скачать книгу бесплатно
Георгий усмехнулся: что с мальчишки взять?! Да и плохо разве, что он таким задиристым и предприимчивым растет? Если его энергию направить в верное русло, кто знает, может, новый большой коммерсант из него вырастет. Сейчас мир такой, что родине нужны люди с кипучей энергией и живым умом.
В светлой комнате, украшенной картинами с изображениями животных и различной растительности средней полосы России, было очень уютно. Совсем недавно силами местного духовенства, и в частности сурового отца Феликса (духовника Георгия), удалось собрать деньги на ремонт здания и закупить мебель. Так что длинные столы с лавками сменились настоящими партами, а у задней стены, напротив блестящей на солнце грифельной доски, выстроились шкафы с книгами, учебниками и альбомами с гербариями, которые для детишек собирали студенты профессора Савостьянова. Сами ученики в потертых, но чистеньких рубахах и сарафанах рассредоточились группками по кабинету, обсуждая свои важные детские дела. Правда, когда дверь скрипнула и Георгий вошел в класс, несколько пар любопытных глаз мгновенно впились в него. Жадные до нового, будто зверята, школьники по внешнему виду вошедшего старались понять, будет ли им интересен этот элегантный гость.
– Барин с городу, Плину Витальну ищет, – зычно объявил «провожатый», явно испытывая удовольствие от сознания собственной важности.
– Дурак ты, Гришка! Какой же это барин с городу, – с насмешкой сказала белокурая, серьезная не по годам девчушка, сразу видно – отличница. – Это же доктор Родин! Кто твоей тетке Марфе Васильне ногу-то лечил, когда ее отнять уже хотели? Эх ты…
Дети, поняв, что гость не просто абы какой, а очень даже уважаемый, мгновенно собрались вокруг него и жаждали утянуть свой кусочек общения.
– Полина Витальевна пока с директором общаются, – тихо сказал рыженький мальчик, который оказался на голову ниже своих однокашников.
Георгий удивленно поднял брови: малыш будто сошел с карикатур про черту оседлости, которые часто печатали в газетах, только вот видеть карикатуру в приходской школе странно. Правда, детей, в отличие от взрослых, вопросы национальности, видимо, не волновали.
– А вам зачем наша учительница? – набычившись, спросил крупный, но по виду совсем не злобный парень.
В нем Георгий узнал сына местного мельника Степана, такого же здорового и добродушного. С виду – разбойник, на темной дороге от него даже отпетые шугались. А в душе – добрый, такой жалостливый, что даже на кулачные бои не хаживал, все боялся, что пришибет кого ненароком.
– Да вот интересуюсь, не обижаете ли вы Полину Витальевну, сорванцы, – с доброй улыбкой заявил Георгий.
И тут же утонул в детском гомоне: малыши защебетали на разные лады, какая у них замечательная преподавательница. У каждого была своя история: кому на именины она пирог испекла, кому ленту подарила «шелковую и дорогущую», кому с уроками помогла. И по всему выходило, что вовсе она не кисейная барышня, а очень даже уважаемая особа. А уж когда дошло до рассказов о ее замечательных уроках, Георгий и вовсе рот раскрыл: чтобы крестьянские дети да такими знаниями влет щеголяли, надо было по-настоящему их заинтересовать, проявить живой ум, смекалку, глубокое знание преподавательской науки. Вот как выходит: глядел он, глядел столько лет на Полиньку, да самого главного и не разглядел.
Неожиданно дверь с грохотом отворилась, да так резко, что чудом на петлях удержалась.
– Чего разорались, малышня? – страшным басом проревел рябой увалень. Он вразвалку прошел на середину комнаты, пачкая светлые натертые половицы комьями грязи с поношенных сапог. – Совсем страх потеряли, юродивые?
Громила, криво ухмыляясь губами-варениками, дал щелбан еврейчику, да такой силы, что рыжик чуть не кувыркнулся на спину. Прихвостни бугая, которые просочились в комнату не так театрально, в голос загоготали.
– Где моя Полинушка? – рыкнул здоровяк. – Жениться охота! Не хочу учиться, а хочу жениться!
Георгия кто-то испуганно подергал за рукав сюртука. Это оказался тот самый задира Гришка, который привел его в класс, правда, теперь от его прыти не осталось и следа.
– Вот, он Плину Витальну обижает, – прошептал малец. – С дружками разбойными. И нам учиться не дают.
Георгий вообще-то не собирался связываться со школьниками, но этот здоровый лоб явно засиделся за партой, да и шутки его по поводу Поли были недопустимыми, так что пора преподать урок, который не входит в школьную программу. Дополнительное образование на вольных началах, можно сказать. Врач выпрямился во весь рост и подошел к богатырю.
– Ступай-ка, барин, пока не зашибся.
– Я доктор, – сохраняя полную невозмутимость, прервал его Родин, разве что поморщился от смрадного дыхания переростка, – так что первую помощь окажу по всем правилам.
– Ах, ты собрался драться, – загоготал увалень.
– Ну такого Кузьму я и сам возьму, – добавил его адъютант со сломанным носом. Он даже нагнулся, якобы для того, чтобы поправить штаны, но скорее всего, чтобы незаметно вынуть из кармана ножик либо свинчатку.
– Вот, понюхай, чем пахнет, – проревел громила, сунув кулак под нос Георгию.
Родин не стал долго размышлять, а быстро вскинув трость, ударил противника сначала в живот, потом по колену и, когда тот уже скрючился на полу, добавил по загривку. Все-таки школа – не место для кулачных боев: действовать нужно было быстро и четко. Перепуганный и ошалевший от такого быстрого поражения громила проскулил что-то неясное своим сообщникам. Те, хоть явно и трусили, все же ринулись в бой, надеясь одолеть количеством, да еще и с помощью стальных «аргументов». Однако действовали они хаотично, неслаженно, еще и норовили спрятаться за спинами соратников, так что Родину не составило труда быстро раскидать их по углам, нанося четкие и сильные удары тростью. Точно как учил его деда Пётра. Все молодцы валялись у стены, пара ножей улетела в другой конец класса, а Георгий даже не запыхался. Он стоял все такой же собранный, спокойный и невозмутимый, а вот ребятишки за его спиной заходились в крике, свисте и улюлюканье. Они создавали такой шум, что Родин даже подумал, что сейчас сюда сбежится вся деревня.
– А теперь послушайте меня, – обратился он к поверженным противникам, которые краснели как вареные раки, понимая, что весть об их позоре мгновенно разлетится по округе, – если я узнаю или хотя бы заподозрю, что кто-то из вас в школе бесчинствует или младших обижает, я приеду и тогда уже буду не тумаки раздавать, а беседовать по-взрослому. Хотите вести себя, как отрепье, когда вас пытаются в люди вывести, так получите по заслугам: я вам и казенный дом устрою, и прогулку по этапу. Увидите, как уголовнички живут, может, поумнеете да придете учителям ножки целовать. А теперь выметайтесь!
Родин был сам гнев. И на шалопаев, и на остальных ребят он произвел поистине демоническое впечатление. Он возвышался над ними, как скала, и буквально хлестал их словами, в которых слышался чистый металл. Его глаза, казалось, метали молнии. И если бы кто-то из местных хоть раз видел Федора Шаляпина в роли Мефистофеля, то нашел бы немало сходства между ним и Родиным в момент атаки.
Впрочем, был один зритель, который оценил спектакль по достоинству. В дверях, сурово поджав губы и нахмурив тонкие красивые брови, стояла Полина Витальевна Савостьянова. Она, безусловно, больше других учителей страдала от нерадивого поведения этой шайки и в глубине души была благодарна жениху за то, что он их утихомирил. Но вот средства, которые он использовал, противоречили ее глубоко гуманистическому воззрению. Своих подопечных она всегда учила решать вопросы умом, а не грубой силой, а тут такой наглядный пример противоположного подхода к воспитанию.
– Теперь я могу начать урок? – спросила Полина, не повышая голоса.
И поверженные, и победитель, и зрители как один повернулись к дверям. Полина в своих светлых одеждах, совсем невесомая, будто прозрачная, прошла к учительскому столу. – Ну, Антип, опять со своей шайкой хулиганишь? Ладно бы со здоровыми лбами связался, но к младшим-то чего? Только самый подлый трус будет слабых задирать, так-то, получили вы по заслугам. Идите. Да уроки приготовить не забудьте.
Побитый Антипка и его прихвостни не решались даже глаза поднять на учительницу. Так и вышли, понурив головы.
– Вот как? У нас здесь еще один хулиган?! – Если бы Полина повысила голос, эффект был бы смазан, но она произнесли эти слова спокойно и уверенно. Более того, в ее тоне появились насмешливые нотки. – И как, останетесь на наш урок?
Ребятишки затаили дыхание, шестым чувством угадав в разговоре что-то волнующее.
– Извините, Полина Витальевна, никак не могу. Но, может, проводите меня до коляски, чтобы я больше ничего не натворил?
Георгий был рад, что невеста не держит на него зла. Более того, то, как смело, спокойно, без заискивания и кокетства принимала она его помощь, просто восхищало. Как же раньше он не видел в Полине того благородства, с каким она относится ко всем и каждому, даже к тем, кто ведет себя с ней совсем неподобающе?
– Полинушка, – позволил себе вольность Родин, когда дверь кабинета затворилась за ними, – хотел вас проведать, а только расстроил.
– Полно вам, Георгий. Вы поступили как мужчина. Даже если я, как женщина, и не одобряю вашего подхода. Вы за меня вступились, как истинный рыцарь, – сказала она, потом попрощалась, улыбнувшись, и добавила: – И прошу вас, посмотрите Максима. Юленька говорит, ему стало хуже. И еще. Я вас люблю.
Георгий стоял как громом пораженный. Еще ни одна женщина не производила на него подобного впечатления ни показной скромностью, ни сладострастным очарованием, ни вульгарным напором. Его сердце екнуло, пропустило пару ударов и подлетело к горлу. Так вот она какая – настоящая любовь.
Глава пятая
В город Родин возвращался не торопясь и в самом лучшем расположении духа. Он, по-мальчишески окрыленный новым чувством, снова был хоть сию секунду готов к подвигам во имя возлюбленной. Воображение рисовало ему милейшие картины будущего счастья: вот они с Полинушкой прогуливаются по городскому палисаднику, а вот уже в светлых одеждах выбираются на пикник в погожий денек, а вот и теплый семейный ужин в уютно убранной столовой… При мыслях о еде в животе Георгия совсем непоэтично заурчало.
Он-то надеялся перекусить в деревне у Полиньки, но вышло, как вышло. Хорошо, что дома ждет заботливая Клавдия Васильевна, которая всегда что-нибудь да припасет для своего любимчика. Например, пожарские котлетки с картошечкой или говядину по-строгановски со сметанкой, а на десерт моченые яблочки или ягодное суфле, до которого Георгий был большой охотник. Доктор даже улыбнулся своим мыслям: как положено русскому, он искренне любил мир со всеми его удовольствиями, и вкусная еда занимала среди них не самое последнее место. Может, вследствие этого выглядел он далеко не худеньким, но не было в его комплекции мягкости или одутловатости. Родин был по-молодецки ловок и гибок, хорошо чувствовал каждый сантиметр своего крепкого тела. К тому же в кушаньях всегда знал меру, все-таки врач и совсем не враг своему организму.
Родин застыл на развилке, как былинный богатырь. Впору было камень устанавливать: направо пойдешь – домой попадешь (а оттуда уже, казалось, неслись манящие ароматы обеденного стола), прямо пойдешь – в губернскую земскую больницу придешь. Последняя не притягивала ничем приятным, однако Георгий два дня тому назад обещал своему другу Андрею Юсупову заглянуть, внепланово проведать пациентов. И как ни приятно было продолжить свои безмятежные мечтания, Родин решил, что дружеский долг и, разумеется, клятва Гиппократа важнее. И что самое главное, брата Полиньки, мичмана Максима Савостьянова поместили в больницу, и ему неожиданно стало хуже. Не самое лучшее знакомство с будущим шурином, когда тот лежит на судне, но, похоже, с парнем происходило что-то неладное.
Георгий едва въехал на больничный двор, а Еремей даже не успел остановить лошадей, как навстречу выбежал сам главный врач старокузнецкой больницы. Выглядел он не то напуганным, не то очень удивленным, каким Георгий видывал его еще во время совместной учебы, когда какая-нибудь медицинская загадка поражала Андрея до глубины души. Юсупов буквально подлетел к коляске Родина, чуть не силой стаскивая того на землю. Под таким натиском Георгий не удержал равновесия и неудачно приземлился на ноги, больно ушибив лодыжку. Разумеется, настроение его тут же стало хуже некуда: кому ж понравится, едва приехав на работу, получить травму, да еще и на голодный желудок?!
– Ну, рассказывай, – сурово сказал он другу и захромал, опираясь на трость, к больничному крыльцу. – Никак опять «загадочный» случай. Савостьянов?
– Зря ты смеешься, – Юсупов пропустил колкость мимо ушей, – на этот раз и правда чертовщина какая-то! С Савостьяновым все понятно – лихорадка после ранения, кровопотеря. Заживет как на собаке, ты сестер его слушай поменьше. Дрыхнет твой Максим, а тут, черт меня побери, с дамой…
– Тебе, дорогой мой друг, реже бы черт мерещился, – остановившись в дверях, Родин положил руку на плечо однокашника, – если бы ты меньше людям верил. Они ж тебе врут как один! А ты все жалеешь дураков. Не понимаешь, что они сами себе хуже делают. Ладно, показывай, что у тебя стряслось.
– Пойдем в третью палату, только не стучи ты так своей тростью проклятой! Опять к нам этот осел Бицке прикатил, ходит все, вынюхивает… То морфинистов среди персонала искал, теперь вот растраты. Я уже замучился все скляночки с лекарствами перетряхивать да пилюли подсчитывать! Но тебе этой волокиты бумажной не понять…
Георгий кивнул: да, безусловно, преимущество частной практики в том, что ты сам себе хозяин, но надо признать, что инспектор губернского врачебного управления Анатолий Бицке и ему самому кровь знатно попортил.
Как и многие подобные ревизоры, сам инспектор талантом врача одарен не был, посему испытывал жаркую зависть к тем, кто ежедневно спасал чужие жизни. И чем успешнее был доктор, тем больше ненависти он у господина Бицке вызывал, тем сильнее была жажда опорочить или подвести под неожиданный удар талантливого врача. Ну, а дуэт прекрасного управленца Юсупова и талантливого врача Родина и вовсе был занозой в самом неудобном месте у исследователя чужих уток!
Так что Бицке, как мог, цеплялся к обоим: то санитарные нормы проверит с микроскопом, то найдет недовольного лечением пьянчужку, который за стакан спотыкача какую угодно кляузу напишет, а то и вовсе побежит жаловаться, что, пока врачи на жалованье сидят без дела, в больнице орудует частный практик Родин, бывший палач Англо-бурской войны, который клиентов переманивает и удовлетворяет свои катовские[5 - Кат – народное название палача.] потребности.
Ясное дело, что честным профессионалам такие мелкие козни как с гуся вода, но мерзкий осадочек, увы, оставался.
В третьей палате эскулапы нашли сухую, стройную женщину, слишком, пожалуй, туго затянутую в корсет. Также дама отличалась каким-то несуразно большим бюстом, будто тот был приделан к ней искусственно, и пожелтевшим от болезни, осунувшимся лицом. Ее тонкие, сурово сжатые губы подрагивали от приступов боли. И, несмотря на то, что сидела на кровати она прямо, будто палка, было видно, что эта поза доставляет ей невыносимые страдания.
– Вот, Юлианна Фридриховна Шаффель. В Старокузнецке проездом: возвращалась из имения сестры к мужу в Москву да в дороге захворала. Сильные боли в районе живота, спазмы, жар. Аппендицит и желудочные инфекции исключили, так как нет рвоты и… других выделений. Травм никаких не было, – отчитался Андрей, сверяясь с данными анамнеза в блокноте.
– А по женской части? – негромко осведомился Родин.
– Никак нет. Пациентка утверждает, что у сестры провела почти четыре месяца, пока муж был в отъезде, и ничто ее не беспокоило.
Андрей Юсупов немного смутился. Он хоть и был врачом первоклассным, но безродным, и перед знатными пациентами немного робел, особенно когда речь шла о таких деликатных вопросах.
– Ладно, голубчик, дай-ка мне с… – Родин заглянул в блокнот, – Юлианной Фридриховной потолковать с глазу на глаз. У меня с дамами половчее выходит.
И то была чистая правда: Георгия с трудом можно было назвать писаным красавцем с обложек модных журналов, но было в нем какое-то мужское очарование, которое не оставляло равнодушной ни одну даму.
Юсупов вышел из палаты.
– Ну, Юлианна Фридриховна, теперь мы наедине и вам не нужно скрываться. Я – врач частной практики, к казенному учреждению никакого отношения не имею, все мои записи будут похоронены в моей картотеке или, что еще лучше, уничтожены. Теперь скажите, вы ведь знаете, что с вами…
Дама с трудом покачала головой в знак отрицания, но Родин уже видел – блефует. Человеческое существо, каким бы благородным оно ни было, боль терпит с трудом. И в минуты физических терзаний готово выложить перед доктором всю подноготную, если в ней, конечно, нет страшного секрета, который может навредить похлеще, чем недуг.
– Юлианна Фридриховна, я с вами шуток шутить не буду. Я давал клятву лечить даже против воли и непременно ее исполню. Прямо сейчас же велю, чтобы вас насильно вели к… – Родин бил наугад, – гинекологу!
Лицо пациентки изменилось всего на миг, но этого хватило, чтобы Родин все понял. Он был не просто врачом от Бога, но и порядочным физиогномистом, а также блестящим логиком. Все встало на свои места: и раздувшаяся грудь женщины, которая, судя по тому, как на ней натягивалось платье, еще недавно такой не была, и желание скрыть причину недомогания, и отказ от «глубокого осмотра», и даже спазматический характер болей и жар… Видимо, даме сделали подпольный аборт. Согрешила мадам без мужа, а везти бастарда в столицу – не только позор, но и потеря содержания, вот и решила поправить положение. Прискорбно, но не его дело осуждать.
– Послушайте, любезная, – начал Георгий без сантиментов. Сразу видно: женщина перед ним деловая и говорить с ней надо соответствующе. – Ситуация ваша очень щекотлива, но усугублять горе я не буду. Сейчас же вас отправят в хирургию, где опытный, я повторюсь, опытный и квалифицированный хирург, а не деревенский коновал, постарается все исправить. В карте мы запишем, что вы… ну, застудились по женской части, что переросло в инфекцию. Неприятно, но бывает.
– Я много купалась в пруду, – с благодарностью и огромным облегчением произнесла больная и тут же разрыдалась. – Закалялась… Криотерапия…
Двери отделения гинекологии закрылись за командой доверенных эскулапов. Все они были в курсе, что дело особой важности, но за своего главного врача-благодетеля готовы были под пули встать.
– Даже и не знаю, как благодарить тебя, Еня! – проговорил Андрей Юсупов. – Опять ты выручил меня… Ведь если бы проклятый Бицке чего пронюхал, ох и конфуз бы вышел. Эта Шаффель – дама могущественная, всех нас под монастырь подвела бы… Да и дело подсудное.
– Да, найти б того недоумка, который этим промышляет… да руки оторвать! – Родин хрустнул костяшками пальцев. – Но на его место другие придут. Спрос рождает предложение. Я вот думаю иногда, может, и стоило бы разрешить аборты. Столько женщин, ведь неплохих по сути, пострадало от этих мясников.
– Ой, Еня, опасные речи, хоть и не без здравого зерна. Только от нас ничего не зависит. Разве в России врачей кто слушает? Все решают бумагоперекладыватели типа Бицке этого…
– Эх, да что ж мы все о неприятностях?! Давай посмотрим Максима, а потом – отобедай-ка со мной, друг любезный, лучшего спасибо и не придумать!
– А это отличная мысль: я с утра на ногах, а во рту и маковой росинки не было. Иди к своему шурину. А я сейчас загляну в кабинет, переоденусь и сразу…
Но не успел доктор закончить фразу, как двери коридора распахнулись, и из них на всех парах вылетела каталка. Пара не на шутку обеспокоенных санитаров семенила рядом, проверяя пульс больного и пытаясь на ходу измерить температуру. Стало ясно, что обед откладывается надолго.
– Сам понимаешь, долг зовет, – пожал плечами Юсупов.
– Это Максим Савостьянов, – отчитался запыхавшийся санитар, – только привезли. Упал в обморок прямо в палате!
«Из огня да в полымя», – недовольно подумал Георгий и заковылял вслед за шустрыми санитарами. Увы, знакомиться с Максимом придется в операционной.
– И чего это у вас, доктор Юсупов, такой бардак в учреждении? – донесся до Родина гнусавый голос Бицке. – Ходят тут всякие без записей, шастают, как на проходном дворе. Доложить-с об этом надо. Опять этот недоучка у вас командует?
Андрей, который до этого старался наладить с мерзким врачебным инспектором дипломатические связи, только устало отмахнулся.
Ему хватало забот и без мелкого пакостника: в палате, где лежал храбрый мичман Максим Савостьянов, и правда творилось бог знает что. Во-первых, при мичмане всегда находился кто-то из членов его семьи: или отец, профессор ботаники, или одна из сестер, а то и все разом. Как ни пытались их выставить за двери, никакие увещевания не помогали, барышни тут же устраивали полные драматизма сцены со слезами и мольбами. Но, с другой стороны, помощи от них все равно было больше, чем от приставленной к Максиму медсестры Анюты, потому что (а это уже во-вторых) та вдруг вздумала влюбиться в Георгия и вела себя абсолютно неподобающе. А без Родина тоже обойтись было нельзя… И весь этот натуральный дурдом держался в каком-то подобии порядка только благодаря Юсупову.
– Ну, дорогой друг, что ты думаешь? – спросил Андрей, отведя Родина в сторону. – Что-то он как-то сдал за пару часов… – с этими словами главврач закатил глаза, изображая покойника. – Только что по палате ходил, шутил, спать лег и тут – на тебе…
Да, у Родина и Юсупова настала жаркая пора. Бравый моряк хоть и хорохорился, шутил с сестрами и отцом и вообще всячески подбадривал всех вокруг, сейчас выглядел совсем плохо. Температура начала расти, так что сбивать ее удавалось лишь незначительно, голову стали разрывать боли, от которых Максим то и дело срывался на стон, пока никто не слышал, хуже прочего были боли в мышцах и ломота в пояснице, от которой не спасали обезболивающие. А если прибавить к тому тошноту и холодный пот, то картина и правда вырисовывалась безрадостная.
– Симптомы – это следствие, пока мы тут с ним возимся, причина его уничтожает. Нужно зрить в корень, да только где он, я пока не знаю. Может, яд. Но кому в голову придет травить моряка, да еще и уволенного в запас? У него же ранение было на войне, на службу ему в ближайшее время вернуться не светит. Да и что это за яд такой? Чувствую, что-то мы упускаем. Крутится в голове, на самом кончике сознания, а все никак поймать не могу. Подумать мне нужно в тишине…
– Так езжай домой, я тебя прикрою.
Но Георгий только рукой махнул: стыдно бросать пациента. Да и Старокузнецк – город маленький, все равно кто-нибудь да прознает, что он дома, да тут же явится. Он ведь за дни болезни Максима к себе возвращался только рубашку сменить, и то прискакала Сечина-Ледянская. В ноги бросалась, умоляла быть с ней ласковым «в последний раз»… Будто первый был. Насилу отбился.
– Ну, нет так нет, тогда вот тебе, Енюша, ключ от моего кабинета. Закройся там да обмозгуй все как следует, а я пока приму удар на себя.
С этими словами Андрей направился к родственникам больного, отвлекая их внимание и давая Георгию возможность незаметно улизнуть.
Однако достигнуть спасительного кабинета главврача Георгию Родину было не суждено. В темной приемной его буквально к стенке приперла медсестра Анюта: девчушка из деревенских, бойкая, смышленая и феноменально настойчивая. Она сразу перешла к сути дела.
– Я вас люблю! Георгий Иванович, вы для меня все! Вы мой герой, мой свет в окне. Пошто вам эта Полинка, она же бесцветная и такая старая! Она любит только свои тычинки и пестики! А я молодая, я для вас на все готова.
Ее жаркий шепот приятно ласкал слух мужчины, да и молоденькое тело, так тесно прижимавшееся к нему, было по-своему желанным… Но к чему ему девчонка, почти ребенок? Пусть заводная, пусть жизнерадостная и влюбленная, но глупенькая той особой глупостью, которая происходит от отсутствия опыта и которую не исправить никакими книгами, а только прожитыми летами.
– Поцелуйте меня, Георгий Иванович, поцелуйте, как никого не целовали… А то я отравлюсь. Я не могу жить… зная, что вам не нужна…
Анюта запрокинула голову в призывном жесте. Георгий посмотрел в ее васильковые глаза, окинул взглядом милое лицо, курносый носик, веснушки, которые были заметны даже в полумраке, но совсем не портили девчушку.
«А, чем черт не шутит: поцелую, может, и отвяжется!»
Он уже готов был коснуться губами ее губ, но неожиданно медсестра прошептала:
– Поцелуй меня и увези на край света! В Индию, где на ночном Ганге светло от погребальных костров… Я взошла бы в огонь любви, чтобы никогда не просыпаться от счастья…
– Индия? – с удивлением отстранил руки девушки от своей груди Родин. – И откуда только у вас, Анюта, мысли такие в голове?!
– Да это из-за больного, – разочарованно попыталась объяснить девушка. Она не понимала, где прокололась, ведь, казалось, поцелуй возлюбленного у нее в кармане. – Он в бреду только Индию и поминает. А больше всего огонь какой-то, который пожирает тело.
– А почему ты назвала его «погребальным»? – прищурившись, с недоверием протянул Родин. Он чувствовал, что разгадка близка.
– Так это папенька их рассказали, что в Индии Максим Витальевич был на сожжении какого-то барина…
– Брамина?
– Да, его самого!
Родин неосторожно отпихнул от себя Анюту, которая снова попыталась приблизиться, и побежал к палате, прихрамывая. Нельзя было терять ни минуты. Его мысли работали так напряженно, что он даже не чувствовал боли в ноге.
– Ну, конечно, погребальные костры. Очищающий огонь. Там, на Востоке. А в Европе жгут заразу!
