скачать книгу бесплатно
Фокусник вздохнул и, понимая, что проще отдать проклятую находку, чем лечить сломанные ребра и ноги, смиренно произнес:
– В таком случае я и мой товарищ приносим свои извинения за это недопонимание. Мы не хотели оскорбить вас. И просим принять статуэтку в качестве дара.
– О, это очень любезно с твоей стороны, – с нехорошей усмешкой протянул господин Эрбет. – Подарить мне то, что и без того принадлежит мне.
– Чего вы хотите, милорд? – хмурясь, спросил Тэо. – Компенсации?
– Вот! – обрадовался благородный. – Вот что я хотел услышать! Ты сообразительный малый, циркач. Компенсация. Это хоть как-то исправит ситуацию, из-за которой я по вашей милости пропустил чудесную пьянку. И получу я ее… вот прямо сейчас.
Он указал пальцем на Хенрина.
Тэо пропустил удар, вздрогнул, когда на его щеку попали горячие капли крови, а затем, взревев, попытался вскочить. Но не тут-то было. Сразу двое слуг, тяжелых, массивных, словно медведи, повисли у него на плечах, прижали к табурету, зафиксировали руки.
Акробат боролся, напрягая мышцы, одновременно с обоими, каждый из которых был тяжелее его, справиться не смог. Ему оставалось лишь рычать от ярости и отчаяния, точно загнанному в ловушку зверю, видя мерзкую ухмылочку благородного ублюдка, сидевшего напротив.
Он сражался до тех пор, пока кровавая пелена не растеклась перед глазами и стало понятно, что сопротивляться не имеет смысла.
Наконец его отпустили, но он чувствовал, мордовороты стоят за спиной, намереваясь вновь скрутить, если он позволит себе хоть один резкий жест.
– Может, вина? – участливо поинтересовался господин Эрбет. – А то ты как-то побледнел.
– Благодарю, – хрипло произнес Тэо, чтобы потянуть время.
Хлопнула пробка, лысый слуга сперва налил хозяину, затем пленнику. Тэо смотрел, как темная алая жидкость льется в бокал. Уж чего-чего, а пить ему сейчас совершенно не хотелось.
Страшный удар шипастой дубинки проломил череп Хенрину, и теперь фокусник, навалившись на стол, заливал его кровью. Лужа из-под головы мертвого растекалась все больше, уже коснувшись основания статуэтки.
Господин Эрбет пригубил напиток, вытер уголки губ платком, небрежным жестом указал на труп:
– Он явно думал, что я расстанусь с вами просто так. А все совсем непросто, артист. Отпускать людей, которые украли у тебя, – проявление слабости. А человек моего положения не может себе позволить быть слабым. Сразу теряешь уважение.
– Тогда почему вы не убьете меня?
– А ты так спешишь на ту сторону? – поднял тот едва видимые брови и, не дождавшись ответа, победно улыбнулся. – Так я и думал. Знаю такую породу людей, как ты. По глазам видно, что хочешь жить.
Он подвинул статуэтку к себе, не обращая внимания на кровавый след, оставшийся на столе. Протянул руку, в которую слуга вложил сверток, развернул его, и Тэо увидел, что это голова, отлитая из того же металла, что и его находка.
– Я обнаружил ее в том же карьере. Больше десяти лет назад. – Эрбет осторожно пристроил свою часть сокровища к шее, раздался глухой стук, словно камень ударился о камень.
– Хм… – Прищурившись, благородный господин осмотрел восстановленную статуэтку. – Удивительно. Даже трещины не осталось. Держится, словно ее заново отлили.
Он попытался разъединить собранное, напряг руки, но у него ничего не получилось.
Тэо впервые видел Арилу такой. Он привык, что лицо девушки всегда скрыто полумаской. Здесь же она приветливо улыбалась, словно встретила старого друга, и акробат невольно отметил, насколько красивой ее делает улыбка. Ради такой, пожалуй, можно было пробежать над пропастью, уничтожить Грим-ар-дэн, северный оплот шауттов, а затем развязать Войну Гнева.
– Прекрасна, не так ли? Но не хватает одного нюанса. Именно из-за этого ты все еще жив. Оправдай мои надежды, артист. Скажи, что я ищу?
– Маску.
– Обожаю не ошибаться в людях. Каноническое изображение Арилы – девушка в маске. Как каноническое изображение Скованного – мужчина в плаще, из-под которого виднеется оборванная цепь. Тиона никто не может представить без веера, Нейси без меча, Гвинта без крысы, Лавьенду без зеркала и так далее. Можно перечислить хоть всех великих волшебников. У них есть символы. А символ Арилы – маска. Так ее изображали наши предки, так рисуют, отливают и лепят до сих пор. Понимаешь ли, циркач, по легенде, никто не должен видеть ее лицо. Чтобы она не могла искусить, как искусила Тиона. Я же считаю, что у первого скульптора не хватило фантазии изобразить Арилу и он попросту спрятал ее лицо за маской. Все остальные лишь глупо повторяли за ним.
Тэо было все равно, что считает этот человек, к тому же Арила не искушала своего мужа, но он кивнул, соглашаясь с такой версией.
– По маске всегда можно определить мастера и год, когда создали работу.
Тэо прекрасно знал и это.
– Без такой важной детали Арила не представляет для меня интереса. Поэтому твоя жизнь зависит от правильного ответа на простой вопрос: куда вы дели недостающую деталь?
Акробат облизал языком пересохшие губы и сказал осторожно, словно ступая по тонкому льду:
– Мы нашли лишь тело, милорд.
Господин Эрбет нахмурился:
– Тело? Боюсь, я ошибся. Твое желание жить не так уж и сильно. Завтра в сточной канаве найдут не один, а два трупа!
– Стойте! – быстро сказал Тэо, чувствуя движение за спиной. – Могу я взять ее, милорд?
– И что ты хочешь увидеть? – Благородный жестом дал своим слугам понять, чтобы не торопились.
– Если была маска, то, выходит, ее создали отдельно, лицо ведь цело. Значит, мастер должен был сделать крепежи. И если их нет, то это воистину удивительная находка, милорд.
– Чем же?
– Возможно, вы являетесь владельцем первого и единственного настоящего изображения Арилы, которое сотворил ее современник. Тот, кто видел ее.
Его слова заставили господина Эрбета задуматься:
– Интересное предположение, не скрою. Особенно если отбросить факт, что Арила всего лишь миф, древняя сказка. Шаутты с тобой, артист. Рассматривай. Мне даже любопытно, как ты станешь уверять меня, что твоя теория верна.
Он протянул через стол фигурку с заляпанным кровью основанием. Тэо осторожно взял ее, с удивлением отметив, что металл едва теплый, хотя раньше так не было. На мгновение у него потемнело в глазах, и он почувствовал под лопаткой ноющую боль. Спустя секунду Пружина справился с нею, аккуратно, подушечками пальцев, ощупал голову, пытаясь обнаружить в роскошных густых волосах малейшую трещинку, за которую неизвестный мастер мог бы зацепить маску. Но ничего не находил.
– Милорд, я знаю о старых вещах, которые лежат в земле. Когда я еще был мальчишкой, в моем первом бродячем цирке один старик научил меня распознавать их. Он рассказывал множество историй. И уверял, что… Скованный! – Он отдернул руку.
– В чем дело?!
– Обжегся! Она горячая, милорд!
– Не мели ерунду! – Раздраженный господин Эрбет привстал, протянул руку к статуэтке, но схватить ее не успел.
Внутри прекрасной Арилы что-то щелкнуло, и металлические пальцы пришли в движение, сложившись в новую, еще более сложную фигуру. А затем в комнате погасли все свечи, словно кто-то резко подул на них, и свет остался лишь в двух висящих на стене бронзовых фонарях, огоньки которых были защищены стеклом.
Внезапно пламя в них задрожало, стало опадать, точно ему не хватало воздуха, но выпрямилось, мигнуло и сменило цвет на ярко-синий.
Тэо ощутил, как чуть сладковатый дым, который испускали фитили погасших свечей, щекочет ноздри, и ошарашенно смотрел на происходящее вокруг него.
– Невозможно! – наконец сказал господин Эрбет. – Мы не в Летосе! Твои фокусы, артист?!
Пружина хотел рассмеяться на столь глупое обвинение, но лишь покачал головой, не сводя взгляда с синего огня, о котором он столько слышал, но надеялся, что никогда не увидит. Благородного его молчание лишь разозлило:
– Шутить со мной вздумал?! Лок! Перережь ему горло!
Двое снова навалились на плечи, прижали руки к столу. Тот самый, кого Тэо свалил ударом в лицо, достал из ножен кинжал, шагнул к акробату.
– Последний шанс! Скажи, как ты это сделал! – заорал Иан Эрбет.
Дым от фитилей, тяжелым пологом висящий в воздухе, внезапно загустел, потемнел, «стек» на стол и закрутился вокруг фигурки девушки, стал ее волосами, упал плащом на плечи, сложился в меч, который держали хрупкие изящные руки.
Лок так и не успел ничего сделать. Краем глаза Тэо заметил, как нечто сотканное из теней, похожее на лохматого паука, бросилось человеку на спину, подмяло под себя, заглушив вопль. Упругий черный жгут мрака выстрелил из дальнего угла, схватил за щиколотку одного из тех, кто держал акробата, рванул на себя, с грохотом повалив на пол, а затем утянул под стол, из-под которого раздался один нескончаемый и бесконечный крик боли.
Второй мордоворот сам отпустил Тэо, сделав шаг назад.
В большой комнате разворачивался ночной кошмар. Крики, вопли, неразбериха, темные тени, оживающие по углам, тугой фонтан крови, ударивший в потолок.
Канатоходец оттолкнулся от пола, прогнулся назад, встав на руки, а затем снова на ноги. Сейчас он делал то, что подсказывало его тело. Обратный фляк[3 - Фляк – акробатический прием. Толчок с ног, запрокидывание назад, встать на руки, а затем на ноги.], затем еще один, потом аэриал[4 - Аэриал – акробатический прием. Колесо, выполненное без опоры на руки.]. Ловко и быстро. Циркач двигался легко и пружинисто, сразу отпрянув от стола как можно дальше.
Черный жгут из мрака бросился ему наперерез, извиваясь точно змея, блокировал дверь. Акробат резво отпрянул вправо, разминувшись с мечом уцелевшего слуги, взбежал по стене, сделал обратное сальто с одновременным вращением тела. Оказавшись на ногах, не раздумывая прыгнул прямо в окно, выставив перед собой предплечья, чтобы защитить лицо от брызнувших во все стороны осколков стекла.
В звоне приземлился на широкий карниз и взвился в воздух снова, на крышу соседнего здания, более низкого, чем постоялый двор.
Промелькнул узкий черный переулок, навстречу ринулась бордовая черепица, и Тэо, чтобы смягчить удар, сделал кувырок. Вскочил, обернувшись назад как раз в тот момент, когда с карниза следом за ним прыгнул человек.
Тэо хватило доли секунды, чтобы понять – неловкий толчок, грузная фигура, слабые ноги и неудачная траектория не дадут тому достичь желаемого.
Господин Эрбет ударился о крышу грудью, тут же соскользнул вниз, в последний момент уцепившись изрезанными руками за выступающее вперед перекрытие.
– Помоги мне, артист! – крикнул он, не в силах подтянуться. – Помоги, и я обо всем забуду!
Акробат, поколебавшись, шагнул к нему, приняв решение. Посмотрел на творожно-белое лицо, думая о том, что с Хенрином они были знакомы без малого два года, а теперь тот мертв.
– По глазам вижу, что ты хочешь жить, – произнес Тэо фразу, которую не далее чем пять минут назад сказали ему, и с силой наступил на толстые пальцы.
Раздался короткий вскрик, а затем глухой удар.
Акробат не удержался, поднял взгляд, увидел на фоне синего прямоугольника окна силуэт. В следующее мгновение он уже что есть сил бежал прочь, легко перелетая с крыши на крышу, желая оказаться как можно дальше от таверны. Тэо думал, что его воображение слишком сильно разыгралось и человеком в окне никак не мог быть Хенрин.
Глава вторая
Сойка
Говорят, что раньше таувинов готовили в храмах Шестерых для защиты обителей от посягательств мэлгов, шауттов и детей белого огня – некромантов. Но вместе с Единым королевством рухнули и старые порядки. Ходят слухи, что один из рыцарей света продал свои знания Ночному Клану, предложил помощь и воспитал первых учеников. Защитники превратились в убийц. И так повелось из века в век. И в герцогствах появились те, кого стали называть сойками. А таувины ушли на восток. За Рубеж. В Пустынь. И не вернулись. Потому что стали не нужны в Эпоху Забвения.
Старые сказания
Яркий солнечный луч пробивался через все еще зеленую листву и теплой кроличьей лапой касался утренней дымки. Тэо проснулся с рассветом на окраине большой пущи, наполненной пьянящими запахами леса.
Каждая птичья трель, каждая капля росы, каждое пятнышко цветов, аромат травы и сырой земли, шершавость коры едва шелестящих старых деревьев были ему в радость.
Любое утро акробат начинал одинаково – он давал своим мышцам ощутить жизнь. Привычная, за годы ставшая обыденностью схема: разогреться, затем растяжка, упражнения на развитие прыгучести, повторение основных приемов акробатики, которые тело выполняло легко и свободно. Он давно уже не думал, как следует прогнуться, оттолкнуться, приземлиться – как не думает во время охоты карифский кот, неподражаемый мастер прыжков и уверток, который, по мифам, был лучшим другом светлоглазой Лавьенды, старшей ученицы Скованного.
После акробатики начались силовые упражнения. Самые последние – на перекладине. Для них Тэо использовал висевшую над головой толстую ветку. С каждым подтягиванием и поднятием ног он чувствовал, как просыпается, как работают мышцы, как выступает пот на коже и ускоряется кровь, как радость жизни наполняет его до краев, прогоняя ночной кошмар, содержание которого циркач даже не помнил.
Тренировку он завершил, стоя на этой же ветке, подняв одну ногу, раскинув руки и закрыв глаза, медленно успокаивая дыхание. Плавный прыжок назад, поворот и мягкое приземление.
Поклон отсутствующим зрителям.
Солнечный луч попал ему на лицо, и акробат прищурился, а затем вернулся к раскатанному по траве одеялу. У него был хлеб, вода и несколько яблок. Последние он добыл прошлым вечером, проходя мимо садов одной большой деревни. И теперь собирался позавтракать перед долгой дорогой.
Тэо, известный во многих труппах как Тэо Пружина, связал свою жизнь с цирком едва ли не с пеленок. Он не знал, кем были его родители и откуда он родом. Светло-ореховые с золотой песчинкой глаза указывали на то, что его предки жили в Соланке, а высокий рост и бледная кожа, чем никогда не славились уроженцы южного герцогства, намекали на корни, теряющиеся в Алагории.
Когда у него спрашивали, какое герцогство является его домом, акробат отшучивался и говорил, что его родина – это дорога. По меньшей мере подобный ответ нельзя было назвать ложью. За свои двадцать семь лет жизни Тэо успел побывать в разных краях. Жизнь бродячего артиста, выступления перед публикой, как обычной, так и взыскательной, его полностью устраивали. Пружина обладал неоспоримым качеством бывалого путешественника – он редко унывал и старался в каждом дне находить что-нибудь положительное, пускай порой это удавалось с большим трудом.
Все свое детство он кочевал то с одной труппой, то с другой. Выполняя по большей части работу, которая ему не нравилось. Так было, пока старина Квио не заметил мальчишку во время больших представлений в Мерини. Он разглядел в тощем, нескладном ребенке талант, который затем раздул в пожар. Такой огромный, что о подростке, танцующем на канате, заговорили не только зрители на площадях, но и те, кто давно уже был в профессии. Многие считали, что у юного дарования большое будущее.
Квио обучил своего питомца всему, что знал. А тот благодаря своим способностям к четырнадцати годам стал акробатом, жонглером и канатоходцем. Бесконечно совершенствуясь в искусстве, которое считал своей жизнью.
Он действительно жил цирком, тяжелой работой, ощущением парения, того, что сам отвечает за свою судьбу, и та, словно чувствуя это, была к нему благосклонна. Любая неудача лишь укрепляла его желание совершенствоваться. Любая ошибка случалась лишь раз. Пружина больше никогда не повторял ее. Любая боль… впрочем, боли он почти не замечал.
Его любили и ценили. Зрители – за артистичность и бесконечную храбрость. Коллеги – за доброжелательность, осторожность в работе и четкое выполнение задач, которые он ставил для себя и для тех, с кем порой выступал в паре.
Был успех. Было внимание. Разумеется, у него имелось тщеславие. Пружина, как и все артисты, считал, что достоин аплодисментов, которые звучали, когда он с закрытыми глазами делал сальто на высоко натянутом канате. Но тщеславие никогда его не опьяняло. Парень прекрасно знал себе цену, поэтому не дурел, как многие другие, от славы и не жаждал перетянуть на себя одеяло, за что, кстати, его тоже ценили многие цирковые.
– Ты должен гордиться успехом! Наслаждайся им, парень, – частенько говаривал Квио, салютуя ему стаканом кислого вина. – Ты стал профессионалом. Люди видят твое мастерство. Теперь тебе всегда придется доказывать, что ты лучший.
Он не хотел обижать старика и не спорил. Для себя Пружина понял одну простую, удивительную вещь – совершенно не обязательно доказывать каждому встречному, что ты лучший, особенно если и так об этом знаешь.
Поэтому молодой акробат делал то, что ему нравилось. И когда Тэо становилось скучно, он придумывал нечто новое.
В шестнадцать лет ему удалось поразить многих. Он исполнил свою давнюю мечту, оживил легенду, доказав в первую очередь самому себе, что сказка может быть реальностью. На праздновании свадьбы властителя Горного герцогства Тэо совершил то, что тысячу лет назад сделал Тион, – прошел между двумя башнями крепости Калав-им-тарк, над водопадом Брюллендефоссен.
Подобное считалось невозможным. Никто не доходил и до середины из-за резких, неожиданных порывов ветра, сбрасывающих людей в далекую, затянутую водяным туманом пропасть. Но несмотря на это, каждый раз находился очередной глупец, пытавшийся повторить подвиг легендарного волшебника прошлого и срывавшийся вниз, на потеху толпе.
Когда Тэо сказал Квио, что сделает это, тот лишь руками всплеснул:
– Пружина, ты еще молод для таких глупостей!
– Я как раз дозрел до них, – резонно возразил тот.
– У ученика Скованного был волшебный веер! А что есть у тебя?
– Вера в свои возможности.
Его не смогли отговорить, а актеры из труппы, с которой он приехал выступать, и вовсе хотели запереть парня, спасая тем самым ему жизнь. Но будущая герцогиня, смуглая, темноокая карифка, узнала о том, что хочет сделать молодой циркач. Она слишком любила старые сказки и желала их воплощения. А быть может, была не против украсить свою свадьбу человеческой жертвой, которые, как говорили, порой приносились в герцогстве Кариф, когда на небе нет луны и Шестеро спят.
И Тэо ступил на канат, протянутый между небом и землей. У него, как и у Тиона, был веер, но в отличие от могучего артефакта этот не умел отражать темную магию шауттов и прятать своего владельца от зла.
Акробат шел не спеша, но и не задерживаясь. Люди из цирка Квио позаботились о том, чтобы грамотно натянуть канат, тот почти не провисал, но все же раскачивался, так что юноше приходилось все время регулировать свой центр тяжести и подводить его под опору. Он не слышал ругательств, смеха, свиста, подбадривающих криков и аплодисментов – яростный ветер и грохот белой смерти, что была под ним, полностью заглушали все звуки.
