скачать книгу бесплатно
Политическая наука №3/2011 г. Современная политическая социология
Сергей Викторович Патрушев
Журнал «Политическая наука» #3
Анализируется состояние зарубежной и российской политической социологии в 1990–2000-е годы, представляются ведущие отечественные научные центры и проводимые ими исследования. Раскрываются социологические аспекты функционирования государства и власти, общественных и политических движений. Рассматриваются проблемы массового сознания, политического поведения, социальных факторов политического процесса. Особое внимание уделяется взаимосвязи социальных изменений и политических трансформаций.
Предназначено для исследователей-политологов и социологов, преподавателей и студентов вузов.
Сергей Патрушев
Политическая наука №3/2011 г. Современная политическая социология
ОТ РЕДАКЦИИ
Настоящий номер «Политической науки» представляет собой в некотором смысле идеальный продукт, во многом соответствующий нашим представлениям о журнале как об издании, ставящем перед собой цель отражать и анализировать состояние дисциплины. Редакторы-составители и авторы номера решали сложную задачу: создать панораму современного этапа развития одной из важных субдисциплин политологии – политической социологии. Очевидно, что формат журнала не позволяет показать всё и вся. Для этого существуют солидные энциклопедические справочники, полдюжины которых издано в 2000-е годы, и толстые монографии. Мы решили использовать разные панорамные виды, картинки и лица: в номере представлен взгляд на состояние политической социологии за рубежом и ее развитие в России на фоне общемировых тенденций, отражены проблемы исследования отдельных тематических областей и т.д. Для подкрепления содержательного панорамного богатства использованы разные жанры (статьи, обзоры, рефераты, интервью, переводы и т.д.). Некоторая фрагментарность возникшей картинки в определенной степени отражает мозаичность современного этапа политической социологии.
Номер открывается ставшей уже традиционной рубрикой «Состояние дисциплины: Политическая социология». В статье О.В. Поповой рассматриваются достижения и проблемы политической социологии, тенденции ее развития за последние полтора десятилетия. Обращаясь к научным и учебным публикациям различных жанров и форм, автор делает вывод о том, что «политическая социология за рубежом находится в фазе “затяжного прыжка” – в стадии подготовки к новому качественному взлету». Причем одна из причин «бреющего поля» – давление богатого научного наследия политических социологов предшествующего периода. К заметным содержательным прорывам не привели ни значительный и растущий объем публикаций и появление новых журналов, ни умножение методологических фокусов зрения и методических экспериментов, ни расширение проблемно-тематической сферы, ни, наконец, частичная смена поколений ученых. Рискнем предположить, что подобная ситуация характерна не только для политической социологии и некоторых других субдисциплин и тематических областей, но, возможно, и для современной политической науки в целом. Эту мысль отчасти подтверждает статья В.Г. Ледяева, посвященная анализу исследований проблемы власти в городских сообществах. Автор фокусирует свое внимание на изменениях в проблематике, методологии и методики в данной тематической области и показывает, что принципиальная смена подходов происходила в 1960–1980-е годы.
Редакторы-составители номера сознательно отказались от публикации аналитических статей, посвященных состоянию политической социологии в России. Дать всеобъемлющий и достаточно объективный анализ российского случая – задача даже более сложная, чем представить общую картину развития политической социологии в мире. В силу относительной молодости субдисциплины в России ожидать консенсуса в оценках ее состояния было бы нереалистично, а представлять какую-то одну позицию в ущерб другим – некорректно, если исходить из задач поиска научной истины. Были выбраны иные формы оценки ситуации в отечественной политической социологии и рефлексии на тему ее развития: исследовательские статьи, составившие рубрику «Российская политика в зеркале политической социологии», и серия интервью с руководителями крупнейших социологических центров, известными специалистами в области эмпирических исследований, которые предложили свое видение достижений и проблем политической социологии в России. Исследовательские статьи обращены к различным сюжетам. Это теоретико-эмпирическая характеристика российского типа социальной организации и институциональной среды, обусловливающих своеобразие политических процессов (А.Д. Хлопин), фундированный и убедительный в методическом отношении анализ ресурсной асимметрии и патрон-клиентских отношений в формировании результатов выборов президента России (И.А. Скулкин), оригинальное по материалу и форме рассмотрение самоорганизации российских граждан (И.А. Ершова).
В рубрике «Перечитывая классику» впервые публикуется перевод фрагментов трех первых глав классической работы С.М. Липсета – одного из крупнейших исследователей политики ХХ в., определивших лицо политической социологии как субдисциплины. Мы исходили из того, что появление данного перевода в нашем журнале не только позволит подробнее познакомиться с идеями классика еще большему количеству нынешних и будущих специалистов, но и обогатит представление о современном состоянии субдисциплины с учетом ретроспективы, а также, быть может, побудит издателей озаботиться публикацией полного перевода этой выдающейся книги. Ведь опубликовали же спустя ровно полвека «Политические партии» М. Дюверже!
Завершает номер традиционная рубрика «С книжной полки», в которой представлены рефераты книг и статей по политической социологии, отражающие наметившийся поворот к глобальному измерению предмета политической социологии. Пользуясь случаем, мы хотим еще раз привлечь внимание читателей к продолжающимся конкурсам рецензий и рефератов на научные издания и пригласить к участию в них. Мы полагаем, что развитие этих жанров является крайне важным не только для отдельных субдисциплин, но и политической науки в целом, так как способствует решению задач научного информирования и выработки критериев профессионализма.
Мы надеемся, что материалы номера вызовут интерес читателей и послужат стимулом к развитию научной саморефлексии в рамках не только политической социологии, но и других субдисциплин и тематических областей политической науки.
В подготовке данного номара участвовали члены Исследовательского комитета по социологии Российской ассоциации политической науки (РАПН).
Е.Ю. Мелешкина,
С.В. Патрушев
СОСТОЯНИЕ ДИСЦИПЛИНЫ: ПОЛИТИЧЕСКАЯ СОЦИОЛОГИЯ
ЗАРУБЕЖНАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ СОЦИОЛОГИЯ (1995–2011)
О.В. ПОПОВА
Политическая социология – одна из наиболее значительных и разработанных междисциплинарных субдисциплин социологии и политической науки, существующая фактически с середины XIX в. Такие характеристики, с одной стороны, предполагают детальную разработанность предмета и наличие четко обозначенных методологий и методик решения аналитических задач, а с другой – требуют ясного ответа на вопрос о качестве и масштабе прироста знаний.
Рассматриваемый период 1995–2011 гг., т.е. 16 лет, – время, достаточное для становления нового поколения в науке, формирования научных школ, появления концепций, меняющих представление о взаимоотношении социальной и политической реальностей. Оценку состояния политической социологии необходимо проводить на основании комплекса показателей; учитывать параметры как количественные (число и тематическое разнообразие изданных монографий, активность публикаций в научных журналах, чтение курсов по политической социологии в университетах), так и качественные (активность работы признанных ученых – классиков в этой области, появление новых интересных исследователей и концепций, методологий и методов, востребованность политических социологов как экспертов при принятии политических решений). В данной статье акцент сделан на научных и учебных публикациях.
Обращение к зарубежной, прежде всего англоязычной, научной литературе по субдисциплине побудило задать ряд общих вопросов. Осуществлен ли за последние полтора десятка лет значительный прорыв в развитии политической социологии? Изменились ли «точки роста» и появились ли новые лидеры в национальных школах? Решены ли вопросы о доминировании конкурирующих методологий? Найден ли способ «комбинирования» нескольких подходов при выполнении прикладных политико-социологических исследований? Или появились новые научные парадигмы, позволяющие развить новые методологии? Изменилась ли «расстановка сил» между национальными школами в политической социологии, определился ли лидер? Ответы на них не кажутся столь простыми и однозначными. Более того, по мере углубления в чтение книг и журналов по политической социологии именно с точки зрения итогов развития науки на рубеже XX–XXI вв. вопросов становится все больше.
***
Последние десятилетия ушедшего столетия прошли, и, полагаем, ближайшие десятилетия нынешнего века останутся под влиянием нескольких крупнейших социологов, ушедших из жизни после 1995 г. Конечно, это – Никлас Луман (1927–1998), Пьер Бурдье (1930–2002), Сеймур Мартин Липсет (1922–2006), Чарльз Тилли (1929–2008), Ральф Густав Дарендорф (1929–2009), Шмуэль Ной Эйзенштадт (Айзенштадт) (1923–2010). Ряд их работ был опубликован уже после их ухода стараниями учеников и коллег [см., например: Luhmann, 2010; Bourdieu, 2002; Luhmann on law and politics, 2006; Nordmann, 2006]. Влияние этих ученых на общественные науки столь велико, что вряд ли можно ограничить сферу их профессиональной деятельности только политической социологией.
Рамки статьи не позволяют подробно рассмотреть их вклад в политическую социологию, поэтому коротко остановимся лишь на некоторых моментах.
О значении исследований П. Бурдье говорит уже тот факт, что за весьма короткий срок после его ухода из жизни опубликовано больше десятка монографий на английском, французском и немецком языках, посвященных анализу теоретического наследия великого постструктуралиста. Теория поля политики и габитуса, которую некоторые отечественные авторы неоправданно редуцируют к варианту теории социальной стратификации, позволяет дать точные характеристики развития неформальных политических практик и ресурсов власти применительно к любому государству.
В последние годы своей жизни П. Бурдье не «почивал на лаврах», переиздавая знаменитую работу «Поле политики» [Bourdieu, 2000], а продолжал исследовать природу социального неравенства, воспроизводящуюся через систему образования, и развивать теорию политического действия [Bourdieu, 1998; Bourdieu, 1996]. Значимы его усилия в развитии теории гендерного неравенства – несколько раз издавалась с дополнениями книга «Мужское доминирование» [Bourdieu, 2001]. Теоретик, далекий от идеологии феминизма, заявлял, что мужское доминирование, подчас внешне незаметное, представляет собой в современном обществе самый яркий пример символического насилия, осуществляемого постоянно не только в частной, но и в общественной, и в политической жизни. По мнению Бурдье, необходим объективный анализ роли таких институтов, как семья, школа, церковь, государство, увековечивающих гендерное неравенство и возводящих его в абсолют.
Имя одного из величайших политических социологов современности С.М. Липсета прочно вошло в историю науки в связи с исследованием им таких тем, как демократия и идеология, социальная стратификация и модернизации, трансформация общественного мнения, социология интеллектуальной жизни. На последнем этапе исследовательской карьеры ученого волновали проблемы социальной стратификации, особенности современной демократии в странах со стабильной политической властью, причины, по которым многие страны смогли избежать политического пути России в XX в. [Lipset, 2000; Democracy in Europe and the Americas, 1998; Lipset, 1996; The encyclopedia of democracy, 19954 Lipset, Raab, 1995]. Осознанно или нет, но политические процессы в США принимались С.М. Липсетом за образец. В период расцвета своей научной карьеры С.М. Липсет был профессором политологии и социологии в Стэнфордском университете (1970–1990-е годы), на ее излете – работал старшим научным сотрудником Гуверовского института и профессором Университета Дж. Мэйсона. В 2001–2006 гг. серьезная болезнь ограничила его возможности интенсивно работать, но и в эти годы публикуется ряд интересных исследований в соавторстве и под редакцией С.М. Липсета, посвященных главным образом анализу политической ситуации в США, теории демократии, оценке роли политической деятельности рабочего класса, а также профсоюзов в трансформации стабильного демократического режима [Lipset, Lakin, 2004; Lipset, Meltz, 2004; Lipset, 2003; The breakdown of class politics, 2001]. Еще при жизни С.М. Липсета публиковались работы, посвященные анализу его значения для политической социологии [Civil society and class politics, 2004].
Можно не сомневаться, что на современную политическую науку будут оказывать колоссальное влияние и такие мастера социологической мысли, как У. Бек, А. Турен, Ю. Хабермас, А. Этциони [см.: Goode, 2005; After Habermas, 2004; Restorff, 1997; Habermas and the Korean debate, 1998; The active society revisited, 2006]. Значительное влияние сохраняют французские социологи М. Доган [Dogan, 1999] и Д. Кола.
В этом блистательном ряду особое место занимает Э. Гидденс. Английского исследователя сложно назвать политическим социологом (или только политическим социологом) – настолько весом его вклад в общую социологию. Но публикации последних 15 лет демонстрируют серьезный интерес ученого к политической сфере и методологии политической социологии [Giddens, 1999; Giddens, 2000]. Критика марксистской методологии не мешает Гидденсу признать Маркса наиболее значимой фигурой в развитии социологии – наряду с Контом, Вебером, Дюркгеймом, Ницше, Парсонсом, Маркузе, Гарфинкелем, Хабермасом, Фуко [Giddens, 1995а; Giddens, 1995б]. В работах Э. Гидденса объективность ученого сочетается с гражданской позицией неприятия социального и политического неравенства безотносительно того, касается ли это государств, правительств или социальных движений, этнических или гендерных групп [Essentials of sociology, 2008]. Политическое звучание имели его теоретические поиски третьего пути [Giddens, 1999; Giddens, 2000; Giddens, 2001; Giddens, 2003], а также недавняя публикация, посвященная изменению климата [Giddens, 2009]. Гидденс критикует зеленых, которые попытались монополизировать право на борьбу с этой проблемой, в то время как необходимы скоординированные усилия социальных и политических акторов на местном, региональном, государственном и международном уровнях.
В последние годы предпринимаются попытки осмысления развития национальных школ в области политической социологии. Отметим, что крупных монографий, специально посвященных современному этапу развития политической социологии в странах, которые традиционно держат «пальму первенства» в этой области знаний – США, Великобритании, Франции, – фактически не встречается. Активизируются проблемы истории политической социологии в отношении именно тех государств (Индия, Польша, страны Латинской Америки, Италия, Канада,), в которых ученые в настоящее время пытаются определить этап развития «своей» национальной научной школы [Gupta, 1996, 1995; Political sociology and democratic transformation in Poland, 1996; Rethinking development in Latin America, 2005; La sociologia politica in Italia, 2000; Political sociology: Canadian perspectives, 2002].
Историки политической социологии в целом весьма скептически отзываются о ее состоянии в странах Восточной Европы, акцентируя то обстоятельство, что в последние 15–20 лет интеллектуальных усилий ученых в этих странах хватает главным образом на то, чтобы редуцировать идеи западноевропейских и американских авторов в прикладные социологические исследования с политической тематикой. С этим можно согласиться лишь с существенной оговоркой. Действительно, в посткоммунистических странах финансирование общественных наук в настоящий период резко сокращено, что не может не сказываться на качестве и содержании исследований. Но в тех странах, где традиционно были сильны социология и отдельные тематические направления, качество научной продукции не снижалось. Самый наглядный пример – исследования политических элит государственного и локального уровней в Польше[1 - С некоторыми новейшими материалами данных исследований можно познакомиться на сайте журнала «Политическая экспертиза: ПОЛИТЭКС» по адресу: http://www.politex.info].
Наблюдается расширительное толкование предмета политической социологии. Подчас под рубрикой «политическая социология» публикуются тексты крупнейших исследователей из других областей науки, например П. Друкера (1909–2005) – признанного специалиста в областях управления и экономической социологии. Оказалось, что в его работах 1940–1987 гг., посвященных управлению в корпорациях, экономической эффективности тоталитарного общества, принципам управления в инновационных условиях, содержатся идеи, весьма актуальные для современного глобального постиндустриального общества [Drucker, 2010].
Нередко категория «политическая социология» используется для описания каких-либо социально-политических процессов, если в работе наличествуют статистические данные и результаты опросов общественного мнения. Это касается оценки состояния социальных институтов [Mottale, 1995; Rumford, 2002]. В рамках сравнительной политической социологии анализируются отношения общества и государства в странах с федеративным административным устройством [Explaining federalism, 2008], политические процессы в различных регионах [Ray, 1998; Di Tella, 2001; Mazrui, 2004; C?arkog?lu, Toprak, 2007].
Рубеж десятилетий, а тем более столетий и тысячелетий, воспринимается человеческим сознанием как нечто совершенно особенное, как едва ли не переломный момент. В полной мере это относится и к представлениям о развитии науки: политическая социология века XX, начало политической социологии третьего тысячелетия. Находит эта особенность и в учебных публикациях [Readings in contemporary political sociology, 2000; Political sociology for the 21st century, 2003; New critical writings in political sociology, 2009]. Все чаще используется как устойчивая категория «критическая теория политики» – для обозначения взгляда современных социологов на взаимодействие социума и власти. Исследователей интересуют отношения между государством и гражданским обществом в современном мире, выявление групп, действительно обладающих властью и ресурсами в условиях глобализации, появление новых социальных движений, возможности в новых условиях нео-либерализма, особенности политического сознания граждан, политической культуры и политического участия в сравнительной перспективе идей ведущих ученых и оценке реальной социальной практики [Faulks, 2000; Stirk, 2000]. Присутствует осознание того, что история идей в области политической социологии имеет исключительную значимость для объяснения современных социальных и политических трансформаций [Horowitz, 1999; Linz, 2006; Hamowy, 2005; Socjologia polityczna… 1996; Between sociology and history, 2004; Plasticity into power, 2004; Rose, 1999].
Действительно новаторскими являются попытки рассмотрения политического развития в постмодернистских обществах в контексте взаимодействия трех факторов: информационного, экологического и технологического. Для обозначения концепции, фиксирующей связь между естественно-природными, культурными и политическими системами, предлагается новый термин – «социофизика» [Arnopoulos, 1995]. Интересна попытка в рамках эпистемологии связать теорию социального знания и политику [Knowledge and politics, 2001].
Следует также обратить внимание на исследование в рамках политической социологии так называемого пространственного неравенства, т.е. анализ государственной, региональной и городской политики, связанной с отношением властей к локализации в определенных точках групп, резко отличающихся своими социальными ресурсами [The sociology of spatial inequality, 2007].
В последнее десятилетие проявилась примечательная тенденция. Политические социологи с мировым именем, которые на протяжении почти всей своей научной карьеры занимались изучением довольно узких проблем, заметно расширяют круг обсуждаемых тем. Так, активно развивавшаяся профессором Мичиганского университета Р. Инглхартом с конца 1970-х годов тема влияния послевоенного «экономического чуда» на смещение приоритета материальных ценностей, прежде всего экономической и физической безопасности, к ценностям «постматериальным» начинает приобретать несколько иное звучание. «Ценности постмодерна отдают более высокий приоритет самовыражению, чем экономической эффективности: люди становятся менее готовы принять человеческие издержки, с какими сопряжены бюрократия и жесткие социальные нормы. Общество модерна характеризуется упадком иерархических институтов и жестких социальных норм и расширением сферы индивидуального выбора и массового участия» [Инглхарт, 1997, с. 11]. Р. Инглхарта интересует не только эмпирическое подтверждение своей концепции постматериальных ценностей, хотя исследования эти проводятся регулярно, но более широкая научная парадигма – выявление того, как культурный сдвиг и перестройка мироотношений, которые он обозначает как «постмодернизацию», влияют непосредственно на характер политического поведения людей и опосредованно – на характер политического режима, какие группы оказываются вовлеченными в этот процесс, какие формы организации для продвижения своих идей они выбирают [Inglehart, 1997]. В западных демократиях, по мнению Р. Инглхарта, «стремление иметь более широкие возможности в принятии решений по различным вопросам на работе и в своих общинах, активнее влиять на процесс принятия политических решений на правительственном уровне» [цит. по: Лейпхарт, 2004, с. 46] характерно прежде всего для представителей социальной группы, наименее вовлеченной в традиционную систему социальной дифференциации, новый средний класс, самый образованный, молодой, нерелигиозный. Наиболее четко эта тенденция проявилась в монографии «Модернизация, культурные изменения и демократизация» [Инглхарт, Вельцель, 2011][2 - Книга является переводом монографии, изданной на английском языке в 2005 г.]. Ученые использовали идею Р. Инглхарта о постматериалистических ценностях, чтобы объяснить причины возникновения партий «зеленых» в странах Западной Европы. Аналогичные попытки, правда, менее удачные, предпринимаются, чтобы при анализе функционирования праворадикальных партий определить, какие из неудовлетворенных потребностей населения были мобилизованы этими партиями.
В отношении работ Р. Инглхарта следует отметить и тот факт, что фактическая «монополизация» им темы политического сознания и ограничение ее обсуждения в парадигме «материальные-постматериальные» ценности невольно сузило интерес к проблеме изучения политических установок – столь популярной теме в 1970-е годы. Исключение составляют, пожалуй, попытки ученых проводить сравнительный анализ формирования политических ценностей в странах «старой» и «новой» демократии [Kenney, 2003; New democracies and old societies in Europe, 2001].
Некоторые темы обсуждаются в зарубежной политической социологии постоянно, например конфликтные отношения с государством [Braun, 2011; Glasberg, Shannon, 2011; Neoliberalism and everyday life, 2010], формальные и неформальные практики в социальной и политической жизни [Chong, 2000; Jackman, Miller, 2004; Taylor, 2003; Roy, 2002; Shaping history; 2007; Nelson, Greene, 2003; Smith, 2003], проблемы этнических и расовых конфликтов как элемент системы политических отношений [Modernism and race, 2011; Stanfield, Creek, 2011], политические аспекты жизни мегаполисов [Readings in urban theory, 2011; Farrar, 2008], особенности электорального поведения населения [Beyond red state, blue state, 2009; Caplan, 2007], нормы протестного поведения [Fillieule, Tartakowsky, 2008; Blanton, Fargher, 2008] и политического поведения в целом [Oxford handbook of political behavior, 2007; Sociological views on political participation in the 21st century, 2002], характеристики социальных движений в современном мире [Dictionnaire des mouvements sociaux, 2009; Social movements, 2005] и особенности формирования партий и партийных систем [Archer, 2007; Knutsen, 2004; Mainwaring, 1999]. Не обойдены вниманием социологов политические процессы в странах Восточной Европы [Eli?son, 2005] и в России, хотя, казалось бы, западные политические аналитики должны были утратить интерес к нашей стране почти полностью [Hass, 2011].
Ряд работ посвящены междисциплинарным проблемам существования человека в мире политики [Man is by nature a political animal, 2011]. Политические аспекты исторической социологии рассматриваются под углом весьма неожиданным – как конструирование общества под воздействием политической воли [Terrier, 2011].
Ч. Тилли за год до смерти в соавторстве с С. Тэрроу выпустил монографию, посвященную роли иллегальных и нелегальных средств изменения политики правительства в современном мире, – демонстрациям, всеобщим забастовкам, бунтам, терроризму, акциям гражданского неповиновения и даже революциям и восстанию [Tilly, Tarrow, 2007]. «Призрак революции», судя по всему, продолжает тревожить умы ученых и в XXI в.: появляются публикации, в которых анализируются, например, опасность распространения идей сапатизма и возможность использования его практики антиглобалистским движением [Gilman-Opalsky, 2008].
Политические позиции авторов проявляются особенно явно, когда обсуждаются проблемы преемственности политики в европейских странах по отношению к выходцам из бывших колоний [Khiari, 2009]. Проблемы мигрантов исследуются в контексте тех сложностей, с которыми сталкиваются эти группы, особенно если речь идет об «инокультурном» опыте [Zolberg, 2008]. Анализируются социальные движения, основанные на национальном принципе [Oommen, 2003; Day, Thompson, 2004; Kinnvall, 2006].
Анализ литературы по современной зарубежной политической социологии подтверждает, насколько сложно авторами разграничиваются предметы политической социологии и собственно политологии [Relations of global power, 2011; Handbook of politics, 2010; Peoples, Vaughan-Williams, 2010; Orum, Dale, 2009; Handbook of social capital, 2009; Preferences, 2005; Power, 2005], политической социологии и социологии политики [Kidd, Legge, Harari, 2010; Lachmann, 2010; Kloby, 2004], политической социологии и общей социологии [Consumerism and the co-operative movement, 2009; Elements of reason, 2000]. В наибольшей степени это касается проблем идеологии [Grand theories and ideologies in the social sciences, 2010; Ideology: comparative and cultural status, 2009], демократии [Political discussion in modern democracies, 2010; Les intermittences de la de?mocratie, 2009; Domestic perspectives, 2008; Persuasion, power, and polity, 2000], государства всеобщего благосостояния [Be?land, 2010], политических и социальных прав, а также форм политических акций сексуальных меньшинств [The politics of social inequality, 2001]. Основательно подзабытая обществоведами теория конвергенции используется для продвижения идеи о глобальной демократии, идущей на смену капитализму и социализму [Boswell, Chase-Dunn, 2000]. Аналогичная ситуация – с исследованием состояния институтов и расколов в странах «всеобщего благосостояния» [The political sociology of the welfare state, 2007]. Данный объект исследования, как и сама идея государства «всеобщего благосостояния», весьма актуальная для программ либеральных партий в демократических странах два десятилетия назад, ныне выглядят откровенно устаревшим.
В целом, на наш взгляд, в середине – второй половине 1990-х годов западная политическая социология была своего рода зеркалом, оперативно отражавшим актуальные социокультурные и политические процессы. Активно обсуждались проблемы выбора властью модели политической мобилизации [Burnham, Fairbrother, Mizen, 1995], влияния радикальных форм социальных движений на политический режим [Extremism, protest, social movements, and democracy, 1996], особенностей политического дискурса [Coster, 1996]. Перед политической социологией ставилась задача поисков путей политического развития через преодоление неравенства [Kloby, 1997], в том числе в области публичной политики в ситуации противостояния частных и общественных интересов [Sciulli, 1999; Masses, classes and the public sphere, 2000; Erp, 2000]. Нашло отражение в публикациях и оригинальное ретроспективное исследование символического влияния музыкальных традиций на формирование социальных и политических субкультур протестных социальных движений [Eyerman, Jamison, 1998].
В это время на Западе ученые прошли период увлечения постмодернистскими идеями «размытых границ» идентичностей расы и пола и обсуждения их влияния на политику государства [Social postmodernism, 1995]; кристаллизовалась сама идея формирования политики идентичности [Hoover, Marcia, Parris, 1997], а позднее была поставлена под сомнение концепция единой культурной идентичности [Bayart, 2005; Recognition and difference, 2002], хотя при этом публиковались работы, посвященные национальной (общегражданской) идентичности и идентичности доминируемых социальных и неформальных групп [Annus, 2005; Walsh, 2004]. В связи с развитием теории идентичности в рамках социологии следует обратить внимание на попытки в современных условиях заново «прочитать» классические работы, например Дж.Г. Мида [Silva, 2008].
Определенные сложности обнаруживаются и при попытке западных авторов классифицировать методологические подходы. Так, можно встретить рассуждения о сциентистском (бихевиорализме), антисциентистском, марксистском направлениях методологии и теории рационального выбора. Совершенно очевидно, что даже логический объем выделяемых категорий не равнозначен, поскольку марксизм явно относится к сциентистскому направлению, а теория рационального выбора – концепция среднего уровня, которая на статус самостоятельной методологии претендовать не может. Сохраняются попытки свести современные методологии к традициям, идущим от трех великих социологов XIX в., – К. Маркса (марксизм), М. Вебера (понимающая социология), Э. Дюркгейма (социологизм), добавив к ним критический взгляд на систему властных отношений М. Фуко и его последователей (1960–1990-е годы), а также культурологическую традицию анализа политических процессов, сформировавшуюся в 1970-х годах, которая, по мнению К. Нэш, явно прослеживается в работах, например, Э. Гидденса и М. Кастельса [Nash, 2010, p. 4–42].
На наш взгляд, среди методологических подходов, используемых в современной политической социологии, важнейшими остаются неофункционализм [Sciulli, 2011], неомарксизм, символический интеракционизм, феноменология, постструктурализм и конструктивизм. Попытки отечественных авторов редуцировать их до трех основных направлений [Романовский, Тощенко, 2007, с. 3–21] представляются не вполне оправданными.
Марксистская трактовка власти не пользуется ныне особой популярностью в академической среде Западной Европы и США. Тем более удивительно переиздание в 2008 г. в серии «Радикальные мыслители» книги преподавателя социологии Кембриджского университета, одного из наиболее цитируемых неомарксистов – Г. Терборна «Что делает правящий класс, когда он управляет?: Государственный аппарат и власть государства при феодализме, капитализме и социализме» (впервые издана в 1978 г.) [Therborn, 2008]. Идеям неомарксиста С. Холла посвящен сборник 2007 г. «Культура, политика, раса и диаспора» [Culture, politics, race and diaspora, 2007].
Значительно ослабивший свои позиции необихевиоризм периодически используется при изучении политического сознания и поведения. Идеи начала 1990-х о необходимости мультипарадигмального подхода к анализу политических процессов вылились в не слишком удачные попытки совмещения в рамках одного исследования нескольких методологий, а также использования постмодернистского подхода, основанного на «текучести» критериев оценки любого явления.
Вместе с тем неизменным методологическим основанием анализа политических отношений остаются работы М. Вебера [Baehr, 2008; Breiner, 1996; Hecht, 1998] и Т. Парсонса [Gerhardt, 2002].
У нас нет достаточных оснований говорить о кризисе современной зарубежной политической социологии, хотя вызывает недоумение постоянное обращение ученых к обсуждению предмета этой субдисциплины и ее соотношения с родственными, близкими областями знаний – социологией политики, политологией, социологией; подобный вопрос обычно решается на стадии формирования конкретной научной отрасли. Приходит новое поколение ученых, которые, подобно Колумбу, заново открывают для себя специфику политической социологии? Размывается собственная сфера анализа политической социологии, когда ее категории и концепции, с одной стороны, активно заимствуются современной политологией[3 - Это напрямую относится, например, к теориям политических ценностей (теория постматериальных ценностей Р. Инглхарта) или политической идентичности (исследование в рамках политологии ситуаций политизации традиционных форм социальной идентификации – этнической, конфессиональной, общегражданской, региональной, профессиональной, гендерной и т.д.)], с другой – интегрируют концепции и идеи смежных дисциплин (например, теория политических конфликтов Р. Дарендорфа или теория «мир-системы» И. Валлерстайна[4 - Граница в тематике политологии и политической социологии подчас так размывается, что многих политических конфликтологов и теоретиков международных отношений социологи без колебаний записывают в свои ряды.]). Особенно очевидны отмеченные метания при анализе структуры зарубежных учебников по политической социологии, которые активно издаются и переиздаются, свидетельствуя об устойчивом интересе [см., например: Aletum, 2001; Dobratz, Waldner, Buzzell, 2012; Dogan, 1999; Horowitz, 1997; Kourvetaris, 1997; Nash, 2010; Political sociology: the state of the art, 2010; Political sociology, 1999].
По содержанию можно выделить четыре типа учебников.
1. Учебники со слаборазличимыми предметами общей и политической социологии. В них традиционно определяется предмет политической социологии и смежных областей знания, исследуется роль культуры и общества, соотносятся жизненный цикл человека и этапы его социализации, в том числе образования, определяется взаимосвязь социального взаимодействия и повседневной жизни индивидов, проблемы классового, национального, гендерного, глобального межгосударственного неравенства; анализируется влияние на жизнь людей урбанизации, глобализации и изменений в экологии; анализируются организации и неформализованные группы (чаще всего так называемые инициативные группы или группы одного интереса), роль семьи и интимных отношений в жизни индивида (специальный раздел при этом посвящен социологии тела – проблемам здоровья, болезней и сексуальности), оценивается значимость сетей в современном обществе, анализируются девиантное поведение и преступность (в этом смысле размывается граница уже с криминологией). И лишь незначительная часть материалов посвящена собственно проблемам взаимодействия правительства, политической власти и общественных и политических движений и организаций.
2. В учебниках слабо различаются предметы политической социологии и политологии в целом, сферой интереса первой объявляется политика в целом и деятельность государства с поиском общих универсальных принципов влияния власти на социум. В качестве наиболее важных рассматриваются проблемы индивида как «общественного» и / или «политического животного», традиционные теории власти классиков социологии, психологии и философии XVI–XX вв. (от Н. Макиавелли, М. Вебера, К. Маркса, Э. Дюркгейма, З. Фрейда до М. Фуко, П. Бурдье и т.д.), формы политического поведения, анализируется деятельность политических объединений разной идеологической направленности, прежде всего партий, описываются формы артикуляции политики (явно наблюдается выход в субдисциплину политологии – политическую коммуникативистику). Примечательно, что к области политической социологии в этом случае часто относят темы, непосредственно связанные с политической экономией и экологической политикой, а также с проблемами этнополитологии, особенно в контексте обсуждения «этнических бунтов», «этноса как политического субъекта постсовременности» [Neuman, 2005; Best, 2002; Orum, 2001; A textual introduction to social and political theory, 1996].
3. В учебниках акцентируются проблемы социального и политического равенства / неравенства через призму современных авторских концепций. Акцент делается на теории власти Ф.Ф. Пивена и Р.А. Кроуфорда, неоплюралистические и неофункционалистские идеи А.М. Хикса и Ф.Дж. Лекнера, теории конфликта А. ван ден Берга, инструменталистские теории политики Э. Амента, концепцию знания и политики Дж. Джаспера, феминистскую теорию политики Б. Хобсон, дискурс-анализ М. Фуко, Э. Лакло, Ш. Муфф, С. Жижека, Я. Торфинга, теорию рационального выбора Э. Кизера и Ш. Болдри. Приводятся результаты исследований национализма Л. Гринфилд, партий М.А. Шварц и К. Лоусон, групп интереса и сетевых сообществ Ф.Х. Грандос и Д. Нока, корпоративной власти М. Мизручи, Д.М. Би, В. Штрека, Л. Кентуорти, избирательной политики Дж. Манза, К. Брукс, М. Содера, общественного мнения Д. Виклима, общественных движений Дж.К. Дженкинса и У. Форма. Проблемы взаимоотношения государства и социума анализируются сквозь призму теорий Т. Эртмена, Дж. Маркоффа, Дж. Гудвина, Ч. Тилли, В. Брачет-Маркес, О. Озлэка, А.М. Хикса, Г. Эспинг-Андерсена. Политика государства в отношении гендерных групп анализируется с позиций Дж. Мисры и Л. Кинг, а в отношении этнических групп – К. Реддинга, Д.Р. Джеймса и Дж. Клугмена. Проблема войны в арсенале политических средств государства обсуждается в рамках теории Г. Хукса и Дж. Райса. Среди социологов, исследующих политические последствия глобализации, особое внимание уделяется таким авторам, как Э. Хубер, Дж.Д. Стивенс, Т. Яноски, Ф. Ван, П. Эванс [The handbook of political sociology, 2005].
4. Учебники, в которых система отношений «общество – государство» представляется в политической практике повседневности [Bratsis, 2006; Goldfarb, 2006] или рассматривается в контексте анализа какой-либо узкой сферы человеческой деятельности, например науки [The new political sociology of science, 2006]. В первом случае значимым становится описание изменения форм проявления власти и сопротивления ей, формирование новых моделей локальных политических сообществ с развитием входящих в повседневную жизнь технологий, например Интернета и новых электронных средств связи, позволяющих следить за жизнью «маленького» человека. Во втором случае акценты смещаются на проблемы коммерциализации деятельности университетов, формы проявления властных отношений в организации научной деятельности, конфликты, в том числе этического характера, в области генетики и биомедицинских исследований, оценку негативных последствий развития производства для экологии и т.д.
Общим для учебников является то, что они, как правило, пишутся в рамках классического позитивизма, обязательно содержат раздел «Современное государство и гражданское общество», а их авторы стремятся рассматривать политические проблемы с учетом развития системы «глобализация – глокализация».
Институционализация политической социологии как науки и учебной дисциплины прошла на Западе давно, поэтому журналы по этой отрасли знаний, а их общее число превышает сотню, также существуют не один десяток лет[5 - Среди наиболее значительных отметим: «Acta Sociologica», «The American Journal of Sociology», «American Sociological Review», «The American Sociologist», «Annals of the American Academy of Political and Social Science», «The Canadian Journal of Sociology» / «Cahiers canadiens de sociologie», «Contemporary Sociology», «Estudios Sociolоgicos», «European Sociological Review», «Gender and Society», «International political science review», «International Journal of Politics, Culture, and Society», «International Journal of Sociology», «Le Mouvement social», «Political Behavior», «The Public Opinion Quarterly», «Reis: Revista Espa?ola de Investigaciones Sociolоgicas», «Revue fran?aise de sociologie», «Social Forces», «Social Indicators Research», «Social Problems», «Social Scientist», «Sociological Forum», «Sociological Methodology», «Sociological Perspectives», «The Sociological Quarterly», «Sociological Theory», «Symbolic Interaction», «Theory and Society». Отметим, что в большинстве из них статьи по собственно политической социологии занимают очень скромное место.]. Особенностью этих журналов является совмещение тематики политологической, общесоциологической и собственно политико-социологической. Кроме того, в представленных там материалах по политической социологии (особенно в журналах, издаваемых в США) явно доминируют два типа публикаций: обзор результатов прикладных исследований по очень узкой тематике на основе баз локального уровня (штата или даже отдельного города) и обзор опубликованных монографий.
Среди новой научной периодики следует отметить издаваемый во Франции с 1998 г. журнал «Mouvements» [http://www.mouvements.info/], хотя по стилистике публикаций и оформлению его следует отнести скорее к политико-публицистическому изданию. Кроме того, заслуживает внимания издающийся с 2007 г. ежеквартально журнал «International political sociology» [http://onlinelibrary.wiley.com/journal/10.1111/(ISSN)291749-5687]. Проблематика этого издания своеобразна. Например, в нескольких номерах обсуждались проблемы национальной безопасности в контексте решения проблем биополитики, давалась оценка содержания заключенных на базе в Гуантанамо; предпринималась попытка использовать теоретическое наследие М. Фуко для оценки международных отношений бывших метрополий и колоний, а теорию Н. Элиаса – для характеристики коллективной политической идентичности. Достаточно широко в этом издании применяется термин «космополитизм» [см. также: Fine, 2007] без привычной для российской истории идеологической нагрузки этого понятия при обсуждении формирования политических сообществ на «надтерриториальной» (надгосударственной, именно надгосударственной, а не внегосударственной) основе как проявление формирования глобального сообщества. Не пренебрегает издание и теми материалами, которые традиционно принято называть прикладными политическими исследованиями (видимо, в силу специфики журнала, это – анализ преимущественно вооруженных конфликтов). Достаточно редко, но публикуются и материалы конкретных исследований, и работы, посвященные теориям среднего уровня, и обсуждение проблем методологии современной политической социологии, хотя последнее направление выглядит явно скромнее. Например, российские исследователи отдали феноменологию «на откуп» философии, однако из материалов «International political sociology» следует, что это методологическое направление (как и конструктивизм) рассматривается редакцией журнала как весьма перспективное для новейшей политической социологии.
***
Итак, политическая социология за рубежом находится в фазе «затяжного прыжка» – в стадии подготовки к новому качественному взлету. И хотя объем публикуемых материалов огромен, но во многом по инерции, в силу значительности наработок 1970-х – начала 1990-х годов или вследствие авторитета и влияния теорий великих политических социологов, которые доминируют в политической социологии последние 30–35 лет, научных прорывов за последние полтора десятка лет не произошло.
Список литературы
Инглхарт Р. Постмодерн: меняющиеся ценности и изменяющиеся общества // Полис. – М., 1997. – № 4 – C. 6–32.
Инглхарт Р., Вельцель К. Модернизация, культурные изменения и демократия. – М.: Новое издательство, 2011. – 464 c.
Лейпхарт А. Типы демократии. Формы правления и их функционирование на примере 36 стран // Партии и выборы: Хрестоматия / Отв. ред. и сост. Н.В. Анохина, Е.Ю. Мелешкина. – М.: ИНИОН РАН, 2004. – С. 27–48.
Романовский Н.В., Тощенко Ж.Т. О тенденциях развития социологии в современном мире // Социологические исследования. – М., 2007, № 6. – С. 3–21.
A textual introduction to social and political theory / Ed. by R. Bellamy, A. Ross. – Manchester; N.Y.: Manchester univ. press; N.Y.: St. Martin’s press, 1996. – 344 p.
After Habermas: new perspectives on the public sphere / Ed. by N. Crossley, J.M. Ro-berts. – Oxford, UK; Malden, MA: Blackwell publishing: Sociological Review, 2004. – 184 p.
Aletum T.M. Political sociology. ? Yaounde: Patoh publishers, 2001. – 374 p.
Andrews M. Shaping history: narratives of political change. – Cambridge; N.Y.: Cambridge univ. press, 2007. – 234 p.
Annus I. Social realities in the making: the structuration of society and the constitution of American identity. – Szeged: JATEPress, 2005. – 173 p.
Archer R. Why is there no labor party in the United States? – Princeton: Princeton univ. press, 2007. – 368 p.
Arnopoulos P. Sociopolitics: political development in postmodern societies. – Toronto; N.Y.: Guernica, 1995. – 325 p.
Baehr P. Caesarism, charisma, and fate: historical sources and modern resonances in the work of Max Weber. – New Brunswick, N.J.: Transaction publishers, 2008. – 320 p.
Bayart J. – F. The illusion of cultural identity / Translated by S. Rendall. – Chicago: Univ. of Chicago press, 2005. – 296 p.
Be?land D. What is social policy?: Understanding the welfare state. – Cambridge; Malden, MA: Polity, 2010. – 224 p.
Best Sh. Introduction to politics and society. – L.; Thousand Oaks, Calif.: SAGE, 2002. – 276 p.
Between sociology and history: essays on microhistory, collective action, and nation-building / Ed. by A. – M. Castre?n, M. Lonkila, M. Peltonen. – Helsinki: SKS/Finnish Literature Society, 2004. – 344 p.
Day G., Thompson A. Theorizing nationalism. ? Basingstoke, Hampshire; N.Y.: Palgrave Macmillan, 2004. – 240 p.
Beyond red state, blue state: electoral gaps in the twenty-first century American electorate / Ed. by L.R. Olson, J.C. Green. – Upper Saddle River, N.J.: Pearson / Prentice Hall, 2009. – 160 p.
Blanton R.E., Fargher L. Collective action in the formation of pre-modern states. – N.Y.: Springer, 2008. – 474 p.
Boswell T., Chase-Dunn Ch. The spiral of capitalism and socialism: toward global democracy. – Boulder, Colo.: Lynne Rienner publishers, 2000. – 281 p.
Bourdieu P. Interventions, 1961–2001: science sociale & action politique. ? Agone; Montre?al: Comeau et Nadeau, 2002. – 488 p.
Bourdieu P. Masculine domination / Translated by Richard Nice. – Stanford, Calif.: Stanford univ. press, 2001. – 121 p.
Bourdieu P. Political interventions: social science and political action / Texts selected and introduced by F. Poupeau, Th. Discepolo; translated by D. Fernbach. – L.; N.Y.: Verso, 2008. – 400 p.
Bourdieu P. Practical reason: on the theory of action. – Cambridge: Polity Press, 1998. – 168 p.
Bourdieu P. Propos sur le champ politique / Pierre Bourdieu; avec une introduction de Philippe Fritsch. – Lyon: Presses universitaires de Lyon, 2000. – 105 p.
Bourdieu P. Sociology is a martial art: political writings by Pierre Bourdieu / Ed. by G. Sapiro. N.Y.: New press, 2010. – 308 p.
Bourdieu P. The state nobility: elite schools in the field of power. – Stanford, Calif: Stanford univ. press, 1996. – 504 p.
Bratsis P. Everyday life and the state. – Boulder: Paradigm Publishers, 2006. – 150 p.
Braun J. To break our chains: social cohesiveness and modern democracy. – Leiden; Boston: Brill, 2011. – 398 p.
Breiner P. Max Weber & democratic politics. – Ithaca, N.Y.: Cornell univ. Press, 1996. – 237 p.
Burnham P., Fairbrother P., Mizen Ph. The state and political mobilization: a radical critique of political sociology. – L.: Pinter publishers, 1995. – 256 p.
Caplan B.D. The myth of the rational voter: why democracies choose bad policies. – Princeton: Princeton univ. press, 2007. – 208 p.
C?arkog?lu A., Toprak B. Religion, society and politics in a changing Turkey. – Karako?y, I?stanbul: TESEV publications, 2007. – 114 p.
Chong D. Rational lives: norms and values in politics and society. – Chicago: Univ. of Chicago press, 2000. – 292 p.
Civil society and class politics: essays on the political sociology of Seymour Martin Lipset / Ed. by I.L. Horowitz. – New Brunswick: Transaction Publishers, 2004. – 216 p.
Consumerism and the co-operative movement in modern British history: taking stock / Ed. by L. Black, N. Robertson. – Manchester: Manchester univ. press, 2009. – 272 p.
Coster M. de. Sociologie de la liberte?: mise en perspective d’un discours voile?. – Bruxelles: De Boeck Universite?, 1996. – 239 p.
Culture, politics, race and diaspora: the thought of Stuart Hall / Ed. by B. Meeks. – Kingston; Miami: I. Randle Publishers; London: Lawrence & Wishart, 2007. – 316 p.
