скачать книгу бесплатно
– Нужно ехать в Ленинград, товарищ председатель Главконцесскома!
– С чего бы это?! Наш подопечный тут, в Москве, а Ленинград-то тут при чём?!
– Имеются сведения, что именно в этом городе есть люди, которые помогут Поэту выехать за границу. Для их нейтрализации прошу командировку.
Председатель Главконцесскома внимательно посмотрел на своего помощника, отвлёкся на несколько секунд на солнечного зайчика, случайно пробившегося в кабинет из-за суровых московских туч и почти плотно задёрнутых штор.
– Что значит «нейтрализации»?!
– Прошу прощения. Для нейтрализации их планов.
– Будьте, пожалуйста, точнее в своих формулировках. А если не удастся это нейтрализовать? Какова конечная цель?
– Мы не должны выпустить Поэта из страны. Это будет сродни катастрофе если не мирового, то регионального, европейского, масштаба.
– И что? Вы готовы пойти на крайние меры в отношении Поэта, если вдруг его захотят вывезти из страны? – Председатель настороженно посмотрел на собеседника.
– В этом случае мы готовы пойти на исключительные меры, товарищ председатель.
Председатель Главконцесскома в задумчивости постучал химическим карандашом по столу и через несколько секунд ответил:
– Оформляйте командировку. Я подпишу. Но не более недели!
В Главконцесскоме не было специальных подразделений для борьбы с инагентами. Эта структура обладала монопольным правом на привлечение иностранных инвестиций в СССР. Ни одно ведомство не могло заключать договоры без согласования с Главконцесскомом, но желающих было очень много. Поэтому наряду с официальными задачами, определёнными для Главконцесскома постановлением Совета Народных Комиссаров от 21 августа 1923 года, были ещё неофициальные, которые решались особыми методами.
– Есть, товарищ председатель Главконцесскома! – бодро ответил Славянин и вышел из кабинета руководителя.
За три недели до известных событий
– Никаких квартир. Вы меня поняли?
Кляйнц сурово посмотрел на собеседника. Тот, слегка замешкавшись, переспросил:
– Точно? Ведь он настаивает…
– Плевать мне на то, на чём он настаивает! Там всегда ушлые и любопытные соседи, неужели вы этого не знаете?! Зачем нам это?
Он специально сделал ударение на «нам», чтобы посмотреть на реакцию собеседника. Тот никак не отреагировал. Значит, уже смирился со своей ролью.
– Вы же читали одно из последних его стихотворений. «Плачет метель, как цыганская скрипка…» – так, кажется, оно начинается. И там есть интересная строчка. – Зигфрид подошёл к окну и не спеша, чётко разбивая слова на слоги, продолжил: – «Мно-го мне нуж-но и мно-го не на-до». Вот и не надо ему квартиры. Пусть живёт в гостинице, в апартаментах. Допустим, в «Альтергене». Вы сможете там забронировать номер?
– Конечно, – неуверенно пробормотал собеседник.
– И сами там, кстати, поселитесь, чтобы быть с ним рядом и, если что, помочь.
– В чём?! – с ужасом в глазах и сдавленным голосом спросил собеседник.
– Как в чём? – Кляйнц рассмеялся, явно стараясь снять напряжение момента. – А бумага? А чернила? Он же всё это просил у вас? Ему же нельзя будет появляться на улице, его будут искать! Да и сладости, о которых он вам говорил… Кто их ему принесёт, если не вы?
Глаза собеседника продолжали источать волнение, но голос стал уже более ровным, чем секунду назад.
– Да, конечно, вы правы. Я забронирую номера, – совсем успокоившись, ответил он. – Для него, для себя и для его друзей.
– Как только это сделаете, сразу же отправьте мне по известному вам адресу телеграмму. Первое число – его номер, второе – ваш, третье – для тех друзей, которых посчитаете нужным пригласить. Текст должен быть, например, таким: «Приезжаю 3-го, поезд 8-й, купе – 12. Обязательно встреть. Всегда твоя Ангелина». По числам вам понятно?
– Да. А что за Ангелина?
Кляйнц улыбнулся:
– Это значит, что с «Альтергеном» у вас всё получилось. Если вдруг с этой гостиницей не выйдет, тогда подпишите: «Всегда твоя». А второй телеграммой, вдогонку и с другого телеграфа, может быть, из пригорода, пришлёте мне название гостиницы. Только одно слово, я пойму. А вы меня поняли? Повторите всё ещё раз!
Посетитель, немного волнуясь, повторил то, о чём ему говорил Кляйнц.
– Хорошо, можете идти. – Зигфрид проигнорировал протянутую руку, отвернувшись к окну, и услышал стук закрывшейся двери.
«Наверное, зря я так… – подумал Кляйнц. – Он сейчас на взводе, может напортачить».
«Какой же я гад, – думал его недавний собеседник, спускаясь по лестнице и выходя на улицу. – Стоит ли оно того?! Со мной обращаются как с проституткой! Меня используют! Он даже руки мне не подал!» Но вдруг услышал слабый свист и обернулся к парадной, из которой только что вышел. Он увидел, как в открывшемся окне на втором этаже стоял Кляйнц и, приветливо улыбаясь, махал рукой. На душе стало легче, он улыбнулся и махнул в ответ.
«Доброе слово, как и улыбка, и собаке приятно. Так же вроде говорят в России… Хотя волк – не собака», – подумал Зигфрид, поёжился от холода и плотно закрыл окно.
* * *
– Ну как ты, дружище?
Он присел на край дивана, на котором лежал Поэт.
– Так себе, Волчара… Сегодня утром проснулся и подумал: седьмое декабря… Это первый понедельник последней для меня зимы. Подумал и написал:
*Морозы только начались,
А на окне уже узоры.
И купола святых соборов
В моей душе отозвались.
Ещё не бьют колокола
По моей жизни неудачной.
Но свет в окне ужасно мрачный.
И давят… давят холода.
Мне не увидеть цвет весны
И не услышать свист синицы,
Как будто плотные ресницы
Мне закрывают жизни сны.
Мне не услышать звон ручья,
И падающий звук капели,
И мартовских котов безумной трели…
Лишь жуткий гогот воронья.
– Ну как тебе? – вопросительно взглянул на гостя Поэт.
Тот слегка откашлялся, наклонился и стряхнул дорожную грязь со своих брюк.
– Если честно, Поэт, то полное дерьмо! Не по форме, она прекрасна. А по содержанию, по смыслу! Ну что это за «мне не увидеть цвет весны»?! Ты рано себя хоронишь, дружище!
Поэт встал с дивана, прошёлся по комнате, взял со стола листок бумаги, на котором были написаны стихи, резко разорвал его на мелкие кусочки, открыл окно и выбросил их на улицу.
– Значит так! – ответил на критику посетителя Поэт.
– Ну зачем же?! Можно б было поработать ещё…
– Нет. Другого не приемлю. Если пришло в голову – нужно писать. Прости, милый друг. Ты готов мне помочь отсюда бежать? – уже гораздо тише спросил Поэт.
Гость замешкался, что не ускользнуло от хозяина палаты.
– Как? Ещё не решился?
– Понимаешь, Поэт… – вялым голосом начал посетитель.
– Не понимаю и не хочу понимать! Ты мне обещал встречу с Ней, а теперь даёшь по тормозам?! Ты сволочь, Волчара!!! – Он перешёл с шёпота на сдавленный крик.
– Успокойся, Поэт. Всё не так просто, как тебе кажется. Ты под особым наблюдением и контролем. Тебя ведут…
– Тоже мне – новость! – Поэт засмеялся и сел на край подоконника. – Слушай, Волчара! А почему они не повесили решётки на окна? Я же могу элементарно разбить окно и выпасть. Или перерезать себе вены или горло куском разбитого стекла! Как считаешь, а?
Посетитель с трудом сглотнул подступившую к горлу слюну и ответил первое, что пришло на ум:
– Ты же не дурак…
Поэт соскочил с подоконника и весело ответил:
– Конечно! Что я, сумасшедший, что ли!
Оба засмеялись. Поэт – от души, посетитель – от шока.
– Я рад, что тебе лучше, – ответил посетитель. – А о твоём освобождении я подумаю. Обязательно подумаю! Пойду я уже…
– Иди, Волчара, и помни обо мне!
Посетитель обнял подошедшего Поэта и вышел из палаты, не оборачиваясь.
«Когда же это всё закончится?!» – подумали оба одновременно, но по разным причинам.
* * *
– Значит так, гражданка Микалшева. Забудьте о Поэте. Раз и навсегда!
Славянин пододвинул свой стул к табурету, на котором сидела испуганная Апрелина Леопольдовна Микалшева, одна из многих случайных знакомых Поэта, в которых он раз за разом влюблялся и разочаровывался, но которые служили ему музами.
– Я говорила, что увижусь с ним в Ленинграде…
– Когда? – резко спросил Славянин.
– Он обещал туда приехать перед Новым годом.
– Где он будет жить?
– Я пока не знаю. Но его друзья обещали мне встречу с ним.
