скачать книгу бесплатно
В Узбекистан в годы войны были эвакуированы более миллиона человек. Особую заботу местные комсомольские и партийные органы проявляли о детях. В октябре 1941 г. по решению ЦК Компартии Уз бекистана и СНК республики был организован Центральный детский эвакуационный пункт (ЦДЭП). В его регистрационном журнале отмечается, что с 25 ноября 1941 по 1 июля 1943 г. в Узбекистан прибыли тысячи детей из разных областей СССР, в том числе дети из Беларуси. Узбеки сделали все, что от них зависело, чтобы ребята были здоровыми и образованными. За ними был установлен хороший уход. Правительство республики вы деляло на каждого ребенка 866 рублей, что на 388 рублей больше, чем расходовалось до войны[10 - Фазылходжаев, К. Ф. Боевое содружество украинского и узбекского народов в годы Великой Отечественной войны / К. Ф. Фазылходжаев // Во главе нерушимого братства: Ком мунистическая партия – вдохновитель и организатор боевого и трудового сотрудничества народов СССР в ходе освобождения Советской Украины от немецко-фашистских захватчиков: материалы респ. науч. конф., 29 окт. 1984 г. – Киев, 1985. – С. 126.]. Одним из сотрудников ЦДЭП работала эвакуированная из Минска библиотекарь Софья Айзиковна Гурвич.
Первым начальником эвакопункта была назначена Наталья Павловна Крафт.
Условия работы были трудные, напряженные. Сотрудникам пункта приходилось работать, не считаясь со временем, не думая об отдыхе. Согласно воспоминаниям работников, первоначально помещение для детского эвакопункта отвели на вокзале. Оно состояло из большого «приемного зала» – довольно темной комнаты с каменным полом. Кроме деревянных скамеек и стола, в ней ничего не было. Здесь обычно собирались дети до санобработки. В этой же комнате стоял столик, за которым сидел дежурный преподаватель. Он регистрировал прибывающих. Дверь из комнаты вела в длинный узкий коридор. Первая комната направо сначала была канцелярией эвакопункта, а потом сотрудники сумели сделать ее спальней для детей, прошедших санобработку. В уютной обстановке на чистых простынях и подушках впервые в тишине и покое ребятишки засыпали, забыв грохот и ужасы войны.
По воспоминаниям А. И. Авдеевой, долгое время проработавшей начальником Центрального детского эвакопункта в Ташкенте, создавать чистоту и уют помогали общественницы города, постоянно посещавшие эвакопункт. Большое дело делали эти женщины. Благодаря их бескорыстному труду ребята попадали в теплую, дружественную обстановку.
Контингент прибывающих ребят был самым разнообразным по возрасту, состоянию здоровья. Задача эвакопункта состояла в том, чтобы за двое суток ознакомиться с физическим и психическим развитием каждого ребенка и определить, куда его направлять: в детский дом или больницу либо устроить на работу. А. И. Авдеева вспоминала:
«Самое тяжелое впечатление производили дети-инвалиды. К нам попадали раненые, обожженные, контуженые, слепые дети. Эти жертвы гитлеровского вторжения всем своим видом и душевным надрывом потрясали нас. Их мы отправляли в детские инвалидные дома. Но об щение с ними надолго выводило из равновесия. Страдания этих детей вызывали у нас прилив ненависти к жестокому врагу, заставляли еще напряженнее работать, чтобы приблизить час победы».
В это тяжелое время на помощь сотрудникам детского эвакопункта приходили руководящие работники республики. Много внимания прибывшим ребятам уделял член Республиканской комиссии помощи эвакуированным детям (была создана в Узбекистане и такая комиссия) всеузбекский староста Юлдаш-ака Ахунбабаев. Всегда спокойный, доброжелательный, отзывчивый, он внимательно выслушивал сотрудников ЦДЭП и немедленно принимал меры по оказанию помощи. Значительную поддержку оказывали эвакуированным детям и другие члены Республиканской комиссии – Е. И. Пешкова (жена М. Горького), Иванова (жена писатели Вс. В. Иванова).
«С питанием у нас было хорошо, – вспоминает А. И. Авдеева. – Обеды готовили на своей кухне, а когда эшелон шел через Ташкент, мы организовывали обед прямо в зале вокзала.
Хуже было с одеждой, трудно было на такую массу детей срочно заготовить все необходимое. Приходилось самим изобретать, находить способы защищать ребят от холода. И выходили из положения. Когда нам выдали кошмы, мы решили пошить из них ребятам бурки. Другой раз получили шестьсот вязаных шарфов. Из них сами сшили свитера, шапки.
…Были у нас утраты, они тяжелым камнем ложились на сердце. Му чительно терять товарищей, стоящих с тобой рядом, плечом к плечу в труд ной повседневной борьбе за жизнь детей. Десятилетиями не заживает такая рана. В дружном коллективе Центрального эвакопункта только с декабря 1942 г. по март 1943 г. из тринадцати человек переболели тифом восемь. Из них умерли трое. До сих пор, как живая, стоит перед глазами наша любимица, воспитательница Валя Муштакова. Восемнадцать месяцев, не покладая рук, изо дня в день самоотверженно работала двадцатилетняя красавица Валя. Ино гда приходилось работать по три – четыре дня без отдыха. Но она не сдавалась, казалось, для нее не было ничего невозможного. Надо ли добиться санобработки детей вне очереди или устроить на работу подростков – все Валя делала быстро, без осложнений. Дети очень любили ее – она умела подойти к каждому из них. И вот… Не стало нашей Вали. Сыпной тиф скосил ее в течение шести дней. Угасла молодая, яркая жизнь.
Суровым январским днем мы провожали эту чудесную девушку в последний путь. Безутешно рыдала мать, горько плакали многочисленные подруги и друзья Вали.
Вскоре сыпняк унес жизнь Любы Гукасьян. Скромная, молчаливая, незаметная, она делала большое трудное дело – была завхозом эвакопункта. С раннего утра до поздней ночи на ногах. В мороз, в ненастье, в любой день надо было добиваться бесперебойного снабжения детей продовольствием и обмундированием. Трудный участок работы, особенно в военное время. Но эта миниатюрная женщина отлично справлялась со своими обязанностями. Ласково и любовно одевала она прибывших ребят. Снимала лохмотья, подбирала по росту одежду, а если надо было, то и ушьет, выпустит швы. И все делала с шуткой, как будто не было трудностей. А как она бережно хранила детское продовольствие! Конфетки к чаю никто у нее не выпросит без наряда. – Детям это! Поймите!
Долго не могли мы забыть и нашего дядю Алёшу, сторожа эвакопункта, да и был ли он только сторожем? Ездил он с Гукасьян за продуктами, ходил в разноску с пакетами по учреждениям, а поздним вечером, окруженный малышами, он рассказывал им сказки. Или вскипятит большой чайник, поставит посредине зала и угощает только что прибывших с эшелоном голодных озябших ребят горячим чаем. Вот таким был Алексей Курбатов, скромный, застенчивый и очень отзывчивый человек»[11 - Марьяновский, Г. Ташкентский вокзал / Г. Марьяновский // Дети военной поры. – 2-е изд., доп. – М., 1988. – С. 23–32; Алматинская, А. Свет наших огней / А. Алматинская, А. Авдеева. – 2-е изд., доп. – Ташкент, 1971. – С. 5–7, 9–11.].
Вот так жил и работал в годы войны коллектив Ташкентского детского эвакоприемника, отдавая все силы спасению детей, заброшенных войной в далекий Узбекистан. Также самоотверженно трудились сотрудники всех без исключения организаций и заведений, связанных с приемом, размещением и воспитанием детей, прибывших с военного запада.
Оказавшись далеко от родных мест, вывезенные в спешке, под обстрелом вражеской авиации дети прибывали в места эвакуации без самого необходимого для жизни в новых для них условиях. Не было одежды, питания, медицинского обслуживания. Так, Бавлинский райком ВКП(б) 21 августа 1941 г. сообщал секретарю Татарского обкома партии о тяжелом положении эвакуированного населения, прибывшего в район. Среди них был 261 ребенок из Беларуси. У детей не было одежды, обуви, район не имел возможности обеспечить прибывших необходимым питанием[12 - Белорусы в советском тылу. Июнь 1941 г. – 1944 г.: сб. док. и материалов. – Минск, 2010. – Вып. 1: Июнь 1941 г. – 1944 г. – С. 16.].
Но постепенно трудности преодолевались благодаря вниманию партийных и советских органов, заботе об эвакуированных простых советских людей.
Наибольшее количество детей из Беларуси были вывезены в Саратовскую область и нашли там себе вторую родину. Так, на железнодорожных станциях Саратова, Вольска, Балашова и Ртищево юных белорусов ждали представители органов народного образования, детских учреждений. Эшелоны встречали не только работники эвакопунктов, но и простые саратовцы, чаще всего женщины. Нередко они уводили детей в свои дома, не обращая внимания на то, какой национальности ребенок: белорус, украинец, еврей. Вот она, исконно русская душа, в полной мере проявившая себя в лютую годину.
Чаще всего эвакуированных детей принимали на эвакопункте при железнодорожном вокзале станции Саратов-1.
Маленьких беглецов от войны принимали по-братски, без задержек распределяли по детским домам городов и сел области. Раненым и больным, а таких, к сожалению, было немало, оказывали необходимую срочную медицинскую помощь. Тяжелораненых и больных, а в ряде случаев и чрезмерно истощенных направляли в детские больницы.
Город Хвалынск, в котором до войны проживали 16 тысяч человек, в годы военного лихолетья дал приют и хлеб 10 тысячам детей, эвакуированным из разных районов страны, оккупированных гитлеровскими войсками. Только Саратовским областным отделом народного просвещения по состоянию на 10 августа 1941 г. в хвалынские детские дома были направлены 487 эвакуированных из Беларуси детей.
Несмотря на то что население городка значительно увеличилось, его жители не только с пониманием создавшихся условий военного времени, но и с искренним радушием встречали беженцев из Беларуси, забирали их в свои дома, делились порой последним куском хлеба.
Все санатории и дома отдыха «Черемшаны» – первый, второй, третий, а также «Просвещенец» были переполнены. В городе был создан детский дом № 1, который в народе называли «Минским», так как он был полностью укомплектован учениками минских школ, эвакуированными из пригорода Минска – Ратомки. В его распоряжение было отдано шесть зданий, находившихся в добротном состоянии. «Минским» называли также детский дом № 7 того же Хвалынска. Он был создан в июле 1941 г. для детей, эвакуированных из пригородов Минска – Ратомки, Городища и воспитанников детских садов № 7, 20, 38 и 65 г. Минска. В акте от 19 июля 1941 г. «О состоянии дел в новом детском доме № 7 гор. Хвалынска» отмечается, что «списочный состав детей – 224 человека, из них в наличии – 219 человек и 5 человек – на лечении в Хвалынской горбольнице». А поступление детей все еще продолжалось.
Многие дети прибывали в советский тыл самостоятельно, без взрослых. Случалось, что в дороге воспитатели, другие сопровождающие погибали во время многочисленных бомбежек, терялись в трудных условиях эвакуации. Часто в числе беженцев находились добровольцы, в основном девушки и молодые женщины, которые собирали детей на дорогах войны и доставляли на эвакопункты. Так, В. Б. Разин приводит факты, найденные им в архивах г. Саратова, что в область прибыли из г. Ба рановичи – 11 подростков без сопровождения; из Белостока – 51 подросток без сопровождения; Бреста – 5 подростков без сопровождения; Ви тебска – 23 ребенка в возрасте от 2 до 14 лет без сопровождения; Орши – 3 подростка без сопровождения; Гомеля – 4 воспитанника детдома без сопровождения; Жлобина – 2 ребенка без сопровождения; Гродно – 4 подростка без сопровождения; Лиды – 1 ребенок, шестилетняя девочка без сопровождения; западных областей Беларуси – 49 человек от 6 до 14 лет без сопровождения; Минска – 440 человек, дети разных возрастов без сопровождения (в том числе из детсада № 8 – 1 человек; детсада № 27 – 5 человек; детсада № 30 – 4 человека; детсада № 33 – 1 человек; детсада № 47 – 2 человека; детсада № 53 – 2 человека; детсада № 86 – 1 человек, детсада № 92 – 3 человека; яслей-сада № 3 – 2 человека); г. Могилева – 135 человек от 2 до 14 лет без сопровождения; г. Кричева – 87 человек от 6 до 14 лет без сопровождения.
Сейчас трудно представить, как дети в таком возрасте, в условиях страш ной войны одни смогли добраться в далекий от родной земли край. Конечно, в пути им помогали взрослые, случайные пассажиры поддерживали, как могли… Но тем не менее…
Разин Владимир Борисович – минчанин, воспитанник детского дома, житель г. Саратова:
– Это – жутко, но вот тако-ое… не передать словами и не представить даже во сне: из ДЕВЯТИ (!) детских садов, добравшихся до земли саратовской из Минска, – оказалось всего лишь от ОДНОГО (!) до ПЯТИ (!) детей, и – без сопровождения (!).
Господи-и! Сколько же из миллионов детей, устремившихся в бегство из Беларуси, не добрались до приютов?..[13 - Разин, В. Б. От Минска до Хвалынска: Дети Белоруссии на земле саратовской: 1941–1945 гг. / В. Б. Ра зин. – Саратов, 2003. – С. 36.]
Вот еще одно страшное свидетельство.
Березина Г. И. – в 1941 г. старшая пионервожатая Саратовского детского дома № 1 «Красный городок», участвовала в приеме эвакуированных детей:
– Особо запомнился такой случай. Было это к вечеру одного из июльских дней сорок первого. Раскрылись ворота и въехала машина – трехтонка с фанерной будкой в кузове. От одного вида машины не по себе стало: пробоины кругом, наверное, не менее сотни. Но еще страшнее, когда начали снимать ребятишек двух-трехлеток. Было их человек двенадцать. У одной девочки, которой мы позже дали фамилию «Неизвестная» (сама она фамилии не могла назвать, и в этом ей никто из новобранцев не помог), была рана на голове. Раненых еще было четверо. Все малыши были истощены.
В столовой шофер поведал историю, которую я слушала со слезами на глазах и от первого до последнего слова запомнила на всю жизнь.
– Наша воинская часть, – рассказывал солдат, – стояла под Витебском. Немцы так наперли, что пришлось отступить. Но мы знали, что там остался Дом ребенка. Собрались с силой и выбили фашистов. Шастаем глазами и не видим детворы. Стали искать. Малышки попрятались кто где: в дровах, сараях, чуланах, под кроватями… Собрали человек тридцать. Нашлась и воспитательница, девушка лет двадцати двух, которая тоже пряталась: оказалась под кроватью.
Командир распорядился откомандировать меня в тыл, доставить детей и вернуться.
В машину набросали соломы, кое-как наспех покормили детей и воспитательницу, дали сухарей – и в путь. «Путь» – это легко сказать, что не километр – дорога в неизвестное. Сами видите… Приходилось и с самолетами «играть в кошки-мышки», и маскироваться. Ночами было легче.
После обстрелов останавливался и проверял состояние «дел»: убитых – снимал, раненым – лишь сочувствовал, не было ни бинтов, ни лекарств. Погибла воспитательница, и из тридцати малышей доставил лишь двенадцать.
Слава богу, хоть меня не задело, а то бы и этих негде было искать.
…И он, солдат, закончив рассказ, вдруг вскрикнул, заревел по-бабьи…[14 - Там же. – С. 134–135.]
В одном из документов, хранящихся в архиве Саратовской области, указывается, что Балаковским школьным детским домом № 1 приняты без путевок облоно:
«Буров Николай Васильевич – 1929 г. р. из д. Романы Белостокской области. Отец мальчика в Красной Армии, мать потерялась в дороге; Куличенко Анастасия Васильевна – 1929 г. р. из г. Барановичи. Отец девочки в Красной Армии, мать убита при обстреле эшелона; Умнов Николай Иосифович – 1930 г. р. из г. Минска. Родители мальчика в Красной Армии; Кульков Алексей Петрович – 10 лет и его брат Валентин Петрович – 8 лет из пос. Сморгонь (ныне Гродненская область. – В. П.) Отец братьев в Красной Армии, мать потерялась в дороге».
Вот еще один документ – «Выписка из сопроводительной записки эвакопункта при железнодорожной станции Смоленск». В нем указывается, что «в Саратов направляются раненные при обстреле Смоленского железнодорожного узла, эвакуированные из Белоруссии подростки: Маковская Надежда Степановна – 10 лет, потеряла мать в пути; Горельник Леонид Михайлович – 7 лет, сопровождающие погибли; Михетко Леонид Евгеньевич – 12 лет, мать убита при обстреле эшелона; Вольский Михаил Викторович – 12 лет; Шевелев Павел Игнатьевич – 11 лет, потерялся при обстреле Смоленского железнодорожного узла; Мальчик двух лет – неизвестен»[15 - Там же. – С. 53.].
Нельзя не привести воспоминания Н. С. Войцеховской (Рачинской). Горечь, боль, спазмы в горле вызывает ее рассказ, записанный В. Б. Ра зиным.
Войцеховская (Рачинская) Нина Сергеевна – с 1936 по 1944 г. работала воспитательницей детского дома № 1 «Красный городок» г. Саратова. В 1941 г. была избрана детдомовцами пионервожатой, активно участвовала в приеме эвакуированных детей. После работы в детском доме окончила Саратовский педагогический институт, десятки лет отдала школе. В 1990 г. организовала в Саратове встречу воспитанников детских домов области всех поколений, в которой приняла участие и группа бывших белорусских сирот:
– В первые два месяца войны пополнение было в основном из Беларуси. Детвору на телеге доставляли с железнодорожного вокзала, где по графику дежурили наши воспитатели. В то время в детдоме не было машин, их забирал военкомат.
Случались и неожиданности: распахивались ворота и во двор въезжала грузовая машина…
Запомнился один случай: в один из поздних июльских вечеров во двор детдома прибыл грузовик с детворой.
Новое пополнение встречали два дежурных сотрудника. В 1941 г. с первых чисел июля и до конца декабря для встречи эвакуированных в детдоме было налажено ежедневное суточное дежурство сотрудников.
В тот вечер мы, старшие девчонки, еще не спали. Мигом оделись, подняли старших мальчишек и – к машине. Нас не обязывали встречать новое пополнение, но мы не могли оставаться безучастными к такому событию.
Стоящий у открытого борта шофер-красноармеец едва слышно говорил: «Осторожно. Снимайте детей по одному. В долгом пути малыши всего натерпелись. Из Могилева мы».
Мы, старшие детдомовцы, не суетились. Распределили, кому чем заниматься. Плач, стон, хныканье малышей подстегивали, торопили. Очень хотелось побыстрее определить в тепло маленьких осиротевших человечков, настрадавшихся на опасных дорогах, не понимавших, откуда и почему на них свалилась такая огромная беда. Очень хотелось поскорее накормить их, обогреть словом. Как и все, я, протянув руки вверх, приняла с машины малыша, прижала к себе, и, осторожно ступая, пересекла двор. Я прошептала ему, кажется, все слова, которые могли бы успокоить хрупкое дрожащее существо.
Нина Сергеевна Войцеховская (Рачинская)
Перед моечной мы в печи сжигали всю одежду малышей, так как в одежде вовсю «хозяйничали» вши.
Вася, так звали «моего» мальчика лет четырех, голубоглазого, со слипшимися русыми волосами, ухватился крепко обеими руками за небольшой мешочек и, не выпуская его из рук, слезно просил:
– Не надо его в печку!
Я осмотрела мешочек снаружи, на нем не было вшей, взяла его себе под мышку и сказала:
– Обязательно сохраним, раз ты так хочешь. Договорились?
– Ага, – тихо, с интонацией не по возрасту ответил малыш.
Стригли малышей наголо поднабравшиеся в этом деле опыта Сережа Парфёнов, Алик Александрович и Витя Плеханов. А наши девочки, имен и фамилий не помню, – мыли-мыли и осторожно терли страшно худущие тельца дерюжными мочалками. А мы, те, кто принес малышей в баню, стояли в ожидании.
И вот они, уже лысенькие и чистенькие, протягивали ручонки к нам, детдомовкам. В спешке да при скудном свете коптилок мы порой ошибочно надевали на мальчиков платьица, а на девочек – штанишки, и поскорее – в корпус.
Потом что-то вроде ужина. Запомнилось предупреждение дежурного сотрудника: «Голодных детей кормить не досыта». На расставленных столах в коридоре больнички (так называли изолятор) – металлические миски с кашей.
…Уложив малышей в постели, девчонки присели на краешки кроватей своих подопечных. Мой Вася сунул свой мешочек под подушку. Я не возражала и не любопытствовала о тайне содержимого. Понимала: в мешочке что-то важное для мальчика.
Васенька вдруг взглянул на меня с какой-то задумчивостью, спросил:
– А ты не уйдешь?
– Спи спокойно. Не уйду, – ответила.
Попыталась рассказать малышу на сон грядущий сказку, не вышло. Он закрыл глазенки и засопел.
Переместив заветный мешочек к верхнему углу подушки, я на цыпочках потихоньку вышла из спальни.
Вслед за мной осторожно удалились из спальни и девчата.
Входя в свой корпус, мы попросили ночную няню Анну Мартыновну разбудить нас пораньше, чтобы до подъема малышей оказаться вновь у их постелей.
С рассветом опять туда, к новеньким…
Васенька – почти до пояса лежал на жиденькой подушке. Вот он проснулся, пошарил глазами по стенам, кроватям, потолку, окнам и, наверное, убедившись, что не в кузове машины, а в спальне, где – ни разрывов снарядов, ни свиста пуль, спокойно-спокойненько, взглянув на меня, спросил:
– Ты не уходила?
Я улыбнулась:
– Как видишь.
И подумалось мне, вот она, святая ложь, без которой не может обойтись иной, даже самый-самый «правдивый» человек. Да, наверное, мы не очень-то покривили душой – долго говорили о наших новеньких. Мысли мои были о нем, Васеньке, и его таинственном мешочке.
В глазах малыша вдруг вспыхнул огонек. Он поднялся, присел и стал медленно развязывать мешочек – серый, потертый. Вынул из мешочка красненькие, лаковые, совершенно новые ботиночки и протянул мне, сказав полушепотом:
– Возьми. На.
Ботиночки девичьи и явно не по ноге Васеньки. Полюбопытствовала:
– Откуда они у тебя?
– Это не мои, – ответил, – сестричкины. Она умерла в дороге…[16 - Там же. – С. 131–134.]
Уже к концу 1941 г. все семь детских домов Хвалынска были переполнены чрезмерно. Характерен рост числа воспитанников в «Минском» детдоме № 7. 1941 год: июль – 224 человека; октябрь – 247 человек; декабрь – 274 человека. Необходимо отметить, что эвакуация детей из Беларуси, хотя и в значительно меньших размерах, происходила в течение всей войны. Через «Витебские ворота» за 1942 г. на восток страны было вывезено значительное количество детей, которых потом направляли в детские дома разных областей. Всю войну эвакуировали детей и на самолетах, которые обеспечивали партизан оружием, боеприпасами, а на обратном пути вывозили раненых, больных партизан и детей. К сожалению, сегодня мы еще не можем назвать даже примерное количество детей, эвакуированных на восток страны таким образом.
На первых порах белорусским детям нелегко было привыкнуть к суровому климату Урала, Алтая или Сибири, высокой летней температуре Казахстана и Узбекистана. Но со временем ребята и воспитатели адаптировались к климатическим особенностям новых для них мест проживания. Окруженные постоянным вниманием и заботой, получая поддержку от шефов – школ, заводов, фабрик, колхозов и совхозов, эвакуированные дети постепенно забывали страх, пережитый во время бомбежек, трагедии военного времени.
Немало детей за время этого ужасного пути забыли свои имена и фамилии, поэтому и нарекали их на земле саратовской неизвестными, букварями, саратовкиными и т. д. А что до имен и отчеств, так это были «прихваченные взаймы» имена директоров детских домов и воспитателей.
Дети есть дети. Особенно мальчишки. Шла война, и многие стремились попасть на фронт. Порыв сражаться с врагом Отчизны – не описуем. Сколько же их, ребят в возрасте от десяти лет и старше, убегали из детских домов только затем, чтобы добраться до фронта и оказаться в «самой что ни на есть настоящей боевой части». В сводках Саратовского областного отдела НКВД ежедневно сообщалось о фактах побегов. Кое-кому из детдомовцев удавалось достичь цели, и они становились сыновьями полков.
Одним из таких «счастливчиков» был Игорь Александрович Шилов. Десятилетним мальчишкой он убежал из Саратовского детдома № 1 «Красный городок» в июле 1942 г. Игорь оказался в интендантском подразделении стрелкового полка. «Сыном полка» он был без малого три года, протопал с боями по родной земле, а День Победы встретил за рубежом, в Австрии. По окончании войны в сопровождении офицера Игорь прибыл в Саратов и предстал перед военкомом области, из рук которого и получил свою первую заслуженную награду – медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» Паспорт гражданина СССР он получил позже, а еще позднее, спустя пять лет, был призван военкоматом на действительную воинскую службу.
Большинству же беглецов не везло: их ловили, задерживали, доставляли в областной приемник-распределитель, а затем возвращали в детские дома.
А старшие подростки?.. Пользуясь отсутствием каких-либо документов, удостоверяющих личность, они «прибавляли» себе годик-другой (в Красную Армию призыв юношей осуществлялся с семнадцатилетнего возраста), шли в рай военкоматы и добивались отправки на фронт.
В феврале 1942 г. руководство Хвалынского района приняло решение: эвакуированных детей отдавать на воспитание в семьи. А для того чтобы заинтересовать горожан и сельчан, объявили: лица, взявшие на воспитание детей-сирот, освобождаются от трудовой повинности на строительстве объектов оборонного значения, т. е. на работах весьма тяжелых, и к тому же без оплаты. Перед «выбором» – идти на строительство объектов оборонного значения или, хоть и сам гол как сокол, принимать сироту – серьезно задумывались многие горожане и сельчане.
О сути работ на объектах оборонного значения можно судить по жизненным судьбам эвакуированных из Беларуси женщин, ставших сотрудниками хвалынских детских домов. Только в детском доме № 7 обморозила руки и перешла в открывшийся военный госпиталь, в нянечки, опытный педагог Александра Ивановна Кондякова; свыше месяца провела в больнице Алина Ивановна Володько, а Хана Борисовна Рольбина умерла.
Активная пропагандистская работа во всех рабочих и сельских коллективах, а также в местной печати, на радио, но, главное, чувство сострадания и людской доброты к детям дали свои плоды. Горожанами и сельчанами были взяты на воспитание тысячи детей-сирот. Уже 25 февраля 1942 г., т. е. в самом начале этой огромной и значимой работы, районная газета «Большевистский путь» писала о сотнях семей, взявших на воспитание детей.
Прочтем и мы с вами отрывок из статьи в районной газете:
«Замечательный почин сделали работницы завода “Красный богатырь”, взявшие на воспитание осиротевших в дни войны детей. За ними последовали сотни семей.
Трехлетний Коля радостен и счастлив. Его взяла семья Пудовочкиных. Сергей Иванович и Федосья Константиновна создали хорошие условия, окружили материнской заботой малыша.
Агроном Хвалынского садовосовхоза тов. Виталий Арсентьевич Соколов взял на воспитание маленькую Галю…
Семья рабочего рыбпункта – Гореловы Андрей Степанович и Дарья Михайловна приютили у себя и окружили ласковой заботой Валечку двух с половиной лет…
Братика и сестричку Толю и Свету взяли на воспитание заведующая отделом агитации и пропаганды РК ВКП(б) Мария Григорьевна Телина.
Нет сомнения в том, что благородный почин патриотов нашего района будет подхвачен многими трудящимися, и осиротевшие дети найдут семью и счастье».
К сожалению, в этом благородном деле по усыновлению детей-сирот случались и трудности, неувязки. Так, были разлучены воспитывавшиеся в детском доме № 7 эвакуированные из Минска брат и сестра Тромеры. Рита в 1942 г. была взята на воспитание, а Максим остался в детдоме. Нашли они друг друга лишь спустя годы[17 - Там же. – С. 169–170.].
На восток страны были вывезены тысячи детей из охваченных войной районов СССР, поэтому в жизни детских учреждений на новых для них местах возникало немало трудностей и проблем. Например, с посудой, одеждой, постельными принадлежностями, ведь дети прибывали практически ни с чем. В первое время посудой для первых и вторых блюд служили металлические миски и большие металлические ложки. Для третьих блюд использовались металлические кружки и граненые стеклянные стаканы. Вот и весь, казалось бы, простой набор. Но сколько нужно было проявить энергии и настойчивости руководителям разных уровней, чтобы полностью обеспечить все детские дома области этой самой посудой, ведь в июле 1941 г. в Саратовской области было более 60 (ШЕСТИДЕСЯТИ) детских домов, заполненных детьми разных возрастов до предела. В одном только Саратовском детском доме № 1 «Красный городок» обрели кров и тепло около тысячи человек.
Так, в одном из актов указывается, что директор Хвалынского дома отдыха «Просвещенец» Н. И. Рыбалченко сдал, а зам. директора детского дома № 7 в Хвалынске А. П. Дятловская и кладовщик детдома Р. М. Кунцевицкая приняли:
1. Кроватей никелированных с сеткой – 80 шт.
2. Кроватей железных с сеткой – 141 шт.
