скачать книгу бесплатно
Ехал Грека через реку
Андрей Печёнкин
"Юмористические рассказы Андрея Печёнкина по градусу юмора намного выше произведений О" Генри и, где-то близки к литературному творчеству Михаила Задорнова…" – народный артист РСФСР Геннадий Хазанов. Непридуманные рассказы из жизни. Прикольные случаи из практики хирургов, лётчиков и алкашей.Содержит нецензурную брань.
ЕХАЛ ГРЕКА ЧЕРЕЗ РЕКУ
Этот воскресный день 1995 года Борька Мордашкин не забудет никогда. В этот выходной он отмечал день молодёжи в своём родном Волгограде. Выпил со товарищами три бутылки водки,одну вина и одну шампанского. Пошатался по рынку. Потолкался с малолетками на дискотеке. К вечеру забрёл на "квадрат" сам не зная, зачем ходит и чего ищет.
Сел Борька на лавку и сидит. И тут к нему подсаживается какая-то шалава. Тоже – пьяная в задницу.
– Я, – говорит,– вон с того парохода.Через три часа он уплывает, давай с тобой выпьем, а потом махнём ко мне в Ульяновск.
– Да ты что,– отвечает Борька,– У меня ж денег нет ни копья!
– Ничего,-говорит, – Я плачу. Будешь жить у меня как у Христа за пазухой.
Ну Борька и согласился. Выпили они ещё бутылку, завалились в шалавину каюту и поплыли. А Борька-то, хоть и пьян,но сам думает:"Щас до Волжского доедем и там сойду". А на то,чтобы "трахнуть" шалаву у Борьки сил уже не оставалось.
Ну, а пароход-то взял и прошуровал мимо Волжского без остановки. Расстроился Борька:"Ладно,ночью будем в Камышине,там сойду". А пароход как пёр, так и прёт без остановки. Так мимо Камышина и проплыл.
Остановился пароход только утром. В Саратове. Шалава проснулась,злая такая,об Ульяновске уже и не намекает. Собрался Борька на выход и говорит шалаве:
– Ну денег-то мне хоть дай, а то как я домой вернусь?
Ничего не сказала шалава, отвернулась мордой к стенке и одеялом накрылась.
Что делать? Смотрит Борька – вентилятор в углу стоит. Хвать его в пакет и – на улицу.
Полдня бродил Борька по речному вокзалу.Продавал вентилятор.Продал какому-то солдату. За 15 тысяч.
Сел в автобус и поехал на железнодорожный вокзал. Приехал он на вокзал, а там контролёры. А билета у Борьки не было. Прицепились к нему контролёры:
– Давай десять тысяч!
– Да вы чё,мужики!– взмолился Борька и рассказал им свою историю. И 15 тысяч показал. А контролёры своё:
– Ничего не знаем, давай деньги,а то милицию вызовем!
Сидеть в саратовской КПЗ Борьке никак не хотелось. Отдал он контролёрам 10 тысяч, да ещё пригрозил напоследок:
– Приеду в Волгоград, всем расскажу – какое гнильё в Саратове живёт,педики вы несчастные, голубые!
Пришлось Борьке подаваться к привокзальным бомжам. Так и так, чуваки, где у вас тут можно подработать?"
– Утром,– говорят – Пойдёшь в такое-то место, туда фуры с мясом приезжают. На разгрузке можно заработать.
Отоспавшись в подвале подался Борька туда,где разгружают фуры. Просидел полдня, ни одна фура не приехала. Грустный, побрёл он куда глаза глядят. Смотрит, возле пивного ларька стоят две бляди. Пиво пьют.Подкатил Борька к ним и давай рассказывать свою историю. Бляди налили ему кружку пива:
– Мы поняли, кто ты такой. Ты – БДС.
– А что это такое?– поинтересовался Борька.
– Бомж дальнего следования, – отвечают.
– Где это вы видели бомжей в белых носках?
Поглядели бляди – действительно: носки почти белые. Выдали они тогда Борьке десять тысяч. А больше у них не было. А билет до Волгограда стоил 31 тысячу.
Побрёл Борька дальше. Брёл, пока не увидел на лавочке двух женщин лет,эдак,под сорок. Подсел к ним,рассказал свою печаль.
– Ну, пошли к нам,– предложили женщины. Как выяснилось потом, были они сёстрами и жили в двухкомнатной квартире.
– Заходи, переночуешь!– предложили они.
– Нет, не пойду!
– Заходи давай!
Затащили они Борьку к себе, накормили и постелили ему на кухне.
Утром дали они ему десять тысяч рублей.
– Больше ,– говорят. – Нет у нас.
Покрутился Борька по квартире и высмотрел,что на секретере уних часы командирские лежат. Борька – цоп их и в карман.
Вышел он на улицу и айда снова шататься по городу. Увидел двух кавказцев с девахами,услышал в разговоре слово "Апшерон". Кавказцы оказались азербайджанцами с Апшерона.
– Да я ж там служил,– обрадовался Борька.– Выручайте, пацаны!
Азербайджанцы ему и говорят:
– У нас у самих всего тридцать "штук", а ещё баб надо в кабак сводить. Вот тебе десять,а утром пойдёшь на рынок, подойдёшь к любому нерусскому и скажешь.что ты от Мамеда.
На следующее утро грязный и заросший Борька явился на центральный рынок. Подошёл к первому "чёрному" торговцу:
– Я от Мамеда.
Заклинание возымело силу. "Чёрные" набросали ему почти сто тысяч рублей."Во дела!– подумал Борька.– Русские кинули,а чурбаны помогли!"
Радостный отправился Борька на вокзал.А там – игровые автоматы."Поиграю,– решил Борька.– Может чего и выиграю". И… проиграл "одноруким бандитам" все деньги.
Совсем разозлился Борька:"Щас точно кого-нибудь замочу!" И тут видит – идёт мимо вокзала дебелая пьяная тётка лет сорока пяти. Идёт,шатается,а под мышкой сумочку держит. Подкатил Борька к ней:
– Мамаша,дай закурить!
– Отвали!
– Спасибо!– и – хвать у неё сумочку и быстрее ноги делать отседова. А бабенция-то как заверещит! Оглянулся Борька – за ним толпа здоровенных мужиков гонится.Бегут,колья на ходу из земли выворачивают. Припустил Борька,что есть духу…
Забежал он в какой-то квартал,отдышался,открыл сумочку.В ней – пять тысяч. Борька даже взвыл от такой невезухи. Потом огляделся,смотрит – недалеко фура стоит и водитель возле неё возится. Борька к нему:
– Шеф! Часы командирские нужны? одна тысяча!
Водитель покачал головой:
– А на что они мне? Впрочем, постой, моя часы себе хотела. Давай я ей отнесу.
Взял водитель часы и понёс в дом. Вернулся с тридцатью одной тысячью!
Тут уж Борька не оплошал. Быстро купил билет и уже утром был в родном Волгограде. Грязный, заросший, но непобеждённый!
33 НЕСЧАСТЬЯ
«Нет повести печальнее на свете,
Чем повесть о Печёнкине в газете».
Я хочу рассказать историю, произошедшую со мной много лет назад. Но прежде надо заметить, что у меня с детства имелась некоторая склонность к литературному творчеству. Её замечали родители, родственники, учителя. «Да,– говорили они.– В будущем твой талант сможет тебя прокормить, ты уже сейчас пишешь стихи не хуже самого Пушкина, да что там не хуже – лучше! Ты – талантливый человек! Ты выше Пушкина!»
Конечно, ростом, может быть, я и выше Пушкина, а вот что касается ума… В конечном итоге такие похвалы и привели меня в редакцию многотиражной газеты «Стройка коммунизма».
Честно говоря, я им не навязывался. Редактор, прослышав неизвестно от кого о моём существовании сам пригласил занять меня место корреспондента. На дворе стоял 1981 год, мне было 17 лет и я был полон энтузиазма и решимости творить великие дела. И знать не знал я тогда, что живу в застойное время, что кругом свирепствует коммунистическая цензура и что Леонид Ильич совсем не такой хороший человек, как о том верещали со всяких трибун.
Итак,– буркнул редактор, смерив меня колючим взглядом,– работать хочешь?
И тут же подтвердил:
Вижу, что хочешь.
Я даже не успел открыть рот, чтобы сказать «не знаю».
На работу мы тебя примем недельки через три, после ухода в декрет корреспондентки Фёдоровой, а пока можешь отдыхать,– сказал он.
А может поработать пока на общественных началах?– робко предложил я.
Вот это дело! – сразу оживился редактор. – И откладывать не будем, поёдёшь… м-м… скажем в учебный комбинат Волгоградгидростроя и напишешь про его начальника Юдина. Давай, действуй!
Долго и упорно плутал я по кварталам города, прежде чем отыскал комбинат. Нашёл в нём и Юдина. Правда тот заявил, что не знает он никакой такой «Стройки коммунизма» и вообще, наверное, он не тот Юдин, потому что это школьный УПК, а не УПК Гидростроя. Ну и ну!
К вечеру я всё же нашёл то, что было нужно. Оно оказалось метрах в ста от редакции. Спросил у секретарш, где Сам. Те любезно показали на двери его кабинета, посмеявшись мне в спину. Срывающимся от страха голосом я задал товарищу Юдину несколько вопросов и отправился писать статью.
Так было выполнено моё первое задание. И с этого момента началась беспокойная жизнь провинциального журналиста. Нередко приходилось вставать в четыре часа утра и мчаться на перекладных чёрт знает куда, чтобы вернуться домой в двенадцать ночи; месить грязь на стройках коммунизма, порой недоедать и недосыпать… Платили мне 100 рублей, а били как котлету.
Редакция наша состояла из шести человек. Кроме редактора и меня, были ещё фотограф Каратицкий из-за своих выпуклых глаз и своеобразного смеха: «Ух-ух!» похожий на сову; корреспондентка Рогозина, курящая дама, втихомолку докладывавшая редактору обо всм, корреспондент Кадурин, человек неопределённого возраста, буквоед, ни одну статью которого не хватало терпения дочитать до конца. На вид ему было 26-46 лет. И была также машинистка по фамилии Степанищева-Меньшикова, тихое и безответное создание. Все мы ежедневно делали газету, зная что её всё-равно никто не читает и читать не будет ибо в те времена и в центральных газетах читать было нечего, куда уж нам! Но мы все изображали усиленную работу, газета с нашими статьями прямиком шла в общественные туалеты, все получали мизерные оклады и всем было хорошо. Кроме меня. Я решил как-то оживить нашу никем не читаемую газету с помощью абсурдных, гротескных статей, по-сути являвшимися пародией на всю агитационно-политическую работу того времени.
Но редактор! Ох уж этот редактор… Он крепко держался за своё тёплое кресло и поэтому измывался надо мной, как хотел. Из каждого десятка моих статей в печать попадала лишь одна, да и та в неузнаваемом виде. Остальные навечно оседали в ящиках редакторского стола.
Вот как-то беседуя на одном заводе с начальником цеха, я услыхал от него такую фразу: «Работают в основном у нас условники, которых на работу не загонишь и под пистолетом». Так я и написал в статье. Редактор же, прочтя рукопись, заёрзал в кресле:
Ну, знаешь ли, условники, зачем же прямыми словами… Давай лучше напишем так: «Люди недостаточно квалифицированные…
И так повторялось изо дня в день. В конце-концов даже такому терпеливому человеку как я это надоело. «Коль не печатают мои статьи, так может попробовать извлечь какие-нибудь личные выгоды из моей работы?» – вот что пришло мне в голову. Я тотчас же явился к редактору и с наглым видом заявил, что мне как газетчику необходимо установить домашний телефон. В редакции воцарилось гробовое молчание.
И магнитофон кассетный, а то стыдно с блокнотиком-то ходить,– поняв что отступать поздно, добавил я.
На телефон не рассчитывай,– едва сдерживаясь от гнева, прцедил сквозь зубы редактор.– Не заработал ишшо.
И приказал мне идти на комсомольскую конференцию, которая должна была состояться в следующую субботу.
Ну вы тогда выходной мне в понедельник дайте, а то что же я ещё и по субботам вкалывать должен! – возразил я.
Вот это даёт! – присвистнул корреспондент Кадурин.
И вслед за его словами вся редакция набросилась на меня стаей голодных акул. Добрых сорок минут они втолковывали прописные истины о самопожертвовании и высоком долге советского журналиста. Так что в итоге мне всё-таки пришлось побывать на этой конференции.
Следующие три дня я не выходил из-за стола, писал и писал до радужных кругов перед глазами. Отчёт получился неплохой, на семнадцати листах. Бережно держа листы, я положил их перед редактором.
Много что-то ты на этот раз написал, сокращай!
Сократил. Принёс опять.
Сокращай!
Сократил ещё, понёс в третий раз.
Всё-равно много, – сказал редактор.
Между прочим, в соседней газете «Знамени труда» такой же отчёт опубликован на двух полосах,– ехидно заметил я.
А ты мне «Знаменем труда» не тычь! – взревел редактор.– У нас не «Знамя труда», а «Стройка коммунизма». Вот когда будешь иметь собственную газету, тогда и будешь писать, что хочешь, а пока выполняй что я тебе говорю! Так, что ты тут написал? Речь командира педотряда Васильевой? Ха-ха! Что это ещё за педотряд?
Педагогический.
Ха! Так бы и писал, а то – педотряд! Может они там этим и занимаются, я не знаю, ха-ха-ха! Но зато я знаю одну бабу, которая действительно этим занимается. Ха-ха! Вычёркиваем. И он повычёркивал ещё добрую половину того, что осталось от этого опуса.
Ну ладно, – подобрев сказал он. – Не будем мы тебя никуда теперь посылать, пришло время тебе самому искать темы для материалов.
Тогда я пойду в бригаду Чепрасова на завод крупнопанельного домостроения, – сказал я и отправился в путь.
Репортаж про Чепрасова вышел на славу.Я аккуратно переписал его на чистый лист бумаги и сдал машинистке. Спустя день редактор вызвал меня в кабинет.
Э-хе-хе! Не пойму что-то я тебя, то ли ты издеваешься над нами, то ли такой простачок на самом деле. Послушай, что ты написал: «Страшно подойти к бригадиру во время работы: в красной каске и чёрном комбинезоне, свирепо озираясь по сторонам, он с упоением долбит ломом железобетонную панель». Чего это он озирается? Ворует что-ли эти панели? И как можно работать с упоением и в то же время озираться? Не знаешь ты тяжёлого труда, помахал бы денёк-другой ломом, узнал бы тогда, какое это упоение. Ну вот что я тебе скажу, видно, рано тебе доверять самостоятельный поиск объектов, а вот помнишь, как ты много ходил по стройкам и видел, что некоторые молодёжные бригады, числящиеся в списках комитета комсомола как действующие, давно распались. Вот и напиши об этом хорошую критическю статью: почему так получается, что секретарь комитета комсомола не знает о таком положении дел, вымети в этой статье всю свою ненависть к грязным дорогам на которые ты мне так часто жаловался. Вообще, напиши обо всём, что ты там увидишь. Езжай!
«Ух,напишу»! – решил я и принялся за критическую статью.
На следующий день редактор, захлёбываясь от смеха читал следующее:
Проникнув через забор на территорию стройки, обливаясь грязью, я заявился в бригаду. Там не было ни души. Ободранный ДТ-54 замер, задрамши в небо своё тупое рыло. Немыслимые кучи мусора, обломков плит и земли. Лишь в покосившемся вагончике отыскались два живых гуманоида. Мутными зелёными глазами посмотрели они на меня сквозь груду пустых бутылок. «Напиши про нас», – попросил один из них, а другой добавил: «Нам солнца не надо, нам партия светит. Нам денег не надо – работу давай!» Да, не выйдет из тебя журналист. Давай-ка подыскивай себе другую специальность. Как найдёшь – скажешь. Ну а сейчас сходи куда-нибудь, да вот хотя бы в женское общежитие, напиши о том, как они живут.
