скачать книгу бесплатно
у тебя должна быть уважительная причина, как с освобождением по физкультуре
Миша с Вахом тихо злорадствовали.
у них – то была уважительная причина, Миша вот – работал, приходил с работы, уставал, преисполненный измученного достоинства вешал брюки на спинку стула, устало сидел на кухне.
Вах вот тоже был серьезным человеком, занятым, в совете состоял, общался с вновь прибывшими.
а у Ло не было этого люка, которым можно было задраить мостовую от дождя бытия.
Ло просто был и очень, очень этого стыдился. как бы он хотел быть таким уважаемым человеком как Миша. но к Ло не липли навыки, вот и все тут.
и он просто существовал. это было как ходить голым в мире где стыдно оголить руку.
Ло Ваху с Мишей с одной стороны мешал, а с другой наполнял своим присутствием их жизни чувством нормальности, вот я-то нормальный, а Ло какой-то дурак. хорошо что я не Ло, хорошо что я нормальный.
поверх голов
когда Ло был зажат в какие-то определенные тисочки – он казался себе возвышенным. это было так круто быть возвышенным, он как будто делал что-то хорошее. правда потом от этой возвышенности и от тисочков у него на лбу были кровоизлияния в виде цветочков, но ведь красиво же, миленько, безобидненько, цветочки же.
в его доме смотреть на человека считалось чем-то гадким, и самое оптимальное – было смотреть куда-нибудь в вечное, разговаривать на возвышенные темы, максимально стараться соответствовать высокому, и ты будешь не такой противный для мира.
счастье не подразумевалась. это была борьба между более отвратительным и менее отвратительным. Ло не мог так жить, но жил.
у членов его семьи, у матери это как будто бы получалось органично, отец просто отсутствовал, а у Ло никак не получалось отсутствовать. он все время топорщился. он готов был платить любую драгоценную цену, выращивать на лбу кровавые цветочки, но никогда не доходил до органики, до гармонии. все – таки Ло был чутким и видел это, что у него никак, никак не получалось стать произведением искусства. порхать как бабочка и оставлять после себя чувство шелкового платка, человека, который истерт на столько что никогда и ни чем не потревожит. но Ло упорно пульсировал не смотря на все свои отчаянные попытки стихнуть.
он очень хотел не раздражать, это было бы для него высшей формой счастья, и какой болью было в нее никогда не попадать. какой никчемный он должно быть если при всех его стараниях у него ни разу, ни разу не получилось.
Вах говорил священным возвышенным тоном, и Ло подумал ну он не поймет, это же что-то такое, особенное, возвышенное. хотя было грустненько конечно.
опять он на обочине. на прекрасной планете был на обочине жизни, а здесь на обочине бессмертия.
но так туда хотелось, туда где Вах видит что-то красивое. но Ло не оттуда. куда ему до возвышенных далей.
крути педали пока не дали.
Ло не будет марать это своими грязными лапищами. есть святые люди. специально обученные.
хотелось ходить на цыпочках, Ло ходил, но так болели пятки. но Ло все время ходил.
Вах был путеводной звездой.
сам Ло ничего не понимал, но Вах видя его беспомощность мягко и тактично направлял его. если Ло говорил о чем-то о чем нельзя – у Ваха появлялась тучка на лице.
если отвлекался и не прислушивался к Ваху или Мише, не улавливал их желания – Ло просто в воздухе чувствовал как меняется цвет электричества.
он итак им обоим докучал что не умел себя вести, все время нужно его было воспитывать, показывать, направлять. нужно было стараться изо всех сил.
что у него есть возможность быть с такими замечательными людьми – они так ему помогают, так о нем заботятся, так его прощают его, его недостатки
я не смогу
липкое дрожание и стыд. я не смогу.
Ло как-то по-особенному не вникал в предметы, а все что запоминал – забывал. а то что мог – сводило его с ума – зачем он это делает?
все вымывалось внутренним напряжением, отскакивало или сгорало.
он не мог сесть и почитать книгу, она вся стелилась через мир наполняя после второй строчки комнату бримбориумом голосов, событий, вопросов, и Ло взрывался.
как будто он брал с ветки желудь, а в руке оказывался целый лес.
может этим и можно было бы как-то заняться, но это нужно было сначала разглядеть, довериться себе, что ты не дурак, ты просто в одном желуде видишь целый лес, по правде говоря Ло до такого никогда не доходил. он просто обжигался и думал что он тупой. и все вокруг тоже не были высокого мнения об его умственных способностях.
ну что за глупость, какие желуди, какой лес, все могут запомнить абзац по литературе, а Ло не может. значит дурак. глупец. ни на что не годится. мир начинал так яростно пульсировать перед его лицом, что Ло переставал видеть абзац. Ло было так стыдно что он отвлекается, видит это жерло, этот бурлящий водопад, не может запомнить абзац, как бы ему хотелось просто запомнить абзац, параграф. эту восхитительную размеренную загогулину. положить сменку в рюкзак, пойти домой. поступить в институт, устроиться на работу.
чтобы все было чин чинарем, но мир бурлил перед его лицом необъятно. это было больно, просто очень очень хотелось быть спокойным и нормальным
туман
Ло просто жил как в тумане.
облака лежали на всем, на его квартире, на том как он проводил день. он просто старался не помнить чтобы лишний раз не расстраиваться. так и жил.
но здесь туман больше не работал.
там, на прекрасной планете, туман очень хорошо работал, и Ло хотя бы иногда в него попадал. так он вроде как отдыхал и был готов к еще одному дню. как-то у Ло получалось.
если там Ло справлялся со своим состоянием, делая его пригодным к течению, то здесь Ло ясно увидел что теперь его окружают грозовые облака.
Ло со свойственной ему наблюдательностью заметил что скрыться больше не получится, облака не те, дырявые насквозь, и плохо укрывают его голову от реальности. Ло долго, бесконечно долго болтался на пороге ее мысли, потому что по ощущениям, ну навскидку впереди виднелся бесконечный ужас. в ужас в общем-то не хотелось, в эту бесконечную, бесконечно яркую, бесконечно новую активность. с бесконечно новыми переживаниями боли, стыда, сожаления за то что он вот такой, а не другой и совершенно не знает в каком игольном ушке себя спрятать. от этих попыток спрятаться Ло как будто бы издевательски еще больше надувался и каменел, а так хотелось быть просто питательным, но невидимым, полезным, неприметным. а Ло был бесполезным, ненужным и ярким. это было ужасно, как он мог такое допустить? было так жаль перед всеми.
Ло как мог оттягивал этот момент, делал все что мог чтобы туда не упасть.
но жизнь выплевывала его как жвачку, все было ядовитым и бессмысленным, больше не было такого что вот сейчас – как бы ни было больно – хорошо, правильно. все было неправильным. Ло нигде не чувствовал себя хорошим мальчиком. не за что было взяться как за перила, за поручень в троллейбусе.
Ло был ужасным, разочаровывающим, не оправдавшим надежд.
везде. во всей этой бесконечности.
в связи с этим открытием, что он уже вообще ничему не соответствует – Ло немного полегчало. жить в постоянном напряжении как бы не повредить что-то ценное своей неуклюжестью – это одно, а когда все уже непоправимо – все – таки дает некоторый простор. Ло сожалел всем собой, о том что он все-таки не справился, если бы можно было строить из сожалений, из сожалений Ло вышли бы изумительной красоты замки. он искренне сожалел всем собой, но тут уже не за что было хвататься. было очень жаль что он всех подвел, у него была такая важная миссия, он и так плохо справлялся из рук вон, а теперь и вовсе выронил.
Ло как-то удавалось пересидеть в том что этого не могло быть.
вот не могло такого быть – что он оказался в такой ситуации что он умер, здесь невозможно ничем заниматься из того чего не делал на прекрасной планете, здесь все ее так называли, отчего было еще более саркастично.
этого простого не могло быть, это какая-то ошибка, Ло просто не понял, иначе это какая-то невероятная по масштабу жестокость. значит Ло просто не понял. такой жестокости не могло быть. иначе он бы сидел всю оставшуюся вечность каждую песчинку своего бытия не зная куда себя деть. разве так может быть? это же просто невозможно, сволочно, ужасно.
мир не на столько жесток.
Ло находит рай
Ло понял что больше не может прятаться, он слонялся в невыносимом состоянии по улицам, не зная куда себя деть.
кофе был горьким, еда была не нужна, и все было бессмысленным, ни к чему, не соединялось одно с другим и рассыпалось как песочный домик.
все обжигало и делало больно, и Ло некуда было спрятаться в этом опаляющем зное.
он жил надеждой что сможет спрятаться, вот сейчас, новое заведение, новая лесная тропинка, новое чарующее впечатление.
но связи не появлялось.
Ло был как выключен, бился как катер на пристани о покрышки. было ни с чем не соединиться.
просто уже не было сил убегать. силы были, ноги были в красивых кроссовках, из коллекции которая еще не вышла на земле, а по ощущениям на ноге были будто их строчили ангелы на локальном кроссовочном производстве.
– я в аду, – подумал Ло. я в аду адищенском. я не могу действовать и никогда не смогу. оказалось что мир все-таки невероятно жесток. а я думал что нет.
однажды в один из дней когда Ло гулял в бесконечном ужасе зная что впереди еще бесконечность этого ужаса когда ты не можешь ни на что потратиться – и что ты на столько глуп что твои слова ничего не значат, Ло даже не мог сам себя пожалеть по этому вопросу потому что сам для себя ничего не весил.
чириканье птиц и то больше значило, они наполняли мир природой, а Ло просто был пустым местом.
в один из таких развеселых дней Ло ходил задыхаясь во всхлипах, которые он даже не мог произнести потому что это не серьезно, он на столько ничего не значит, что ему просто не полагается плакать, Ло на большом глухом заборе из известки увидел маленькую табличку – Рай.
