скачать книгу бесплатно
А Сергей Магорин, погоревав и провозмущавшись почти год, нашёл себе с помощью друзей «заочницу» по переписке и благополучно женился на ней за полтора года до конца своего срока.
Кипятильник
Кто из вас, дорогие сограждане, хотя бы раз в жизни не посмотрел современный российский боевик? Кто из вас не сочувствовал храброму герою, попавшему в места не столь отдалённые и притесняемому, с одной стороны, гориллоподобными «паханами», а с другой – бестолковой тюремной администрацией? Если вы верите всей этой чепухе, то можете мой рассказ дальше не читать.
Я же, со своей стороны, хочу описать вам историю, случившуюся в колонии города N
с двоюродным племянником моего соседа по этажу.
Вершины своей карьеры Николай достиг на пятом году отсидки. Он стал парикмахером.
Профессия эта в зоне нужна и почётна, поскольку одни лишь кинематографисты считают, что голова у образцового зека должна быть лысой, как колено. На самом деле, волосы в зоне давно разрешены, а парикмахерская имеется при каждой тюремной бане.
Жил Николай теперь припеваючи. Появилась у него и лишняя новая телогрейка, и шапка, и ботинки, и чаёк индийский плескался в кружке не только по праздникам. Одно лишь нехорошо – не было у Николая «заводского» кипятильника.
О вы, в жизни не нюхавшие запаха тюремных коридоров! Вам не понять, какая пропасть пролегает между кипятильником заводского изготовления и самодельным приспособлением из двух металлических пластин и куска провода. И вкус у чая уже не тот, и старший дневальный на тебя косится, – нету в зоне запасных розеток, все самоделками попалили, – и дежурная смена, того гляди, на месте преступления застанет. Тогда уж не только самоделку отберут, а и наказать могут.
И главное, ведь не бедный же человек парикмахер! Сунулся Николай в один отряд: «Продай!» «Нет, – говорят, – самим нужен». Сунулся в другой – и там неудача. Ну хоть ты тресни – чая куры не клюют, а попить его по-человечески нельзя!
Ждал как-то Николай отца своего на свидание. Хоть и трудно живётся старику, но молодец, сыну помогать не забывает. «Дай-ка, – думает Николай, – попрошу его кипятильник мне в следующий раз привезти. Не такая уж это дорогая вещь». А тут его как раз и по радио вызывают.
Приходит Коля по вызову на вахту и, не поверите, совершенно случайно видит такой эпизод: стоит дежурный около стола, держит в руках новёхонький «заводской» кипятильник и спрашивает у своей смены:
– Пацаны, это чей?
– Ничей, – отвечают пацаны, – давай, мы его себе возьмём.
– Эх вы, шалопаи! – говорит им тогда в сердцах дежурный. – Это же, наверное, предыдущая смена забыла. Своих же товарищей обобрать хотите, – и кладёт прибор в стол, в верхний ящик.
Долго ли, коротко ли, а только через три часа выходит Николай со свидания. День уже клонится к закату, в столовой вовсю бачки к ужину расставляют, в кресле на вахте другой офицер сидит.
Прошёл Николай к себе в отряд, оставил там мешок с передачей, и снова бегом на вахту.
– Это что ж такое делается? – кричит он новому дежурному. – Это почему же такой беспредел в моём отношении допускают? Да я, может, прокурору пожалуюсь.
– Что такое, Николай? – спрашивает дежурный, который не далее как позавчера у него в парикмахерской стригся. – Кто посмел? Веди его сюда, мы ему живо рога обломаем.
– Ну вот, Валентиныч, я к тебе всерьёз, а ты шутки шутишь. А ведь дело-то нехорошее. Дневная смена, пока я на свиданке был, кипятильник у меня из тумбочки забрала!
– Самодельный? – с усмешкой уточняет дежурный.
– Заводской! Гадом буду, заводской! – заверяет его Николай.
– Странно, странно, – говорит дежурный, выдвигает верхний ящик стола и видит лежащий там кипятильник. – Уж не этот ли?
– Этот, этот, – как дитё, радуется Николай и горячо благодарит доверчивого Валентиныча. В уме он уже давно просчитал, что следующая встреча двух сегодняшних смен состоится только через четверо суток, и возможность разоблачения крайне низка.
В отряде хитрый парикмахер достаёт из мешка пакет с печеньем, наливает в самодельную литровую кружку воды и ставит её на стол в комнате приёма пищи. Душа его поёт, новая вещица радует глаз. Пока он стоит у окна в ожидании чая, в комнату заходит здоровенный верзила по кличке Карасик – человек грубый и неуравновешенный. Он смотрит на новый кипятильник Николая и неожиданно начинает шевелить ушами от возмущения.
– Это что же такое? – вопит он на весь отряд. – Это как же прикажете понимать? – и выдёргивает кипятильник из розетки.
Мгновенно вокруг собирается толпа. Николай смутно догадывается, что чаепитие придётся отложить.
– Ты что, белены объелся, – пытается урезонить он распоясавшегося хулигана, но Карасик от этого только свирепеет.
– Я думал, его на вчерашнем обыске отмели, жалобу прокурору хотел написать, а он, оказывается, эвон где!
Николай зеленеет, словно ночник над входом в спальную секцию, и лихорадочно озирается в поисках выхода. Но выхода нет. Десятки горящих глаз устремлены на него, а на языках так и вертится нехорошее слово «крыса».
Что делать? Может быть, рассказать всё, как есть? Но нет, все решат, что он сочиняет небылицы, спасая себя от справедливого возмездия. Николай хватается за последнюю соломинку.
– Да брось ты заливать, мало ли в зоне похожих кипятильников!
И тогда Карасик торжествующе показывает всем присутствующим два косых крестика и точку на пластмассовой части прибора – отметки, сделанные им специально на такой случай.
В этот момент в душную атмосферу помещения проникает лёгкий ветерок снаружи и колышет створки открытого настежь окна. Николай воспринимает это как сигнал свыше, спрыгивает вниз, благо отряд расположен на первом этаже, и быстро бежит в направлении вахты, где и проводит ближайшие два часа, пока страсти не утихают. За это время истинная картина происшествия восстанавливается во всей своей первозданной красе, и грубиян Карасик нехотя снимает с Николая все претензии.
Вот такие события, дорогие сограждане, бушуют порой на просторах наших исправительных учреждений, оставляя далеко за флагом жалкие выдумки мастеров отечественного детектива.
_____________________________
Примечание автора. Рассказ «Кипятильник» был написан мной на основе случая, произошедшего на самом деле. Правда, в реальной жизни задуманная хитрым парикмахером комбинация увенчалась полным успехом, и он пользовался «приватизированным» электроприбором многие годы. Чей был тот кипятильник – загадка.
Отряд №7: Ночная охота
Полночь. Пожилой, по тюремным меркам, оперативный дежурный (лет сорока пяти) допивает чифир с конфетой, бросает под стол бумажку и обращается к смене:
– Так, пацаны! Пора накрывать телевизор в седьмом отряде!
Он снимает с пульта телефонную трубку и звонит на центральную, стоящую посреди зоны вышку. Там, над закрытым для обычных зеков люком, день и ночь сидит осуждённый из отряда хозобслуги и нажимает на кнопки, управляющие электрическими замками локалок – локальных участков, разделяющих зону на отдельные части.
– А что, Хохол, – спрашивает вышкаря дежурный, – телевизор в седьмом отряде сегодня смотрят?
– Что-то не видно, Петрович, – отвечает тот. – Должно быть, окна одеялами занавесили.
– Слышь, Хохол, ты спустись потихоньку вниз и жди нас у седьмой локалки, – даёт указание дежурный и кладёт трубку.
– Вот что, пацаны! Слушай план «Барбаросса»!
Младшие инспектора – несколько молодых ребят в камуфляже – подаются вперёд.
– Значит так, – вещает Петрович, – идём будто бы в десятый отряд, но внутрь не заходим и возвращаемся к седьмому вдоль забора. Хохол тихо-тихо открывает калитку, а вы уж дуйте со всей дури в ленкомнату. Если операцию провести грамотно, двух-трёх человек накроем только так! Всем всё ясно?
– Базару нет! – за всех отвечает помощник. Смена разбирает резиновые дубинки, один человек остаётся за пультом, остальные, во главе с дежурным, идут в зону.
Демонстративно дойдя до десятого отряда и хлопнув для убедительности железной дверью, смена разворачивается и, под прикрытием сплошного высокого забора, подходит ко входу в локальный двор седьмого. Хохол, вооружённый гаечным ключом, уже отвинчивает гайки с кожуха электрического замка. Лунный свет, перемешанный с излучениями тусклых фонарей, щедро заливает локалку, и сквозь щели дверной рамы видно, как ходит по ней взад и вперёд поставленный на часы атасник. Всё кругом спокойно, и он не чувствует надвигающейся опасности.
Хохол приподнимает отвинченный кожух и тянет за обнажившуюся деталь, соединённую с языком замка. Дверь открыта. Помощник рывком распахивает её, и смена вваливается в локальный двор.
Атасник оборачивается на шум, судорожно вскрикивает: «Контора!» – и пытается бежать. Подскочивший помощник азартно ударяет его дубинкой «по горбу». Внутри помещения отряда слышен топот удаляющихся в спальную секцию телезрителей. Смене достаются один лишь работающий телевизор и полумёртвый от страха атасник.
Дежурный проходит с фонариком по спальному помещению, но установить личность нарушителей уже невозможно. Ночной дневальный – осуждённый, в чьи обязанности входит следить за порядком в ночное время – отвечает уклончиво и явно не хочет нажить себе неприятностей. Понукаемый дежурным, он снимает с подставки телевизор и несёт его на вахту. Туда же препровождается и пленённый атасник.
На вахте трофей устанавливается на подоконник, и, за поздним временем, не включается. Атасник торжественно водворяется в прогулочный двор штрафного изолятора – железную комнату с небом в клеточку вместо потолка – и оставляется там в наказание до утра. Зона замирает.
В два часа ночи начинает накрапывать дождь. В четыре кто-то вспоминает об атаснике. Промокший до нитки, тот трясётся как осиновый лист и твердит только одно:
– Хоть бить будут, не стану больше телевизор сторожить!
Его отпускают с миром, и он возвращается в отряд, бормоча на ходу:
– Пускай хоть мешок чая дают, не встану больше «на атас». Здоровье дороже!
Отряд №7: Гена Кукушкин
Полдень. Седьмой отряд выходит из столовой и криво строится перед нарисованной на асфальте белой линией. В числе последних из помещения появляется грязный, оборванный зек, косо глядящий на всех исподлобья.
– Пошли! – командует младший инспектор, и толпа осуждённых устремляется куда-то вдоль забора. Оборванный зек поворачивает, однако, в другую сторону.
– Стой, твою мать! – кричит ему «помощник администрации» – опрятно одетый осуждённый с красной повязкой на рукаве.
Оборванец прибавляет прыти. «Повязочник» стремглав догоняет его и хватает за руку, отчего с ноги у бедолаги слетает грязная, прорванная спереди тапка.
– Куда! Быстро в отряд!
Оборванец угрюмо озирается, делает несколько неуверенных шагов и вдруг, разбежавшись, с разгону ударяет головой в лист железного забора.
«Бам-ммм», – раздаётся грохот, осуждённый вскрикивает и картинно падает на асфальт.
– Гляди, гляди, в столб не ударяет – точно в центр листа бьёт! Грохоту много, а ему, гаду, даже не больно! – плюётся помощник администрации.
– Да, голова у него дубовая! – уважительно говорит подошедший младший инспектор.
Вокруг лежащего на асфальте собираются любопытные: помощник дежурного, ещё один младший инспектор и несколько осуждённых из отряда хозобслуги.
– Гляди-гляди, ресницы-то подрагивают, – указывает пальцем один из зеков. – Эй, Генок, хватит дуру гнать, вставай!
Генок, или, как значится в его личном деле, Геннадий Иванович Кукушкин, сидит в колонии не первый раз, и к его чудачествам все привыкли. В начале каждого срока, перед судом, ему проводится психиатрическая экспертиза, постоянно признающая его вменяемым, но, глядя на его поведение, поверить в это трудно. Колонийская санчасть несколько раз пыталась избавиться от него, направляя в областную тюремную больницу, но беспокойного пациента моментально возвращали обратно, в последний раз – с записью в карточке «симулянт».
– Эй, Генок, хочешь, закурить дам? – младший инспектор достаёт из пачки «Космоса» одну сигарету и крутит её перед глазами распростёртого на земле тела.
Генок шевелится, делая вид, что очнулся от глубокого обморока.
– Ну, дай, – угрюмо говорит он.
– Чего-чего, а про сигарету услыхал, – смеются окружающие.
– Э, нет, сперва в отряд иди, – улыбается младший инспектор.
Генок тяжело встаёт и, шлёпая тапками, направляется к своему седьмому отряду. Железная дверь с лязгом захлопывается за ним, и лишь после этого младший инспектор просовывает сквозь вырезанное в двери окошко обещанную сигарету.
До вечера Гена ведёт себя благопристойно, греется на тёплом майском солнышке и играет с желающими в шахматы. Умеет играть он, как ни странно, хорошо, поэтому никто в отряде не рискнёт сражаться с ним «под интерес» – энное количество чая против Гениной пайки в столовой. К вечеру, однако, такое поведение Генку надоедает…
Шестой час. По радио только что объявлена вечерняя проверка. В локальный двор заходит сержант с «картотекой» и наскоро пересчитывает построившийся отряд «по головам». Одного человека не хватает.
Сержант достаёт из чехла стопку карточек для пофамильной переклички, но завхоз – старший среди осуждённых в отряде – молча указывает ему на окна второго этажа.
В раскрытом настежь окне умывальника стоит давно не мытая фигура в пёстрых трусах и угрюмо смотрит вниз.
Дружный хохот сотрясает строй осуждённых.
– Щас прыгну! – дурным голосом ревёт Генок и заносит ногу над бездной, отчего зрителям становятся видны его чёрные подошвы и коричневые, давно не стриженые ногти.
– Прыгай! – орут зеки.
– Щас полечу! – угрожает Генок, не переставая, однако, держаться за край рамы.
– Все на месте, – лаконично констатирует сержант.
– Эй, командир! – орёт сверху Генок, – Дай закурить!
– Прыгни, тогда я тебе две пачки дам! – встревает завхоз. – И коробку печенья в придачу!
– Эх, совести у вас нет! – вздыхает Генок. – Что ж вы над больным издеваетесь!
– Пахать на тебе, жеребце, надо! – расходится завхоз. – А если завтра в бане не помоешься – на улице будешь ночевать!
– Баня, баня, – ворчит Гена и неуклюже слезает с подоконника, – нет, чтоб закурить больному человеку дать.
Вскоре локальный двор пустеет – по телевизору интересный фильм. Завхоз одиноко садится на скамью и достаёт сигарету.
– Господи! – обращается он неизвестно к кому. – И когда же наш начальник отряда из отпуска выйдет! Ну хоть бы он на несколько суток в изолятор его посадил! Всю кровь выпил, аспид проклятый! – он чиркает спичкой и глубоко затягивается. – Нет, правильно говорят: лучше три хулигана в отряде, чем один дурак!
Завтра он будет дома
фантастический рассказ
Неизвестно, что именно написала на конверте малограмотная мамаша осуждённого Иванова, но только прошение, направленное ею в европейский суд по правам человека, город Страсбург, попало в совершенно иную организацию. Этой организацией оказался межзвёздный суд 4-й инстанции системы Сириуса-Б.
Как известно, планета Земля пока ещё закрыта для контакта. Но межзвёздный суд, тронутый просьбой пожилой землянки «поскорее вернуть» ей сына – «единственную опору в старости», учёл многочисленные возрастные болезни просительницы, принял ходатайство к рассмотрению, а в скором времени и удовлетворил. При этом, согласно статьи 4 «Закона о закрытых для контакта мирах», сам осуждённый Иванов на заседание суда не вызывался…
В то памятное утро Игорь Иванов сытно позавтракал куском ветчины, раболепно принесённой ему другими осуждёнными, выпил индийского чаю с шоколадными конфетами, и, пройдя к своей шконке[2 - – Шконка (жарг.) – койка.], расположенной, естественно, в самом тёплом и светлом углу спальной секции, прилёг почитать газету «СПИД-Инфо». Разомлев, он уже сомкнул было веки, готовый вздремнуть часок-другой, как вдруг мир вокруг него озарился ярчайшим светом, в лицо дохнуло банным теплом и запахом распаренных веников, а газета была грубо вырвана из ослабевших спросонья пальцев.
Ошалев от такой наглости, Иванов открыл глаза и хотел грубо выругаться, но вместо этого заорал как ошпаренный и пустился наутёк. Он даже не сразу понял, что бежит не по заставленному кроватями и табуретками отряду, а по каким-то диким тропическим джунглям. Да и как тут было соображать, если по пятам за ним, сжимая в зубах обрывки газеты, гнался огромный двухметровый орангутанг!
Наконец, когда Игорь почти выбился из сил, проклятая обезьяна заинтересовалась бананами на высоком дереве и преследование прекратила.
Почти без чувств Иванов рухнул подле какого-то врытого в землю столба, а когда отдышался и поднял голову, то обнаружил, что к столбу прибита большая доска с выведенными на ней буквами:
