Домдур

Павел Бородин

Домдур

Глава 1. Домдур

Тогда всё и началось. Это был обычный зимний вечер. Уютно трещали дрова, в небольшом домике, на окраине снт "Заречный". Сонливость пахнула в глаза сигаретным дымом, жар открытой печи делал тело мягким и податливым. У хозяйки можно было курить прямо в доме! Закуривая одну, я думал уже о второй …и так – по кругу. Иногда хозяйка спускалась со второго этажа и просила принести чаю. В шутку ругаясь на прокуренный мною первый этаж, возвращалась к себе, в такую же прокуренную комнату. Надо сказать – лестница была настолько крутая, что я побаивался нести весь "чайный набор" сразу. Приходилось соблюдать особую последовательность: сперва – горячий чайник, затем – кружки и сахар. Пакетики уже заранее были распределены по кружкам.

Потом мы пили чай втроём. Был ещё Борис – молодой человек хозяйки. Мы дымили так, что приходилось открывать дверь, чтобы табачный туман вышел наружу. Мы смеялись, иногда могли сидеть до утра и травить байки друг другу, острить и язвить по полной над кем-то или же сами над собой, от скуки.

У хозяйки жили ещё две студентки – Маша и Света. Они частенько поднимались к нам на "дымный шабаш". Света была девушкой отстраненной, часто читала мангу и тащилась по всяким азиатским темам, типа аниме и прочего (честно говоря я не особо и вникал). Маша всё никак не могла расстаться со своим парнем, который никогда не появлялся в нашей "табачно-чайной" компании. Звали его Стёпа. Он жил на веранде вместе с Машей. Там была целая куча обогревателей, сами понимаете, веранда зимой – это холодильник! Работал Стёпа ночью и мы редко виделись. Возможно, он не поднимался к нам с тех пор, когда подскользнулся на той самой лестнице, ведущей к "шабашу", да ещё кошка Муся вплелась ему в ноги (или между ног!) и коварно подставила бедного Степу, что тот полетел кубарем вниз. Я этого не видел, говорят – смеялись так, что соседи нарекли дом 908 – дурдомом. Хотя сами девчонки- студентки придумали куда более изящное название – "Домдур".

Маша…Маша мне понравилась не сразу – маленькая, темненькая, в очках, стеснительная и как будто вечно ищущая куда бы спрятаться – она невольно создавала образ "серой мышки", но не всё было так однозначно…Однажды хозяйка попросила нас приготовить ужин вместе с Машей, а сама уехала с Борисом и Светой по делам. Стёпа был на работе, так что мы остались вдвоём. Тогда мы и познакомились…

Я помню, как обратил внимание на её руки. Они то и дело вздрагивали, как будто она ими вовсе не управляла. Пока она чистила картошку, я невольно стал переживать за её состояние. Глаза её бегали. Казалось, когда она пыталась взглянуть на меня, то глаза её смотрели как бы "мимо", как будто цепляя что-то неуловимое боковым зрением. Это было необычно и как-то пугающе. Но позже я узнал. Оказывается, один из бывших, которого она любила, не переносил прямых взглядов, и она приучила себя смотреть как бы "сквозь" человека. Чего только женское сердце не сделает ради любви, порой идя на такие уступки и приучая себя к таким жёстким правилам, которые ломают душу безвозвратно. Она рассказала, что больна эпилепсией и нервным расстройством. С самого детства она жила на таблетках и в полном одиночестве, так как мама боялась её выпускать гулять – "Не дай Бог приступ!" Она рассказала мне, как её затравили в школе, и о том, что она устала от своей болезни. Я сочувствовал ей, я понимал её болезнь, – ведь сам я не так давно бросил курс антидепрессантов, страдая от алкоголизма, тревожного расстройства и одиночества. Я не мог найти свою родную душу, которая меня приняла бы таким, какой я есть. Возможно, Маша мучилась от того же…

Мы приготовили ужин и дожидаясь хозяйку сели у печки. Я рассказал Маше, как попал сюда, к Саше (так звали хозяйку) . Мне попросту было некуда идти. После алкогольного срыва я не мог вернуться обратно на реабилитацию. У меня не было сил, чтобы проходить курс заново, опять начинать всё с нуля. Мне пришлось ночевать в подъезде. Я не знал что будет дальше. Я напивался и спал прямо на чёрной лестнице многоэтажки. Когда это стало совсем невыносимо, а точнее – это уже было на грани жизни и смерти, я вспомнил про жену своего друга – Сашу. И решил написать ей… Несмотря на то, что друг мой уже умер и умер он смертью тяжёлой (об этом не стану писать), Саша нашла в себе силы жить дальше и даже нашла человека, который очень её полюбил и поддержал в момент утраты. Нашла в себе силы помочь и мне – приняла без копейки в кармане, привезла в свой загородный дом, встретив меня около вокзала еле-еле живого. Я очень ей благодарен за это…Такими же братьями по несчастью были и эти студенты, которые жили у неё. У кого-то были проблемы со съемным жильём, у кого-то с работой и достатком, у кого-то – со здоровьем…И Саша помогала им чем могла. Вот только я был уже не студент, мне был 31 год и я потерял всё. Моя депрессия доходила до крайности, мои долги казались неподъемными, мой алкоголизм – казался неизлечимым. Я провожал этот, как я считал, проклятый и безумный год – совершенно обессиленный и разочарованный. Я стал зациклен на себе… Мне очень нужно было найти что-то в этом мире, что разорвёт этот замкнутый круг.

Глава 2. Маша

Надо сказать – печка у Саши была капризная, с характером. Иногда на растопку уходило около часа, да и дрова были сырые – дровник то и дело заметало снегом, и дрова промерзали. Но, справившись с растопкой, я получал определённое наслаждение – можно было смело назвать это счастьем. Я погружался в детство. Меня как будто переносило в прошлое, в дом моих родных…У бабушки была финская большая печь, напротив которой я мог сидеть часами и просто смотреть на огонь. Один на один с золотыми угольками, что искрят и тлеют, согревая душу…

В один из таких вечеров ко мне пришла Маша и села рядом. Я смотрел то на неё, то на огонь – и мы заговорили.

Она рассказала о своих непростых отношениях со Степой. На веранде отключили свет и теперь им нужно было куда-то съезжать. Долг за свет был большой, а отдать его не было никакой возможности. Стёпа звал её к своей маме. Но она не хотела. Она устала быть с ним. Устала от его заботы и вечного контроля. Маша не работала, да и не могла – приступы участились, нужно было делать инвалидность или по крайней мере усиленно лечиться и обследоваться. Всё это наложило на неё определённый отпечаток отстранённости и одиночества. Болезнь, Стёпа, которого она встречала в 3 ночи со смены, сбитый режим и невозможность что-либо изменить в своей жизни. Она была игрушкой в руках своего молодого человека или как домашний питомец, который не может без своего хозяина… Но ведь передо мной сидел человек! Окунаясь в этот глубокий и одинокий мир, я понимал, наконец-то понимал, что есть и такие, кому намного хуже, чем мне. Маша не знала как поступить, она хотела расстаться постепенно, через месяц, а теперь нужно было что-то решать. Она не привыкла решать. Варианты были не самые привлекательные – оставаться в доме у хозяйки (в неопределённом финансовом положении, тк Степан её содержал), либо уезжать со Степой. В тот вечер мне стало очень грустно, я не хотел чтобы она уезжала. За эти несколько дней она стала для меня родной, приходя на беседы за кружкой чая у печки. Огоньком, который я сам когда-то утратил в своём сердце. Не от того ли я так люблю смотреть на золотые угольки в печке? Ведь своих у меня на тот момент внутри не осталось…

Было около трёх ночи и я пошёл спать, Маша осталась ждать Степу. Я не мог уснуть… Неужели она уедет? Я не знал как будет, не знал, что она решит. Я видел силуэты за дверью – Стёпа пришёл с работы. Я слышал шёпот, но не разбирал слов. В неизвестности ворочался и словно укрывался одеялом от мыслей, что я больше не увижу Машу. И почему я так быстро к ней привязался? …

Но в какой-то момент я сам себе сказал – я готов отпустить её. Потерять. Пусть я знаю её несколько дней, но всё же этот человек для меня что-то значит. Как будто мы уже были знакомы, и её история была прочитана мной задолго до встречи. Обезумел ли я? В своём ли уме? Голоса становились более явными, и теперь я стал различать за дверью интонации спора, ссоры, сомнения… Так я и уснул, не зная, увижу её завтра или нет. Я смирился с потерей, сказав себе что если так – значит это нужно. Вечером следующего дня я узнал, что Маша остаётся.

Саша с Борисом позвали меня выступить на благотворительном концерте у знакомого. Когда мы приехали туда я очень заволновался – большой зал, много людей, да и я честно говоря был не в лучшей форме для таких масштабных выступлений – всё же неделю назад я спал в подъезде, а тут – на сцену! Я почему-то сразу мысленно поставил себя в самый дальний ряд среди выступающих, как будто я – хуже всех. Но подумал – спою эту песню для Маши. Тогда я ещё не знал, останется она или уедет. «Какая разница – думал я – раз уж позориться, так хоть с каким-то смыслом!» Ещё и текст не выучил наизусть, да уж! Всё что я хотел на тот момент – чтобы Маша услышала меня, чтобы она была в этом зале. И для меня она правда была здесь, рядом. Саша и Борис после концерта включили в машине запись моего исполнения, и я был приятно удивлен. Мне редко нравилось своё исполнение, а здесь – я готов был послушать ещё несколько раз. Я пел для неё…