скачать книгу бесплатно
– Ты сам себя обижаешь. Я удивляюсь, как ты с твоим уровнем интеллекта прикипаешь сердцем к этому ширпотребу. “Уникальная философская концепция”! Черт возьми! Эта, как ее, Червонцева сумела перещеголять Аристотеля, Гегеля и Соловьева, да?! Неужели у нас есть режиссеры, которые способны…
– Она не режиссер. Она писательница. Пишет романы и заодно киносценарии.
– Еще хуже. Все эти современные писатели… Ты знаешь, впрочем, что я о них думаю. Пусть благодарят своих писательских богов, что до сих пор не попали в мои руки.
– Да, Мамба, если б ты не была отравительницей, ты стала бы литературным критиком.
– О нет. Травить ядом порядочнее, чем травить словом… Погоди. Ты что, в чай добавил кедровые иглы?!
– А, догадалась! Согласись, аромат и вкус преоригинальные.
– Да уж. Нарик, я больше такого чаю не хочу. Я слишком традиционна.
– Это издержки твоей специальности. Что может быть традиционнее убийства?
– При желании я могла бы тебе составить предметный ряд. Но для этого я слишком устала.
– Для усталого человека ты выглядишь чересчур агрессивно.
– Я всегда так выгляжу, дорогой мой.
– Послушай меня, Зульфия! Ты не должна упрекать его! Сердце мужчины пусто, как старая мечеть, и мужчина сам не ведает, какого бога там поселить…
– Не кощунствуй, Фирюза! Свой блуд ты прикрываешь лживыми речами, но я более не потерплю такого! Защищайся, если сможешь!
– Мой любимый момент, – прочувствованно сказал Нарик, глядя на экран, где две закутанные в черные одеяния дамочки принялись неумело, но энергично размахивать ятаганами. – Такие спецэффекты!
Одна дамочка отсекла другой руку по плечо. Кровь выхлестнула как из нового брандспойта и залила половину экранного пространства. Лариса презрительно скривилась и аккуратно выплюнула в чайную ложечку изжеванную кедровую иголку.
– Примитивно, – только и сказала отравительница.
– Ты в ужасном настроении, Черная Мамба. Обычно ты относишься к моим невинным развлечениям с большим терпением. А фильм все-таки интересный. Там еще появляются дети.
– Неужели? У убийцы?
– И у начальницы. И они долго выясняют, от кого кто рожал.
– Ну что тут скажешь…
– О Фирюза! Ты клялась мне в дружбе и предавала меня за моей спиной! Пусть простит тебя Пророк, а я простить не могу!
– Зульфия! Пощади меня ради моего несчастного ребенка!
– Я сама воспитаю твою дочь, Фирюза! Она никогда не узнает, какой подлой тварью была ее продажная мать!
Лариса проявила усталую заинтересованность:
– Кто кого убьет в конце концов? Зульфия Фирюзу или наоборот?
Нарик победно усмехнулся. В такие моменты он казался Ларисе младенцем с усами.
– Решение не такое лапидарное, – заявил кинолюбитель. – Фирюза и Зульфия объединяют усилия против злосчастного общего возлюбленного.
– Каким образом?
– Они совершают вместе с ним паломничество в Медину и сбрасывают сладострастника с верхушки самого высокого минарета. Он летит три минуты под старую фонограмму “Энигмы”. Рапидная съемка. Первоклассный эффект.
– Да, Нарик. ты серьезно болен этой чушью. Но у твоей Червониевой клиническая картина куда более неблагоприятная. Чтоб такие сценарии писать, надо обладать особым психическим сдвигом.
– В какой-то мере ты права. Чай остыл, между прочим.
– Послушай меня, Зульфия…
– Нам не о чем больше говорить, Фирюза! Я проклинаю тот день, когда дала тебе слово верности и присягнула служить тебе! Лучше сгинуть в страстном ложе песков пустыни, чем вновь и вновь заглядывать в твои лживые глаза!
– Ты ничем не лучше меня, сестра! Ты также услаждала его чресла и припадала губами к его мощному животворящему источнику. Пусть же эти губы выжжет клеймо позора!
– А-а-а!
– О-о-о!
Снова восьмиминутная драка, сопровождаемая тяжелым чувственным дыханием дублерш, коим выпала суровая доля озвучивать воинственных Фирюзу и Зульфию.
– Клиника, – опечаленно покачала головой Лариса.
– К слову сказать, Мамбочка, мы все со сдвигом. И ты можешь первой бросить в меня камень, если Уже перестала принимать мединал.
Лариса пасмурно посмотрела на товарища по оружию.
– Не издевайся надо мной, Нарик, – тяжело сказала она. – Ты знаешь, что у меня есть сны.
– Сны есть у всех.
– Такие, как у меня? – Лариса дернулась на софе. – Если б у всех были такие сны, большая часть мирового населения поселилась бы в домах скорби.
– Ну, не все так мрачно.
– Все, Нарик. Именно все.
– Махмуд, повелитель моего сердца, огонь моего лона! Клянусь ризами Пророка, что никогда не имела я склонности к ложу другого мужчины! И на небесном совете суждено было так, чтоб я исполнила волю неба и стала твоей пери. Ты приходил ко мне во сне, не видя твоего лика, я преисполнялась нежностью к тебе, меня повергал в истому твой взор и наполнял негой твой голос…
– Нарик, если ты сейчас же не выключишь это, я разобью экран.
– Я уже говорил, что ты агрессивно настроена?
– Говорил.
– Тогда не буду повторяться. И не буду подвергать свою технику опасности твоего безжалостного воздействия. Бедная Червонцева! Благо тебе с ней не встретиться.
– Как знать, – парировала Лариса.
– Ты же не убиваешь женщин.
– Ради этой писательницы-сценаристки я могу пересмотреть свои принципы. Спасибо за чай, Нарик.
– Не стоит. Если учесть, что ты его и не пила толком… Впрочем, у меня ничего не пропадет. Добавлю в чай дихлофоса и карболки и вручу соседке снизу в качестве универсального средства от древесного жучка. Бедная старушка весьма на этого жучка ополчается.
– Ты все равно гений чайного искусства. – Лариса ободряюще погладила Нарика по плечу. – Тебе бы не аманитин с мускарином смешивать, а обучать московских гейш искусству чайной церемонии.
– Я подумаю над этим, – усмехнулся Нарик. – Кстати, грибы – это пройденный этап. Сейчас другой заказ приходится выполнять.
– Какой? – напряглась Лариса.
– Я полагал, ты в курсе. – Бледное нездоровой бледностью лицо Нарика перестало быть беспечным.
– Нет.
– Наш общий шеф недавно заявил, что некие лояльные к его и нашей общей деятельности структуры желают принципиально изменить характер изготовляемой и используемой нами продукции.
– А именно?
– Говорят, больше не будем заниматься “косметикой”.
– Непродуктивно?
– Не оправдывает себя в большинстве случаев последних заказов.
– Неужели? – хмыкнула Лариса. Лицо ее сейчас напоминало плотно захлопнутые двери.
– Именно. Не все заказанные такие дурачки, как Немов, – захотят понюхать новый аромат или там помаду для жены-любовницы выбрать. А наша пудра и лак для ногтей годятся разве только трансвеститов приканчивать: какой нормальный мужик “на пробу” мазнет себе ноготь нашим лачком, а? Чтоб потом у него этот ноготь отвалился. Вместе со спинным мозгом.
Лариса задумчиво полюбовалась собственным неброским маникюром – выращенные при помощи революционной цитотехнологии Нарика ноготки смотрелись абсолютно как натуральные. Даже чуть лучше, чем натуральные, которые Лариса утратила напрочь, в начале своей карьеры попавшись в лапы нехороших крутых ребяток, любящих эксперименты с серной кислотой и паяльной лампой. Где теперь те ребятки, где их экспериментальный кислотно-паяльный гараж, знала только Лариса. И тот экскаваторщик, который за штуку баксов за ночь воздвиг над памятным гаражом неколебимый курган из шлака и щебня. То, что любители паяния и выжигания на момент насыпания кургана находились в гараже и даже выглядели живыми, – это детали.
Лариса Бесприданницева не была злопамятной. Она была просто злой. И память у нее имелась отменная.
– Круг Отравителей возражает против наших методов, – просто сказал Нарик. – Очень аккуратно, конечно, потому что вступать в прения с… известным нам человеком весьма небезопасно. Но, как выяснилось, он сам не чужд конструктивных диалогов и, кажется, решил пойти навстречу представителям Круга.
– Хм… Так что же, Нарик, – Лариса перестала любоваться ногтями, сочтя это слишком тривиальным дамским занятием, – если мы больше не работаем с косметикой, тогда, возможно, нам с тобой просто пора уйти на покой и заниматься вседневным покаянием в содеянных злодеяниях?
– Не думаю, что это хорошая идея.
Старик возник в дверном проеме комнаты так неожиданно, что Нарик подавился ванильным сухарем. А у Ларисы дрогнула в руках чашка.
– Чаевничаете? – усмехнулся Максим Николаевич. – Хлеб да соль.
– Благодарствуем, – опомнился Нарик. – Не угодно ли с нами? Чай, кофе, медный купорос?
– Я на пресноводной диете. – Старик растянул в улыбке тонкие губы. – Кстати, Никита Владимирович, настоятельно не рекомендую вам оставлять ключ в замке. Открыть – пара пустяков.
– Сменю замок, – пообещал Нарик.
– Чем занимаетесь, молодые люди? – Максим Николаевич чуть брезгливо оглядел холостяцкий беспорядок в комнате и, смахнув с одного из кресел кипу пластиковых папок, уселся с непринужденностью английского денди. Хотя для денди и возраст у Максима Николаевича был неподходящий, и движения совершались с грацией хорошо воспитанного скелета.
– Мы отдыхаем. – холодно ответила Лариса, уже понимая, что отдыха никакого не получится.
Она как в воду глядела.
– Мне придется прервать ваш отдых. – Из внутреннего кармана пиджака Старик извлек два плотных бумажных прямоугольника. – Ознакомьтесь.
Прямоугольники оказались конвертами. Лариса вскрыла свой, достала вчетверо сложенный лист, пробежала его глазами и недоуменно уставилась на Старика:
– Это шутка?
Максим Николаевич опять старательно изобразил улыбку:
– Девочка моя, ты знаешь, что я никогда не отличался склонностью к юмору.
Нарик отложил свой конверт в сторону.
– Признаюсь, я такого не ожидал, – сказал он задумчиво. – Что ж, посмотрим, как это получится.
– Я никогда не была в таком… обществе. – Лариса обмахивалась бумажкой, как веером. – Придется сделать прическу и макияж в стиле “тупая, но миленькая”. Проклятие! У меня даже пудры приличной нет, все ленилась купить…
– Это некритично. – Максим Николаевич продолжал держать улыбку. – Пудру мы обеспечим.
Глава четвертая
Сбор всех частей
Да и все они, ей-богу, отличный народ, не то что мы – хоть и нормальные, а толку?
Г. К. Честертон
Плюшевый занавес, отделявший высокую сцену от котловины зрительного зала, был голубым, как небо над металлургическим комбинатом. Этакий сюрреалистический пассаж не преминул лихо завернуть Нарик, усевшись рядом с неприметной в полумгле зала Ларисой и вручая своей коллеге вазончик мороженого с мятным ликером.
– Я разве просила мороженого? – поморщилась Лариса.
– А это и не для тебя. Подержи, пожалуйста, пока я смогу нормально разместиться в этом дурацком кресле. Ч-черт, бедная моя нога, еле доковылял! Хорошо хоть трость догадался захватить.
“Это да”, – мысленно подтвердила Лариса. Трость Нарика была отнюдь не забавной безделушкой или примитивной подпоркой для убогого калеки. В боекомплект трости входили: пять выкидных ножей различной конфигурации, отравленные дротики с системой самонаведения, огнемет, баллон с газом типа “зарин”, сюрикены, рождественские хлопушки с гремучей ртутью… Но это еще не все! Трость включала в себя также: флакон любимого Нарикова одеколона “Мон Руа”, пачку жевательной резинки, леденцы от кашля, капли от насморка, валидол, настойку цикуты и полшоколадки “Аленка” (Нарик тоже имел чисто человеческие слабости). А принесенное ароматное мороженое как раз относилось к числу подобных слабостей неугомонного химика.
Нарик кое-как угнездился в жестком кресле, ревниво забрал у Ларисы вазочку с вожделенным мороженым и принялся изображать сугубое наслаждение жизнью, распространяя вокруг себя ликерно-мятный аромат. Ларисе же вообще изображать что бы то ни было не хотелось. Она пребывала в дурном настроении пушки, отстрелявшей по воробьям, и ее все раздражало. Раздражал собственный дорогой деловой костюм цвета старой бронзы, раздражал прилагавшийся к костюму легкомысленный палевый прозрачный шарфик. Раздражали брошь и колье от Картье, нацепленные исключительно из пиетета перед Стариком (как же, его подарок!). А туфли – черные лакированные туфли на пятнадцатисантиметровом каблуке-шпильке – вообще настраивали профессиональную отравительницу на серьезный разлад с окружающей действительностью. Лариса Бесприданницева хоть и не особо распиналась в любви к своей работе, тем не менее делала ее профессионально. И не видела никакого смысла в сборищах, подобных этому.
“Отчетно-плановое собрание Представительства Инспектирования жизнедеятельности общества и отдельных его членов”.
Вот как, оказывается, это теперь называется.
И она вовсе не убийца, черт побери.