скачать книгу бесплатно
– Сбежал, Николай Александрович! Как есть сбежал. На батарее он.
Бржозовский засмеялся и, хлопнув себя по коленкам, воскликнул: «Ну не стервец, а?». Он покачал головой, ухмыляясь, а потом серьёзно добавил: «Дорогой Михаил Степанович! Как бы там ни было, а сейчас каждый человек на вес золота. Мартынов уже достоин „Святого Георгия“. И он его получит. Живой или мёртвый. Лучше, конечно, живой. А сейчас давайте ещё раз просмотрим наши позиции». И жестом пригласил Свечникова к столу и карте.
– Позиция у нас великолепна. Правда, активных штыков кот наплакал. Надеюсь во время обстрела казематы укроют. И продержимся мы гораздо более сорока восьми часов. Но потери неизбежны. И надо ещё раз крепко подумать. Итак – того, что поставили у Гончаровской гати, хватит?
– Думаю, хватит. – Свечников внимательно ещё раз посмотрел на карту. – Учитывая её протяжённость и болота вокруг, можно смело сказать, что широким фронтом немцы там наступать не смогут. Да и река Бобёр не маловажное препятствие. Как и пять рядов спирали Бруно перед позициями… тем паче Мартыновская батарея… три с половиной батальона и шесть эскадронов донских казачков… должно хватить. Плюс ещё поддержка крепостной артиллерии.
– Усцянки?
– Там вообще непроходимо. Батальона ратников за глаза хватит. Опять же – Мартыновская броневая батарея. Это её сектор.
– Сосня, Бялогронды, двор Леонова?
– Здесь сложнее, Ваше превосходительство. Там будет лобовая атака по сухому месту. Туда бы, Николай Александрович, батальонов пять. Да где ж их взять-то? Без резерва тоже никак… А в Довнарах всего семь. Знаете, что? А давайте самые боеспособные части, четыре-пять батальонов, поставим там? Смотрите, что получается: в цитадели – пять с небольшим. Плюс орудия крепости, так? Рядом, собственно в деревне Осовец и Плохово – три с половиной. В Гониондзе, за Бобром – полтора батальона ратников, батальон пехоты и семь сотен казаков при двух орудиях. И все связаны между собой грунтовками и насыпью железной дороги. При неблагоприятном развитии событий они могут легко поддержать Сосню.
– У меня замечательный начальник штаба! Что бы я без него делал?
В дверь постучали, и на пороге появился телеграфист с телеграфной лентой в руках: «Разрешите, Ваше превосходительство? Вам телеграмма».
– Так что ж вы стоите, батенька? Давайте, давайте её сюда!
Бржозовский бегло посмотрел ленту и задумался.
– Что там, Николай Александрович?
– Телеграф от командующего нашей 12-й армии. Предлагает помощь.
– У них самих там не слаще. – Свечников, не отрываясь от карты, продолжил. – Каждый патрон считают.
Бржозовский повернулся к телеграфисту: «Запишите, мой друг, и отправьте». Телеграфист вынул блокнот и карандаш. «Командующему 12-й армии. Имея в виду, что на флангах крепости спокойно, что вверенный мне гарнизон и артиллерия вполне сохранили боеспособность, и что нами удерживается Сосненская позиция, прошу не приносить лишних жертв для ускоренного освобождения крепости от осаждающего неприятеля. Бржозовский».
Эти слова надо было высечь золотом на скрижалях истории.
Вернулись все?
День был ярким до боли в глазах. Огромный сад за домом весь в кипении какого-то бешеного цветения. Плодовые деревья стояли все в белом, как невесты перед алтарём. Виноградник ярко зеленел, как будто нарисованный щедрым художником, фанатом зелёной краски. И мама, ещё молодая и красивая, кричала вслед: «Гоги! Не беги сломя голову! Ты споткнёшься!». А он, маленький мальчик, смеясь бежал по садовой тропинке. Не бежал, летел! Парил!
– Ого-го! Гоп-ля! – кричал он облакам, синему-синему небу, горным вершинам, маленькой речке бегущей за садом… кто слушает маму в эти годы? Весь мир твой и для тебя! От радости он запрыгал на одной ножке и… споткнулся. Но боли не было. Было так хорошо, так… И мама подбежала, улыбаясь. Но протянув к нему руку, почему-то жёстко и по-мужски стала трясти его за плечо. И голос, такой нежный и мягкий, стал похож на хрипловатый голос денщика Забродина: «Ваше высокоблагородие… Ваше высокоблагородие…». Сквозь сон, с трудом возвращаясь из сада детства в реальность, ещё не полностью проснувшись, он снова стал полковником Георгием Пурцеладзе, командиром Ширванского полка в крепости Осовец. И его солдаты пока тоже спят. Кто в казарме, кто в окопах. Кроме тех, в передовых пикетах. Этим спать нельзя. И вынырнув из тёплого сна, сбросив с себя бурку, которой укрывался, сел на койке.
– Да, Забродин! Что случилось?
– Ваше высокоблагородие! Вы приказали поднять, когда вернётся разведка.
– А… да-да… – и стряхнув с себя остатки сна, уже весь готовый к действию, достал часы. – Половина второго… Вернулись все?
– Нет, Ваше высокоблагородие. Не все.
– Как? Почему? Где они?
– На дворе Леонова.
– Коня!
Через пятнадцать минут, бросив поводья ближайшему солдату, он по ступенькам вбежал в здание. Князь Гугулидзе лежал на покрытом шинелью топчане и смотрел в потолок. Раздетый до пояса он был основательно перебинтован. Кровь кое-где уже обильно проступала сквозь бинты. Двое его «охотников» тоже сидели у стены. Один с забинтованным глазом и перевязанной рукой. Другой, тоже раздетый до пояса, с большой повязкой на плече. Пурцеладзе сел на табуретку поданную кем-то из нижних чинов: «Как же так, Антон Михайлович? Я же приказал, чтобы тихо, чтобы сова не почуяла…»
– Георгий Михайлович! Можно без чинов? Да и трудно мне.
Князь Гугулидзе закашлялся, вытер рукой кровь, выступившую на губах, и повернул голову к своему полковнику: «Сначала о деле. Две „Больших Берты“. Калибр 420 мм… двести метров от села Подлески. Другая, в полукилометре от них справа… В Белашевском лесу… Ориентир – левый берег лесного озера».
– Антон, дорогой! Как же так случилось! Как ты мог так влипнуть?
– Георгий Михайлович, мы всё сделали правильно. Там нас никто и не заметил. Солдаты подтвердят. Но возвращаясь, напоролись на германскую разведку. И пропустили бы их… Но они тащили к себе штабс-капитана Иванцова. Не мог я этого допустить… Не мог… мы с ним недавно под Белашево в одном окопе были. Вы поймёте меня… И дрались-то молча. Не нам, ни им шуметь нельзя. Да видать их пулемётчик заметил… И своих, и наших… Иванцов, связанный, меня собой закрыл… да поздно, правда?
Гугулидзе как-то грустно посмотрел на командира и, отвернувшись к стене, затих
– Антон, Антон… – полковник Пурцеладзе снял папаху.
Но Гугулидзе уже не слышал этих слов. На шинели растекалось тёмно-красное пятно обильно хлынувшей крови. Скрипнув зубами Пурцеладзе встал и подошёл к тем, кто был с ним в поиске. Они уже стояли опираясь спиной о стену перед своим командиром полка.
– Чёрт вас всех возьми! – крикнул полковник. – Здесь что, нельзя найти пару табуреток? Быстро принести! Эти солдаты уже могут сидеть в присутствии Императора, разрази меня гром!
Табуретки принесли.
– Ваше высокоблагородие! – начал один.
Но Пурцеладзе нервно махнул рукой: «Фамилия?».
– Рядовой Сергеев!
– Твоя? – обратился он к другому.
– Рядовой Багилани.
– Молодцы! Я горжусь вами.
У крыльца раздался стук копыт и в дверях замер адъютант. Обернувшись к нему, Георгий Михайлович, растягивая слова, произнёс: «Всех, кто был в поиске, живых и мёртвых к Георгиевским крестам! И упаси Вас господь забыть хоть одного! Всё!».
Снова распахнулась дверь. В комнату вошёл начальник артиллерии крепости барон фон Будберг: «Разведка вернулась?». Пурцеладзе медленно повернувшись к нему вдруг зашептал. Зашептал громко, почти в голос: «Алексей Павлович! Алёша! В ноги упаду, но ты завтра должен разнести к чертям эти „Берты“! Не как начальника артиллерии прошу. Как друга… Как брата, наконец! Ты видишь? – он показал рукой на топчан. – Там лежит мой лучший разведчик. Мёртвый… Алексей, ты сделаешь это? Это моя самая большая просьба».
– Успокойся, Георгий! Князя не вернёшь. Если он успел сказать координаты, погиб не зря. И тем спас много, очень много жизней. Где стоят эти чёртовы пушки?
Пурцеладзе протянул руку адъютанту: «Карту!» Развернув её, показал фон Будбергу: «Вот, Алексей Павлович – двести метров в нашу сторону от Подлесок. Озерцо перед лесом и болотом видишь? Здесь ещё одна на левом берегу. А это… Что тут Гугулидзе пометил? Ага, склад боезапаса! Летуны Журавченко тоже не ошиблись… Алёша, я тебя очень прошу, отомсти за Антона! Век помнить буду!». Алексей фон Будберг крикнул в коридор: «Дежурный!». Унтер-офицер артиллерист через минуту стоял по стойке «смирно» перед своим командиром.
– Время четыре утра. Пока не развиднелось окончательно, Соколова с ручным дальномером и телефониста – в «гнездо»! Карту тоже передашь ему. Я к огневикам в крепость. Что делать – Соколов знает. Ты понял меня?
– Так точно, Ваше высокоблагородие!
– Действуй! – и, уже обращаясь к Пурцеладзе, – А повозку для раненых и князя я, Георгий, отправлю за тобой следом. Вы наверняка лучше меня знаете, где похоронить Антона.
Пурцеладзе крепко обнял артиллериста и с адъютантом ускакал к себе в полк.
Последний штурм
25 ФЕВРАЛЯ 1915 года небеса обрушились на Осовец. Всё, что могло хоть чем-то быть похожим на пушки в осаждающем корпусе, бросило на крепость лавину огненной стали. Начался кромешный ад. Разрывы немецких снарядов заслонили божий свет. Но унтер-офицера Соколова ждала другая задача. Он должен был до метра уточнить, где находилась его главная цель. И в дальномер он внимательно смотрел туда, где, судя по данным разведки ставшей для князя Гугулидзе последней, эта цель должна была себя проявить. И вот, наконец, там показались две вспышки, яркие даже наступившим утром. Даже в грохоте общей канонады залпы орудий «Большая Берта» звучали отдельными громкими нотами, перекрывавших всю эту смертельную какофонию.
– Есть! Засёк! Давай крепость! – крикнул он телефонисту. – Передавай…
Но, сколько телефонист не крутил ручку ничего не получалось.
– Провод, господин унтер-офицер! Я мигом!
Скатившись из «гнезда», взяв провод в ладонь, телефонист побежал по линии. «Только бы нашёл! Только бы успел!» – думал Соколов. Он посмотрел в сторону крепости. Видел, какой ужасающей силы были разрывы этих, почти в тонну весом, снарядов. В небо взлетали целые деревья, огромные массы земли, неимовернейшие столбы воды, если эти монстры попадали во рвы и каналы…
– Бог мой! Да что ж он там так долго! – психовал Соколов. – «Берты» уже, посчитай, штук десятьшвырнули!
Он просто не знал, что телефонист нашёл порыв. Но осколком снаряда ему разворотило грудь. И никогда он не сделает того, что был обязан сделать. Не знал русский унтер-офицер, но понял, что от него так много сейчас зависит. И сам побежал по проводу… А со стороны крепости, падая от близких разрывов и пригибаясь, тоже бежали двое – барон Алексей Будберг и второй телефонист. Будберг, оценив обстановку, приказал телефонисту: «Включайся!». Подключив второй аппарат и вызвав крепость протянул трубку Соколову. Координаты были переданы на батарею. Только разорвавшийся совсем рядом снаряд разметал их в разные стороны. Солдат телефонной роты очнулся первым. В ушах стоял звон на какой-то неимоверно высокой ноте. Он сел, зажал голову руками и раскачиваясь оглянулся. Унтеру Соколову помощь уже была не нужна. А Будберг живой в беспамятстве метался по земле. И хрипел одно: «Бомба… бомба… бомба…». Повинуясь долгу солдата, телефонист взвалил офицера на плечи и шатаясь потащил его в крепость. Уже не обращая внимания на канонаду. Только лишь потому, что не слышал её вовсе…
Пушки привезённые из Кронштадта пока молчали разворачивая свои стволы согласно данным координатам. Старший бомбардир-наводчик Фёдор Потапов поторапливал своих: «Яша, Гриша! Ещё чуток доверните. Да не телитесь вы, как беременные невесты! Так… так… Уф! Стоп! Огонь!». Яков Потиевич и Григорий Ходоковский сделали своё дело. Недаром на императорском смотру ими были получены отличные оценки. Залп! И снаряды, пусть и в половину меньше калибром немецких, ушли к цели…
– Робя! Попали! – крикнул телефонист приданный батарее. – Наблюдатели с передовой сообщили!
– Тогда ещё, братишки! – подмигнул Потапов своим.
И снова два «корабельных чемодана» ушли в сторону немцев. После этого залпа наблюдатели с передовой удивлённо спросили: «Мужики! Куда попали-то?». Артиллеристы не знали. Наблюдатели сообщали, что в районе цели так жахнуло и появилось такое огромное облако взрыва, что они даже понять ничего не могли. Как потом стало известно одну «Берту» совсем вывели из строя, а вторую завалили на бок. И ремонту она подлежала только в заводских условиях. А большой взрыв – попадание в склад, где хранились снаряды к ним. Офицеры этих суператсистем и некоторые чины немецкой артразведки были разжалованы и брошены в первую линию окопов. Но то, что ни одна «Большая Берта» больше не стреляла по крепости – неоспоримый факт. Факт, который позволит осаждённым продержаться до августа. Чёрного августа 1915 года. А пока, с 26-го февраля по 3-е марта, в слепой ярости от потери этих «монстров» вся немецкая артиллерия превратила территорию Осовца в «жерло извергающегося вулкана, в котором не может выжить ничто живое. Ничто, что может дышать и двигаться». Так напишут потом журналисты европейских газет приглашённые смотреть на падение «игрушечной крепости». Этого наши герои-артиллеристы пока не знали. Но знали одно – ночью немцы спят. И придётся им, вместе со всем гарнизоном и сапёрами, восстанавливать то, что было разрушено за день. Всё, что успеют. Благо в подвозе перебоев нет. Тыл не отрезан. А днём… днём снова начнётся ад, бомбёжки с «Цеппелина» и «Альбатросов». Только все они, кто ночью восстанавливал разрушенное, глядя на ходившие ходуном стены будут мрачно шутить: «Да пущай постреляет! Хоша выспимся». Не знали они и того, что 27-го февраля сосредоточенным огнём противника будет уничтожен весь гарнизон Заречного форта. Что они не смогут спасти единственного оставшегося в живых пулемётчика, который выпуская ленту за лентой будет два часа держать носом в землю целый вражий батальон. Пока его не забросают гранатами. Но форт противнику взять не придётся. Потому, что через несколько минут после гибели героя, чьё имя так и останется неизвестным, артиллерия крепости перемесит немцев с обломками оставшимися от форта. Но фамилия штабс-капитана Мартынова останется в памяти осовчан. Он мог переждать этот ад в госпитале. На законных основаниях. Сбежал! Сбежал туда, где его 155мм орудие в броневом вращающемся колпаке держало под обстрелом и Гончаровскую гать и позицию в Сосня. Сбежал из госпиталя, чтобы корректировать огонь своего орудия с открытой вышки. Две тысячи воронок насчитали потом вокруг. А когда немецкий снаряд попал в сквозняк порохового погреба, то рискуя жизнью вынес его оттуда. Он погибнет на своем посту. Но противник не пройдёт там, где стояли артиллеристы Мартынова. Пехота крепости тоже удержала свои позиции. И в этом огромная заслуга всех артиллеристов крепости. Их ювелирная работа спасла много жизней.
Так был сорван третий штурм. В середине марта огонь осаждающих заметно ослаб. Ночами в крепость по железной дороге приходили поезда с пополнением, материалами и Осовец стал готовиться к отражению следующего штурма. Но кто же знал, что он будет таким? А пока до августа началось позиционное противостояние. Но давайте вернёмся немного назад. В 28-е февраля. Есть должок, который надо оплатить.
Ночью когда прекратился обстрел в один из казематов Центрального редута спустился комендант крепости Осовец Николай Александрович Бржозовский. Два солдата охранявшие там Гельмута Хундхофа встали и «ели глазами начальство». Бржозовский как-то обречённо махнул рукой: «Вольно!». И присел рядом с Гельмутом.
– Вот Ваша расписка, Гельмут. Я долго сомневался в правильности своего приказа. Но за эти семьдесят два часа… заметьте, не сорок восемь… многое изменилось, многое… И всё-таки я решил, что мой заместитель, полковник Свечников был прав. Вы, Гельмут, офицер. Крепость продержалась больше сорока восьми часов. Примите, Хундхоф то, что выбрали сами.
Гельмут вдруг упал на колени: «Отпустите, Ваше превосходительство! Бога за Вас буду молить! Всем богам, и православным, и католическим молиться буду! Не вешайте!».
– Что?! Да Вы, мой друг, оказывается, прекрасно понимаете по-русски? Ну, знаете ли! Так, как Вы вели себя тогда в штабе, унижая честь и достоинство офицеров нашей армии… вели себя не как парламентёр, а как барин со слугами… Встать!
Но Гельмут продолжал держать Бржозовского за сапоги: «Ваше превосходительство… Ваше превосходительство…».
– Ради Бога! – крикнул комендант конвойным. – Уберите от меня эту мразь! До последней минуты сомневался отпустить или нет…
И когда солдаты оторвали от него парламентёра крикнул поднимаясь по ступенькам: «Выполнять!».
Котлинский
22 ИЮЛЯ часовой у шлагбаума Осовецкой крепости остановил грузовик припыливший по грунтовой дороге со стороны Белостока: «Стоп, машина! Задний ход!». И улыбнулся видя лицо знакомого водителя.
– Под «Альбатрос» не попал?
– Та ни! Трохи повилял и усе. Бог миловав! Це ж нимци вид наших до кустив сигают.
– Что привёз?
– Кули, снаряды для гармат… так, по мелочам. Зараз ще грузовики йдуть. По железке буде состав грузовый. Рельсы, цемент, арматура всяка…
– А в кабине кто?
– Ахвицер новий. Тильки приихав.
Пассажир вышел из автомобиля и подойдя к часовому подал документы. Тот бегло осмотрел бумаги: «Извините, Ваше благородие! Но порядок…».
– Понимаю, братец! Война. – и уже обращаясь к водителю. – А ты поезжай, дружок! Я по крепости прогуляюсь.
Автомобиль, газанув, упылил дальше в крепость, а вновь прибывший козырнув часовому вошёл в Осовец пешком. Было видно, что в крепости шла работа. Восстанавливались разрушенные укрепления, казематы, пулемётные козырьки… Поднявшись на одну из открытых орудийных позиций попросил у наблюдателя бинокль. И насколько в него было видно отметил про себя, что передовая тоже укрепляется основательно. Немцы тоже копошились в своих окопах. Новые блиндажи, ходы сообщений, новые ряды колючей проволоки… И там, и здесь не сидели сложа руки. Что германцев атакуй, что наших – кровушки должно пролиться много. «Война!» – снова подумал офицер. Только гарнизону крепости могли помочь превратившиеся в непроходимые препятствие болота. А ещё каналы, рвы и река Бобры заполненные водой до краёв. Форсировать их под огнём орудий Осовца представлялось не только затруднительным, а просто невозможным. Вернув бинокль наблюдателю спросил: «А скажи, солдат, как найти коменданта?».
– Ваше благородие! Видите – ступеньки справа? Спускаетесь по ним, потом по тропке мимо разбитого бетонного наблюдательного пункта и попадёте во двор цитадели. А там любой покажет.
– Спасибо, любезный! – ответил тот. И стал спускаться вниз.
Полковник Свечников разговаривал по телефону, когда в штабном каземате открылась дверь. Мельком взглянув на вошедшего офицера махнул рукой: «Присаживайтесь!». Подпоручик подождал и когда Михаил Степанович положил трубку снова встал: «Ваше высокоблагородие! Подпоручик Котлинский прибыл для прохождения дальнейшей службы!».
– Бумаги, будьте добры!
Внимательно их рассмотрев, Свечников снова снял трубку: «Коменданта! Николай Александрович, Вы свободны? К нам прибыл новый офицер. Да-да… у меня. – и окинув взглядом подпоручика – Очень бравый молодой человек… ну, да… есть подождать!».
– Владимир Карпович? Да, Вы присядьте, ей-богу! А то потом и прилечь будет некогда. Мне приказали Вас с дороги напоить чаем. Или кофе?
– Боюсь показаться наглым, но лучше кофе.
– Вот и ладненько! Дежурный! Три кофе. Комендант рядом. Скоро будет.
Не успел дежурный поставить поднос с тремя чашечками и сахаром, как снова открылась дверь и вошёл Бржозовский. Вновь прибывший снова встал и представился: «Ваше превосходительство! Подпоручик Котлинский». Николай Александрович взяв бумаги прибывшего и пробежав по ним глазами, покачал головой и как бы с осуждением сказал: «Ну что ж Вы, батенька мой! Прямо в самый ад».
– Ваше превосходительство! Я вольноопределяющийся. И сам выбрал, где мне служить. Вся Россия только и говорит про Осовец. И считаю своим долгом служить России и Государю именно здесь!
– Похвально, похвально! Ну-с, тогда будем служить вместе. Да Вы присядьте! Как у нас говорят? Сядем рядком, поговорим ладком. А то кофе остынет. Где желаете служить? Вы доброволец. И выбирать Вам.
– Ваше превосходительство! Я готов служить там, где всего нужнее.
Михаил Степанович, до этого внимательно слушавший их разговор, встал и пожал руку подпоручику: «Вот ответ настоящего русского офицера! У нас, Владимир Карпович, большая нехватка в сапёрных частях. А вы, батенька, выпустились сапёром, не так ли? Сейчас в основном воюют они. После прошлого ужасного штурма Вы наверное видели: идут большие работы. Как у нас, так и у противника. Они опять что-то задумали. Но и мы готовимся. И получается – мы мешаем им, а они нам. Только где-то появляется скопление подвод или грузовиков – противник немедленно открывает огонь. Наши артиллеристы тоже не остаются в долгу. Поэтому, Владимир Карпович, мы работаем в основном по ночам. Если у Вас есть желание, то не могли бы Вы взять под начало сапёрную роту Землянского полка? Там позавчера убило командира».
– Как будет угодно, Ваше превосходительство.
– Вот и прекрасно! – сказал комендант подпоручику допив кофе. – Сейчас идите в канцелярию. Оформляйтесь. Я позвоню туда. Да! И ещё одно, Владимир Карпович! Здесь, в штабе, в отсутствии нижних чинов мы называем друг друга по имени-отчеству. Как-то так сложилось само-собой. Традиция, так сказать. Не будем её нарушать?
– Так точно, Николай Александрович!
– Тогда будем считать знакомство состоялось. Вам в канцелярию, а мы с Михаилом Степановичем пройдёмся по крепости. Посмотрим, что день грядущий нам готовит.
В ночь на шестое августа
