следующую речь, достойную блюсти в вечной памяти: „Я ведаю, почитают меня строгим государем и тираном. Богу известны сердце и совесть моя, колико соболезнования имею я от подданных и сколько блага желаю отечеству. Невежество, коварство, упрямство ополчались на меня всегда, с того самого времени, когда полезность в государство вводить и суровые нравы преобразовать намерение принял. Сии-то суть тираны, а не я. Честных, трудолюбивых, повинующихся, разумных сынов отечества возвышаю и награждаю я, а непокорных и зловредных исправляю по необходимости. Пускай злец клевещет, но совесть моя чиста. Бог судия мой! Неправое разглагольствие в свете аки вихрь преходный“. Читающий сие приметить может, с какою порывистою обнаженностью и соболезнованием говорил о себе сей великий государь. Имевшим счастие быть близ лица монарха сего известна великая душа его, человеколюбие и милосердие. Много было ему домашних горестей и досад, на гнев преклоняющих, и хотя в первом жару был вспыльчив, однако скороотходчив и непамятозлобен. Ах, если б знали многие то, что известно нам, дивились бы снисхождению его. Все судят только по наружности. Если бы когда-нибудь случилось философу разбирать архиву тайных дел его, вострепетал бы от ужаса, что соделывалось против сего монарха».
У Петра были все основания опасаться московского боярства: еще в раннем детстве он и его мать едва пережили стрелецкий бунт, который поставил во главе страны его старшую сводную сестру Софью. Некоторые из историков считают, что переезд столицы из Москвы в Петербург – это не только движение к морю, движение в Европу и движение в будущее – это еще и… побег. Петр бежал от бояр-заговорщиков, избегая новых покушений на свою жизнь.
Из отрывка, приведенного выше, и из многих других историй, сохраненных для нас первыми биографами Петра, мы можем заключить, каким представлялся монарх наиболее образованным его подданным, разделявшим его взгляды и идеалы. И Петербург для них не просто город, не просто город-порт в «сухопутной» стране, много лет лишенной выхода к морю, и даже не просто новая столица с невиданной архитектурой и новым образом жизни – он «вымечтанный» идеал Петра, идеал, воплощенный сначала в земле и дереве, а потом и в камне. Они понимали, почему Петр называл свое детище: город, построенный фактически на болоте с весьма тяжелым климатом и плохо приспособленный для жизни, – «парадизом», то есть земным раем. Так, в 1710 г. он писал Меншикову: «…и вас бы нам здесь видеть, дабы и вы красоту сего Парадиза (в котором добрым участником трудов был и есть) в заплату трудов своих, с нами купно причастником был, чего от сердца желаю. Ибо сие место истинно, как изрядный младенец, что день, преимуществует». Возможно, здесь игра слов и символов, которую так любили в начале XVIII в. и которой Петр был не чужд как просвещенный европейский государь: святой Петр хранит ключи от Рая, а город, названный его именем, является ключом от моря и от нового европейского будущего России. Конечно, такой город заслужил название «Парадиза», несмотря на нездоровый климат!
И очень рано одним из символов этого рая стали мосты. Думаю, вы уже вспомнили, а если нет, то легко вспомните продолжение пролога к «Медному всаднику»:
Прошло сто лет, и юный град,
Полнощных стран краса и диво,
Из тьмы лесов, из топи блат
Вознесся пышно, горделиво;
Где прежде финский рыболов,
Печальный пасынок природы,
Один у низких берегов
Бросал в неведомые воды
Свой ветхой невод, ныне там
По оживленным берегам
Громады стройные теснятся
Дворцов и башен; корабли
Толпой со всех концов земли
К богатым пристаням стремятся;
В гранит оделася Нева;
Мосты повисли над водами;
Темно-зелеными садами
Ее покрылись острова,
И перед младшею столицей
Померкла старая Москва,
Как перед новою царицей
Порфироносная вдова.
Конечно, на самом деле строительство новой столицы продолжалось не одно десятилетие. Она не возникала в одночасье, и ее первоначальный облик был совсем не похож на то, что видел Пушкин, и тем более на то, что видим сейчас мы. И конечно, очень важную роль в планировке города, растущего, по сути, на архипелаге островов в Невской дельте, сыграли мосты. Об этой роли, о том месте, которую заняли мосты в архитектуре, а главное – в истории города и его жителей, и расскажет эта книга. И начнем мы, как водится, с самого начала.
Часть 1
Как наводили мосты в петербурге xviii века
Нюенсканс и Питербурх
Пушкин допустил еще одну поэтическую неточность: Петр не возводил новый город посреди дремучего леса. Значение Невы как торгового пути, соединяющего Балтийское море с Ладожским озером, было очевидно еще в Средние века. В XIV в. новгородцы поставили на Ореховом острове, на месте, где Нева вытекала из Ладожского озера, крепость, которую так и назвали – Орешек. Позже здесь заключили Ореховский мир – первый договор новгородцев со шведами, который определил границы «зон влияния» обоих государств в Карелии. В XV в. крепость отошла в подчинение Москвы, в начале XVII в. вновь захвачена шведами и стала называться Нотебургом, позже русским потребовалось немало усилий для того, чтобы отвоевать ее.
Не оставляли шведы без внимания и устье Невы. Еще в 1300 г., в ходе одного из военных столкновений Новгорода со Швецией, шведы поставили крепость Ландскрону на Охтинском мысе, при впадении реки Охты в Неву, в трех днях пути от ближайших новгородских крепостей Копорья, Ладоги и Корелы. В Новгородской летописи говорится: «придоша из замория свей в силе велице в Неву, приведоша из своей земли мастеры, из великого Рима от папы мастер приведоша нарочит, поставиша город над Невою на усть Охты рекы, и утвердиша твердостию несказанною, поставиша в нем порокы, похвалившеся оканьнии, нарекоша его Венець земли». Ландскрона, гарнизон которой состоял из 300 человек, почти вдвое крупнее Выборгской крепости, была окружена двумя рвами и имела восемь башен. Но просуществовала она совсем недолго и была сожжена 18 мая 1301 г. новгородскими войсками во главе с великим князем Андреем, сыном Александра Невского. Летописец сообщает: «град взят бысть, овых избиша и исекоша, а иных извязавше поведоша с города, а град запалиша и розгребоша». Тем и закончилась первая попытка шведов отрезать своих соперников, новгородцев, от побережья Балтийского моря.
Новгородцы не стали возводить свою крепость на месте поверженной Ландскроны, но там основали поселение, в начале XVI в. превратившееся в небольшой город Невское устье с церковью Михаила Архангела, пристанью, таможней и гостиным двором. По-видимому, Невское устье быстро стало бойким торговым местом, сюда прибывали корабли из Выборга, Ивангорода, Ладоги, Нарвы, Новгорода, Норчепинга, Ревеля и Стокгольма.
С началом Смутного времени шведы снова стали проявлять интерес к этой территории. Крепость назвали Нюенсканс, что в переводе со шведского означало «Невское укрепление», но позже в литературе закрепился немецкий вариант ее названия – Ниеншанц. Ее построили на том же месте, что и Ландскрону, в 1611 г. Во время Русско-шведской войны 1656–1661 гг. Ниеншанц был взят и разрушен русскими войсками. Однако после войны он и окружающие территории остались за Швецией. На правом берегу Охты под защитой крепости вырос город Ниенштадт, который в основном заселили выходцы из Финляндии. Постепенно его обнесли внешним кольцом укреплений – люнетами с батареями и рвами – от берега Невы и до берега Охты. Город и крепость соединял мост, переброшенный через Охту. Город и крепость просуществовали 85 лет.
Ниенштадт (город на Неве), или попросту Ниен, подчинялся Нотеборгу, но был гораздо крупнее и богаче его. В нем находилось более четырехсот податных дворов, ратуша, две лютеранские кирхи – для шведов и финнов, школа, и его населяли около 2000 человек: шведы, немцы, русские и финны. На берегу был оживленный порт, рядом располагалась торговая площадь.
За городской чертой находились госпиталь, кирпичные заводы и предприятия, связанные с судостроением. На противоположном берегу Невы, в районе современного Смольного монастыря, было русское и ижорское поселение – Спасское село с православной церковью. В XVII в. постройка моста через Неву была проектом, требующим технологий и ресурсов, недоступных для жителей Ниена, поэтому город и предместья сообщались с помощью паромной переправы.
Первая археологическая разведка в том месте, где стояли прежде город Ниен и крепость Ниеншанц проведена в 1992 г. При раскопках, проводившихся в начале XXI в. на Охтинском мысу в районе современной Красногвардейской площади обнаружили валы и рвы Ниеншанца, а при дальнейших исследованиях – укрепления Ландскроны. В 2000 г. здесь установлен гранитный памятный знак «Крепость Ниеншанц». Экспозицию, посвященную двум этим крепостям, можно увидеть в музее истории Санкт-Петербурга в Петропавловской крепости. В 2003 г. на Английской набережной, 6, открыли музей «Ландскрона, Невское устье, Ниеншанц».
* * *
Осенью 1702 г. Северная война была в самом разгаре, но в Лифляндии, Эстляндии и Ингерманландии наступило затишье. Карл XII считал, что покончил с русской армией под Нарвой и отправился громить войска союзника Петра – саксонского курфюрста и польского короля Августа II.
Воспользовавшись этой передышкой, Петр смог собрать новую армию и осадил Нотебург. Осада с непрерывным артиллерийским обстрелом длилась несколько дней, сам же штурм продолжался 13 часов и стоил жизни многим русским солдатам. В штурме отличилась Семеновский и Преображенский полки, князь Михаил Голицын и Александр Данилович Меншиков. Переправившись на лодках под огнем неприятеля, русские поднялись на стены крепости и захватили ее. Легенда гласит, что Петр, видя отчаянное положение штурмовавших, дал приказ об отступлении, но князь Голицын ответил вестовому: «Скажи Государю, что теперь я принадлежу не Петру, а Богу», – и приказал оттолкнуть лодки от берега, чтобы солдаты не помышляли о бегстве. Так или иначе, а Нотебург был взят и получил новое название – Шлиссельбург, т. е. Город-ключ, так как теперь последние «ворота» на пути к Ниену были открыты. После взятия русскими войсками Нотебурга шведское командование в октябре 1702 г. эвакуировало население Ниена, а город сожгли.
Русские войска осадили Ниеншанц 1 мая 1703 г., и после жестокой бомбардировки гарнизон крепости сдался. Осмотрев укрепления, Петр увидел, что город «не гораздо крепок от натуры», и повелел строить новую крепость, но не на прежнем месте, а на одном из островов в дельте Невы. Почему он принял такое решение?
Возможно, причиной послужило появление 2 мая в Финском заливе близ устья Невы шведской эскадры под командованием адмирала Нумерса. Шведы пришли на помощь осажденной крепости, еще не зная, что она сдалась. Какое-то время русским удалось продержать шведов в неведении, подавая им сигналы выстрелами пушек, 6 мая от эскадры отделились высланные на разведку десятипушечный бот «Гедан» («Щука») и восьмипушечная шнява «Астрильд» («Звезда»). Однако они не успели до наступления темноты войти в Неву и встали на якорь в ожидании рассвета. Ночью тридцать лодок под командованием Петра и Меншикова взяли на абордаж два отделившихся шведских корабля, после чего эскадра Нумерса отошла от берега, но оставалась в Финском заливе до конца лета.
Петр очень гордился этой вылазкой, назвал ее «никогда бываемой викторией» и считал первой победой России в морском сражении. Он велел отчеканить для участников боя специальные медали: офицерам – золотые, а солдатам – серебряные. На одной стороне медали был портрет Петра I, а на другой – фрагмент боя и надпись: «Небываемое бывает. 1703». По правительственному заказу изготовили гравюры с изображением взятых судов и видом боя. Тем не менее, этот случай показал ему, что крепость, отодвинутую от побережья на материковую часть, будет легко блокировать с моря. Неприятельские корабли могли высадить десант на одном из островов дельты и закрепиться на нем. Для шведов такая угроза была не актуальна – они в тот период владели самым мощным флотом на Балтике. Но российский флот еще только предстояло построить, и если Петр рассчитывал основать верфь в устье Невы, она нуждалась в прикрытии артиллерией. Поэтому русскую крепость решили основать в том месте, где Нева делилась на два широких рукава, на Заячьем острове. Закладка крепости состоялась 16 (27) мая 1703 г., в день Святой Троицы. Одновременно Петр отдал приказ строить крепость на острове Котлин в Финском заливе – форпост, предназначенный защищать строящийся порт и корабельные верфи.
Через узкий канал, отделявший Заячий от будущего Петербургского острова, напротив Меншикова бастиона, построили плашкоутный мост, настил которого помещался на плавучих опорах – широких плоскодонных лодках (плашкоутах), закреплявшихся на месте якорями или специальными оттяжками с берега. Такая технология будет широко применяться для строительства мостов в первые годы существования Петербурга и вплоть до начала ХХ в.
Иоанновский мост Петропавловской крепости. Современное фото
В 1706 г. на его месте построили новый, «в двух местах подъемный деревянный мост». В «Описании Санкт-Петербурга и Кронштадта в 1710 и 1711 годах» отмечено, что от крепости ведет «прекрасный, в двух местах подъемный деревянный мост, имевший около 300 шагов в длину». Этот мост хорошо различим на карте 1712 г. До наших дней он, разумеется, не сохранился, но именно его по праву можно назвать первым мостом Петербурга.
Позже, в 1738 г., когда стало ясно, что крепости не придется участвовать в боях и выдерживать осады, мост перенесли выше по течению, напротив Иоанновского ревелина. Береговые пролеты нового моста стояли на каменных арках, а центральную часть было решено «для чрезвычайной глубины построить на сваях, с подъемным постом». Впоследствии отдельные части моста неоднократно заменялись, но только в середине ХХ в. деревянные прогоны были окончательно заменены металлическими балками, мост украсили торшеры с фонарями и он приобрел современный вид. До 1887 г. мост назывался Петровским, позже его переименовали в Иоанновский.
Название крепость получила почти через месяц – 29 июня, когда, в Петров день, здесь заложили церковь Святых Петра и Павла. 30 июня царь оставил пометку на письме, которое получил от боярина Тихона Стрешнева: «Принята с почты в Санкт-Петербурхе», на следующий день он сам писал: «Из Санкт-Питербурха», а 7 июля: «Из новой крепости Питербурга». Таким образом, у самого Петра можно встретить разночтения в названии крепости, царь писал его то слитно, то раздельно, то с «е», то с «и», то с «х», то с «г». Эти разночтения продолжались еще не один десяток лет.
Планы нового города
Реформы Петра можно рассматривать как продолжение реформ Бориса Годунова и политики первых Романовых (в том числе и заклятого врага молодого царя – царевны Софьи). Окно в Европу начали прорубать еще они, и, по-видимому, этот путь был неизбежен. В начале XVII в. жить изолированно от сложившегося политического и экономического пространства можно разве что на долготе Китая или Японии. Европа уже сама двинулась на Восток – из Польши, из Швеции, и русские цари понимали, что необходимо, прежде всего, налаживать торговые и культурные связи, чтобы не застать внезапно у своего порога незваных гостей с мушкетами и пушками. Но при Петре перемены стали столь явственны, так властно вторгались в каждую область жизни, что их нельзя было не заметить.
И главной витриной этих реформ, разумеется, стал Петербург, город без прошлого, город, где все было впервые и все совершалось не стихийно, а по воле монарха. Совсем не случайно уже в конце XIX в. герой «Записок из подполья» Федора Михайловича Достоевского назовет Петербург «самым отвлеченным и умышленным городом на всем земном шаре».
А современник Достоевского, русский историк, писатель и публицист Михаил Погодин, писал о Петре и тех переменах, которые он привнес в жизнь россиян: «Да, Петр Великий сделал много в России. Смотришь и не веришь, считаешь и не досчитаешься. Мы не можем открыть своих глаз, не можем сдвинуться с места, не можем оборотиться ни в одну сторону, без того, чтоб он везде не встретился с нами, дома, на улице, в церкви, в училище, в суде, в полку, на гулянье – все он, все он, всякий день, всякую минуту, на всяком шагу!
Мы просыпаемся. Какой ныне день? Первое Января, 1841 года. – Петр Великий велел считать годы от Рождества Христова, Петр Великий велел считать месяцы от Января.
Пора одеваться – наше платье сшито по фасону, данному Петром Первым, мундир – по его форме. Сукно выткано на фабрике, которую завел он, шерсть настрижена с овец, которых развел он.
Попадается на глаза книга – Петр Великий ввел в употребление этот шрифт и сам вырезал буквы. Вы начнете читать ее – этот язык при Петре Первом сделался письменным, литературным, вытеснив прежний, церковный.
Приносят газеты – Петр Великий их начал.
Вам нужно искупить разные вещи – все они, от шелкового шейного платка до сапожной подошвы, будут напоминать вам о Петре Великом: одни выписаны им, другие введены им в употребление, улучшены, привезены на его корабле, в его гавань, по его каналу, по его дороге.
За обедом, от соленых сельдей и картофелю, который указал он сеять, до виноградного вина, им разведенного, все блюда будут говорить вам о Петре Великом.
После обеда вы идете в гости – это ассамблея Петра Великого. Встречаете там дам – допущенных до мужской компании по требованию Петра Великого.
Пойдем в Университет – первое светское училище учреждено Петром Великим.
Вы получаете чин – по Табели о рангах Петра Великого.
Чин доставляет мне дворянство – так учредил Петр Великий.
Мне надо подать жалобу – Петр Великий определил ей форму. Примут ее – пред зерцалом Петра Великого. Рассудят – по Генеральному Регламенту.
Вы вздумаете путешествовать – по примеру Петра Великого; вы будете приняты хорошо – Петр Великий поместил Россию в число Европейских Государств и начал внушать к ней уважение, и проч., и проч., и проч.
Место в системе европейских государств, управление, разделение, судопроизводство, права сословий, Табель о рангах, войско, флот, подати, ревизии, рекрутские наборы, фабрики, заводы, гавани, каналы, дороги, почты, земледелие, лесоводство, скотоводство, рудокопство, садоводство, виноделие, торговля внутренняя и внешняя, одежда, наружность, аптеки, госпитали, лекарства, летоисчисление, язык, печать, типографии, военные училища, академия – суть памятники его неутомимой деятельности и его Гения».
А вот как описывал реформы Петра Алексей Константинович Толстой:
Царь Петр любил порядок,
Почти как царь Иван,
И так же был не сладок,
Порой бывал и пьян.
Он молвил: «Мне вас жалко,
Вы сгинете вконец;
