скачать книгу бесплатно
Элиз согласно кивнула.
– Я скажу вам, в чем риск, – произнесла Айрини с интонацией, подразумевающей «вам, идиотам». – Мы живем за счет сообщества и едва сводим концы с концами. Единственная наша ценность – это доверие к нам. Если вдруг появится мнение, что мы принимаем работы, основываясь не на их реальных достоинствах, а потому, что мы – группа приятелей и нам нравится художник, тут нам и конец. Вот в чем риск. Никто не будет относиться к нам серьезно. Художники откажутся представлять свои работы из опасения, что и их репутация будет подмочена. Люди перестанут приходить, потому что будут знать: здесь они увидят дерьмо вроде… – Она замолчала, как будто ей не хватило слов, и просто показала на холст.
И тут Клара увидела это. Некую искру, вспыхнувшую на периферии ее сознания. На одно мгновение «Ярмарочный день» засверкал. Отдельные части сложились воедино, потом этот миг прошел. Клара поняла, что задерживает дыхание, но еще она поняла, что перед ней великое произведение. Она, как и Питер, не могла объяснить почему, но в это мгновение мир, казавшийся перевернутым, встал на свое место. Ей стало ясно, что «Ярмарочный день» – выдающаяся работа.
– Я думаю, это не просто хорошая работа. Я думаю, это блестящая работа, – сказала она.
– Да бога ради. Вы что, не видите – она говорит это, чтобы поддержать мужа?
– Айрини, мы слышали ваше мнение. Продолжайте, Клара, – сказала Элиз.
Анри подался вперед, стул под ним застонал.
Клара встала и медленно подошла к полотну на пюпитре. Оно тронуло ее таким чувством утраты и печали, что она едва сдержалась, чтобы не расплакаться. Как такое возможно? – спрашивала она себя. Изображения были такие детские, такие примитивные. Почти глупые – с танцующими гусями и улыбающимися людьми. Но здесь было что-то еще. Что-то лежащее за пределами ее понимания.
– Я прошу прощения. Это так неловко, – сказала она, чувствуя, как горят ее щеки, – но я не могу это объяснить.
– Давайте отложим «Ярмарочный день» в сторону и вернемся к нему, когда посмотрим другие работы.
Остальная часть собрания прошла гладко. Солнце садилось, и, когда они вернулись к «Ярмарочному дню», в комнате стало еще холоднее, чем вначале.
Питер включил свет и водрузил работу Джейн на пюпитр.
– D’accord[4 - Ну хорошо (фр.).]. У кого-нибудь изменилось мнение касательно «Ярмарочного дня»? – спросила Элиз.
Молчание.
– Значит, двое за то, чтобы принять, и двое против.
Элиз спокойным взглядом посмотрела на «Ярмарочный день». Она шапочно была знакома с Джейн Нил, и ей нравилось то, что она видела. Джейн всегда казалась Элиз благоразумной, доброй и мыслящей женщиной. Человеком, с которым приятно проводить время. Почему же она создала такую неряшливую, детскую вещь? Но… И тут новая мысль пришла ей в голову. Не то чтобы слишком оригинальная или новая для самой Элиз, но новая сегодня.
– «Ярмарочный день» принят. Он будет демонстрироваться вместе с другими работами.
Клара радостно подпрыгнула, опрокинув стул.
– Да бросьте вы, – сказала Айрини.
– Все правильно. Прекрасная работа. Вы обе подтвердили мою точку зрения. – Элиз улыбнулась.
– Какую точку зрения?
– По какой-то причине «Ярмарочный день» задевает нас. Он нас трогает. Вызывает у нас гнев, – сказала Элиз, отдавая дань справедливости словам Айрини. – Вызывает недоумение… – Короткий, но многозначительный взгляд на Анри, который кивнул седеющей головой. – Вызывает… – Взгляд в сторону Питера и Клары.
– Радость, – откликнулся Питер в тот самый момент, когда Клара произнесла:
– Печаль.
Они переглянулись и рассмеялись.
– Так вот, я смотрю на картину и чувствую то же, что и Анри, – обычное недоумение. Но все дело в том, что я не в силах определить, то ли это блестящий пример наивного искусства, то ли никчемные каракули совершенно бездарной, выжившей из ума старой женщины. Вот в чем противоречие. И вот почему картина должна быть выставлена. Могу гарантировать, что именно об этой работе люди будут больше всего говорить в кафе после вернисажа.
– Отвратительно, – сказала Рут Зардо позднее тем вечером, опершись на трость и отхлебнув виски.
Друзья Питера и Клары собрались в их гостиной у потрескивающего камина на обед в канун Дня благодарения.
Это было затишье перед боем. Завтра понаедут родня и друзья и наверняка задержатся на весь долгий уик-энд Дня благодарения. В лесу будет полно туристов и охотников – не самое удачное сочетание. На деревенском лугу в субботу утром будет проведен ежегодный матч по тачболу[5 - Тачбол (от touch-football) – упрощенный вид американского футбола.], а после него будет устроен овощной рынок – последнее отчаянное усилие распродать томаты и кабачки. Вечером разведут костер, и Три Сосны наполнятся великолепным запахом горящих листьев и дерева с подозрительными оттенками гаспачо.
Три Сосны не были обозначены на туристских картах, потому что деревня находилась слишком далеко от магистральных и даже второстепенных дорог. Как и Нарнию[6 - Нарния – волшебная страна из цикла сказок Клайва Льюиса «Хроники Нарнии».], ее обычно обнаруживали неожиданно и удивлялись, что такая старая деревня все это время пряталась здесь, в долине. Тот, кому повезло попасть в Три Сосны один раз, обычно возвращался сюда. И День благодарения в начале октября был для этого идеальным временем. Погода, как правило, в это время стояла ясная, чуть морозная, летние ароматы старых садовых роз и флоксов замещались терпким запахом осенних листьев, дымка костров и жареной индейки.
Оливье и Габри пересказывали события сегодняшнего утра. Их описание было таким ярким, что все в уютной гостиной живо представили себе трех мальчишек в лыжных масках, набирающих полные горсти утиного помета на краю деревенского луга. Мальчишки подняли руки, помет просачивался у них между пальцами, и тут они принялись швырять его в старое кирпичное здание. Вскоре на белых и голубых навесах с надписью «Кампари» появились грязные потеки, коричневатая жижа потекла по стенам. Вывеска «Бистро» оказалась вся заляпана. За несколько мгновений безупречно чистый фасад кафе в самом центре деревни Три Сосны стал грязным, и не только от утиного помета. Деревню осквернили наполнившие воздух слова «Пидоры! Гомосеки! Dеguelasse!», выкрикиваемые мальчишками в масках.
Слушая Оливье и Габри, Джейн вспоминала, как вышла из своего маленького каменного коттеджа по другую сторону луга и поспешила к бистро, из которого появились Оливье и Габри. Мальчишки удовлетворенно вскричали и принялись – небезуспешно – целиться в двух мужчин.
Джейн ускорила шаг, жалея, что ноги у нее полные, а не длинные. И тут она увидела, как Оливье сделал нечто совершенно необычное. Пока мальчишки кричали, продолжая кидаться пометом, Оливье медленно, обдуманно, мягко взял руку Габри, немного подержал ее, а потом элегантно поднес к губам. Мальчишки застыли на месте, глядя, как Оливье губами, испачканными пометом, целует испачканную пометом руку Габри. Мальчишек этот акт любви и вызова ошеломил. Но всего лишь на несколько секунд. Их ненависть восторжествовала, и они удвоили усилия.
«А ну, прекратите это!» – твердо сказала Джейн.
Руки замерли в полузамахе, инстинктивно реагируя на властный голос. Все трое как один повернулись и увидели маленькую Джейн Нил в платье в цветочек. Она строго смотрела на них. Один из мальчишек в оранжевой маске завел было руку, чтобы швырнуть пометом в нее.
«Только посмейте, молодой человек!»
Он помедлил, и Джейн хватило этого времени, чтобы заглянуть в глаза каждому из них.
«Филипп Крофт, Гас Хеннесси и Клод Лапьер», – медленно и четко проговорила она.
И это остановило их. Они побросали помет и побежали мимо Джейн вверх по холму. Тот, на котором была оранжевая маска, рассмеялся. Звук был такой грязный – превосходил даже помет. Один из парней повернулся и посмотрел назад, а другие врезались в него и поволокли дальше вверх по Дю-Мулен.
Случилось это сегодня утром, а уже казалось похожим на сон.
– Это было отвратительно, – сказал Габри, соглашаясь с Рут. Он сел в одно из старых кресел, обивка которого набралась тепла из камина. – Они, конечно, были правы. Я действительно гей.
– И, – подхватил Оливье, присаживаясь на подлокотник кресла Габри, – довольно гомосексуальный.
– Я стал одним из самых впечатляющих гомосексуалов Квебека, – сказал Габри, перефразируя Квентина Криспа[7 - Квентин Крисп (1908–1999) – английский писатель и актер, «гей-икона» своего времени.]. – От моих взглядов дух захватывает.
Оливье рассмеялся, а Рут подбросила в огонь еще одно полено.
– Ты и в самом деле выглядел очень впечатляюще сегодня утром, – сказал Бен Хадли, лучший друг Питера.
– Неужели как настоящий землевладелец?
– Скорее как обитатель медвежьего угла.
В кухне Клара встретила Мирну Ландерс.
– Стол выглядит замечательно, – сказала Мирна, стягивая с себя куртку, под которой оказалась яркая фиолетовая кофта, и Клара удивилась, как это Мирне удалось протиснуться в дверь.
Гостья принесла свой вклад в вечернее застолье – цветочную композицию.
– Куда это поставить, детка?
Клара вытаращилась на цветы. Как и сама Мирна, ее букеты были громадными, пышными и неожиданными. В этой композиции присутствовали кленовые и дубовые ветки, тростник с речушки Белла-Беллы, протекавшей за книжной лавкой Мирны, яблочные ветви, на которых еще оставалось несколько яблок, и большие пучки трав.
– Это что?
– Где?
– Вот здесь, в середине композиции.
– Колбаса.
– Обычная колбаса?
– Угу, а посмотри-ка вот сюда… – Мирна ткнула пальцем в переплетение стеблей.
– «Избранные сочинения У. Х. Одена[8 - Уистен Хью Оден (1907–1973) – англо-американский поэт.]», – прочла Клара. – Ты шутишь.
– Это для мальчиков.
– А что там еще? – Клара обозрела огромную композицию.
– Дензел Вашингтон. Только Габри не говори.
В гостиной Джейн продолжала рассказывать историю:
– …Потом Габри сказал мне: «Я получил удобрения для вас. Именно так Вита Сэквилл-Уэст[9 - Вита Сэквилл-Уэст (1892–1962) – английский автор, поэтесса, известна своим богемным образом жизни и бисексуальностью, широко известен ее страстный роман с Вирджинией Вулф.] и носила их всегда».
Оливье прошептал на ухо Габри:
– Ты очень гомосексуален.
– Разве ты не рад, что хотя бы один из нас таков? – Старая и удобная шутка.
– Ну как вы? – спросила Мирна, выходя из кухни в сопровождении Клары, и обняла Габри и Оливье.
Питер налил Мирне виски.
– Думаю, у нас все в порядке. – Оливье поцеловал Мирну в обе щеки. – Удивительно, почему этого не случилось раньше. Мы здесь уже сколько живем? Двенадцать лет?
Габри, набивший рот камамбером, кивнул.
– И вот впервые за эти годы нас попытались унизить. В самый первый раз меня побили за неправильную ориентацию, когда я был еще мальчишкой, в Монреале, несколько взрослых дядек. Вот это был ужас.
Все продолжали молчать, и лишь поленья потрескивали в камине, создавая звуковой фон для рассказа Оливье.
– Они поколотили меня тростями. Забавно, но, когда я вспоминаю, это и было самым мучительным в том происшествии. Не синяки и царапины, а то, что, прежде чем ударить, они тыкали в меня тростью. – Он показал рукой, как они это делали. – Словно я не человек.
– Это необходимый первый шаг, – сказала Мирна. – Они сначала как бы обесчеловечивают жертву. Ты это хорошо объяснил.
Она знала, о чем говорит. До своего приезда в Три Сосны Мирна работала психотерапевтом в Монреале. И, будучи чернокожей, часто видела на лицах людей то единственное в своем роде выражение, которое появляется, когда на тебя смотрят как на мебель.
Рут обратилась к Оливье, меняя тему разговора:
– Я была в подвале и нашла там кое-какие вещички. Подумала, может, ты продашь их для меня?
Подвал Рут был ее банком.
– Прекрасно. Что за вещи?
– Да кое-что из рубинового стекла…
– О, замечательно. – Оливье любил цветное стекло. – Ручное дутье?
– Ты что, меня за идиотку держишь? Конечно ручное дутье.
– Ты уверена, что они тебе больше не нужны? – Оливье всегда задавал этот вопрос своим друзьям.
– Прекрати меня об этом спрашивать. Думаешь, я завела бы разговор, будь у меня какие-то сомнения?
– Старая сука.
– Шлюха.
– Ну хорошо, расскажи мне о них, – сказал Оливье.
Вещи, которые Рут доставала из подвала, и в самом деле были невероятными. У нее словно имелась нора, прорытая в прошлое. Там было много мусора вроде старых сломанных кофеварок и перегоревших тостеров. Но от большинства других вещей у Оливье сердце заходилось. Корыстный торговец антиквариатом в нем (а эта личность составляла гораздо бо?льшую часть его существа, чем он готов был признать) был в восторге оттого, что имеет эксклюзивный доступ к сокровищам Рут. Ему иногда снились сны наяву об этом подвале.
Но если сокровища Рут возбуждали его, то при мыслях о доме Джейн он просто слюной истекал. Он готов был убить, чтобы увидеть, что там у нее за кухней. В одной ее кухне антиквариата было на десятки тысяч долларов. Когда он по настоянию паникера Габри впервые появился в Трех Соснах, то чуть не потерял дар речи, увидев линолеум в прихожей Джейн. Если у нее прихожая – настоящий музей, а кухня – сокровищница, то что, черт возьми, скрыто в других помещениях? Оливье выкинул из головы эту мысль, подумав, что его, скорее всего, ждет разочарование. «IKEA». И ворсистый ковер. Он давно уже перестал спрашивать себя, почему Джейн никогда никого не приглашает за распашную дверь в ее гостиную и дальше.
– Что касается удобрений, Джейн, – сказал Габри, согнувшись всем своим мощным телом над одним из пазлов Питера, – то я смогу доставить их вам завтра. Вам нужна помощь по саду?
– Нет, там уже почти все сделано. Но наверное, в последний раз. Мне это становится не по силам.
Габри с облегчением услышал, что его помощи не требуется. Разобраться с собственным садом тоже требовало немалых трудов.
– У меня есть много деток розового алтея, – сказала Джейн, вставляя на место кусочек пазла с голубым небом. – А как вам понравились бархатцы? Что-то я их у вас не заметила.
– Я их сажал прошлой осенью, но они никогда не называли меня мамочкой. Вы мне еще не дадите? Могу поменять на монарду.
– Боже, не делайте этого.
Монарда была цукини цветочного мира. Она играла значительную роль на осеннем базаре и была незаменима в костре на День благодарения, от нее исходил сладковатый запах бергамота, а потому возникало ощущение, будто во всех домах деревни заваривают чай «Эрл Грей».
– Мы рассказывали о том, что случилось сегодня после вашего ухода? – театральным голосом сказал Габри, отчего все уши в комнате насторожились. – Мы готовили горошек для вечера…
Клара закатила глаза и прошептала Джейн:
– Должно быть, потеряли открывашку.
