скачать книгу бесплатно
Пугало встало, посмотрело во мрак, а затем, шагнув, вышло из круга света и растворилось в ночи.
– В таборе были сотни людей. И этот цыган-колдун… ты даже имени его не знаешь. Как ты проследишь путь мертвеца? Он каждый день мог говорить с сотней человек. Какой из них тот, кто тебе нужен?
– Однажды Гертруда сказала, что зло притягивает зло, друг Проповедник. И не исчезает без следа.
– Только на слова своей ведьмы ты и надеешься.
– Обычно она слов на ветер не бросает, – усмехнулся я.
Проповедник хотел сказать какую-то скабрезность, это было видно по ехидному выражению на его лице, но осекся, так как на свет вышли четверо.
Иные существа. Маленькие, ростом мне по колено, лохматые, в одежде из беличьих шкурок. У них были зеленые глаза с вертикальными кошачьими зрачками и мордочки, очень похожие на ежиные. Двое казались постарше и подошли ближе, когда еще пара неуверенно переминалась на босых ногах возле самой границы света.
Таких я никогда не видел, но они выглядели безобидными, и я сказал:
– У меня есть мясо и немного хлеба.
– Не надо еды людей. Мы просто хотим посидеть у огня.
– Присаживайтесь.
Старшие подошли, сели и, не мигая, стали смотреть на пламя. Другие потоптались в отдалении еще с минуту и присоединились к своим товарищам.
– Не опасны ли они? – спросил Проповедник.
Я покачал головой.
Неспешно покончив с ужином, я сходил к реке, вымыл руки, а когда вернулся, то ничего не изменилось. Четверка продолжала следить за тем, как горят дрова. Мы сидели в глубокой ночи в тишине, пока угли не начали мерцать, и я подбросил пламени новую пищу. А затем, расстелив одеяло, стал готовиться ко сну.
– Ты что? Собираешься спать? – изумился Проповедник.
– А что? – спросил я, и ни один из гостей даже ухом не повел. Для них я словно и не существовал.
– А если, когда ты уснешь, они перережут тебе глотку?
– Я не собираюсь из-за твоих страхов провести ночь без сна. Дорога тяжелая, мне надо быть в форме.
– Дева Мария! Ты такой же кретин, как и все остальные стражи. Половина из вас мрет из-за излишней доверчивости и наивности!
– Нельзя бояться всего, что тебе непонятно. – Меня утомил этот разговор. – Оставь свою панику для более подходящего случая. В конце концов, если тебя так заботит мое здоровье – у тебя есть повод наконец-то побыть не только моей ходячей надоедливой совестью. Если возникнет опасность, просто разбуди меня.
Проповедник возмущенно вскинулся, хотел начать спорить, увещевать и кидаться цитатами из библии, но я враз пресек его атаку, улегшись на расстеленное одеяло и закрыв глаза.
Разбудил меня отнюдь не Проповедник. А молчаливый ночной гость. Только-только начинало светать, угли покрылись серыми лепестками пепла, тепла от костра больше не было, от реки тянуло холодом, и я сильно замерз.
Иной остался один, трое его товарищей ушли, решив не прощаться.
– Огонь – хорошо, – сказал он мне. – Теперь плата за него, кровь Темнолесья. Дальше, там, где уже не растут деревья и по земле ползет ледяной язык, – опасно.
– Опасно? – переспросил я, все еще приходя себя от тяжелого сна, в котором Гертруда сражалась с Кристиной. – Чего мне ждать?
– Дитя кустов. – Он увидел, что я не понимаю, смешно скривил ежиную мордочку. – Ругару. Троих хозяев овец убил за лето.
Какое счастье, что здесь нет Проповедника. Старый пеликан, наверное, назло мне ушел куда-то и не мог слышать эту новость. Оборотень, убивший трех пастухов. Мой спутник точно бы запилил меня еще до полудня.
– Спасибо. Я ищу своего друга. У него был такой же кинжал, как вот этот. Он должен был проходить здесь давно.
– Тут ходят только пастухи, и они не пускают к огню. Я не видел его.
Сказав это, он ушел. А я, приподнявшись на локте, встретился взглядом с Пугалом:
– Когда-нибудь видел ругару?
Оно покачало головой.
– Оборотни в диких местах не такая уж и редкость. В городах их встретить гораздо сложнее. Обычно с ними можно договориться, если они не голодны, нет полной луны, и люди не причиняли им вреда.
– Ругару? – спросил Проповедник, подходя от реки. – Почему это ты о них заговорил?
– Это так-то ты охраняешь мой сон! – сказал я вместо ответа.
– Ты был прав, Людвиг. Тебе действительно ничего не грозило. Эти существа всю ночь пялились на огонь, и на третьем часу мне стало скучно, и я пошел погулять. Так что там о ругару?
– Рассказывал о них Пугалу. – Я скатал одеяло.
– Нечего о них рассказывать. Жестокие, мстительные, да к тому же еще и людоеды. И помнят, что делали, когда превращаются обратно в человека. Таких надо стрелять сразу, как увидишь.
– У старины Проповедника порой радикальные способы борьбы с теми, кто не соответствует его идеалам, – обратился я к Пугалу, и то кивнуло, соглашаясь с моими словами.
– Ага, – обиделся он. – Не ты ли мне рассказывал, как драпал от того, «кто не соответствует моему идеалу», по лавандовому полю, и только заступничество святых позволило тебе спастись.
– Это старая история. В Темнолесье ругару меня не тронули.
– Потому что ты был гостем Гуэрво и Софии. Иначе бы твои обглоданные кости уже скрыла опавшая листва.
– Смотрю, с утра ты еще более пессимистичен, чем обычно.
– Я планирую оставаться в таком настроении до тех пор, пока ты не переберешься через этот чертов перевал и не окажешься в цивилизации.
– Ну, если под цивилизацией ты понимаешь войну, которая с цепом носится по стране, шарахая по всем, кто не успел от него увернуться, то я тебя не разочарую. Скоро мы будем в этой цивилизации по самые уши.
– Ты лишь обещаешь, – вздохнул тот, вытирая щеку от крови. – Путь неблизкий.
– Тогда не будем задерживаться. – Я закинул собранный рюкзак на плечи и зашагал по тропе.
Через несколько часов зарядил дождь, и угрюмое узкое ущелье стало еще более недружелюбным, чем обычно. Черные ели, влажные, вздымающиеся вверх скалы, низкие облака, клочьями застревающие в мрачном лесу и спускающиеся мне под ноги, закрывая обзор бледным саваном туманной дымки. Дождь сонно шелестел по желтой листве кустарника, по деревьям, по капюшону моей куртки, и Пугало, которое ненавидело это явление природы, злобно косилось на небо, не в силах что-либо сделать.
Река все так же грохотала на перекатах, то появляясь, то вновь исчезая за мшистыми камнями, стоило тропе в очередной раз вильнуть в сторону. Я видел бирюзовую ледниковую воду, и этот цвет помогал мне не падать духом. Он говорил, что там, наверху, дождя нет, иначе бы вода давно стала грязно-бурой.
Начался крутой подъем по скользкой почве, и довольно скоро я и думать забыл о чем-либо, кроме как о том, чтобы не грохнуться вниз и не переломать себе кости. Я порядком перепачкался в грязи, хватался руками за выступающие из тропы камни, подтягивался, переводил дух и лез дальше, пока не забрался в туман, ползающий по густому ельнику. Все вокруг стало не только мрачным и унылым, но и призрачным. Наша дружная троица выглядела в этой бело-серой дымке как привидения, причем Пугало благодаря своей драной шляпе и алому мундиру казалось самым величественным, а я, слишком уставший и продрогший, самым жалким.
Проповедник, да благословят его все те святые, которых он поминает по сто раз на дню, на этот раз удержался от комментариев и не стал меня доставать тем, что я полез в горы и теперь расплачиваюсь за свое решение. Подъем, в другую погоду не такой уж и трудный, занял у меня гораздо больше времени, чем я рассчитывал, – почти всю светлую часть суток.
Наконец я выбрался на широкую площадку и сел на камень отдохнуть.
– Высоко мы поднялись? – поинтересовался старый пеликан.
Горы скрывались в низких облаках, и у него не было возможности определить, насколько к нам приблизились вершины.
– Не очень, – ответил я ему. – Видишь, вокруг растут буки. Это значит, что мы не преодолели черту леса. Когда он кончится, начнутся кустарники и камни. Луга. Потом снег. Здесь нет даже половины пути. Это была всего лишь самая легкая часть подъема.
Проповедник произнес богохульство, затем покумекал и буркнул:
– Ганс, если он проходил здесь, должен был иметь очень вескую причину для того, чтобы забраться в такие дебри. Но его я могу понять. Вы, стражи, как сумасшедшие собаки, носитесь где придется, и желательно, чтобы было как можно более уныло и опасно. Но клирики! Не понимаю, зачем каликвецам жить в такой дыре! Построить монастырь почти под самым перевалом! Святая Матерь Божья! Здесь же никого, кроме них, нет. Ни паломников, ни нормальных дорог.
– Насколько я знаю, от Дорч-ган-Тойна есть прямая тропа вниз, мимо Зуба Холода, к Вилочкам. Путь занимает неделю, если идти быстро. Монахи ходят там, а не здесь. А паломники им не нужны – каликвецы закрытый орден. Воины церкви. Им ни к чему зеваки и прочие праздношатающиеся. В монастыре изучают церковную магию. Боевую, между прочим. – Я вспомнил, как брат Курвус зацепил меня своим волшебством, когда я убегал от страг.
– И ты считаешь, что тебя-то там примут с распростертыми объятиями.
– Братство никогда не ссорилось с ними. У них нет причин отказывать стражу, идущему к перевалу.
– Ну-ну. Не все каликвецы могут быть такими, как брат Курвус. Как не все инквизиторы такие, как отец Март.
– Мне ли этого не знать, приятель. – Я вновь встал на ноги. – Сегодня не собираюсь ночевать у реки, я и так достаточно продрог. Пойдем поглядим на эти чудесные буки. Быть может, нам удастся развести костер, и Пугало расскажет какую-нибудь занимательную историю. А то только мы с тобой разговариваем.
Проповедник радостно осклабился, словно услышал какую-то великолепную шутку. А Пугало равнодушно показало нам кукиш. Оно совершенно не собиралось изменять своим привычкам.
Утром все стало иным. Было ясно, тепло, насколько это можно сказать про осень, облака разошлись, открыв вершины.
В буковом лесу властвовала тишина, множество ручьев оказались забиты опавшей листвой и разлились, подтопив небольшие низинки, деревья были зелеными из-за лишайника, который рос на их искореженных, ветвистых стволах. Тропа петляла между ними, все время поднимаясь вверх по склону.
Когда я наконец завершил подъем, на фоне пронзительно-ясного голубого неба появились снежные пики, главным из которых был Зуб Холода.
– Святые угодники! – всплеснул руками Проповедник. – Какая дьявольская красота!
Одна из высочайших вершин горного хребта стояла обособленно. Больше всего она напоминала четырехгранную пирамиду с отвесными стенами, на которых с трудом задерживался снег. Серо-красная, выщербленная, с острыми гранями, она довлела над долиной.
– Пойдем, – сказал я.
– Погоди! Дай полюбоваться!
– Сто раз успеешь. Ты будешь видеть ее все следующие дни. И с каждым разом она будет казаться все выше.
– А Монте-Роза?
– Мы пока еще слишком низко. Ее закрывает вон та похожая на трезубец гора. Нам придется залезть на ее гребень, туда, где кончается лес. Оттуда ты увидишь Монте-Розу, а если повезет, то и монастырь.
Проповедник прикинул на глаз расстояние и застонал.
Путника мы увидели, когда поднимались параллельно слетающей вниз горной речке, гораздо более узкой, чем прежняя, но не менее громкой. Человек в бело-коричневом плаще паломника отдыхал на большом плоском камне. Под ногами у него лежала котомка, у ног – прямой дорожный посох. Крепкий и надежный. С таким легко можно идти в гору и отбиться от разбойника, если умеешь, конечно.
Мужчина был цыганом – смуглое лицо, темные глаза, густые брови и усы, курчавые волосы с большим количеством седины, крестообразный шрам на правой скуле. Яркий, белый, заметный издалека. Такие отметины я знал – подобным образом клеймили цыган в Ольском королевстве, считая людьми второго сорта. Обычно за этим следовала смерть, и чаще всего она оказывалась не легкой. Шуко рассказывал, что у его отца был точно такой же шрам, и смерти он избежал только чудом, вовремя успев покинуть страну, где через несколько дней после его бегства началась кровавая резня, в которой перебили почти двадцать тысяч из его народа.
– Цыган! – проворчал Проповедник. – В последнее время тебе везет на их племя. Тот, с которым ты встречался в прошлый раз, ткнул тебя кинжалом. Этот, возможно, огреет посохом. Гляди в оба.
Паломник чистил куриное яйцо и, даже заметив меня, не оставил своего занятия. Его узловатые пальцы продолжали снимать скорлупу, тогда как карие глаза неотрывно следили за мной.
– Доброго дня, – сказал я, не доходя до него. – Не ожидал встретить здесь путника.
– Я тоже, – негромко ответил он. – Голоден? У меня есть еще несколько куриных яиц и грудинка с хлебом.
– Спасибо, – поблагодарил я. – Меня зовут Людвиг.
– И ты, судя по сапфиру на кинжале, страж, – кивнул он. – Я Роман.
– Как ты здесь оказался?
– Иду в монастырь от Вилочек. В тумане перепутал тропу. Потерял два дня, пока понял, в чем дело. Теперь возвращаюсь напрямик.
Он достал еду, положил на камень, правой рукой, на безымянном пальце которой я увидел полоску золотого кольца, показал, чтобы я присоединялся.
– Я тоже направляюсь к монастырю.
– Ну, значит, дальше пойдем вместе. Если ты не возражаешь.
Я переглянулся с Пугалом и кивнул:
– Не возражаю. Вдвоем веселее. Видел ли ты еще людей поблизости?
– Вчера. Пастуха с отарой, на соседнем склоне. Было далеко, и я не услышал, что он мне кричал через ущелье. Что ты забыл у каликвецев?
Этот паломник, как видно, привык брать быка за рога.
– Ищу своего друга, который пропал в горах.
– Он тоже страж? – Вопрос прозвучал, но в карих глазах не возникло ни капли интереса.
– Да. А зачем тебе монахи?
– Не мне. Это меня пригласили. Я знаю древние языки, а в библиотеке Дорч-ган-Тойна есть несколько книг, которые никак не поддаются переводу.
– Паломник-переводчик. Необычно.
– Для цыгана, ты хочешь сказать? – усмехнулся он. – Я был достаточно умен, чтобы учиться. А плащ паломника купил у старьевщика. Он теплый.
Его история была вполне убедительной. Особенно если не думать о случайности встречи, о том, что он далековато зашел, прежде чем понял, что заблудился, и о том, что его глаза мне не очень нравились. Взгляд у этого человека был слишком бесстрастный и равнодушный.
Не стоило забывать, что где-то в горах бродит ругару, который может быть не только чудовищем, но и человеком…
