скачать книгу бесплатно
Я спешил. Монахи, правда, еще не вышли, однако я знал, что это случится в любой момент.
Из моего закоулка я их увижу, но времени тогда останется немного.
Я дернул своего противника за плечо и голову, переворачивая, чтобы тот ткнулся лицом в уличную грязь. Выкрутил ему руку за спину. Теперь он и вправду не мог шелохнуться, поскольку при любом движении вывихнул бы сустав.
– Ты должен сказать, – прошептал я ему в самое ухо.
Воткнул кинжал ему в спину, так что острие заскрежетало о хребет. Провернул в ране. Человек завыл. Завыл отчаянно, с болью. Я знал, что даже если альмосунартии и услышат его вой – не станут волноваться. В Аквизгране, как и в Хез-хезроне, ночью чего только не услышишь. Крики убиваемых или раненых людей здесь обычное дело, если тот, кому дорога жизнь, не станет проверять, что происходит в мрачных закоулках.
Я вынул острие из раны.
– Кому служишь? – я раздумывал, каков будет мой следующий шаг, если снова не услышу ответа на вопрос.
– Воеводе, – простонал мужчина.
– Ну и к чему было так упираться? – спросил я ласково. – Я ведь и сам об этом знал – просто хотел, чтобы ты выказал немного доброй воли. И что ты должен делать?
– Следить за тобой, а если кто тебя убьет – то и за ним…
– Весьма мудро, – согласился я. – Жаль только, что у воеводы плохие шпионы…
Ударил его локтем за ухо, настолько сильно, чтобы потерял сознание. И крайне вовремя, поскольку ящик с узником наконец-то сдвинулся с места. Однако информация, что лежащий на земле человек – агент Зарембы, меня порадовала. Было бы куда хуже, окажись он агентом моих врагов, а не работодателя.
* * *
Носильщики привели меня, куда нужно. К малой церквушке на границе города. Но важна была не церковь, а подвалы под ней. Я спустился туда вслед за монахами и добрался до места, которое меня интересовало больше всего.
Пришлось ли мне по дороге убивать? Конечно, поскольку я знал, что не должен оставлять след. Меня никогда не радует мысль о лишении жизни человеческого существа, но я не чураюсь такого – пусть только это будет необходимым.
В конце концов я оказался в комнатушке с полками, заставленными толстыми томами. Из-за крепких дверей слышался вой безумца, а на лавке сидел старик в рясе и водил пальцем по книге, что лежала на столе.
– Да славится Иисус Христос, – сказал я.
– Во веки… – он поднял голову и оборвал себя. – Вы кто? – нахмурил седые брови.
Он совсем не чувствовал опасности. Был словно наивная жертва кораблекрушения, которая размышляет о том, что же там плещется под ногами и чей это треугольный плавник в волнах.
– Верный слуга Господа, – ответил я. – Покорно взыскующий истины.
– Кто вас сюда впустил? – тон его голоса сделался резче. – Братья, ко мне! – крикнул старик, глядя на дверь.
– Они не слышат, – сказал я.
– И почему же? – повернулся он ко мне.
– Видите ли, отче, человек, которому перерезали горло, становится слегка глуховат… Как жаль, что нас вылепили из столь непрочной материи, верно?
– Кто вы? Чего хотите?
– Франц Лютхофф все рассказал мне на смертном одре. По крайней мере, все, о чем знал. О волшебствах Магнуса из Падуи и о том, что сила его кое-кого заинтересовала. И что же это была за сила? Освобождать человеческие души и перемещать их в выбранные тела! Магнус, увы, умер, но прежде сумел описать последовательность ритуала. А потом Лютхофф предал дело Официума и начал служить вам. Разве нет?
Монах глядел на меня не мигая, а на его бледном, сморщенном лице невозможно было разобрать ни единого чувства.
– Однако, – продолжал я, – или заклинание не было как следует доработано, или вы не научились его толком использовать. Отсюда и ошибки, верно? Вместо центра, стрела раз за разом попадала в край мишени… Я удивлялся, почему вы не пытались перенести душу одного из своих? Ведь что может быть лучше, чем тело императора, управляемое кем-то из вас? Лютхофф этого не раскрыл, однако у меня есть твердые подозрения. Применяя столь сильную черную магию, вы частично убиваете душу, верно?
Монах кивнул.
– Конечно, – ответил. – Безумцы были куда более подходящим материалом. А теперь открой мне, любезный сыне, зачем ты пришел и что хочешь сделать? Я поражаюсь способностью к размышлениям и достойной похвалы жаждой знания, что руководит твоими действиями. Однако знай, что мы трудимся ради достижения высшего добра, суть коего ты даже вообразить не в силах…
– Ш-ш, отче, – велел я ему, прикладывая палец к губам. – Ты не знаешь обо мне одной вещи. Я – инквизитор.
Я полагал, что это его удивит, возможно, даже испугает и уж в любом случае заставит стушеваться. Тем временем монах лишь сжал губы и поднялся.
– Тогда тебе не следует здесь пребывать, – сказал. – Ты нарушил так много законов, что…
Я ударил его тыльной стороной ладони по губам, и он рухнул обратно на лавку.
– Сообщу тебе некую тайну: я здесь неофициально, – сказал я ему.
Он долго молчал.
– И что намереваешься делать? – спросил.
Я осмотрелся.
– Сожгу все это на хрен, – решился, усмехаясь. – Вместе с тобой…
– Ты не можешь этого сделать! – крикнул он. – Это единственные экземпляры… – и замолчал.
– Ох, единственные, значит… – сказал я почти мечтательно.
* * *
Я выспался и после завтрака отправился во дворец польского посольства. Мне приказали ожидать – и так минуло с полчаса (но что это для человека, которому доводилось целыми днями просиживать в канцелярии Его Преосвященства!). После воевода провел меня в свои палаты.
– Не без удивления отмечаю вашу наблюдательность, – сказал он, едва мы шагнули за порог. – И благодарю, что не слишком ранили моего человека.
– Я счел это нелюбезным, – сказал я. – Особенно когда узнал, кому служит.
Он усмехнулся.
– Вы достигли цели?
– Да, ваша милость.
– Расскажете мне?
– Нижайше прошу прощения, но – нет, не расскажу, ваша милость.
– Так я и думал, – пробормотал Заремба. – И как понимаю, проблема решена?
– Верно, ваша милость.
– И она не появится в будущем?
– Этого я бы не решился обещать, – ответил я печально. – Но полагаю, что даже если и появится снова, то – очень не скоро.
– Не спрашиваю кто и не спрашиваю, каким образом. Но – почему именно эти люди?
Я минутку раздумывал над тем, как ответить на сей вопрос. Решил, что в этом случае могу приоткрыть завесу тайны.
– Это была ошибка, ваша милость. Целью всегда был Его Величество.
– Ах, вот оно как, – сказал воевода задумчиво. – Вот оно как…
– Никому не нужна была смерть императора. А вот император живой, но безумный – это куда как серьезней…
– Хаос, мятежи, гражданская война… – договорил он за меня.
– И это невозможно прекратить выбором нового владыки, – усмехнулся я.
Он полез в стол и бросил на столешницу крупный кошель. Звякнуло. Попробуйте набить мошну медными монетами. Попробуйте набить серебряными. Послушайте, как они звенят, – и, клянусь, услышите, что звон их отличен от звона золота.
И уж поверьте: этот вот звенел как кошель, набитый золотом.
– Триста дублонов, – сказал поляк. – Как и договаривались. Вы прекрасно справились.
Я поднял кошель, взвесил в руке. Триста дублонов – это приятный вес, уж поверьте.
Был ли я зол на польского воеводу за то, что тот использовал меня таким образом? За его надежды на то, что некто пожелает меня убить, если его заинтересует мое расследование? И тогда шпион Зарембы выжмет все из убийцы и встанет на след?
Мог, но не больше, чем сурок злится на каменные кряжи, что те закрывают ему солнце. Заремба был политиком, слугой своего короля, своего народа и своей державы. И если он намеревался возложить меня на алтарь этой службы, то что я мог возразить? Я прекрасно знал: окажись на его месте, поступил бы так же, не считаясь с человеческой жизнью. Ибо, если, принеся в жертву одного, можно спасти многих, именно это мы назовем ответственностью и разумным соотношением выгод и затрат. Конечно, для приносимого в жертву это выглядит не лучшим образом – разве что он, как и ваш нижайший слуга, сумеет возвыситься над столь привлекательными мыслями о собственной значимости. Я – сумел. Понимал, уважал и удивлялся Зарембе, хотя, конечно же, трудно было требовать от меня, чтобы еще его и любил. Кто ж мечтает о том, чтобы играть роль пешки на шахматной доске политики – на доске, за которой сидят циничные игроки. Но большинству из нас остается лишь эта роль. И Мордимер Маддердин, смиренный слуга Инквизиториума, не мог надеяться, что когда-нибудь все изменится.
– Кроме того, я вышлю вам сто бутылок наилучшего вина, которое, как я заметил во время последней нашей встречи, пришлось вам по вкусу, – пообещал он с улыбкой.
– Покорнейше благодарю, ваша милость, – ответил я, подумав, что, возможно, сумею его и полюбить.
Он склонился над столом и потрепал меня по щеке.
– Если тебе надоест Инквизиториум, тебе всегда будут рады у меня.
– Покорнейше благодарю, ваша милость, – повторил я, понимая, что эти слова ничего не значат.
Он глянул на меня внимательней.
– Слово шляхтича – не дым, – сказал, будто отгадав мои мысли. – Ваши обеты – легки, словно туман под порывом ветра, наши – тяжелы, как свинец.
И тогда я понял, что он говорит правду.
– Покорнейше благодарю, ваша милость, – сказал я в третий раз, но на сей раз знал, что он понял – я говорю искренне.
Однако я надеялся, что вовек не наступят такие времена, когда я пожелаю сменить службу Святому Официуму на службу польскому магнату.
Эпилог
Меня пригласили к альмосунартиям. Я же показал письмо Айхендорффу и спросил, как посоветует мне поступить.
– Трудно сказать, Мордимер, – отозвался тот наконец. – Я ведь действительно не знаю, зачем ты сюда прибыл, а также что именно и по чьему поручению делал. – Он поднял руку в знак того, чтобы я не протестовал и не прерывал его. – Но если Сфорца против тебя, значит, мы – с тобой. Быть может, этого и мало, но как по мне – достаточно, – усмехнулся. – Если ищешь моего совета, – продолжил он, – то дам его. Иди к альмосунартиям, облачившись в официальные одежды инквизитора, я же пошлю с тобой шестерых для охраны.
– Полагаешь, если отправлюсь туда один…
– Не знаю, – перебил он меня. – Зато знаю, что доставать тебя из подземелий – штука куда более сложная, чем не допустить, чтобы ты туда попал. Пока же никто не осмеливался нападать на моих людей. И уж поверь, братья получат четкие указания, как им следует поступать, если вдруг что-то пойдет не так.
– Спасибо, Лукас, – сказал я искренне. – Весьма тебе благодарен.
– Что же нам еще делать, как не держаться один другого? – ответил он, а потом повернулся к окну. – Приближаются времена, когда станет ясно, кто друг, а кто враг. И я надеюсь, в эти времена мы окажемся по одну сторону баррикад.
– Я никогда не посмел бы в том сомневаться, – сказал я.
Лукас хорошо выбрал инквизиторов, которые должны были меня сопровождать. Все были высокими, плечистыми и бородатыми. Бог свидетель, не хотелось бы мне сражаться против этой шестерки…
У калитки я показал письмо, и альмосунартий, который стоял там на страже, явственно смешался.
– Приглашены лишь вы, мастер Маддердин, – сказал наконец. – Без товарищей…
– Таков приказ Лукаса Айхендорффа, – отозвался командир эскорта.
– Я должен… должен… – запинался монах. – Обождите, господа, – он повернулся и быстрым шагом направился к дому.
Вернулся через некоторое время и отворил калитку.
– Милости просим, – сказал.
Опеку над нами принял еще один монах.
– Ступайте за мной, мастера, – сказал.
Повел нас в сад, но потом остановился.
– Брат Сфорца желает поговорить с мастером Маддердином с глазу на глаз, – сказал. – Остальные останутся здесь.
– Мастер Маддердин нездоров. Провел немало дней в нашем лазарете и едва избегнул тяжелой болезни. Нам приказано не спускать с него глаз, – пояснил предводитель моей охраны без тени иронии, без тени усмешки и с искренностью купца, продающего бриллианты чистой воды.
– Брат Сфорца встретится с ним на пороге часовни, – монах показал пальцем на строение посреди сада.
– Мы подождем.
Я пошел вслед за монахом, а когда тот указал на каменную лавочку, уселся на ней. Через минуту заметил людей, что несли кресло с братом Сфорцой. Они поставили оное передо мной, а потом без слова отошли. Искалеченный альмосунартий долго всматривался в меня, и во взгляде его я видел как ненависть, так и, пожалуй, каплю уважения. Я ведь поставил крест на его планах, и хотя мы оба знали, что я никому ничего не докажу насчет человека, занимающего столь высокий пост, хватало уже и того, что он и его подчиненные теперь были не в силах реализовать свои гнусные планы.
