banner banner banner
Можно ли умереть дважды?
Можно ли умереть дважды?
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Можно ли умереть дважды?

скачать книгу бесплатно


Они сидели в наименьшей совещательной комнате отдела, Бекстрём на своем обычном месте с торца стола, а поскольку их было всего шесть человек, места хватило с лихвой. Анника Карлссон раздала все имевшиеся исходные материалы, каждому свою пластиковую папку с десятком листков, и, закончив с этим, кивнула шефу, прежде чем села напротив него.

– Я рад приветствовать вас всех, – сказал Бекстрём с дружелюбной миной. – Как вы видите из составленного Анникой заявления, мы будем рассматривать все это, по крайней мере пока, как убийство. История может получиться достаточно сложной, если нам не удастся идентифицировать того, о ком, собственно, идет речь. Я думаю, ты начнешь, Фернандес, – продолжил он и кивнул их эксперту. – Ты готов предложить нам какую-нибудь путеводную нить?

«Идиот на идиоте, – подумал он, – и единственное утешение в том, что они значительно хуже, чем в обычном случае. Утка Карлссон, которая на каждое слово готова огрызнуться, наш собственный чилиец, Чико Фернандес, уж точно не семи пядей во лбу, инспектор Ян Стигсон из Даларны, наверняка из какого-нибудь города-побратима Вальпараисо, а в остальном полный идиот. Единственное утешение, что бывает и хуже».

Правда, на этот раз их собственный финик Тойвонен, шеф всего бедствия, окружавшего Бекстрёма, на всякий случай навязал им двух молодых инвалидов из отдела правопорядка, в настоящее время вместо их обычной деятельности на улицах занимавшихся всякой мелочовкой внутри здания из-за полученных на службе травм. Женщину двадцати пяти лет, блондинку с коротко подстриженными волосами, хорошо тренированную, без признаков обычных женских форм, добравшуюся до своего стула на одной ноге с помощью двух костылей. И ее коллегу мужского пола. Он был такого же возраста, как она, и напоминал участника реалити-шоу «Отель Парадиз» и, конечно, сильно хромал, но обошелся лишь одним костылем.

«Лучше не придумаешь», – подумал Бекстрём и кивнул Фернандесу.

– Начинай, пожалуйста! Мы же собираемся сидеть здесь весь день.

– Мне кажется, присоединившиеся к нам коллеги могли бы представиться, прежде чем Чико начнет, – возразила Анника Карлссон, кивнув блондинке с костылями.

«Ну конечно, разве ты можешь не встрять». – Бекстрём с трудом сдержал тяжелый вздох.

– Меня зовут Кристин Олссон. Олссон, с двумя «с», – сообщила блондинка и улыбнулась Бекстрёму. – Мое обычное рабочее место в патрульных машинах.

«Олссон с двумя «с». Вот так новость, словно от этого все должны визжать от восторга».

– Если вас интересует, как это случилось, – продолжила она и подняла один из своих костылей, – повредила ногу на футбольном матче против коллег из Сёдерорта в понедельник. Правда, разгромили их со счетом пять – два, так что с этим все нормально. И я вполне могу сидеть за компьютером.

«Ну, просто сидеть у тебя вряд ли получится, – решил Бекстрём. – Для тебя уж точно хватит работы».

– А с тобой что произошло? – спросил он у ее коллеги мужского пола. – Играл во флорбол или во что-то другое?

– Нет, – ответил тот, – утихомиривал хулигана. Случайно вывихнул ногу. Шефу едва ли это будет интересно.

– Он сейчас сидит в кутузке? – спросил Бекстрём.

– Скорее лежит, в тюремной больнице, – уточнил его собеседник.

– Блестяще, – сказал Бекстрём. – И как тебя зовут?

«Рано или поздно, – подумал он, – должен ведь был появиться кто-то, на кого можно надеяться».

– Адам. Адам Олешкевич.

– Не самая простая фамилия, – констатировал Бекстрём и покачал головой.

– Что шеф имеет в виду? – спросил Олешкевич с озорной улыбкой.

– С кучей согласных звуков.

– С пятью, – уточнил Олешкевич.

– Да, не самая простая. Пусть в ней на одну согласную меньше, чем в фамилии Бекстрём, – добавил он и улыбнулся еще шире.

«Надежда растаяла как дым, – огорчился Бекстрём. – Мы получили комика себе на шею».

– Сейчас, пожалуй, Чико может начать, – вмешалась Анника Карлссон, пытаясь разрядить обстановку.

«Какими радостными все вдруг стали, – подумал Бекстрём. – Этому не будет конца. Мне пора завязывать с этим и заняться чем-то другим. Хотя чем другим, интересно?»

Фернандес с помощью подключенного к компьютеру проектора показал фотоснимки. Сначала находки Эдвина, потом пули, лежавшей внутри ее, которую он сам извлек.

Нижняя челюсть черепа отсутствовала, но в остальном он находился в хорошем состоянии. Никаких так называемых отметин от инструмента или оставленных когтями или зубами животных. Никаких следов более старых повреждений, возникших в результате болезней, несчастных случаев или тому подобного. За исключение пулевого отверстия как раз посередине правого виска. Но, несмотря на состояние, находка Эвина могла пролежать на острове достаточно долго.

Это череп женщины, продолжил Фернандес. Он, конечно, не был остеологом, но имел достаточно знаний, чтобы определять пол скелетов. Череп взрослой женщины. Пожалуй, от двадцати до пятидесяти лет, но помимо этого он ничего сказать не мог.

Относительно пули и того, как был произведен выстрел, у него оказалось больше данных. Свинцовая пуля, 22-го калибра, обычной модели. Так называемый малокалиберный патрон, констатировал Фернандес. Вероятно, стреляли из ружья, хотя сам тип боеприпаса и прочие следы, которые ему удалось обнаружить, не исключали использование револьвера или даже пистолета того же калибра.

По второму пункту у Фернандеса также имелось вполне определенное мнение. Речь шла о выстреле с близкого расстояния, с дистанции максимум полметра, но, вероятно, гораздо меньшей. Если опуститься на уровень догадок, то стреляли в упор, приставив ствол к виску жертвы.

Изучая череп в микроскоп, он обнаружил остатки частиц воспламеняющего заряда и пороха в кости вокруг входного отверстия. Оно было очень аккуратным, что говорило о высокой скорости пули в момент контакта с костью.

– Примерно такой результат получается, если делать дыроколом дыру в листе бумаги, отверстие получается с ровными краями, – объяснил Фернандес. – Скорость такой пули довольно быстро уменьшается по мере удаления от ствола. Само собой, пуля наверняка сможет продырявить череп, находящийся на расстоянии двадцать и больше метров, но с увеличением дистанции до головы, в которую стреляешь, растет вероятность появления трещин на краях входного отверстия.

– Убийство или самоубийство? – спросил Бекстрём.

– Я считаю, это убийство, – ответил Фернандес. – Во всяком случае, пока никто не убедил меня в обратном.

– У тебя есть идеи о том, как все могло происходить? – уточнил Стигсон. – Прежде чем прозвучал выстрел, я имею в виду.

Кто-то поднимает ружье к голове жертвы. Она вскидывает руку в попытке защититься, отворачивается в сторону, поскольку испугана, подобное спонтанное движение человек делает чисто рефлекторно, преступник приближает ствол и нажимает на спуск. Но, конечно, мы не можем исключать и самоубийство, – продолжал он. – Выстрел в правый висок, а люди в большинстве своем правши. Хотя, если речь идет о ружье, трудновато дотянуться до спускового крючка, когда ты собираешься стрелять себе в висок. Самое простое, если самому надо свести счеты с жизнью, всадить себе пулю в лоб или сунуть ствол в рот, следовательно, локализация входного отверстия говорит против версии самоубийства.

– Но люди ведь стреляют в себя гораздо чаще, чем когда их таким образом убивают другие, – возразила Кристин Олссон.

– Да, примерно в пять раз, – согласился с ней Фернандес. – Но только не женщины. Почти все, кто стреляется, мужчины.

– Когда это случилось, по-твоему? – уточнила Анника Карлссон.

– Я не знаю, – пожал плечами Фернандес. – Возможно, год назад. А возможно, пятьдесят лет назад, хотя череп и находится в идеальном состоянии. Точно не скажу.

– Я думаю, все произошло примерно от года до пяти лет назад, – заявил Бекстрём, наклонившись вперед на своем стуле. – И по-моему, наша жертва спала, когда в нее стреляли. Она лежала на левом боку. Левая рука под головой. Преступник подкрадывается к ней, прижимает ствол к виску и спускает курок.

«Подобное всегда срабатывает», – подумал он. Внезапно все, даже самонадеянная Анника Карлссон, открыли рот и уставились на него.

– Почему ты так считаешь? – спросила Анника.

– Такую картинку я вижу перед собой, – ответил Бекстрём, кивнул еле заметно с полузакрытыми глазами, как бы самому себе, и поднял обе руки с целью усилить впечатление. – Такую картинку я вижу перед собой, если вы понимаете, что я имею в виду.

«Хуже не будет, если я спрошу, как все было, этого идиота, когда он окажется за решеткой».

– При всем уважении к вам, шеф, – сказал Фернандес, – но относительно времени… Есть одно обстоятельство, говорящее в пользу того, что речь может идти о более старой истории. Более пяти лет, никак не меньше.

– И что же за обстоятельство? – спросил Бекстрём равнодушным тоном.

– Да, было бы интересно услышать, – поддержала шефа Анника Карлссон. – Нельзя ли поподробнее?

По словам Фернандеса, имелись даже два обстоятельства, говорившие в пользу более старой истории.

Прежде всего, он почти не сомневался, что в качестве орудия убийства использовалось ружье. Одно из самых известных оружий в стране, известное как мелкашка. Пуля, которую он нашел, просто не расплющилась бы таким образом, как это произошло с ней, вылети она из оружия с более коротким стволом вроде револьвера или пистолета. Ведь чем длиннее ствол, тем больше шансов, что задняя часть пули сохранит свою исходную форму, после того как она сжалась при попадании в цель.

– В результате происходит расплющивание с образованием так называемой «грибной шляпки», – пояснил Фернандес. – Такие пули выглядят приблизительно как маленькие белые грибы. Они утолщаются к заднему концу, и их наконечник приобретает форму шляпки, когда расплющивается. Встречаясь с целью, значит.

– Какое это имеет отношение ко времени, – проворчал Бекстрём, он уже просчитал, чего касалось наблюдение Фернандеса.

– Никакого, – кивнул в знак согласия тот. – Однако в данном случае использовалось так называемое гладкоствольное ружье.

– Не поняла. Объясни, пожалуйста, – попросила Анника Карлссон.

– Внутри ствола имеются винтовые канавки, по которым пуля двигается, как по рельсам. Они предназначены для того, чтобы заставить ее вращаться и тем самым стабилизировать движение в полете, когда она вылетит наружу. Ружья старых моделей, однако, изготавливали гладкоствольными. Пуля не вращалась внутри, что негативно сказывалось на точности стрельбы.

– Предположительно наше орудие убийства изготовили примерно сто лет назад, – сказал Фернандес. – Ремингтон, и Хускварна, и все другие крупные производители оружия прекратили выпускать такие ружья 22-го калибра в начале двадцатого столетия.

– Но в употреблении находится еще несколько тысяч, и они вполне годятся, чтобы прострелить кому-то голову, – подвел итог Бекстрём.

– Конечно, – согласился Фернандес. – Старая мелкашка деда, доставшаяся в наследство. Шеф абсолютно прав. Но сегодня такие редко встречаются.

– Ладно. – Бекстрём заложил руки за голову и откинулся на спинку стула. – Наше расследование сдвинется с мертвой точки только в том случае, если мы будем знать, кто убитая. Когда мы рассчитываем что-нибудь получить из нового судебно-медицинского центра в Линчёпинге?

По словам Фернандеса, как сам череп, так и пулю из него отправили туда еще вчера. У него там имелся хороший знакомый, поэтому, несмотря на отпуска, он надеялся, что первые предварительные данные они смогут уже в середине следующей недели.

– В середине следующей недели, – недовольно пробурчал Бекстрём.

– Это относительно пули, – уточнил Фернандес. – Результатов по черепу нам придется ждать дольше. Там есть новый отдел судебно-медицинской остеологии. Я попросил их взглянуть на него. Вполне возможно, они смогут порадовать нас чем-то еще помимо того, что речь, вероятно, идет о женщине. Если говорить о ДНК, то, пожалуй, понадобится еще больше времени, если вообще удастся что-то получить.

– Остеологи, – буркнул Бекстрём. – Передай им привет от меня и скажи, что речь идет о женщине азиатского происхождения, вероятно, из Таиланда, возможно, с Филиппин. Ей было около тридцати, когда она умерла. Совершенно здоровая женщина до тех пор, пока муженек не устал от нее и не стрельнул ей в башку, когда пять лет назад они вместе проводили отпуск на лодке на озере Меларен. Он швед, кстати, из таких, кто привозит сюда женщин из Азии.

– Мы еще что-то можем сделать для шефа? – спросила Анника Карлссон и чуть наклонила голову, стараясь скрыть улыбку.

– Я хочу иметь ДНК, – сказал Бекстрём. – И самое позднее в понедельник. Ведь не так трудно вытащить один зуб из верхней челюсти черепа, верно? Пожалуй, это же сущая безделица по сравнению с тем, если бы речь шла о живом пациенте. Потом зуб раскалывают надвое, выковыривают пульпу и получают ДНК. Понадобится максимум час с помощью обычной аппаратуры, если вы спросите меня.

– Что-то еще? – поинтересовалась Анника Карлссон.

– Да постарайтесь сделать хоть что-то, – сказал Бекстрём. – Я хочу иметь список всех женщин нашей страны, бесследно исчезнувших за последние десять лет. Имена тех, которые подпадают под мое описание, я хотел бы получить в виде отдельного списка. И меня очень удивит, если в нем окажется более десяти имен.

Затем он поднялся, кивнул остальным и удалился.

19

Будучи сам экспертом, Петер Ниеми также руководил работой всех других экспертов полиции Сольны. Коллеги любили его как человека и уважали как профессионала. Главным образом он был известен своей дотошностью, считающейся далеко не худшим качеством при его работе по поиску доказательств на основе собранных улик.

Выступая с лекциями перед будущими и молодыми коллегами, он обычно делал упор на то, что в их деле большую роль играет системное мышление. Сначала надо создать общее представление о среде, где предстоит проводить исследование, и только потом начинать ползать кругом на четвереньках, изучая царапину на одном из плинтусов, или лезть вверх по лестнице с целью поближе взглянуть на несколько таинственных пятен на потолке прямо над головой жертвы.

Системно мыслить, но при этом не зацикливаясь на чем-то особенно. Просто постараться услышать историю, которую найденные предметы и следы могли рассказать. Именно так он также работал в тот раз, когда ему потребовалось исследовать остров Уфердсён в поисках человеческих останков или каких-либо вещей неизвестной мертвой женщины. Место находки площадью почти восемьсот тысяч квадратных метров, главным образом кустарники и редкий лес, чуть ли не джунгли по сравнению со всей прочей территорией полицейского участка, где он работал.

Петер Ниеми провел восемь рабочих дней на острове. Ему помогали четыре эксперта, которых он позаимствовал из технического отдела лена. Кроме того, два кинолога, каждый со своей собакой, и коллеги из морской полиции, обеспечивавшие транспорт. Естественно, также все оборудование, имевшееся у них с собой. Они даже построили небольшой лагерь там, где обычно причаливал катер, и поставили столы и стулья, где можно было посидеть и попить кофе и поесть или просто передохнуть. Даже разбили палатку для защиты наиболее чувствительных к внешним воздействиям находок на случай, если пойдет дождь. Абсолютно ненужная мера, поскольку им не попадалось ничего интересного с точки зрения их задания, и к тому же солнце светило изо дня в день.

У одного из кинологов даже нашлось объяснение отсутствию находок. На острове хватало кабанов, а если верить местному охотнику, с которым ему довелось разговаривать, они водились там не менее двух десятков лет. А кабаны были всеядными и падальщиками и обычно оставляли после себя очень мало или почти ничего, когда заканчивали есть.

– У них мощные челюсти. Прямо как у мусородробилки. Они за мгновение способны поглотить берцовую кость мертвого человека. В отличие от лисы. Та более разборчива в еде, собственно, ее мы должны благодарить за то, что нам удалось найти череп, – подытожил он свои рассуждения.

– Звучит как утешение, – сказал Ниеми. – Но я услышал тебя и осознал проблему. Кабаны хороши в том, чтобы поддерживать природу в чистоте.

Это было негостеприимное место, но следов человеческого пребывания там все-таки хватало. Сотни пластиковых бутылок и старых упаковок валялись по берегам острова, а в глубине его им даже удалось найти старый фундамент, наверняка оставшийся с той поры, когда Уфердсён использовали в качестве пастбища для своего скота жившие в окрестностях крестьяне. Пожалуй, даже того самого дома, о котором его коллега из морской полиции рассказывал Аннике Карлссон. Сгоревшего в результате удара молнии в 1895 году, когда при пожаре погибли две работницы. В те времена, когда на месте всех этих зарослей был открытый пейзаж с изобилующими травами и цветами лугами.

Но больше никаких признаков жилья, если не считать двух деревянных хижин того рода, какие Петер Ниеми и его друзья обычно сооружали в детстве.

«Из той поры, когда еще не было компьютерных игр и мобильных телефонов», – подумал он. То есть их возраст также явно исчислялся многими годами.

Всего восемь рабочих дней, из которых три первые не принесли никакого результата. И только в конце третьего, когда Ниеми уже решил позволить отдохнуть своей компании в выходные, чтобы самому спокойно и обстоятельно подумать, есть ли смысл в их дальнейшем пребывании на острове, коллега из морской полиции, прибывший забрать его самого и остальных, изменил ситуацию.

– Я прихватил с собой копию старой брошюры о том, как Уфердсён получил свое название, – сообщил он, протянув коричневый конверт Ниеми.

– Да, я помню, ты рассказывал об этом, когда мы плыли сюда в среду, – сказал эксперт.

– Я, конечно, не думаю, что она поможет тебе, но это ведь в любом случае интересное чтение, – продолжил морской полицейский. – Похоже, на острове лежит проклятие. Сгоревшие работницы, умиравшие как мухи животные и утонувшие крестьяне. Такое впечатление, что оно затронуло тебя и других коллег. Ни одной приличной находки за все время. Даже ни единого грибочка на обед. Только комары, старые пластиковые бутылки и прочая дребедень. А теперь у тебя хоть будет интересное чтение на выходные, ты сможешь развлечься, залечивая комариные укусы.

– Жду не дождусь возможности приняться за него, – усмехнулся Петер Ниеми, не подозревая, что сейчас начнутся первые подвижки в его собственном расследовании.

20

Через час после того, как Анника Карлссон закончила первое совещание их следственной группы, ей позвонил заведующий лагерем скаутов Хаквин Фурухьельм и рассказал, что во второй половине дня он приедет в город по личному делу, поэтому, если она все еще хочет поговорить с ним, для этого появлялась отличная возможность.

– После обеда меня устроит, – согласилась Анника.

– Я могу быть у тебя через час, – предложил Фурухьельм. – В такое время обычно нет больших пробок. Во всяком случае, по пути в город.

– Дай мне подумать, – сказала Карлссон и решила: «Надо уступить».

– Но ты, пожалуй, предпочитаешь, чтобы мы увиделись в лагере? – спросил Фурухьельм, явно заметив ее сомнение. – Но тогда, боюсь, мы встретимся самое раннее завтра. Я собирался ночевать в городе.

– Нет, если ты подъедешь к зданию полиции Сольны, то очень мне поможешь, – поспешила заверить его Анника Карлссон. – Я совсем замоталась.

– Да, отлично, – сказал Фурухьельм. – Тогда увидимся в здании полиции через час.

– Извини, но с этим может возникнуть проблема, – возразила Карлссон. – Просто у меня прямо сейчас еще одна встреча. Как смотришь на то, чтобы подъехать через два часа?

«Невинная ложь, поскольку мне надо успеть проверить, что ты за птица», – подумала она.

– Замечательно. Значит, в четырнадцать ноль-ноль в полиции Сольны. По-моему, я знаю, где она находится. Это же большое здание у железной дороги, в нем еще располагается суд?

– Все так, – подтвердила Анника Карлссон. – Спроси меня на ресепшен, я спущусь и заберу тебя.

– Я могу показаться слишком навязчивым, – продолжил Фурухьельм. – Но у тебя по-прежнему нет желания сообщить, о чем пойдет речь?

– Мне нужно получить у тебя кое-какую информацию, – объяснила Анника Карлссон. – Тебя ни в чем не подозревают. Мы начали одно расследование, и, на мой взгляд, ты сможешь помочь нам с ним.