скачать книгу бесплатно
– Потому что ты богохульствуешь! – мать потрясала кулаками в ужасе от слов дочери, но Мэри это не смутило:
– А дети, они чем провинились, что вынуждены жить впроголодь?
Это был их последний разговор, мать больше не желала видеть Мэри, а единственным связующим звеном с кланом Грей осталась Августа.
Но даже потрясая кулаками и проклиная непутевую дочь, ее мать продолжала по возможности заботиться о внуках. Забота выражалась в сборе одежды и обуви у родных и передача вещей Мэри.
И вот теперь семья предлагала забрать к себе Элизабет. Старшая Денкан не Дульси, она будет вести себя прилично, не проболтается и потерпит, сколько придется. Но отдавать дочь означало признать правоту клана Грей. Августа прекрасно понимала сомнения сестры, она положила руку на запястье Мэри:
– Послушай, пусть хоть Элизабет немного поживет спокойно.
Уговорить Мэри удалось, она только поставила условие:
– Я заставлять Элизабет не стану. Предложишь сама и дашь ей подумать. И обещай, что девочка сможет вернуться, как только захочет.
Элизабет согласилась пожить у бабушки, хотя плакала и твердила, что ей будет очень грустно без мамы, сестры и братьев.
Между Августой и Мэри состоялся еще один серьезный разговор, Августа хотела кое о чем предупредить младшую сестру.
– Мэри, тебя уже разыскивают. Я своими глазами видела розыскной листок: Мэри Денкан.
– А дети?!
– Нет, о детях там ни слова. Но тебе нельзя называть фамилию и имя, тем более, давать объявления об уроках музыки под этим именем. Если тебя арестуют, то детей отдадут в приют!
Августа права, хотя родители учениц Мэри относились к ней хорошо, но была опасность, что кто-то проговорится.
– Надо сменить фамилию.
– Может, возьмешь свою – Грей?
– Вот уж нет! Я стану… Дункан! Вполне ирландская фамилия и отличается не сильно, всегда можно будет сказать родителям учениц, что те ослышались.
Августа усомнилась:
– Мэри Денкан – Мэри Дункан… не думаю, чтобы сошло с рук.
– Хорошо, я стану Дорой.
Их разговор услышала Дульси и возмутилась:
– Но Дора – я! Я – Изадора.
– Дульси, знаешь, как правильней в Ирландии? Айседора. И ты будешь Дориттой – маленькой Дорой. Запомните, дети: мы теперь Дункан.
Привыкшие к любым вывертам своей неспокойной жизни, дети Доры Дункан, бывшей Мэри Денкан, согласились. Какая разница, как зовут?
Элизабет прожила у бабушки недолго, она слишком тосковала по своей семье и, хотя была послушной, никак не могла привыкнуть к новому для нее распорядку. От вольницы Дункан не так легко отвыкнуть. Вернувшись, она обнаружила, что младшая сестра обучает соседских детей танцам. Мало того, довольные родители еще и платили новоявленной преподавательнице! Неплохое подспорье, если тебе всего шесть.
Одна беда – теперь Дунканы не могли сбегать, не заплатив за жилье. Но они подрабатывали все – девочки учили малышню танцевать, мальчики разносили товары, за небольшую плату сочиняли стишки и поздравления завсегдатаям местного бара, Август даже устроился куда-то курьером. Училась пока только самая младшая Дульси, но в десять лет и она решила, что посещение школы пустая трата времени.
– Книги я буду брать и в библиотеке, это бесплатно, а танцевать и без школы могу.
Она могла, эта младшая Дункан.
Айседора буквально не мыслила себя без танца и без книги. Началось это в Сан-Франциско, когда вместо школы Дуси стала ходить в библиотеку.
Тонкие пальцы танцовщицы погладили обложку очередного шедевра, лежавшего на столе. Все книги шедевры, просто не все одинаковые.
Каким-то чутьем с ранних лет она умудрялась выбирать из многих стоявших на полках фолиантов лучшие. Вместо глупых слезливых романов (хотя и таких было прочитано немало) юная девушка штудировала… Фридриха Ницше.
– Если с Ницше начинать, то философия будет не страшна, – заявила она библиотекарю, крайне удивленному ее выбором.
– Мисс, вы уверены, что вам вообще нужна философия?
– Она нужна всем! А вот мой брат Раймонд больше любит древних греков, твердит, что без мудрости Сократа человечество так и осталось глуповатым. А вы кого больше любите – Сократа или Ницше?
На счастье библиотекаря ему пришлось заняться другой посетительницей, спрашивавшей как раз дамский роман. Айседора насмешливо фыркнула:
– Ясно, вы вообще не любите философов.
Интерес Раймонда к Древней Греции повлиял на всю семью, Дункан действительно увлеклись Элладой настолько, что даже одеваться стали как древние греки – в туники и сандалии. Сначала только дома, позже это превратилось в их визитную карточку.
– Здесь ли живет мисс Дункан?
– Ну, я Дункан, а в чем дело? – Айседора искоса смотрела на прилично одетого довольно пожилого человека, прикидывая, какие неприятности может сулить его появление.
– Мисс Изадора Дункан, эту записку моя хозяйка просила отнести вам.
Хозяйка… записка… это слуга?
– Просили прочесть и передать ответ. Можно устно.
Айседора прочла. Миссис К. сообщала, что наслышана о талантливой учительнице танцев и желает, чтобы мисс Дункан обучала движению ее дочь. Оплату обещала весьма щедрую.
– И что я должна ответить?
– Если вы согласны, мисс Дункан, то вас просят прийти вот по этому адресу завтра в полдень. А вы точно мисс Изадора Дункан?
Айседора рассмеялась:
– Да, вы передали записку по адресу. Я приду завтра и проведу показательный урок. Кстати, сколько лет дочери миссис К.?
– Восемь.
– Прекрасно, я приду.
Миссис К. задала такой же вопрос:
– Сколько вам лет, мисс Дункан?
Айседора, не моргнув глазом, прибавила себе пяток. Что за люди, какая разница сколько ей лет, если она умеет учить?
Занятие очень понравилось и миссис К., и ее полноватой восьмилетней дочери Мэри. Конечно, у толстушки не все получалось, но весьма щедрая оплата труда юной учительницы компенсировала неуклюжесть ученицы.
Дульси стоило труда сдержаться и не вопить от радости и гордости за себя, она шла домой степенно, хотя ноги сами так и пускались в пляс. Теперь не будет голода и необходимости носить чью-то одежду, мама сможет меньше бегать по урокам, семья поселится в приличном домике, а Раймонд поступит учиться, он об этом мечтает. Всех будет содержать она, Дульси!
В комнату Айседора вошла важно, словно в кармане был не доллар, а сотня тысяч.
– Что случилось, почему ты надулась, словно индюк? – ехидно поинтересовался Раймонд.
– Вот! Это за один урок, которых теперь будет множество! Поняли?
Элизабет остались занятия с соседскими детишками, а Айседора учила детей состоятельных жителей Сан-Франциско у тех на дому. Жизнь стала вполне сносной, у них появились приличные вещи и даже кое-какая собственная мебель. Главное – рояль, который гордо разместился в комнате, заняв почти все пространство, но это не смущало – танцевали в соседней. За рояль предстояло еще выплачивать, но вполне посильные суммы.
– Мама, тебе не кажется, что наша Дульси и правда сможет содержать всю семью? – шепнула Элизабет Доре, кивая на важно вышагивающую по улице Айседору.
– Мы одна семья, если получается у Дульси, мы все должны ей помогать. Кажется, она самая талантливая, значит, все будет подчинено ей.
Клан Дункан сплотился вокруг самой младшей, действительно самой талантливой и самой… самонадеянной.
Они всегда были единым целым, с детства понимали, что выжить смогут только вместе, что по одиночке пропадут. Сколько семейных банд жили по такому же принципу в Америке начала века? Но Дора сумела сплотить детей на совершенно другой основе – искусстве. Братья и сестры Дункан точно знали, что музыка, танец, поэзия – главное, а их миссия в этом мире – заставить мир увидеть это главенство. Они должны научить людей тому, что за столетия было попросту забыто, тому, что человечество знало во времена своей юности в Древней Элладе.
Прекрасная миссия. Забегая вперед, можно сказать, что во многом она была выполнена, имя Дункан навсегда осталось в золотых скрижалях человечества. Но, как часто бывает в большом деле, не обошлось без перегибов, дорого стоивших и самой Айседоре, и ее семье.
Но тогда они еще были только в начале пути, твердо верили в успех и не замечали многочисленных трудностей.
Одна стопка голубоватых листков на краю стола росла, другая уменьшалась. Но как же медленно! У Айседоры по контракту было всего четыре месяца, если писать с такой скоростью, то не успеет закончить к сроку а она никогда не срывала контракты, даже если выполнять приходилось в тяжелейших условиях.
– Нужен секретарь! В конце концов, можно ведь не рассказывать ему все, что не хочется выставлять напоказ.
Немало событий, которых она и сама не желала бы помнить, немало людей, имена которых в памяти вызывать страшно…
Такое не доверишь чужому человеку но можно написать самой.
Решено, то, что вспоминать опасно или слишком тяжело, она напишет сама, а остальное надиктует. Осталось найти толкового секретаря.
Нью-Йорк… каждого, кто не родился в этом городе и попал туда взрослым, он потрясает. Нью-Йорк просто не может оставить равнодушным, неважно, влюбится в него человек или возненавидит потом, сначала будет потрясение.
Семья Дункан, решив, что Нью-Йорк лучшее место для их старта, приехала туда привычно без денег в кармане, но с уверенностью, что покорить даже этот город они смогут быстро.
Сколько семей или отдельных личностей приезжали, пребывая в такой же уверенности? Скольким пришлось вернуться обратно, уехать еще куда-то, просто сдаться и прозябать… Нью-Йорк не покорился ни в тот же день, ни на следующий, ни еще через месяц, он просто пустил их на свои улицы и… забыл о существовании.
На последние средства сняли скромное жилье среди таких же безденежных и отправились на поиски работы: Элиабет – учеников, Август – места в театральной труппе, Раймонд – в редакции журналов с идеями статей о древнегреческой поэзии, а Айседора, конечно, на Бродвей.
Еще до Нью-Йорка Айседора попытала счастья в Чикаго, несколько раз даже с успехом танцевала на сцене летнего сада под аккомпанемент страшно расстроенного пианино, исполняя незамысловатый канкан перед жующими и пьющими посетителями кафе. К тому ее вынудило полнейшее безденежье, когда они с матерью оказались попросту на улице без цента в кармане и пришлось продать единственное украшение – воротник из старинного ирландского кружева, доставшийся по наследству от бабушки. Тогда Айседора дала зарок ни за что не идти на поводу и лучше умереть с голода, чем снова соглашаться задирать ноги в канкане.
Но Чикаго она вспоминала с нежностью из-за своего первого любовника – Ивана Мироцкого, поляка гораздо старше нее, нищего, словно церковная крыса, но пожелавшего жениться на этой удивительной девушке. Айседора хотя и была по уши влюблена, предпочла сначала добиться успеха в Нью-Йорке, а уж потом…
Основания, по ее мнению, были нешуточные. В Чикаго она сумела добиться встречи с великим Дейли – нью-йоркским драматургом, режиссером и антрепренером, у которого считали за честь играть настоящие звезды. Не просто встретилась, но даже прочитала короткую лекцию о важности танца и пластики. Дейли в труппу не принял, но запомнил и обещал найти для увлеченной девушки роль. К кому же, как не к Дейли ей следовало идти на Бродвее?
– Театр Августина Дейли? – недоуменно пожала плечами дама в дорогом манто, к которой посреди самой известной в мире театральной улицы обратилась Айседора. – Не знаю такого.
Айседора сама прошла весь Бродвей, внимательно читая вывески на каждом доме. Тоже не нашла, не смогли ничего сказать еще три человека и только четвертый – веселый юноша, до самого носа закутанный в теплый шарф – кивнул:
– Театр Дейли не здесь, он на Тридцать четвертой улице. Вам вон туда…
Но к Дейли Айседору не допустили, обещав всего лишь сообщить мэтру ее нью-йоркский адрес.
Не допустили не только к Дейли, Бродвей категорически не желал признавать насущную необходимость уже идущих и еще репетируемых спектаклей в необычном танце настойчивой девушки. Ни в первый, ни в десятый день Айседора работы не нашла. Деньги таяли как снег на солнце, их хватало лишь на скудную еду, над кланом Дункан снова нависла угроза оказаться на улице. Отчаянье сдавило шею хуже удавки.
Айседора брела по улицам Нью-Йорка, размышляя, где еще можно попробовать силы. Удивительно, но даже в таком положении отказываться от своего видения танца и поступать в заведение вроде того, в котором работала в Чикаго, девушка не собиралась.
Настойчивость и вера в свое предназначение всегда вознаграждаются – дома ее ждала телеграмма от Дейли.
– Дульси, что? – с надеждой поинтересовалась мать.
– Завтра в девять. Есть роль! Мама, для меня есть роль у Дейли!
Айседора почему-то не стала объяснять про Тридцать четвертую улицу вместо Бродвея. Какая разница где, если она будет танцевать на нью-йоркской сцене!
Кажется, этот приземистый толстяк не сразу вспомнил ее, а значит, давно выбросил из головы лекцию о танце. Но почему же тогда пригласил к себе? Пока Дейли разглядывал Айседору, видно что-то для себя решая, та боролась с желанием отполировать рукавом его совершенно лысый череп, чтоб блестел. Так и сделаю, если станет приставать! – решила девушка для себя.
Приставать Дейли не стал, он прикидывал, сумеет ли Айседора сыграть в пантомиме. Конечно, он забыл ее рассуждения о свободном танце Эллады и самовыражении, мэтру просто понадобилась актриса в пантомиму вместо выбывшей. Никого другого спешно не нашлось, зато попался на глаза адрес Дункан.
– Но я танцовщица, а не мим!
Дейли махнул рукой:
– Одно и тоже. Пятнадцать долларов в неделю, и то если подойдете. Ничего другого нет и не будет.
Айседора уже открыла рот, чтобы сказать гадость, но вспомнила про угрозу жить зимой на улице и согласилась. Пантомима не давалась девушке категорически.
– Раймонд, ты должен написать разгромную статью, объяснив читателям, что пантомима мертва!
Брат не соглашался:
– Дульси, но пантомима родилась в Элладе.
– Тогда это мертворожденный ребенок! Зачем жестами нужно показывать, что я кого-то люблю? Можно сказать тремя словами, но я делаю много нелепых жестов. Смотри, нужно ударить себя кулаком в грудь, потом протянуть руки в сторону партнера.
– И что тебя смущает? – удивлялся Раймонд. – Ты словно вынимаешь свое сердце и протягиваешь его на ладони любимому человеку. К тому же, если это говорить словами, то будет драма, а не пантомима.
Айседора задумалась.
– Протянуть свое сердце на ладони? Ты прав, в этом что-то есть…
Но никто не позволил ей танцевать отсебятину, а когда по роли она слишком рьяно поцеловала главную актрису, играющую Пьеро, и вовсе получила от нее звонкую пощечину закулисами.
