скачать книгу бесплатно
– Лешек, он у нас каменщик, – объяснил Ежи и кивнул в сторону своего товарища, которому ночью понадобилось облегчить мочевой пузырь. – Туалет смотрит на улицу. Окнами, – добавил он, предвосхитив следующий вопрос Анники Карлссон.
– Спроси его, знает ли он, в котором это было часу.
– Не знает, – сообщил Ежи после нескольких быстрых предложений по-польски и покачивания головой в качестве ответа на ее вопрос. – Он не смотрел на часы. Снял их и положил рядом с кроватью.
– Дождь еще шел? – спросила Анника Карлссон, которая уже ранее прочитала бумаги, полученные из метеослужбы. Относительно дождя в среду вечером – он прекратился через полчаса после полуночи в четверг 15 мая.
– Не особенно сильно, – подвел итог Ежи после короткого разговора по-польски. – Было темно. Самая темень. Когда мы проснулись, стояла хорошая погода. Тогда часы показывали четыре утра.
«Парень вставал где-то около полуночи», – прикинула Анника Карлссон.
– Спроси его, он ничего не видел и не слышал? Людей, автомобилей, звуки. Или вообще что-нибудь? Все интересно, как ты понимаешь.
Снова польская речь. Нерешительное покачивание головой. Улыбки у обоих, Ежи и Лешека. Потом последний кивнул решительно, сказал еще что-то по-польски и пожал плечами.
– Я слушаю, – сказал Анника Карлссон.
«Возьми себя в руки, Утка, – подумала она. – Ты начинаешь говорить как Бекстрём, а так не делают, если ты по-настоящему крут».
– Он видел кота, – сообщил Ежи и улыбнулся счастливо.
Маленького рыжего кота. Он обычно часто попадался им на глаза, так что, наверное, жил где-то совсем рядом, пусть у него и не было ошейника. Они как-то даже угощали его молоком.
Но никаких людей, никаких автомобилей, никаких человеческих звуков. Было темно, тихо, моросил дождь. Никакого включенного радио или телевизора. Ни света в окнах. Даже ни одна собака не лаяла. Только рыжий кот прокрался по улице. Вот и все.
13
Инспектор Ларс Альм работал в криминальной полиции Сольны уже десять лет. До этого он сначала трудился в старом отделе насильственных преступлений в здании полиции на Кунгсхольмене, потом перебрался в следственный отдел Центрального района. И в итоге оказался в Сольне. Он развелся и женился снова, и его новая супруга, медсестра из Каролинской больницы, имела уютную квартирку здесь в центре. Альму было рукой подать до работы, две минуты прогулочным шагом, и тогда не имело значения, шел ли снег, или дождь лил как из ведра.
Ради этого стоило сменить место работы, но существовали и другие причины. Альм надорвался. Годы работы в «насилии» Стокгольма дались ему дорогой ценой. Сольна представлялась более тихой гаванью. Он думал, что ему больше не придется разгребать дерьмо после характерной для центра бурной «кабацкой» жизни в выходные, отголоски которой обычно каждый понедельник вываливались на его письменный стол. Но и здесь его чаяния не оправдались. Он с удовольствием ушел бы на пенсию, но, прикинув все как следует, решил, что ему надо продержаться до шестидесяти четырех, во всяком случае, попробовать. Сестринская зарплата жены не могла служить хорошим подспорьем, а никто из них не хотел голодать на старости лет.
Он постарался максимально упорядочить свою жизнь. Не полез в группу, которая занималась тяжелыми насильственными преступлениями, отдел сыска, к борцам с наркотиками или в комиссию по ограблениям. Занимался тем, что попроще, – бытовыми преступлениями и всякой мелочовкой, касавшейся обычных людей, кражами из жилищ и автомобилей, рядовыми драками, вандализмом. Он считал, что ему повезло, и обычно вполне оправдывал ожидания руководства. В общем, пытался приспосабливаться подобно многим другим, таким как он.
В понедельник 12 мая на Вестерортский полицейский округ обрушился настоящий ураган. Два неизвестных преступника ограбили инкассаторскую машину около аэропорта Бромма. Застрелили охранника и тяжело ранили его коллегу. Ограбление в особо крупных размерах, убийство и покушение на убийство. Уже несколько часов спустя министра юстиции показывали в выпусках новостей по всем телевизионным каналам. Их новому шефу, комиссару Анне Хольт, наверняка пришлось несладко. Всего месяц после вступления в должность, и такой подарок.
Первую волну Альм пережил. Шеф криминального отдела, комиссар Тойвонен, бросил на это дело массу коллег из других подразделений и рабочих групп, но пощадил Альма. Однако в четверг утром кончилась спокойная жизнь и для него. Тогда Тойвонен ворвался к нему в кабинет и объяснил, что пришло время вспомнить старое.
– На Росундавеген насмерть забили какого-то старого пьяницу, – сказал Тойвонен. – С таким делом опытные коллеги справляются до обеда, но при мысли обо всех бедах, свалившихся на нас, мне пришлось посадить на него Бекстрёма.
– И чем, по-твоему, тогда должен заниматься я? – спросил Альм, прекрасно понимая, что это не тема для дискуссий.
– Проследить, чтобы жирный коротышка не промахнулся в пустые ворота, – сказал Тойвонен и удалился.
Так вот бывает. После более чем десятилетней передышки он получил себе на шею расследование убийства, вдобавок вкупе с Эвертом Бекстрёмом, которого прекрасно знал, и это только усугубляло ситуацию.
Альм познакомился с Бекстрёмом много лет назад. В конце восьмидесятых они оба занимались расследованием убийств в старом отделе насильственных преступлений Стокгольма. Несколько лет спустя Бекстрём неожиданно получил работу в комиссии по убийства Государственной криминальной полиции. Совершенно непостижимым образом. У кого-то в руководстве криминальной полиции, вероятно, случилось помутнение рассудка, либо ему дал взятку начальник столичной криминальной полиции. Альм и его коллеги прокатились на пароме на остров Оланд и пировали по этому случаю целые сутки. А через пятнадцать лет судьба отомстила ему с лихвой.
В поисках выхода он поговорил с Анникой Карлссон, которая была не только приятной женщиной, но и сведущим специалистом. Пообещал, что разложит жизнь жертвы по полочкам, разберется с кругом общения Даниэльссона и выяснит, чем тот занимался в последние часы перед тем, как его убили. Но только чтобы при этом он мог сидеть в своей комнате и избежал необходимости встречаться с Бекстрёмом, за исключением экстренных случаев.
– Звучит заманчиво, – сказала Анника Карлссон и кивнула. – Как он, кстати? Я слышала все истории о Бекстрёме, но никогда не встречалась с ним до вчерашнего утра. И то наша встреча получилась короткой, когда он пришел взглянуть на место преступления.
– Если бы ты столкнулась с ним по-настоящему, то запомнила бы это, – сказал Альм и вздохнул.
– Он в самом деле такой придурок, как все говорят? Большинство из тех историй наверняка байки?
– Хуже, – сказал Альм. – Он хуже. Каждый раз, когда я включал новости и видел, что нашего коллегу подстрелили, я просил Господа, пусть только это будет Бекстрём. Если нам все равно предначертаны какие-то беды, почему не начать с него и не пощадить всех приличных коллег? – Альм покачал головой. – Чертов маленький жирный идиот бессмертен. Он, наверное, заключил договор с Вельзевулом. Мы, другие, получили его в наказание за наши грехи, хотя я и не представляю, чем действительно надо отличиться, чтобы заслужить его в качестве награды.
– Я понимаю, о чем ты, – сказала Анника Карлссон и кивнула задумчиво.
«Забавно получается, и в худшем случае мне придется затащить его в гараж и переломать ему руки».
Ларс Альм начал разбираться с жизнью и окружением Карла Даниэльссона, все у него пошло как по маслу. Как только тех, кто знал покойного, достигали слухи о его безвременной кончине, распространявшиеся со скоростью лесного пожара, они сразу брались за телефон. В виде исключения полицейский коммутатор работал без перерыва, и информация лилась рекой, и, когда Альм шел домой после своего первого дня в новом амплуа, он, как ему казалось, уже достаточно хорошо разобрался с ситуацией.
У него имелись имена и полные данные десятка человек из ближайшего окружения жертвы. Все они были мужчинами, и, даже если он не мог знать подобного наверняка, у Альма все равно создалось впечатление, что они имели те же самые главные интересы в жизни, как и их убитый «друг» и «соратник». Он переговорил с большинством из них по телефону. От них, помимо всего прочего, получил имена и других друзей жертвы, которые еще не дали о себе знать полиции, и успел допросить пару из них. Идя пешком домой около семи вечера, чтобы вместе с супругой есть голубцы с протертой с сахаром брусникой, он пребывал в самом хорошем настроении, какое только мог иметь человек, оказавшись в одной упряжке с комиссаром Эвертом Бекстрёмом.
«Если бы Бекстрём наконец выполнил свой гражданский долг и просто умер, ему не пришлось бы беспокоиться об этом расследовании», – подумал Альм.
14
Бекстрём потратил все утро, пытаясь навести хоть какой-то порядок в расследовании убийства, которое его помощники уже чуть не превратили черт знает во что. Кроме того, он чувствовал себя гораздо лучше, чем в последнее время, поскольку его чувствительные ноздри постоянно щекотал божественный запах свежих булочек с большим количеством сыра и масла.
«Да пошла она, эта здоровая пища», – подумал Бекстрём. Можно, по большому счету, жрать, как все нормальные люди, с небольшими ограничениями. Затем поститься, напиваться реально и промывать начисто все мелкие кровеносные сосуды, а потом снова возвращаться на маршрут.
Уже после одиннадцати его живот дал о себе знать очень приятным и хорошо знакомым образом, и он сразу понял, что пришло время подкрепиться.
Бекстрём спустился в столовую для персонала и постарался в тишине и покое скомпоновать для себя хорошо сбалансированный обед в соответствии со своими собственными наблюдениями и выводами.
Сначала он остановился около стола с салатами и наложил себе приятную маленькую горку из тертой сырой моркови, нескольких полосок огурца и кружков помидора. Обошел своим вниманием заячье и лосиное дерьмо, а никаких опарышей у них, похоже, не было, пусть те и показались ему вполне человеческой пищей единственный раз, когда он их пробовал. Затем он понюхал различные кувшинчики с маслом и салатными заправками и в конце концов решился.
Соус «Род-Айленд». Из своего опыта Бекстрём знал, что тот вполне съедобен. И обычно сам покупал его в бутылке и поливал им свои домашние гамбургеры с большим количеством сыра и майонеза.
На раздаче он долго колебался, выбирая между дежурным мясным блюдом, котлетой с жареным картофелем, огурцом и сливочным соусом, дежурным макаронным блюдом – карбонарой с жареной свининой и сырым яичным желтком и дежурным рыбным блюдом – жареной камбалой с вареным картофелем и огуречным майонезом. Его сильный и непокорный характер победил, и он выбрал рыбу, пусть даже ее, главным образом, ели педики и лесбиянки.
«Пожалуй, все-таки стоит попробовать», – подумал Бекстрём, и у него неожиданно стало спокойно на душе.
Оставалось определиться с напитком к еде. Обычная вода, сок, минералка, легкое пиво? Он выбрал немного легкого пива в качестве простой и естественной уступки умеренности, которую он сейчас убедительно продемонстрировал.
Четверть часа спустя он разобрался с обедом. Остался кофе, и пришло время отпраздновать свой триумф с помощью маленького миндального пирожного. Пожалуй, также еще меньшего по размерам так называемого пылесоса из зеленого с обоих концов, покрытого шоколадом марципана.
«Нельзя давать себе послаблений», – подумал Бекстрём и с железным спокойствием положил назад пылесос и довольствовался только миндальным пирожным. А потом взял кофе и расположился в дальнем углу, чтобы в полном покое завершить свою скромную трапезу.
15
Час спустя у него состоялась вторая встреча с его разыскной группой. Бекстрём отлично чувствовал себя, рвался в бой и считал, что он наконец полностью контролирует ситуацию. Его давление ни капельки не скакнуло, когда он для начала попросил инспектора Ларса Альма доложить о находках, сделанных им относительно самой жертвы и того, чем она занималась в последние часы своей убогой, пропитанной алкоголем жизни.
– Пожалуй, ты захочешь начать, Ларс, – сказал Бекстрём и дружелюбно улыбнулся Альму.
«Старая Деревянная Башка из стокгольмского отдела насилия, и как такой, черт возьми, мог стать полицейским, загадка даже для меня», – подумал он.
Инспектор Ларс Альм допросил одного из самых молодых соседей жертвы, Сеппо Лорена, у него дома в квартире на Хасселстиген, дом 1, где тот проживал со своей матерью. Причина, по которой он именно Лорена удостоил такой чести, состояла в том, что его десять лет назад наказали на шестьдесят дневных заработков за драку. Он оказался одним из семи представших тогда перед судом фанатов АИКа, которые после матча на стадионе Росунда поколотили одного из сторонников команды противника на станции метро в центре Сольны. Это была единственная запись о нем в полицейских сводках, и Лорен тогда отделался легче всех его товарищей по несчастью. Одновременно он также являлся единственным в доме осужденным за насильственное преступление и вдобавок соседом жертвы.
– Ты или я, Ларс? – спросила Анника Карлссон и кивнула Альму.
– Я могу поговорить с ним, – сказал Альм.
– Спасибо, Ларс.
«Ребенок с телом взрослого человека, – подумал Альм, когда закончил допрос и покинул Лорена. – Наверняка на десять сантиметров выше меня и точно на десять килограммов тяжелее, с широкими плечами и длинными руками».
Взрослый мужчина. Если бы не длинные светлые волосы, которые постоянно падали ему на лоб и которые он все время пытался убрать левой рукой, откидывая голову назад, доверчивое выражение детских голубых глаз, подвижное тело, дерганые манеры.
«Ребенок с телом взрослого человека, и, конечно, это все равно печально», – подумал Альм, оставив его.
Около четырех пополудни в четверг 14 мая Карл Даниэльссон приехал домой в свою квартиру на Хасселстиген, дом 1 в Сольне. Он вышел из такси, расплатился и в подъезде столкнулся с Сеппо Лореном, двадцати девяти лет.
Лорен, пенсионер по инвалидности, несмотря на относительно молодой возраст, в данный момент проживал один. У его матери, с которой он обычно делил квартиру, случился инсульт, и она уже какое-то время находилась в реабилитационном центре. Даниэльссон рассказал Лорену, что побывал в городе, посетил банк и сделал еще кое-какие незначительные дела. Кроме того, он сунул Лорену две сотенные купюры и попросил купить для него еды. Самому ему требовалось вечером ехать в Солваллу, и он не успевал сходить в магазин.
Речь шла о кусках свинины, двух больших порциях уже приготовленных бобов, нескольких бутылках тоника, кока-колы и содовой. Вот и все, а сдачу он мог оставить себе.
Лорен выполнял подобные поручения для Даниэльссона на протяжении многих лет. Когда он вернулся из расположенного неподалеку торгового центра сети «Иса», Даниэльссон как раз снова садился в такси и, судя по его виду, пребывал в отличном настроении. И сказал что-то в таком роде: «в Солваллу» и «большие деньги на подходе».
– Ты помнишь, в котором часу это было? – спросил Альм.
– Да, – сказал Лорен и кивнул. – Это я точно помню. Я часто смотрю на часы.
Потом он показал их на своей левой руке.
– И сколько было времени? – повторил свой вопрос Альм и улыбнулся дружелюбно.
– Двадцать минут шестого, – сообщил Лорен.
– Что ты сделал тогда? – спросил Альм.
– Повесил пакет с продуктами ему на дверь, а потом поднялся к себе и играл в компьютерные игры. Я обычно этим занимаюсь, – объяснил его собеседник.
– Это в остальном сходится с прочими нашими данными, – констатировал Альм и полистал свои записи. – Даниэльссон играл на первом заезде на купон V65 в Солвалле, стартовавшем в восемнадцать часов. Но поездка туда на такси занимает не более пятнадцати минут, и тогда у него еще оставалось с лихвой времени, чтобы сделать ставку.
– Подожди, подожди сейчас, – замахал руками Бекстрём. – Насколько я понял, у Лорена не все дома.
– Он умственно отсталый, – согласился Альм. – Время, однако, знает. Это я проверил.
– Продолжай, – проворчал Бекстрём.
«Какое совпадение, – подумал он. – Первый свидетель Деревянной Башки – другой полный идиот, и оба утверждают, что знают время».
В первом заезде Даниэльссон поставил пятьсот крон на победителя, лошадь под номером шесть, Мгновенное Правосудие. В результате он получил в сорок раз больше денег, и выигрышный купон эксперты нашли у него в ящике письменного стола.
– Мы абсолютно уверены в этом, – не унимался Бекстрём. – Он мог ведь с таким же успехом получить его где-то или просто стащить.
На сто процентов, по словам Альма. Он ведь разговаривал с одним старым другом Даниэльссона, который позвонил ему по телефону и рассказал. Именно он намекнул Даниэльссону о Мгновенном Правосудии. Бывший наездник и тренер из Солваллы, сегодня пенсионер Гуннар Густавссон, знавший Даниэльссона еще с той поры, как они вместе ходили в начальную школу.
– Густавссон вроде как легенда в Солвалле, – констатировал Альм, – если верить моему интересующемуся лошадьми коллеге, он известен всем как Гегурра Кучер и явно не раздает подсказки направо и налево, поэтому, что касается их старой дружбы с Даниэльссоном, здесь все сходится, конечно. Даниэльссона среди его старых друзей детства из Сольны и Сундбюберга, по-видимому, называли Калле Бухгалтер.
В любом случае, – продолжил Альм, сверившись со своими записями, – по рассказам Густавссона он сидел в ресторане в Солвалле с несколькими своими приятелями, когда там неожиданно появился Даниэльссон, и он пребывал просто в отличном настроении. Тогда часы показывали примерно половину седьмого. Густавссон предложил ему сесть, но Даниэльссон отказался. И сообщил, что пригласил на ужин немного позднее другого старого школьного друга. Кроме того, у него имелась причина для праздника, поскольку они с Даниэльссоном поделили выигрыш.
– И как зовут его? – спросил Бекстрём. – Того школьного друга, которого Даниэльссон пригласил на ужин?
– Мы знаем его оба, и я, и ты, – сказал Альм. – Он старый товарищ Даниэльссона по народной школе в Сольне. Он ровесник убитого, ему шестьдесят восемь. Когда мы с тобой знали его, он работал в сыске в старом отделе насильственных преступлений Стокгольма. Роланд Столхаммер. Ролле Столис, Железный Человек или просто Столис. У любимого дитяти много имен.
«Ничего себе, – подумал Бекстрём. – Роланд Столхаммер, взятый почти на месте преступления и давно превратившийся в старую развалину».
– Тогда так… – Бекстрём откинулся на спинку стула, сложил руки на животе и улыбнулся довольно. – Почему-то мне кажется, что это дело раскрыто, – сказал он. – Расскажи подробности молодым коллегам. Расскажи им о нашем бывшем сослуживце Роланде Столхаммере, – продолжил Бекстрём и дружелюбно улыбнулся Альму.
Альма явно не привело в восторг предложение Бекстрёма, но он все равно рассказал:
– Роланд Столхаммер был одной из легенд старого отдела насильственных преступлений. Трудился в собственном сыскном секторе. Знал каждого хулигана во всем лене. Шпана даже по-своему уважала его, пусть он за годы работы в отделе отправил сотни из них в кутузку. Он вышел на пенсию в девяносто девятом. Воспользовался возможностью, которую старые полицейские имели в те времена, отправляться на заслуженный отдых уже в пятьдесят девять лет. – Альм вздохнул по только ему понятной причине. – Что я могу о нем сказать? Родился и вырос в Сольне. Прожил здесь всю жизнь. Занимался спортом. Сначала сам, потом активно пропагандировал его. Открытый. Энергичный. Легко находил контакт с людьми. Из тех, кого называют душа-человек.
– Но не только ведь это, – перебил его Бекстрём с хитрой миной. – Есть ведь и кое-что другое?
– Да. – Альм коротко кивнул. – Столхаммер – старый боксер. В свое время принадлежал к шведской элите. Чемпион Швеции в тяжелом весе несколько лет подряд в конце шестидесятых. В одном случае он выходил на ринг против самого Ингемара Юханссона в благотворительном представлении в цирке в Юргодене. Ингемара Юханссона, Инго, как его называли, нашего старого чемпиона мира среди профессионалов в тяжелом весе, – объяснил Альм и почему-то кивнул Фелиции Петтерссон.
– У меня прямо слезы на глаза наворачиваются, когда я слушаю, как ты описываешь этого некогда уважаемого человека, – сказал Бекстрём. – С трудом узнаю Ролле Столиса по твоему описанию. Метр девяносто ростом, сто килограммов мышц и костей. И самый вспыльчивый во всей шведской полиции. Обычно на него приходило больше заявлений о превышении должностных полномочий и применении насилия, чем на всех других в отделе.
– Я тебя услышал, – кивнул Альм. – Но по-настоящему все не так просто. Столхаммер был душа-человек. Он спас многих парней, катившихся по наклонной плоскости, от настоящей беды. Если память меня не подводит, он единственный из нас работал бесплатно в качестве социального куратора с поднадзорными в свободное время.
– Когда не пил как сапожник, поскольку именно в этом он особенно преуспел. – Бекстрём почувствовал, как у него полезло вверх давление. – И ведь все еще, похоже…
– Пожалуй, я могу дополнить картинку, – вступил в разговор ассистент Ян О. Стигсон, двадцати семи лет, осторожно махнув рукой. – В связи с нашим делом, я имею в виду.
– Ты тоже старый боксер, Стигсон? – проворчал Бекстрём, чье настроение стало резко ухудшаться.
«Вечный патрульный. Короткая стрижка, качок, IQ как у клюшки для гольфа, по непонятной причине позаимствованный из своей службы в помощь в таком деле. Кому кроме чокнутого Тойвонена могла прийти подобная идея, – подумал Бекстрём. – Опять же явно из Даларны. Говорит так, что треск стоит в ушах. Тупое бревно, свалившееся прямо в расследование убийства, и куда, черт побери, катится шведская полиция».
– Сделай это, Стигсон, – сказала Анника Карлссон с решительным кивком. – Тогда нам не придется сидеть здесь и слушать, как Бекстрём и Альм ссорятся по поводу старого товарища. Достали уже.
«Кем она, черт возьми, себя возомнила, – подумал Бекстрём и с мрачной миной уставился на нее. – Надо поставить ее на место сразу после встречи».
– Мы получили кое-какие данные, делая вчера поквартирный обход, – сказал Стигсон. – По-моему, среди них есть и крайне интересные в связи с тем, что коллега Альм рассказал о бывшем коллеге Роланде Столхаммере.
– Да говорите же, – не сдержался Бекстрём. – Что тянуть? Или это секрет?
– Вдова Стина Холмберг, семидесяти двух лет, – продолжил Стигсон и кивнул Бекстрёму. – Она живет на первом этаже по адресу Хасселстиген, дом 1. Милая старушка. Учительница на пенсии, но выглядит бодрой, в здравом уме, и у нее нет никаких проблем со слухом. Ее квартира располагается прямо под квартирой Даниэльссона, и, поскольку в доме плохая звукоизоляция, она сообщила нам довольно интересные для расследования данные.
Стигсон посмотрел на Бекстрёма.
«Это не может быть правдой, – подумал тот. – Парень, наверное, родственник свидетеля Лорена, сводный брат, поскольку у них фамилии разные».
– Я все еще жду. – И он развел руки в приглашающем жесте.
