Тутанхамон

скачать книгу бесплатно


Раб в спешке уходит.

Т у т а н х а м о н. Господин Хоремхеб, но к чему такая спешка? О чём вы говорили?

Х о р е м х е б бросает быстрый взгляд в слезящиеся глаза Эйе. Тот растерян.

Х о р е м х е б (внезапно вытянувшись по стойке смирно) Разрешите доложить по форме, господин наследник фараона?

Т у т а н х а м о н (тоже растерявшись) Конечно… но к чему это… я же просто Тутанхамон, а вы настолько меня старше…

Э й е. Теперь так требуется, мой мальчик… то есть, господин преемник фараона.

Т у т а н х а м о н. Да, учитель… То есть (тоже принимает строевую стойку) докладывайте, господин главнокомандующий армией.

Х о р е м х е б. Находясь в условиях тиранической политической системы, армия в моём лице с согласия правительственного совета по делам воспитания и образования наследника престола в лице господина Эйе предприняла шаги по сохранению основ традиционной государственности, получившей начало указом царя Нармера[3 - Нармер – первый фараон Египта, сформировавший само государство путём объединения двух прагосударств –Верхнего и Нижнего Египтов.]. В целях сохранения традиционного общества, идеологии и политической системы нами был организован тайный совет, в рамках функционирования которого специальным указом сформирована тайная разведка. По последним данным разведки, политическая группировка, близкая к верхушке власти с лидером в лице царицы Нефертити готовит срыв коронации наследника престола принца Тутанхамона с целью занятия оного и продолжения радикально-тоталитарной политики ныне почившего Эхнатона, с сохранением его официальной идеологии в виде культа солнечного диска Атона и культа личности самого Эхнатона. Доклад окончен. Разрешите принять меры по предотвращению заговора?

Т у т а н х а м о н. Разрешаю. Но, постойте… Я, конечно же, разрешаю, но вам не будет трудно пояснить, в чём будут заключаться эти меры?

Х о р е м х е б. Извольте. Меры по предотвращению заговора предпринимаются в ходе операции «Надежда Амона», проходящей в два этапа. Первый из них – скорейшее и незамедлительное взятие под стражу главаря заговорщиков, то есть царицы Нефертити для последующего военно-полевого суда по законам военного времени, второй – проведение процедуры интронизации наследника престола, то есть вас.

Т у т а н х а м о н. Простите, я понимаю, что вы хотите как лучше… но нет ли у вас другого плана?

Х о р е м х е б. Никак нет. В данной ситуации предложенные меры кажутся мне единственно верными.

Т у т а н х а м о н. Я не сомневаюсь в вашей компетентности. Просто… царица Нефертити всегда относилась ко мне и к моей сестре как родная мать… или, лучше сказать, почти как родная мать… (Неожиданно резко) Нет, я обманываю себя. И родной отец не относился ко мне, как родной, а мою мать они использовали в качестве инкубатора, только лишь потому, что царица не могла забеременеть, а потом прогнали, заперли в темнице… Но я всё равно не знал от Нефертити никакого зла. Она была со мной даже ласкова и обходительна, и мне не хотелось бы, чтобы она пострадала.

Х о р е м х е б. По нашим данным ей очень хочется, чтобы пострадали вы.

Э й е. В самом деле, мальчик мой… наследник престола… (с трудом, то и дело вытирая со лба обильно выступающий пот) всю жизнь она ненавидела вас, как чужих детей, как отродье. Вас и вашу матушку, которой завидовала чёрной всепожирающей завистью за то, что она была как плодородная земля, в отличие от неё, пустыни. Позже она приказала отправить вашу матушку в заточение, чтобы вы никогда не запомнили её ласк и не полюбили её сыновней любовью, и, конечно же, чтобы отвадить конкурентку, имевшую шанс занять её место. Мы с уважаемым Хоремхебом очень хотели помочь вашей матушке, но не смогли. Это было выше наших сил, за рамками наших полномочий. Мы не влияем на тюремное ведомство, которое, к слову, я очень советую вам передать под юрисдикцию армии, а не выделять в особую всесильную контору, как при вашем батюшке… Но, возвращаясь к нашему вопросу, к Нефертити, я хочу сказать, что все её улыбки и холодные ласки мачехи были ничем иным, как фасадом, за которым крылось тайное желание вам всяческих зол. Теперь же она намерена реализовать свои давние замыслы и продолжить тоталитарную политику вашего покойного батюшки… В данном случае позвольте мне на правах вашего советника рекомендовать вам принять меры, предложенные господином главнокомандующим армией…

Т у т а н х а м о н (с трудом скрывая подступающий ужас) Учитель… я не узнаю вас… Вы всегда учили меня быть гуманным, понимать и прощать своих обидчиков, сострадать всем, кто нуждается в сострадании. Слушая вас мне казалось, что Нефертити – несчастная женщина, чьё горе и мучения заставили её помешаться на власти. Не вы ли говорили, что такой человек способен стать рабом одного сильного, чтобы только быть повелителем сотен слабых? Позволять угнетать себя одному, чтобы самой угнетать сотни? Мне жалко её, хоть мне ещё жальче маму, пострадавшую от её самодурства. Но я не хочу причинять ей вред. Она и так натерпелась от Эхнатона…

Х о р е м х е б (начавший раздражаться) Будьте покойны, она отыгралась. В том числе и на вашей матери. И на матерях тех, кого казнили по лживым доносам. У нас на руках официальная статистика репресированных. Эйе, припомните сколько…

Э й е (внезапно резко) Не стоит, Хоремхеб. Прошу вас, не давите на него! (Тутанхамону, почтичто нежно, вновь пытаясь взять его за руку) Мой мальчик – позволь пока называть тебя так – семнадцать лет я учил тебя состраданию и человечности, но сейчас я должен преподать тебе последний, самый трудный урок. Мы должны иметь силы забывать о сострадании к тем, кто не знает сострадания, чтобы хоть немного очистить империю…

Т у т а н х а м о н. Мне странно слышать это от вас… Но я понимаю, что вы хотите сказать, и что вы не хотите никому зла. Но как можно забыть о сострадании? Как оно может быть выборочным? Может ли дождь падать на землю так, чтобы оставлять на ней сухие острова? Это чувство можно подавить либо напрочь, либо же не подавлять вовсе.

Х о р е м х е б. Увы, иногда мы перестаём быть в первую очередь человеком, для которого главное это чувства. Иногда мы превращаемся в должностное лицо.

Т у т а н х а м о н. Лицо? (В ужасе) О, нет! Вот оно проклятие, о котором говорил Эхнатон! Стало быть, я и вправду проклят! Но я ещё могу повернуть всё вспять…

Э й е. Нет, это совсем не проклятие. И это совсем не то, что сказал Хоремхеб… (сурово глядя в сторону Хоремхеба) Изменять своим привычкам вредно, и если ты привык говорить языком команд и приказов, так лучше не лезть в поэзию или философию. (Тутанхамону) Мы часто говорили с тобой о Яхмосе, Хатшепсут, Нармере. Они ведь тоже были царями, но они оставались людьми. Да, быть царём – это большой труд, ибо чувства необходимо мирить с долгом…

Т у т а н х а м о н. Нет, они какие-то особенные люди! Не зря до Эхнатона их приравнивали к богам, ведь человеку не под силу такой труд! Я хочу быть человеком, власть испортит меня. Сначала я расправлюсь с Нефертити, потом придётся расправляться ещё с кем-нибудь, кто всего лишь навсего скажет что-нибудь обо мне не так, как положено говорить о фараонах. Что если какой-нибудь человек просто не понравится мне, и я буду подвержен соблазну воспользоваться своей властью? А что если понравившаяся мне девушка скажет, что я некрасив, но власть позволит мне её неволить… Нет, учитель, освободите меня от этого!

Х о р е м х е б. Будьте уверены, вам никто так не скажет.

Т у т а н х а м о н. Это ещё хуже – подумать и не сказать! Если люди будут принуждны быть рядом со мной только лишь потому, что я царь, и им будет запрещено пытаться от меня освободиться?

Х о р е м х е б. Поверьте мне, даже никто не подумает.

Т у т а н х а м о н. Ещё хуже! Хуже! Не подумает разумом, но почувствует сердцем!

Х о р е м х е б. Это тот редкий случай, когда сердце отдают под абсолютный контроль разума.

Т у т а н х а м о н. Но разве это правильно – приказывать сердцу молчать! Поймите, я никого не смогу принуждать быть со мной рядом!

Х о р е м х е б. Принуждать не придётся. К вам повалят толпы.

Т у т а н х а м о н. Толпы повалят не ко мне. Толпы повалят к золоту, алмазам, деньгам, рабам, лошадям и колесницам. Толпы повалят к ногам фараона, «должностного лица», а не человека! Фараон будет принуждать эти толпы падать пред ним ниц, играя на их страхе и алчности. Несчастный фараон! Несчастная оболочка, под которой скрывается всего лишь юноша, желающий только искренних чувств! Несчастная оболочка, которая принуждает толпы таких же оболочек поклоняться себе. А если в этой толпе найдётся человек, который тоже, как я, ищет искренности, если найдётся мой друг, которого я жду, которого я с отчаянием зову уже семнадцать лет? Он испугается. Не меня, а грозного фараона, у которого есть золото и рабы, и которому поклоняется бездушная, меркантильная толпа. Мой друг! Могу ли я изо дня в день, из ночи в ночи звать тебя, молиться о тебе? Имею ли я право на это, если я – сын Эхнатона, сын тирана, приговорённый занять его место! Я никогда не смогу заставить тебя стать моим другом, я могу только взывать к тебе! Существуешь ли ты? Имею ли я право сделать тебя частью моей души, и мечтать о том, чтобы стать частью твоей? Имею ли я право сделать твои надежды моими, и надеяться на то, чтобы мои мечты стали твоими? Возможно ли это? Я могу лишь молиться о том, чтобы найти отклик в твоей душе. Но только не власть! Она испортит всё! Нет!!! Только не власть! Ты же знаешь, как я ненавижу её! Я не хочу её, она как грязь, как пятно на моей душе. Власть над тобой уничтожит всё, что связывает нас. Пусть тебя нет, пусть тебя никогда в моей жизни не будет – лучше никогда не знать тебя, не видеть тебя, чем иметь над тобой власть! Это лучше и для тебя – никогда не знать меня, и не надо! Не надо, потому что я люблю тебя, мой милый друг…