Летун

скачать книгу бесплатно


– Не знаю. Просто так всегда было. Все мужчины, которые пытались постичь искусство танца, были отвергнуты Друзьями.

– А… понятно. Спасибо.

Аверил замолчал, пытаясь осмыслить услышанное. Так вот в чем секрет власти женщин с Западных Островов! Только они могут входить в контакт с летунами и благодаря этому располагают единственной надежной системой обмена сведениями на островах. Немудрено, что они преуспели в торговле.

Нет, право слово, можно вознести хвалу Великому Мастеру за то, что у них, в Аврелии, «живые Друзья не водятся».

* * *

Путешественники провели ночь в шатрах, а наутро женщины, оставив слуг готовить праздничный обед, отправились пешком в глубь леса. Аверилу Эстэ велела следовать за ними и сохранять молчание. Добравшись до новой поляны, в центре которой росло старое раскидистое дерево, женщины уселись полукругом прямо на траве. Две старухи в темных одеждах, расположившиеся на концах полукруга, достали какие-то предметы, которые Аверил поначалу принял за длинные палки и в которых, присмотревшись, узнал очищенные от плоти длинные челюсти летунов. Сухой щелкающий звук разнесся над поляной. Старухи выбивали сложный ритм, и скоро из ветвей дерева донеслась ответная дробь. Только теперь Аверил разглядел прячущихся в алой листве черных Друзей. Их было не меньше нескольких дюжин.

На поляну вышла девушка в темном платье – та самая Аннэ, которую все поздравляли вчера. Она странно горбилась при ходьбе, и Аверил увидел, что у нее на спине в складках одежды прячется маленький летун. Вот девушка остановилась, спустила летуна на землю – тот раскинул крылья и внезапно присел перед собратьями, совсем как дама в старинном менуэте. Затем он поклонился, вернее, наклонился над землей и, подводя крыльями, начал свой танец. Над поляной висела тишина, нарушаемая только щелканьем челюстей. Девушка застыла неподвижно, следя за своим питомцем, а летун кружился, смешно подскакивая и взмахивая крыльями, словно пытался развлечь собравшихся зрителей.

И тут летун допустил ошибку.

Аверил так и не понял, когда это произошло, только вдруг Тиэ коротко, почти беззвучно, ахнула и непроизвольно схватила его за руку. С ветки сорвался один из взрослых летунов и, проносясь на бреющем полете над новичком, ударил его когтями в спину. И тут же все бестии поднялись в воздух и набросились на сбитого на землю танцора, словно куры на рассыпанное зерно. Девушка кинулась на защиту своего воспитанника, и ее мгновенно облепили черные тела. Она упала на колени, потом на спину.

Аверил вскочил на ноги, но Тиэ, схватив за одежду, удержала его на месте. Впрочем, он и сам не знал, рискнул бы вступить в черный водоворот, если бы не было рук Тиэ, изо всех сил натягивающих ткань, и безмятежной молчаливой толпы, не сдвинувшейся ни на йоту.

В любом случае, когда он вырвался и подбежал к месту схватки, нелепо размахивая руками, словно в самом деле разгонял кур на родном дворе, все было уже кончено. От неудачливого новичка осталась лишь кучка переломанных костей. Девушка была мертва, в ее распоротом животе тускло поблескивал край печени, на руках не доставало пальцев, а в одной из глазниц – глаза.

Увидев бегущего Аверила, летуны снялись с места и с шумом разлетелись. Только один, особенно наглый, остался сидеть у головы девушки, примериваясь ко второму глазу. Аверил в бессильной злобе топнул на него ногой. Летун задрал голову вверх, ответил юноше раскатистой трелью, потом быстро облизнул окровавленную морду тонким языком и тяжело поднялся с земли.

Только тут Аверил почувствовал, что за его спиной кто-то стоит. Обернувшись, он увидел Янтэ. Молча она взяла его за руку и повела с поляны.

* * *

Аверил был готов к тому, что его накажут за святотатство. Однако ничего подобного не произошло. Казалось, о его поступке тут же все забыли. Но самым удивительным было не это. Безучастные свидетели кровавой расправы как ни в чем не бывало приветствовали родителей Аннэ и поздравляли их. На вертелах жарилось мясо, слуги разливали вино, а отец и мать несостоявшейся Танцовщицы счастливо улыбались и благодарили собравшихся за то, что те пришли разделить их праздник. Аверил подумал было, что сошел с ума, но тут широкий шелковый рукав на мгновенье соскользнул с предплечья отца Аннэ, и юноша увидел на его руке свежие кровоточащие царапины: изображая на лице радость, тот в кровь раздирал себе запястье пальцами. Тут Аверила затошнило, и он ушел в палатку. Через некоторое время к нему зашла Тиэ. Она принесла тушеные овощи и рыбу в глиняной миске, и Аверил с удивлением понял, что страшно проголодался и рад ее присутствию. Поделиться своими чувствами для него сейчас было не менее важно, чем утолить голод.

– Что вы за люди? – возмущенно спрашивал он Тиэ, поспешно прожевав кусок рыбы. – Девушку убивают на ваших глазах, а вы радуетесь. И ее родители радуются! Она что, так им надоела?

Тиэ покачала головой.

– Она была достойной дочерью. Она сама решила отдать свое тело Друзьям, когда провалила испытание. Все благодарят ее родителей за то, как они воспитали ее.

– Дикие люди! – фыркнул Аверил, перемешивая овощи с рыбной подливкой. – Прости, но вы хуже зверей. Зверю такое никогда в голову не придет!

– Следующей испытание пройдет моя сестра, – невпопад ответила Тиэ.

– Все смотрели, и никто не пришел на помощь! – продолжал негодовать Аверил. – Видать, вас плохо воспитали, раз вы не стремитесь накормить своими телами этих тварей… – он остановился. – Прости, что ты сказала?

– Через год придет черед Я, – так же спокойно повторила Тиэ. – Она станет Танцовщицей в нашей семье.

* * *

Всю долгую обратную дорогу Аверил обдумывал слова своей невесты. Он смотрел на нежное лицо Янтэ, безмятежно покачивающейся на спине быка, и чувствовал, как его душу заполняет черный гнев. Значит, через год она, возможно, будет лежать окровавленная на траве под деревьями, а проклятые летуны будут ковыряться в ее внутренностях, выискивая куски посочнее? И ее мать, и сестра знают об этом и готовы с этим смириться? Готовы рискнуть ею ради укрепления своей власти? Ради успеха в торговле? Ради репутации среди других семей? Если такова власть женщин, он, пожалуй, станет женоненавистником.

В первый же вечер, когда они прибыли в поместье Спиренсов, Аверил попросил аудиенции у госпожи Эстэ и с порога заявил ей:

– Я согласен на брак. Но с одним условием. Я женюсь на вашей старшей дочери. И это не будет простой формальностью. Я хочу увезти ее с собой, в Аврелию. Если вы не согласны, я разрываю контракт.

Часть вторая. Зеленый палец

Глава 7. На борту «Ревущего»

Четыре могучих гребных винта глубоко вспахивали морскую воду, оставляя за собой пенный след. Аверил стоял на корме, не отрывая глаз от быстро растворяющейся дорожки, и мысленно ощупывал себя: все ли в порядке? Уцелел ли он? Прежний ли он? Слишком многое переменилось за время его путешествия на Острова. Однако, что скрывать, были среди происшедших перемен и приятные.

Перво-наперво Аверил быстро убедился, что зятю госпожи Спиренс, пусть даже нелюбимому и нежеланному, живется на свете гораздо легче, чем младшему сыну аврелианского аристократа и инженеру-практиканту из Мастерской отца Остена. Особенно хорошо складываются его дела, когда он путешествует со своей женой – соответственно, старшей дочерью госпожи Спиренс. Так, например, он не сомневался, что именно благодаря родству им с Янтэ предложили каюту на «Ревущем» – боевом крейсере Аврелии, как раз совершавшем заход в открытый порт Западных Островов во время кругосветного учебного плавания.

Контраст с предыдущим морским путешествием был разительным. Прежде всего, Аверил и Янтэ получили настоящую каюту – небольшое, но отдельное помещение. Ели они в офицерской столовой. Пища была простой, но безупречно доброкачественной. К легкой качке оба скоро привыкли – она не шла ни в какое сравнение с судорожными прыжками по волнам незабываемой «Колдуньи». Крейсер двигался по морю, как нагретый на огне утюг по ткани, – «вперед, спокойно и прямо». Его корпус был слишком велик и слишком массивен, а ходовая машина слишком мощна для того, чтобы отдаваться на волю волн.

* * *

Аверил был влюблен. Влюблен по уши, безоглядно. Он даже не представлял себе, что в подлунном мире возможно такое совершенство, и каждый день благодарил Великого Мастера за столь наглядную демонстрацию. «Ревущий» был идеально приспособлен к решению возложенных на него задач. Настолько идеально, что казался плодом дерзкого вдохновения, а не строгих скрупулезных расчетов. Корабельщики не стремились вписаться в узкие рамки, отведенные природой, они смело задавали свои правила игры. Поскольку корабль был боевым, его палубу и борта покрывала стальная броня. Безупречно выверенная форма и точно рассчитанный вес гарантировали ему остойчивость и непотопляемость. Орудийные башни обеспечивали орудиям широкий сектор обстрела. Но самым главным чудом была ходовая установка. Паровая турбина, установленная на «Ревущем», без особого труда выдавала двадцать три тысячи лошадиных сил, что заставляло Аверила скрежетать зубами: моторы самых мощных самолетов едва дотягивали до восьмидесяти.

На самом деле никаких разумных причин для зависти у юноши не было. Мастерские кораблестроителей имели многовековую историю, как Мастерские оружейников и металлургов. Неудивительно, что, сработавшись, вместе они смогли создать что-то стоящее. А летунам всего без году неделя – они толком не оперились. Но тем ослепительнее и беспощаднее была зависть. Чтобы узнать побольше о предмете своей страсти, Аверил напросился на лекции, которые читал на борту корабля курсантам Мастерской навигации один из Мастеров-кораблестроителей. Словно для того, чтобы еще сильнее растравить душевные раны молодого инженера, Мастер оказался немногим старше его, но в каждом сказанном слове сквозила такая твердая уверенность в плодах своей работы, что Аверил чувствовал себя как в детстве, когда кто-нибудь из мальчишек хвастался только что подаренным пони или новым ружьем. Впрочем, Мастер-корабельщик (его звали Вигис – третий инженер из Мастерской Мертона) и не подозревал о сложных чувствах, которые одолевали младшего коллегу. Напротив, уловив интерес Аверила к военным кораблям, он охотно делился своими знаниями, с удовольствием отвечал на любые вопросы.

Как и подозревал Аверил, за совершенством конструкции «Ревущего» стояли долгие годы проб и ошибок. Первые паровые корабли резко обгоняли по скорости и маневренности парусники, но новое сильное сердце – ходовая машина – сразу же вступило в противоречие со старой деревянной плотью. Деревянный корпус был слишком хлипок, он гнулся и трещал под непомерным весом машин, а дальность плавания под парами, зависящая как от наличия топлива, так и от бесперебойной работы машины, оставляла желать лучшего. Для защиты артиллерийских погребов и силовых установок на кораблях стали настилать броневую палубу со скосами, а на бортах устанавливали массивные железные плиты. Для того чтобы поразить подобное панцирное чудовище, необходимо было новое оружие, и оно почти мгновенно появилось. Мастерская Родола из Земли Ящериц стала оснащать свои корабли нарезными орудиями, заряжавшимися с казенной части. Эти пушки имели гораздо большую точность и дальность стрельбы, чем старые дульнозарядные гладкоствольные. Кроме того, новые орудия стреляли разрывными снарядами. После того как восемь таких кораблей расстреляли в Бухте Зеленой Реки вдвое превосходящую по численности эскадру (Вигис сказал «расколошматили» и резко рубанул рукой воздух), стало ясно, что игра отныне ведется по-крупному.

На воду начали спускать целые броненосные батареи и низкобортные корабли с цельным железным корпусом, в которых орудийные башни вращались паровыми машинами. Их прозвали «наблюдателями», так как их главной задачей была береговая оборона. Впервые увидев на рейде у берега такую диковину, экипаж вражеского корабля принял ее то ли за бакен, то ли за плот и проигнорировал в качестве противника. Каково же было удивление команды, когда вполне мирный бакен неожиданно всадил им в борт полный заряд с максимально близкого расстояния. С тех пор старомодные корабли старались обходить стороной все странные конструкции, которые встречали на своем пути.

Одно время броненосные корабли оснащались мощным тараном, из-за чего морские битвы, как в древние времена, напоминали бои баранов на весенней лужайке. Порой проектировщики допускали смешные ошибки (хотя тем, кому приходилось иметь дело с последствиями этих ошибок, было не до смеха). Так, например, на одном из кораблей мачта, с которой в башни передавались данные стрельбы, находилась между двумя дымовыми трубами. Мало того, что дым из передней трубы серьезно затруднял обзор, он был еще и горячим, и в штормовую погоду, когда топки работали вовсю, трубчатая конструкция мачты так нагревалась, что по трапу, находящемуся внутри нее и ведущему из трюма на марс, было просто невозможно перемещаться.

Однако и панцирники, и батареи, и «наблюдатели» старались держаться ближе к берегу, не отваживаясь выбираться на океанские просторы. И не случайно. Их мощные орудийные башни не добавляли им устойчивости – при сильном волнении корабли переворачивались, частенько унося с собой на дно весь экипаж. Отец Мертон – основатель Мастерской, в которой трудился Вигис, почувствовал, что следующим шагом в великой гонке будет завоевание бронированными кораблями открытого моря, и приложил все усилия к тому, чтобы этот шаг сделала именно Аврелия.

Новый боевой корабль должен иметь мощную броню для защиты от вражеского огня, достаточно большой корпус, чтобы поставить машины, способные придать этой громаде необходимую скорость, и мощные орудия, превосходящие огневую мощь аналогичных кораблей противника – или, по крайней мере, ей не уступающие. Эта техническая головоломка надолго увлекла лучшие инженерные умы мира, породила множество самых разнообразных проектов и в течение нескольких лет казалась неразрешимой. Главной заслугой Мертона было то, что он правильно определил точку приложения сил – прежде всего необходимо было создать паровую машину нового класса.

«Я сплю и вижу быстроходные суда, жду и не дождусь летучих эскадр и мечтаю о шестнадцати и семнадцати узлах хода, – говорил он своим инженерам. – Поэтому насчет судовой машины я буду требователен».

Поначалу казалось, что мечты так и останутся мечтами. Из более чем двухсот проектов паровых машин, созданных за следующие двадцать лет, ни один не удалось довести до этапа промышленного производства. Удовлетворить требования Мертона предстояло человеку, который вовсе об этом не помышлял.

Прис, сын торговца из Элсика, начал работать и учиться в Элсикской Мастерской по изготовлению корабельных орудий, когда ему было всего тринадцать лет. Вскоре отец Мастерской понял, что у мальчика «зеленый палец». (Вигис лукаво подмигнул, и Аверил улыбнулся – он знал эту байку, кочующую из Мастерской в Мастерскую. Люди верили, что в Мастерских живут маленькие зеленые человечки – искусные ремесленники, и что если их задобрить, работа будет идти как по маслу. Говорили также, что иногда эти человечки оборачиваются красивыми юношами и соблазняют девушек. Тогда у ребенка, родившегося от этого союза, будет «зеленый палец» – техническое чутье, дар понимать машины, способность чинить и строить их «на глазок», «по наитию».)

Однажды отец Мастерской заметил, что мальчик сделал игрушечный бумажный двигатель: когда он дул на колеса игрушки, они вращались. Мастер побранил ученика за ребячество, а тот в сердцах сказал, что построит машину, скорость вращения у которой будет «в десять раз больше, чем у любой другой».

Через несколько лет подросший мальчик в самом деле сконструировал для Мастерской движитель торпеды нового вида. Особенность этого движителя состояла в том, что сгорающее топливо создавало струю газа высокого давления. Струя ударялась в крыльчатку, заставляя ее вращаться. Крыльчатка в свою очередь приводила во вращение гребной винт торпеды.

Также Прис построил небольшую лодку из листовой меди, которая приводилась в движение трехлопастным винтом, находящимся под корпусом. Винт располагался внутри большого кольца со спиральными прорезями. Газ, вырывавшийся струей, проходил по этим прорезям, и за счет усилия, создаваемого при отклонении потока, кольцо начинало вращаться. Вместе с ним вращался и винт, толкающий лодку вперед. По легенде, эта лодка предназначалась в подарок дочери Отца Мастерской, в которую Прис был тайно влюблен. Так ли это было на самом деле или нет, никто не знает, но известно, что вскоре после этого обладатель «зеленого пальца» покинул Мастерскую в Элсике, сделав на прощание в своем дневнике такую запись: «Опыты, проводимые в течение пяти последних лет и частично имевшие целью удостовериться в реальности газовой турбины, убедили меня в том, что с теми металлами, которые есть в нашем распоряжении… было бы ошибкой использовать для приведения лопаток во вращение раскаленную струю газов – в чистом ли виде или в смеси с водой или паром».

Прис отправился в знаменитую Мастерскую Крика, работавшую с электричеством, где отец Крик, ознакомившись с его разработками, поручил ему спроектировать многоступенчатую реактивную турбину, способную вращать вал электрогенератора. Для Приса это был невероятно продуктивный период. Ему приходилось не только экспериментировать с высокоскоростными валами и другими деталями турбины, но и думать о возможных путях использования энергии его машины. Обладая скоростью вращения восемнадцать тысяч оборотов в минуту, она не могла быть применена в обычных целях.

По заказу одного из своих приятелей по Мастерской Прис построил гоночное судно с приводом от паровой турбины. На испытаниях оно продемонстрировало рекордную скорость – 35 узлов. Именно благодаря этой победе отец Мертон узнал о Присе и заплатил отцу Крику немалую сумму за право использования удивительных изобретений.

В турбине Приса пар расширялся постепенно по мере прохождения через пятнадцать ступеней, каждая из которых представляла собой пару венцов лопаток: один – неподвижный (с направляющими лопатками, закрепленными на корпусе турбины), другой – подвижный (с рабочими лопатками на диске, насаженном на вращающийся вал). Лопатки неподвижных и подвижных венцов были ориентированы в противоположных направлениях, то есть так, что если бы оба венца были подвижными, то пар заставлял бы их вращаться в разные стороны. Пар, направляемый на неподвижные лопатки, расширялся в междулопаточных каналах, скорость его увеличивалась, и он отклонялся так, что попадал на подвижные лопатки и заставлял их вращаться.

Другим изобретением стал новый тип подшипника, способного предотвращать «биение вала». Прису было хорошо известно, что каждый вал имеет свою характерную критическую скорость вращения, при которой даже небольшой разбаланс приводит к изгибанию вала и последующему разрушению машины. Выяснилось, что критическая скорость вращения связана с собственной частотой поперечных вибраций вала – на этой частоте вал начинает резонировать и разрушаться. Чтобы избежать резонанса, вал следовало устанавливать в подшипниках, которые допускали бы его небольшие боковые смещения. Вначале Прис попытался использовать обычный подшипник, закрепив его на пружинах, но обнаружил, что такая конструкция только усиливает вибрацию. В конце концов он придумал подшипник, состоящий из набора колец двух размеров: одни плотно прилегали к внутреннему вкладышу подшипника, но не касались корпуса, другие – прилегали к корпусу, не касаясь вкладыша. Вся система колец в продольном направлении сжималась пружиной. Такая конструкция допускала небольшие боковые смещения вала и в то же время подавляла вибрации за счет трения между шайбами двух типов.

– Прис отказался войти в нашу Мастерскую и основал свою, – рассказал Вигис. – Но так ничего и не добился. Он мечтал разбогатеть, но все его изобретения были слишком смелыми, чтобы приносить доход. В придачу ему нужен был человек с талантом поскромнее – человек вроде отца Мертона, который всегда точно знал, когда нужно остановиться. Прис так и не простил Мертона за то, что тот выжал из его изобретения больше, чем это удалось самому Прису. А отец Мертон так и не простил Прису, что тот не пришел под его руку. Они враждовали до конца жизни. Возможно, Мертон приложил руку к разорению Приса. Прис прямо обвинял его в этом. Во всяком случае, после того как Мастерская Приса была закрыта, Мертон выкупил некоторые из его перспективных изобретений. Впрочем, также поступил и отец Крик, благодаря чему турбины Приса сейчас стоят на десяти электростанциях и почти на двух сотнях военных кораблей.

Аверил про себя порадовался, что Мастерская отца Остена еще совсем молода и практически не имеет конкурентов, а потому игры, о которых спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся, говорил мастер-корабельщик, в ней пока немыслимы.

По просьбе Аверила, Вигис спустился с ним в машинное отделение и позволил молодому инженеру осмотреть турбину и даже сделать наброски. А когда Аверил полушутя пожалел, что нельзя остановить турбину и забраться внутрь, Вигис неожиданно предложил:

– Вот придем в Чакон, обязательно загляните к нам, – он назвал Рестидж, Город Сорока Островов, по-морскому – Чаконом, что означало Гавань на Западе. – У нас построен опытовый бассейн на Колючем острове, там мы испытываем модели. Мастера зовут Криал, он нам читал «Непотопляемость». Я напишу для вас записку. Может статься, еще поработаем вместе…

Скрип открывшейся двери и стук каблучков отвлекли Аверила от размышлений. На палубу поднялась Янтэ. Она была в аврелианском платье в узкую серую и белую продольную полоску – одном из тех, что он спешно купил ей в порту. Тогда ему не терпелось переодеть девушку в «свое», для того чтобы убедить себя, что она отныне принадлежит ему, а следовательно, ей ничего не грозит. На голове Янтэ была маленькая дорожная шляпка, в руках – серый зонтик с узким белым кружевом по краю, который она использовала как трость, чтобы удержаться на непривычных каблуках. Выглядела островитянка в этом элегантном дорожном платье до крайности нелепо и неуклюже. Она не привыкла соблазнительно изгибать спину, чтобы подчеркнуть изгиб турнюра, а потому казалась не прекрасной и притягательной женщиной, а скорее кошкой с привязанной к хвосту банкой. Опираясь на зонтик, Янтэ добралась до кормы и встала рядом с Аверилом. Некоторое время он ждал, что она что-нибудь скажет, но не дождался и тяжело вздохнул. В первую же ночь после их бракосочетания Янтэ предложила ему себя с бесцеремонностью своей матери, но без ее откровенного желания. Казалось, она старательно исполняла свой долг и испытала огромное облегчение, когда Аверил заявил, что с супружескими отношениями им придется повременить. Однако с тех самых пор, пожалуй, она ни разу не обратилась к нему, а на его вопросы отвечала коротко и сухо. Была напугана? Смущена? Негодовала? Аверил не знал. Пожалуй, любой узел, любая машина на «Ревущем» была ему ближе и понятнее, чем эта девушка, стоящая рядом. Девушка, с которой он был связан на всю жизнь самыми прочными узами, какие только бывают на свете.

Глава 8. В Городе Сорока Островов

Однако по прибытию в Рестидж Аверил решил отложить посещение опытового бассейна Мастерской корабелов. Ему казалось одинаково неразумным как брать с собой Янтэ, так и оставлять ее одну, пока она еще не говорила на языке Аврелии.

Поэтому прямо из порта они заехали на почтамт, откуда Аверил отправил письмо на Острова для госпожи Спиренс о том, что их плавание удачно завершилось, и две телеграммы: отцу Остену с просьбой об отпуске в связи с женитьбой и матери – извещая ее о том, что скоро приедет с молодой женой. В письмо отцу Остену был вложен и добытый на островах контракт. Аверил и словом не обмолвился о том, что сумма, проставленная в бумагах, была значительно больше той, что предполагалась сначала. Зачем Остену знать об упущенных возможностях? Что касается самого Аверила, он не сомневался, что совершил выгодную сделку. Обменять деньги на человеческую жизнь – было бы глупо поступить иначе.

Пока он писал письма, Янтэ сидела в кресле у большого полукруглого окна и внимательно наблюдала за улицей. Аверил засмотрелся на нее, пытаясь угадать, что она видит и что по этому поводу думает.

Вот пронеслась за окном элегантная коляска, запряженная рысками… А следом за ней – обшарпанный театральный фургон, развозящий с репетиций балетных статистов и оперных хористок. Вот, чинно беседуя, идут по тротуару два профессора гимназии в синих вицмундирах. Вот спешит, не поднимая глаз, очень хорошенькая и очень бедно одетая девушка – наверное, торопится к какому-нибудь художнику, которому служит натурщицей по три гроша за сеанс. Вот на углу моряк заспорил с двумя ластовыми рабочими – теми, которые разгружают баржи в порту; все трое изрядно под хмельком. Вот гурьбой идут лабазники с рынка, толкают перед собой двухколесные ручные тележки с кладью, торопится мелкий чиновничек с кокардой на фуражке, навстречу им – компания гимназистов, гулящий «майстровой человек» и фабричный рабочий с завода. Один из гимназистов – видно, на спор – подобрался сзади да и сбил с рабочего картуз. Тот вскинулся было, но обидчика уже ищи-свищи – гимназисты перебежали дорогу, лавируя между телегами, словно яхточки на взморье, и нырнули в подворотню.

Все эти сценки для Аверила были привычны, они будили воспоминания, незаметно возвращали его из путешествия на родину. Но каким представлялись они Янтэ? Понимала ли она, что происходит перед ее глазами? Смешило это ее? Пугало? Удивляло? Или вежливая равнодушная маска, застывшая на ее лице, была вовсе не маской, а настоящим лицом?

Из почтамта молодожены отправились в банк, где Аверил снял со счета деньги на предстоящие расходы, а потом – в гостиницу, где познакомил Янтэ с чудесами централизованного водопровода и высокой аврелианской кухни. Следующий день они посвятили прогулкам по магазинам. Признаться, здесь молодой инженер чувствовал себя не очень уверенно. И приказчики в магазинах, обладавшие все как один навыками опытных сутенеров, сразу это просекали и высылали к молодоженам самых хорошеньких продавщиц, которые голосами сирен принимались убеждать Аверила, что его семейная жизнь ни за что не сладится без шлафора с травами по зеленому атласу на беличьем меху, без красных сафьяновых домашних туфель, без покрывала штофного абрикосового с цветами, без вышитого балдахина, подбитого объярью полосатой желтой, белой и синей, или без последнего писка моды – серебряного номеронабирателя для телефона, способного защитить нежные женские пальчики от тугого телефонного диска. Тут неожиданно для всех в игру вступила Янтэ. Она молча недрогнувшей рукой откладывала в сторону те куски материи, в качестве которых сомневалась, выбирала те, которые считала достойными облекать ее стан, и на все уговоры магазинных фей только качала головой и разводила руками в знак того, что они могут не тратить на нее цветы своего красноречия. Приказчику пришлось смириться, зато он наверняка задрал цены – здесь его некому было остановить и проверить, так как Янтэ была неграмотна, а Аверил невежествен.

Так или иначе, они накупили ворох разноцветной объяри, байки, тафты и камчи, штофов, атласов, брокателей и фальбаллы, да сверх того кружев, лент, тесьмы и стекляруса и увенчали весь этот хаос стопкой модных журналов (так Аверил одним махом решил проблему подарков матери и ее подругам).

Пожалуй, первый раз в жизни молодой инженер по-настоящему наслаждался своим богатством. В его доме говорить о деньгах считалось неприличным именно потому, что их было всегда вдосталь. С тех пор как двести лет назад прапрапра- и так далее дедушка Аверила изобрел первый барометр, его семья ни в чем не нуждалась. А поскольку денег всегда было много, Аверил их никогда не видел. Все его желания исполнялись – или не исполнялись, но не потому, что были «слишком дорогими» или «достаточно дешевыми», а по другим весьма таинственным причинам, ведомым только его родителям. В школу и дальше в Мастерскую деньги пришли за Аверилом. Он получал все необходимое, по привычке не думая, кто и как оплачивает его потребности. Впрочем, одновременно с равнодушием к деньгам ему внушалась скромность, поэтому, глядя на однокашников, щеголявших кто с дорогими часами, кто с дорогим перстнем, Аверил испытывал недоуменное презрение – именно такой реакции и добивались от него родители. Его собственные часы были простыми и без всяких украшений, но никогда не отставали и не убегали вперед, а перстни он не носил, потому что они могли помешать при черчении или изготовлении моделей.

И вот наконец он тратил деньги, причем на то, чтобы порадовать другого человека, и с каждой новой покупкой Аверил чувствовал, что это ему все больше нравится. Однажды, путешествуя от одного магазина к другому, им довелось пройти по базарной площади, мимо квартала, занятого беднейшими доходными домами. На первых этажах домов помещались дешевые трактиры, рюмочные, перекусочные, распивочные. Все окна были отворены настежь – трактиры, судя по двигавшимся фигурам в окнах, были набиты битком. Из окон разливались песенники, звенели кларнеты и скрипки, и гремел турецкий барабан. Слышны были женские взвизги. Внезапно дверь одного из трактиров растворилась, и на улицу прямо перед Аверилом и Янтэ выкатился рыжий мужчина – по-видимому, отставной солдат. Он тащил за косу полупьяную женщину и бил ее кулаком по голове. Посетители трактира, вышедшие следом, поощряли его хохотом. Полицейский на углу пребывал в олимпийском спокойствии. «Подерутся и перестанут – не впервой!» – говорил он всем своим видом.

– Караул! Нашу девушку бьют! – прокричала другая оборванная женщина и юркнула в одну из дверок подвального этажа.

Через минуту оттуда выбежали шесть или семь таких же женщин и общими усилиями отбили товарку. Несчастная с воем металась между своими спасительницами, плакала и изрекала самые циничные ругательства.

Аверил, поспешно взяв Янтэ за локоть и уводя ее прочь от страшного зрелища, невольно подумал, что будь он бедным подмастерьем, ему пришлось бы привести молодую жену в один из таких доходных домов, где подобные страшные сцены были, судя по всему, повседневностью. И горячо поблагодарил Великого Мастера за то, что тот судил ему иное.

Молодой инженер был бы совсем счастлив, если бы мог получить хоть какое-то подтверждение, что доставляет Янтэ радость. Но пока что ему приходилось основывать свою уверенность на старых тезисах: «все женщины любят покупки» и «все женщины любят комфорт». С лица его жены так и не сходила неизменная полуулыбка, а что пряталось за ней, он не мог разгадать. Оставалось надеяться на мать. Она, несомненно, женщина, причем женщина мудрая и по-светски проницательная, ей нетрудно будет поладить с пугливой дикаркой и уговорить ее хотя бы в семейном кругу выглядывать из-под маски.

Глава 9. На морском берегу

Чтобы завершить кутеж на высокой ноте, Аверил нанял автомобиль и прикатил домой с шиком. Ничего, что машина по дороге трижды ломалась и им с шофером приходилось катить ее «на руках» до ближайшей деревни с кузницей. Ничего, что кузнецы в растерянности разводили руками, а шофер бормотал: «Не… не возьмусь… еще засудят, если что», – и Аверилу оставалось только раздеваться до пояса и нырять под машину, на ходу соображая, как она устроена и где может сломаться. И, наконец, ничего, что машина однажды так подскочила на крутой горке, что у пассажиров клацнули зубы, и несколько секунд они буквально летели. Сущие мелочи, ведь расширившиеся глаза сторожа, когда он выбежал, чтобы открыть ворота, разом все искупили. Аверил много лет мечтал удивить старика до самых печенок, и, кажется, это ему удалось.

Линдали – поместье родителей Аверила – находилось на морском берегу, и всю дорогу по левую руку от путешественников тянулись серые шхеры и песчаные дюны, а по правую – холмистые поля. Сейчас на них как раз созревали овощи: морковь, свекла и горох, – но земли от этого не становились живописнее. Аверил с досадой думал о роскошных джунглях Западных Островов, о вековых деревьях и горе, уходящей в облака – сравнение выходило явно не в пользу местного взморья.

С кустов собачьей розы, заменявших в Линдали изгородь, уже осыпались цветы. Острый взгляд Аверила сразу же выцепил в густой листве тугие оранжевые шарики ягод, рот наполнился слюной – юноша припомнил терпкий вяжущий вкус на языке, громкие голоса служанок, веселые догонялки в зеленых лабиринтах живой изгороди. Но что было Янтэ до этих кустов? Вряд ли она обратила на них хотя бы мимолетное внимание.

– Ну вот и дома, – сказал он, поприветствовав сторожа и повернувшись к жене. – Думаю, мы все заслужили по чашке чая.

Янтэ улыбнулась, и он впервые заметил, что при этом она смешно морщит нижнюю губу – и, как ни странно, у него стало теплее на сердце.

Машина скользнула в ворота и чинно поплыла по ровной подъездной аллее через парк. Здесь снова были холмы, только на этот раз покрытые жесткой иссиня-черной травой; кое-где на их вершинах стояли низкие кривые деревья – по два, по три, переплетающиеся кронами, сцепившиеся корнями, словно для того, чтобы вместе противостоять морским штормам. Напротив белая ажурная беседка на самом берегу словно парила в объятьях ветра, скользила по нему и играла с ним, как яхта с волной. Только дом пока был не виден – он прятался за темной куртиной из высоких деревьев.

Вот машина нырнула в живую арку, сплетенную из гибких ветвей, перевитых диким виноградом, и Аверил увидел знакомые стены, сложенные из светло-желтого известняка, мраморную лестницу с прихотливыми изгибами перил, по которым он столько раз благополучно скатывался, несмотря на все страхи и запреты женщины в темном платье – той, которая сбегала сейчас по ступеням навстречу путешественникам.

– Ну вот, – произнесла госпожа Алез Кадис из Линдали, раскрывая им объятья. – Наконец-то и у меня есть доченька.

Шофер распахнул дверцу, и к величайшему облегчению Аверила две женщины обнялись, как будто встретились после долгой разлуки.

* * *

Они пили чай в гостиной, отделанной голубым атласом, создававшим ощущение прохлады даже в самый жаркий полдень. Чай сервировали на небольшом столике, столешница которого была инкрустирована мозаикой с художественными трещинами, появившимися здесь с тех самых пор, как Кадис, старший брат Аверила, во время ссоры с родителями шарахнул по столу что было сил бронзовым пресс-папье. Госпожа Алез поместилась в низком кривоногом кресле с высокой отлогой спинкой. Молодоженам достался столь же низкий кривоногий и удобный диван. Обстановка была самая будничная. О том, что к приему гостей готовились, можно было судить только по большому числу закусок на столе да еще по тому, что каждый раз сменить чашку или унести опустевшее блюдо выходила новая горничная или новый лакей. Аверил живо представлял себе, как матушка вела долгие дебаты с поварихой – что больше понравится загадочной островитянке: фруктовые тарталетки или террин из печени, лепешки с яблочно-луковым джемом или булочки со взбитыми сливками, а в конце, махнув рукой, приказывала готовить и первое, и второе, и третье, и четвертое, да еще обязательно крем-брюле и лимонный керд. И в каком восторге она была, придумав уловку, позволявшую ей дать возможность всем слугам в доме посмотреть на молодую госпожу Аверил так, чтобы та ничего не заметила и не смутилась.

День разгулялся, и было жарко почти по-летнему. От чашек и серебряного чайника на потолке плясали алые солнечные зайчики. За окном упрямо гудел шмель, раздраженно тычась в стекло.

Дверь в библиотеку была приоткрыта, и Аверил видел в полутьме приставленную к стеллажам лестницу-стремянку, на верхней площадке которой лежала стопка тяжелых книг in folio. Значит, отец сейчас живет в Линдали. Аверил знал, что отец с матерью провели без малого двадцать лет в безрадостном и пустом браке, и после того как их младший сын покинул дом, с огромной радостью расстались. Отец уехал на ферму на окраине поместья, матушка осталась в главном доме. Развод освободил их от необходимости изображать супружескую любовь, которую оба никогда не испытывали друг к другу, но позволил зародиться и вырасти искренней и спокойной дружбе. Они стали гораздо ближе друг к другу, чем в те времена, когда делили спальню.

– Отец здесь? – спросил Аверил.

– Да, он будет к ужину, – отозвалась мать. – Увлекся сбором водорослей у побережья. Все прикидывает, не подойдут ли они в качестве удобрений. Поэтому он уже два месяца живет здесь.

– За ужином ты познакомишься с моим отцом, – сказал Аверил Янтэ на языке Островов. – Не бойся, он такой же добрый, как и мать, и так же не любит церемоний.

– Мне это будет очень приятно, – ответила Янтэ.

Аверил перевел. Госпожа Алез сочла, что невестка уже достаточно освоилась, и обратилась непосредственно к ней:

– Милая, как вы думаете, ваша мать уже получила известие о вашем благополучном прибытии в Аврелию?

Аверил перевел вопрос для Янтэ, но ответил на него сам:

– Нет, мама. На Острова до сих пор не проложен телеграф…

«И бьюсь об заклад, госпожа Спиренс и другие торговки будут сопротивляться этому до последнего», – добавил он мысленно.

– Поэтому наше письмо поплывет с пакетботом, и госпожа Спиренс получит его не раньше, чем через месяц.

– И еще месяц к нам будет идти ее ответ? Ах, как досадно! Но не беспокойтесь, милая, мы пошлем к прибытию пакетбота курьера, так что вам не придется ждать письма от матери ни одного лишнего часа. Право, жаль, что к вам до сих пор не проложили телеграфную линию. Я стала по-настоящему спокойна, только когда поняла, что могу связаться с моими мальчиками в любой момент, где бы они ни находились. Но раз у нас почти два месяца, я постараюсь, чтобы вы не скучали. И начнем мы прямо сейчас, – добавила она, заметив, что Янтэ давно отставила чашку. – Что бы вы хотели сейчас сделать: отдохнуть в своей комнате, немного посмотреть дом или спуститься в сад? Аверил, будь добр…

– Мама спрашивает, хочешь ли ты отдохнуть или посмотреть дом с садом, – перевел Аверил и добавил с улыбкой: – Я бы советовал выбрать сад. Он невелик, но моя мать истово его любит, а все наши соседи видели его уже больше тысячи раз, так что ты очень ее порадуешь.

– Конечно, я с удовольствием посмотрю на сад, – вежливо ответила Янтэ.

Аверила кольнула досада. Он предпочел бы, чтобы она воскликнула сердито: «Ничего не хочу! Оставьте меня в покое!» – тогда, по крайней мере, у него не было бы оснований сомневаться в ее искренности.

Янтэ встала. Поднялась с кресла и госпожа Алез, махнула рукой Аверилу:

– Спасибо, милый, теперь можешь покурить в свое удовольствие. Я думаю, дальше мы справимся сами. Никогда не помнила названий цветов и не собираюсь утруждать этой наукой твою жену. Цветы надо нюхать, а не рассуждать о них с умным видом. Пойдемте, моя милая…

* * *

Сад закрывала от морских ветров высокая стена. Он был действительно совсем невелик, и большую его часть занимали плодовые деревья – яблоки и груши. Цветы росли не на клумбах, а прямо в траве – в тени деревьев, на солнцепеке на пригорке, по берегам протекавшего через сад ручья. В верхнем течении ручей перегораживала небольшая запруда, и вода стекала вниз крошечным водопадом. В образовавшемся над запрудой озерце с удивительно прозрачной чистой водой цвели желтые кувшинки, а круглый островок в середине пруда покрывали синие ирисы. Янтэ поняла замысел госпожи Алез – та разводила сады не по книгам, а пристально наблюдая за дикими растениями и подбирая для каждого такое место, где ему было хорошо. Девушке это пришлось по душе. И когда госпожа Алез знаком предложила ей выти на берег моря, Янтэ только покачала головой. Она уже насмотрелась на море за время их путешествия. И если в первый раз, когда она увидела вокруг себя бесконечное полотнище воды, ей захотелось кричать от страха и восторга, то вскоре картина наскучила, превратившись в одинаковые волны, которые одна за другой накатывались на корабль. Нет, сейчас она предпочитала журчание ручья, его крошечные брызги и водоворотики, подхваченные им соринки и желтые листья. И они с госпожой Алез присели рядом на скамью, наслаждаясь солнечным теплом и покоем, словно сами превратились в два сонных цветка.