banner banner banner
Щит веры. Часть 2. Воину-защитнику и гражданскому населению в помощь (ПТСР, боевая психическая травма)
Щит веры. Часть 2. Воину-защитнику и гражданскому населению в помощь (ПТСР, боевая психическая травма)
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Щит веры. Часть 2. Воину-защитнику и гражданскому населению в помощь (ПТСР, боевая психическая травма)

скачать книгу бесплатно

Щит веры. Часть 2. Воину-защитнику и гражданскому населению в помощь (ПТСР, боевая психическая травма)
Иеромонах Прокопий (Пащенко)

Спасо-Преображенский Соловецкий ставропигиальный мужской монастырь, 2024.Данное издание продолжает серию книг «Щит веры», посвящённых преодолению посттравматического стрессового расстройства (ПТСР) и тревоги, рождающейся вследствие участия в боевых действиях (или вследствие контакта с информацией о них). Перед людьми, прошедшими через тяжёлые испытания, встаёт вопрос: надо ли помнить пережитый опыт и, если да, то каким образом? Если стоит его забыть, то при помощи каких технологий? У этих двух путей будут совершенно разные последствия. В книге рассматриваются некоторые физиологические аспекты ПТСР и показывается, что наличие смысловой вертикали позволяет человеку сформировать иммунитет против разрушительного воздействия ПТСР на психику.

Иеромонах Прокопий (Пащенко)

Щит веры. Часть 2. Воину-защитнику и гражданскому населению в помощь (ПТСР, боевая психическая травма)

От автора

Данное издание продолжает серию книг «Щит веры», посвящённых преодолению посттравматического стрессового расстройства (ПТСР) и тревоги, рождающейся вследствие участия в боевых действиях (или вследствие контакта с информацией о них). Перед людьми, прошедшими через тяжёлые испытания, встаёт вопрос: надо ли помнить пережитый опыт, и если да, то каким образом? Если стоит его забыть, то при помощи каких технологий? У этих двух путей будут совершенно разные последствия.

В книге рассматриваются некоторые физиологические аспекты ПТСР и показывается, что наличие смысловой вертикали позволяет человеку сформировать иммунитет в отношении разрушительного воздействия ПТСР на психику.

Вторая часть серии книг «Щит веры» подразумевает своим адресатом не только воинов, но и мирных жителей. Человек, даже и не принимавший участия в боевых действиях, может столкнуться с ПТСР. У каждого свой запас прочности. Для кого-то смерть близкого человека, автокатастрофа, опыт пережитого насилия могут стать основой для развития ПТСР. Специалисты говорят также и о комплексном ПТСР, возникающем в условиях длительного воздействия на человека травматических факторов (это воздействие может происходить и во внешне мирной обстановке, например, в школе). В этом отношении в книге рассматривается то, с чем может столкнуться каждый.

Данная часть содержит в себе теоретическое обоснование основных идей цикла бесед о преодолении ПТСР, а также теоретическое обоснование того, что вера и духовность действительно способны поднять человека над травматическим опытом, полученным при неблагоприятных внешних условиях.

Часть книги построена на материалах лекций, прочитанных в разное время, поэтому некоторые основные мысли и примеры повторяются.

Автор книги благодарит за неоценимую помощь: профильных специалистов Александра Т., Людмилу М., Екатерину Е., Арифа А., Олега К., Надежду Е. – за консультации и разъяснения; Марию С. и Марию Д. – за обработку бесед и помощь в создании текста; Галину П., Наталью У., Ольгу У., монаха Иоанна, Дмитрия Ф., Дарию П., Марину Г. – за всестороннюю поддержку; Александра П., Артура Н., Александра Р., Варвару С. – за финансовое обеспечение; и выражает признательность всем тем, кто поделился своими историями.

Вместо эпиграфа

Плакала она беззвучно, по-детски отворачиваясь. Я вдруг увидел, какая она ещё молодая. И какой я старый. Истрёпанный. Провонял смертью. Пропитан ненавистью. Она считала, что прибыл принц, тот, кто долго мечтал о ней. На белом коне. Если б она знала, как война въелась, налипла, никакой баней не отмоешь… Да, судьба сохранила меня, но спрашивается, для чего?

…Он вдруг увидел, как она устала, как загрубели её руки. Стирка, сообразил он, всё время надо стирать… И мыть посуду… И мыть пол…

Она подошла, прижала его голову к себе.

– Ты только не думай, что ты меня лишаешь. Вспомни, как нам было замечательно перед войной в той комнате. Нам будет ещё лучше, если ты вернёшься… С войны, из танка.

…Если б Римма устраивала скандалы, он бы совсем отбился от дома. Она ждала. Так опытный врач ждёт, чтобы организм взял своё. Опытной она не была, ей помогал инстинкт. Инстинкт необъяснимый, кошачий, тот, что позволяет не заблудиться, найти дорогу к дому.

    Даниил Гранин, «Мой лейтенант»

Введение

Вера, знания и… воины, вернувшиеся с фронта

Зачем человеку на войне книга

Зачем человеку на войне книга? «На войне некогда читать», – скажет кто-то.

Да, конечно, всё так. Но всё же нужно учесть, что, когда ум человека не занят чем-то конструктивным, он вынужден заниматься обработкой сигналов, приходящих извне. Война, боль, кровь, грязь. Ум сосредоточивается на этих вещах и, если нет положительного перевеса, как бы «застревает» в них. Формируется такая модель поведения: не обращать внимания ни на что, кроме самой войны. Эта модель, по мнению некоторых, помогает выжить на фронте. Но, с другой стороны, что делать человеку, который выживал на войне таким «методом», когда он вернётся с фронта? Он увидит, что то, что воспринималось в боевых условиях как «адаптивная модель», в гражданской жизни воспринимается как ПТСР – посттравматическое стрессовое расстройство (применительно к военнослужащим – боевая психическая травма).

Если у человека чётко выстроена система ценностей, если он сформировался как личность и имеет зрелые убеждения, включающие в себя и отношения с близкими, и какие-то интересы, помимо войны, то да, на фронте он проживёт без книжки за счёт накопленного ранее внутреннего ресурса. Но нужно учесть, что этот ресурс расходуется, «закрывается» новыми впечатлениями (иногда – «кровавым пятном»). Если человек вовремя выводится из боевых действий, если есть среда, где он в обстановке любви и доверия может восстановиться, то да, на фронте нет времени читать. А если такой среды нет?

Почему в Великую Отечественную войну и мужчины, и женщины, принимавшие активное участие в боевых действиях или иным образом соприкасавшиеся с ними (например, медсёстры), не повреждались психически? Потому что у людей того времени был определённый уровень культуры. Не все были верующими, но кто-то старался читать, чем-то интересоваться, кто-то после войны хотел получить образование, профессию. Так создавался положительный перевес.

В то же время нужно понимать, что потенциал «человеческой» культуры – книги, искусство – ограничен, он может быть исчерпан. Но когда выстраивается смысловая вертикаль веры, у человека появляется то, что может остаться с ним при любых условиях. К этой смысловой вертикали обращались и герои-фронтовики, кто-то из них даже восполнил ряды расстрелянных в годы гонения на веру священников. К вере на фронте пришли архимандрит Кирилл (Павлов), архимандрит Тихон (Агриков), о чём, в частности, рассказывается в документальном фильме «Сталинградское Евангелие Кирилла (Павлова). Фильм второй».

Многое зависит от того, как будут приняты вернувшиеся

При всех спорных сторонах советской эпохи, которые мы оставим историкам, был один фактор, способствующий стабилизации психики после войны. Это участие в труде. Человек послевоенной эпохи не воспринимал себя как наёмника с «билетом в один конец», который не может влиться в гражданскую жизнь и который поэтому после одной войны уходит на очередную. Воевали, чтобы вернуться к мирной жизни.

Специалист по психологии войны Алексей Захаров отмечал, что после Великой Отечественной войны фронтовик обладал высоким статусом в обществе. Ветераны воспринимались как герои, и после войны они восстанавливали страну, им было куда приложить навыки, полученные на фронте[1 - Фурсов А., Захаров А. Рабы глобальной матрицы. Чего хочет поколение потребителей? [Электронный ресурс]: https://www.youtube.com/watch?v=9yvh-BadGzo.].

Вернувшись с фронта, и мужчины, и женщины получали образование, осваивали профессии[2 - О том, как вернувшиеся с фронта стремились учиться и принимать участие в созидательной деятельности даже при наличии серьёзных ранений, см., напр.: Васильев Ю. Н. Пропавшие без вести (М.: Газпром ВНИИГАЗ, 2017) и Соколова Н. Н. Под кровом Всевышнего (М.: Никея, 2016).]. Так проявляла себя бодрая творческая доминанта, способная сформировать иммунитет к совокупному процессу, названному ПТСР. Как именно работает эта доминанта – об этом и рассказывается в книге «Щит веры».

Эта книга не только о войне, но и о том, как страна встретит тех, кто по её зову принял участие в боевых действиях. Кем вернутся они? Психически повреждёнными, склонными к алкоголизации, наркотизации и к проявлению насилия? Или теми, кто, приобретя на фронте уникальный опыт принятия решений в экстремальных ситуациях, сможет помочь стране совершить прорыв в экономике, культуре, образовании?

От нас с вами, от того, как мы воинов встретим, от того, сумеем ли мы их понять, отчасти зависит, выпадут ли они на обочину жизни или станут локомотивом, который пойдёт вперёд. Ведь исследователи отмечают, что «наиболее значительный вклад в развитие ПТСР вносят два фактора – недостаток поддержки от семьи и друзей после возвращения домой и продолжительность пребывания в боевой обстановке»[3 - Шамрей В. К. Психиатрия войн и катастроф / уч. пос. – СПб.: СпецЛит, 2015. – 431 с.].

Опыт войны в Афганистане показал, какой вариант развития послевоенной жизни вернувшихся с фронта является нежелательным. Демобилизованные солдаты натыкались на «шипы». Их взгляды сформировались в той обстановке, которая была неведома их невоевавшим сверстникам. Вернувшиеся «стали „другими“ – чужими, непонятными, неудобными для общества, которое отгородилось от них циничной фразой: „Я вас туда не посылал!“ И тогда они стали, подобно ветеранам войны во Вьетнаме, замыкаться в себе или искать друг друга, сплачиваться в группы, создавать свой собственный мир. Сначала ещё была надежда привыкнуть, вписаться в обычную жизнь, хотя никто так остро не чувствовал свою неприспособленность к ней, как сами „афганцы“»[4 - Сенявская Е. С. Психология войны в XX веке: исторический опыт России. – М.: РОССПЭН, 1999. – 383 с.].

Складывалось впечатление, как отмечал один исследователь, что общество, отворачиваясь от ветеранов войны, ставит их в такие условия, при которых они начинают искать специфические способы применения своих навыков. А именно там, «где, как им кажется, они нужны, где их понимают и принимают такими, какие они есть: в горячих точках, в силовых структурах, в мафиозных группировках». До 70 % «афганцев» готовы были вернуться на войну. Как пишет данный автор, они хотели на войну, «потому что так и не сумели с неё вернуться»[5 - Там же.].

Но ведь всё может быть иначе! И о том рассказывается в книге «Щит веры».

«Ты ни в чём не виноват?» Поиск пути: как остаться человеком

Книга построена на определённых принципах. Истории, которые в ней приводятся, подобраны с определённым смыслом. Погружаясь в них, человек строит своё мировоззрение. Развивается то, что академик И. П. Павлов назвал второй сигнальной системой, активность которой и позволяет преодолеть условия, ведущие к ПТСР.

Основную идею книги «Щит веры» можно выразить словами из работы «Этика войны в странах православной культуры»[6 - Этика войны в странах православной культуры: Коллективная монография / Науч. ред. П. Боянич. – СПб.: Владимир Даль, 2022. – 311 с.]. Главной задачей этой работы являлся ответ на вопрос: как оставаться человеком в нечеловеческой ситуации? Сама постановка такого вопроса уже отличается от подходов, распространённых в англо-саксонском мире и предлагающих то или иное обоснование войны. (При подобного рода обоснованиях могут постулироваться какие-то цели войны, иногда надуманные. Так, в документальном фильме «Дрон» (2014) военнослужащий, оператор боевого дрона, рассказывает, как на свои сомнения по поводу уничтожения мирного населения услышал ответ, что таков замысел Бога. Понятно, что в данном случае некто просто эксплуатировал идею Бога.) Также в англо-саксонском мире используются подходы, которые навязывают «регламентацию поведения комбатантов[7 - Комбатант – это человек, который принимает непосредственное участие в боевых действиях в составе вооружённых сил одной из сторон международного вооружённого конфликта и который имеет в связи с этим участием особый юридический статус.] на основе абстрактно понимаемых прав человека».

Так, в книге Ишмаэля Биха «Завтра я иду убивать. Воспоминания мальчика-солдата»[8 - Ишмаэль Бих. Завтра я иду убивать. Воспоминания мальчика-солдата. – М.: Эксмо, 2014 г. – 336 с.] содержится множество описаний бессмысленных убийств, которые были совершены им, в том числе в состоянии наркотического опьянения, во время войны в Африке. Он попал под амнистию. В книге не приводятся сцены изнасилования, видимо, по той причине, что совершивший изнасилование подлежит суду как нарушивший права человека. Кто провёл эту грань: уничтожившего людей в состоянии наркотического куража – амнистировать, а изнасиловавшего – осудить как преступника? В случае прекращения военных действий военнослужащие возвращаются домой. Но если во время боевых действий военнослужащий принимал участие в конкурсе: кто наиболее профессионально перережет горло военнопленному – и гордился победой в нём – это преступление или нет? Ишмаэль победил в таком конкурсе.

После войны ему сказали, что он «ни в чём не виноват», что он просто мальчик, которого втянули в войну. Но почему мальчик, гордящийся тем, что профессионально перерезал горло военнопленному, – это «просто мальчик, втянутый в войну»? А если, например, под давлением своих «коллег» он присоединится к изнасилованию – это уже военный преступник? Ведь, согласно логике протокола, он в том и в другом случае – втянут? Понятно, что данный пример приводится не в отношении всех случаев, с которыми сталкиваются профессиональные военнослужащие, – речь идёт о частной ситуации. Этот пример – комментарий к той мысли, что в данном случае грань, разделяющая поступки по обе стороны, проводится чьей-то ручкой на листе бумаги. Но чтобы выжить и не стать заложником ПТСР, человек должен чувствовать эту грань в себе, и тогда у него будет шанс её не перейти. Возможность сохранить психическую цельность появится, если человек будет стремиться оставаться человеком. А остаться человеком он сможет, если будет чётко понимать, что значит – быть человеком. То есть у него должны быть чётко определённые ценности, за которые он будет держаться.

Авторы книги «Этика войны в странах православной культуры» исходили из представления, что ценности не столько декларируются и записываются, сколько «воплощаются» и «проживаются» в конкретных ситуациях. А потому к процессу формирования ценностей стоит подходить не через навязывание нормативных установлений. Ценности стоит изучать на основе «свидетельств об опыте войны и нравственном выборе самих участников боевых действий. Лишь в результате изучения функционирования морального выбора в конкретных ситуациях и осмысления опыта войны возможна реконструкция этоса и формулирование этики войны»[9 - Этика войны в странах православной культуры.]. [ «Этос» в данном случае – это порядок предпочтения ценностей: например, как человек относится к любви и к ненависти, что из этих позиций считает более важным и пр.]

То есть, изучая опыт тех, кто остался человеком в сложнейших условиях, военнослужащий может нащупать тот внутренний строй, который поможет и ему остаться человеком, а также выработать иммунитет к ПТСР, избежать тех ошибок, которые ведут к распаду психики.

В книге Ишмаэля Биха описывается попытка стабилизовать психику мальчиков-воинов, выведенных из войны в Африке, через привитие им установки, что они «не виноваты». Но такая установка разве способна сама по себе исцелить человека, психика которого перепахана войной?

При попытке навязать регламентацию, определяющую, что этично, а что – нет, у человека забирают возможность «выздороветь» после войны. Ишмаэль стал выздоравливать, как можно понять из его книги, не вследствие усвоения указанной установки, а вследствие того, что у него был положительный опыт детства. Его любили родители, он играл и общался со сверстниками. Усвоенный в детстве конструктивный опыт в своё время проявился и направил Ишмаэля к конструктивным поступкам.

Но как начнёт жить после войны человек, которому во время прохождения реабилитации кто-то сказал, что он «не виноват»? Хорошо: ты в первый раз не виноват, – никакой рефлексии не возникло. Второй раз тебя втянут, – ты тоже пойдёшь убивать? И какой-то незнакомый тебе «дядя», назначенный какой-то комиссией, опять скажет, что ты не виноват. А что, если эти слова скажет лидер группировки, вербующий боевиков? Скажет, что нет вины в том, чтобы убивать тех, кто не похож на членов группировки? Не пахнет ли ситуация развитием инфантильной позиции, характерной для подростка, который не чувствует, да и не хочет понимать смысла совершённого им поступка?

Почему пропагандисты таких подходов не видят третьего пути (помимо жёсткого безапелляционного обличения, с одной стороны, и слов «ты ни в чём не виноват», с другой)? Третий, надспорный, путь имеет примерно следующие очертания. Да, тебя втянули. Но, возможно, ты чувствуешь, что хотя бы на один процент твоя воля принимала участие в том кошмаре, в котором ты жил. Ведь тебе хотелось чувствовать ликование по поводу победы в конкурсе, ты гордился этой победой. И если ты считаешь, что тебя втянули, то хотя бы в этом одном проценте ты можешь покаяться. Ты принимал участие в сжигании деревень. Да, ты амнистирован, но ты можешь выучиться на плотника и своими руками построить хотя бы один дом, в который заселится кто-то из изгнанных тобой. Если ты нёс смерть, неси жизнь. Ты будешь реализовывать эту задачу, и ты будешь развиваться, перерастая себя прежнего.

А что даст человеку стирание памяти о том, что он делал на войне? Что дадут ему слова «ты ни в чём не виноват»?[10 - См. об этом документальный фильм «Дети-солдаты в одной из самых кровавых войн нашего времени» – о детях, принимавших участие в войне в Африке. [Электронный ресурс]: https://youtu.be/PVvRaTbj85E.] Ведь при подобных подходах не проявляется субъектность, то есть то, что мы называем личностью: человек сперва является объектом приложения усилий боевиков, потом становится объектом приложения усилий психологов. Но где же он сам – как самостоятельная личность?

Один ветеран, служивший в спецназе, рассказывал, что его «выводили из войны» специалисты, он проходил реабилитацию в особых центрах. Но стал он чувствовать себя значительно лучше только после того, как, вернувшись в прошлое, честно разобрал: «да, это было правильно, а вот это было неправильно».

Если человек отказывается от честного разбора прошлого, возникает риск построения бредовой системы, задача которой будет состоять в объяснении происшедшего. То есть в сознании рождается некая версия происходящего, в рамках которой «ты не виноват». Вхождение в бредовую систему сопровождается реформированием мышления, и далее человеку по жизни придётся идти с искажённым восприятием действительности (об этом – в материалах книги «Щит веры…»[11 - Об изменённом состоянии сознания см. также: Прокопий (Пащенко), иером. Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря. Ч. 5. Офисный работник и житель мегаполиса в сравнении с узником концлагеря, глава «Параноидальное „Я“». В оцифрованном виде документ доступен здесь: https://solovkimonastyr.ru/abba-page/solovki_page/2026/.]).

От этого искажения психики освобождает покаяние, оно помогает посмотреть в глаза прошлому и встретиться с ним. Помогает признать свою вину и не сгореть. И не только не сгореть, но и – возродиться.

Ветеран спецназа стал выходить из войны потому, что критерием взгляда на прошлое и на шаги в настоящем стало представление о том, что такое быть человеком (на Соловках он исповедовался, стал как-то двигаться к вере). Если грань, отделяющая человека от нелюдя, в чём-то была перейдена, покаяние поможет вернуться к человеческому статусу. А извне продвинутая внутрь души установка на то, что «ты ни в чём не виноват», мало того, что не освободит от опыта прошлого (он так и останется не осмысленным). Что, если она поспособствует фиксации на позиции «за чертой»? Что, если человек ударит жену и скажет себе, что он и здесь – не виноват?

Обращают на себя внимание данные одного исследования. Герберт Хендин и Энн Хаас, изучая состояние ветеранов с ПТСР, обнаружили, «что вопрос освобождения от чувства вины требует детального понимания конкретных причин самообвинения каждого человека, а не простого утверждения о невиновности»[12 - Герман Дж. Травма и исцеление. Последствия насилия – от абьюза до политического террора. – М.: Бомбора, 2022. – 400 с.]. Подобным образом, по мнению другой исследовательницы, и у жертв насилия стыд и вина могут усиливаться вследствие сурового осуждения других. Но в то же время стыд и вина – не полностью стираются простыми заявлениями «ты не виновата». Заявления такого плана представляют собой отказ принимать с выжившей участие «в поиске выхода из лабиринта мучительных моральных дилемм экстремальной ситуации. Выжившая ищет не самооправдания, а справедливости». Подобным образом и дети-жертвы обычно слышат от взрослых, что они «ни в чём не виноваты». Но «так же обычно дети отказываются быть освобождёнными от вины»[13 - Герман Дж. Травма и исцеление.]. [То есть необходим детальный разбор ситуации с таких точек зрения, с каких согласился бы рассмотреть свою ситуацию и выживший/выжившая].

Вера и научные данные о ПТСР

Чтобы найти выход из дилемм подобного рода, нужен массив данных, приобщение к опыту людей, нашедших путь к человечности и вере. Книга и построена на таких примерах, и, вникая в них, мы учимся, формируем картину мира и те внутренние условия, сквозь призму которых смотрим на мир, вырабатываем определённые душевные способности (например, способность не закипать злостью в форс-мажорных обстоятельствах). Всё это вместе с личным приобщением к вере даёт надежду на преодоление ПТСР.

Кто-то считает, что не стоит приводить ссылки на научные данные о ПТСР вместе с размышлениями о вере. Мол, о вере нужно просто говорить, а если слова подкрепляются ссылками на научные данные, то это, мол, внушает подозрение: неужели сам говорящий не верит в то, что говорит о вере?

Вот что один человек пишет в отзыве на главу из данной книги (на главу «О победе не только на войне, но и над войной внутри себя»): «Когда рассуждаешь о могуществе Веры, не нужны подпорки в виде ссылок на чужие и свои тексты. Тот, кто уверен, – Веру транслирует. Или НЕ транслирует. Тот, кто читает, должен верить в написанное о Вере – немедленно и бесповоротно. И сразу, непонятно почему, закрадывается какое-то сомнение».

В этой позиции есть разумное зерно, и примерно в таком ключе выскажутся два человека, слово которым будет дано чуть далее. Но, с другой стороны, можно сказать, что сомнения иногда рождаются вследствие активности доминирующего качества психики. Гневающийся гневается, унылый унывает, а сомневающийся – сомневается (следует различать здоровое критическое мышление от наработанной подозрительности, которая при знакомстве с опытом другого человека превращает этот опыт в труху). Подозревающий при каждой нестандартной ситуации подозревает замысел и умысел.

Кстати, таков один из симптомов ПТСР. Сформированные во время боевых действий настороженность и подозрительность могут проявляться потом и в гражданской жизни. Они будут отравлять жизнь человека, толкая его на разрушение отношений с близкими. Но почему предполагается сразу что-то плохое?

Почему нельзя предположить, что автор восхищён той чудной гармонией, которая открывается разуму, если он на мир смотрит с позиции евангельского учения? Видится чу?дное соответствие духовных принципов с физическими явлениями (в том числе с физическими процессами, протекающими в мозге). Почему бы не поделиться этим чувством изумления?

Одновременно здесь можно сказать, почему автор ссылается на свои же работы. Одна из причин – потому, что по крупицам приходилось собирать информацию из разных источников, и не по всем вопросам можно указать конкретный внешний источник, где нюансы интересующей темы были разобраны. Во-вторых, работы автора, хотя и написаны на разные темы, задумывались как части одной системы – как грани целостного мировоззрения.

Например, некоторые принципы, описываемые в контексте разбора темы ПТСР, рассматриваются в рамках разбора темы преодоления зависимости от алкоголя и наркотиков. Ссылка на материалы о преодолении зависимости от ПАВ (психоактивных веществ) уместна, так как перед теми, кто соприкасался с боевыми действиями, стоит соблазн ухода в употребление ПАВ. А также уместна для того, чтобы показать сходства процессов, протекающих как при ПТСР, так и при формировании зависимости от ПАВ. Тот, кто увидит сходство процессов, сможет выработать единую стратегию жизни вместо того, чтобы распыляться по разным курсам и программам, рассматривающим и зависимость от ПАВ, и ПТСР, и тревогу как нечто изолированное. Хотя и программы некоторые – тоже нужны, но одной из проблем современности является то, что на человека вываливают массу теорий, данных, но при этом оставляют его без понимания, что, собственно, ему с этими данными делать.

В одном тексте автора о преодолении зависимого поведения, в третьей части работы «ОБРАЩЕНИЕ К ПОЛНОТЕ. Становление личности как путь преодоления зависимого поведения», приводятся слова одного психиатра об учении академика А. А. Ухтомского о доминанте – это учение является одной из основ книги «Щит веры…». «В теории физиолога Ухтомского, – пишет психиатр, – (и не только его одного) заповеди христианства становятся законами нейрофизиологии. Из области человеческой нравственности, которую XX век отринул, как никому не нужное и докучливое социальное ограничение, они переходят в область биологии мозга и психиатрии»[14 - Данилин А. Г., Шурыгин А. Н. LSD. Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости. – М.: Центрполиграф, 2001. – 522 с. (См. главы «Психология и религия», «Исходы российской психоделии»).].

То есть учение академика Ухтомского показывает, что мозг функционирует согласно описанным в Евангелии духовным законам, на основании которых развивается реальность. Если человек относится к другому с любовью, проявляет деятельное внимание к ближнему, то мозг развивается. Если человек замыкается в эгоизме, начинает мнить о себе как о высочайшем, то запускается цепочка реакций/последствий, влекущих человека к регрессии. Те предупреждения, которые нам даёт вера, мы видим реализующимися в работе мозга. Тот, кто захочет идти в обиду, злость, ненависть, будет разрушать себя[15 - О разрушительном воздействии на человека ненависти см.: Прокопий (Пащенко), иером. Подводная часть айсберга: о соблазне церковного раскола. Ч. 2, глава «Вопрос о недостатках». В оцифрованном виде документ доступен здесь: https://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2058/.].

Если человек не готов внять предупреждениям веры, то пусть задумается хотя бы о принципах работы мозга, познакомившись с идеями академика Ухтомского. Для имевших опыт соприкосновения с боевыми действиями вопрос о ненависти нередко стоит остро, ребром.

Почему автор не ограничивается разговорами только в русле веры? Может быть, говорить только с позиции веры и было бы правильно. Но, во-первых, дело в том, что не все готовы слушать отсылки только к вероучительным источникам. Некоторым людям важно понимать, как вера сочетается с той жизнью, которую они видят. Во-вторых, когда обращение идёт, например, к членам общины, то они понимают, что им говорят с позиции веры. У них есть основа, которой многие другие лишены. Чтобы говорить с людьми с позиции веры, их нужно воспитать, обучить, дать им основу, и тогда они будут понимать, что ты им говоришь. В-третьих, у некоторых людей имеются дремучие представления о вере. Если им дать адекватные представления о жизни, может быть, они сумеют пересмотреть своё негативное отношение к вере. Так, один писатель, в статусе бойца спецподразделения прошедший одну из современных войн, приводил в своём рассказе такой диалог (возможно, имевший место в реальной жизни):

«– Помнишь напарника моего?

– Снайпера, что ли? Усатый такой? Серега, по-моему…

– Да. Так вот он, как пить бросил, опять за книги взялся. Голова-то у него не чета нашим репам. Он мне всё по полочкам разложил, и про войну, и про религию.

– Что-то насчёт опиума для народа?

– Представляешь, так и есть. Любая религия, оказывается, дитя войны. Идеологическое обоснование военного грабежа и разбоя.

– Объясни по-нормальному.

– Короче, людям вдалбливают, что те, кто не верит по-нашему, для нас опасны и вредны. Что они хотят нас поработить, ну, или хотя бы, получить с нас денег.

– Нет, мне кажется, тут дело не в религии. Дело – в самом человеке. Человек так устроен, что если он с другого ничего не получает, то другой будет с него что-нибудь получать. Если не мы, то нас. Других вариантов нет.

– И я про то же! Религия просто примиряет человека с этой истиной. Снайпер вообще хорошо сказал. Смысл христианства в том, говорит, что, если ударили по правой щеке, подставь левую, а кто в это не верит, тех в расход.

– Может, лучше о чём-нибудь хорошем поговорим?

– Давай. Поехали, мяса поедим! Закажем по шашлыку на берегу»[16 - Бушковский А. Страшные русские. [Электронный ресурс]: https://proza.ru/2010/05/12/56.].

У многих людей, имевших опыт контакта с нехристианскими учениями, с эзотерикой, с неоязычеством, имевших опыт разочарований и даже – опыт отречения от Христа, слова о вере могут порождать иногда причудливые ассоциации. Так, на пост автора об Иисусовой молитве одна девушка оставила комментарий, что это – отличная медитация «на пустотность». И здесь приходится объяснять, в чём состоит отличие медитации от молитвы[17 - См.: Прокопий (Пащенко), иером. Медитация. Ч. 1. Об отношении православного христианина к медитативным практикам. В оцифрованном виде документ доступен здесь: https://solovki-monastyr.ru/abba-page/voprosy-k-pastyryu-3/432/. Ч. 2. Нужна ли медитация в системе образования? Почему дети затопляются когнитивным хаосом? В оцифрованном виде документ доступен здесь: https://solovki-monastyr.ru/abba-page/voprosy-k-pastyryu-3/435/.]. Этот пример показывает, что конкретные слова о вере в сознании, переформатированном эзотерикой, могут ассоциироваться с нехристианскими идеями. Так, один епископ на конференции «Пути возрождения русского богословия» отмечал, что в западной культуре [а она в каком-то смысле усвоена людьми и проживающими на территории России] подменён понятийный аппарат настолько, что человек, даже находящийся внутри православия, не всегда может заметить подмену понятий. Спасение подменяется понятием самореализации. Вера – ощущением безопасности. Понятие греха меняется на индивидуальную психологическую установку. Христианские ценности настолько заменяются на иные понятия, что человек, живя в этой культурной среде, даже святоотеческие тексты понимает в нехристианском ключе. Современная культура – триумф терапии. Человек должен быть обслужен разными способами, чтобы он не претерпевал трудностей, дискомфорта[18 - Кирилл (Зинковский), еп. Выступление на конференции «Пути возрождения русского богословия». [Электронный ресурс]: https://paideuma.tv/video/puti-vozrozhdeniya-russkogo-bogosloviya#/?playlistId=0&videoId=0.].

И потому важно иногда бывает показать человеку, чему в реальной жизни соответствуют те или иные принципы. На той же конференции ещё один священнослужитель отмечал, что обратиться к человеку, просто говоря о Боге, в современном мире, наверное, сложнее. А вот обратиться к человеку, говоря о нём как об образе Божием и о тех задачах, которые он не может решить без Того, образом Кого он является, иначе он будет продолжать бродить в лабиринтах сознания, – можно. [Если у человека нет цельного мировоззрения, то лабиринтами для него становятся научные открытия – вроде бы, полезные открытия. Зачастую они становятся ловушкой для современного человека. Интернет, казалось бы, – открытие, а люди утрачивают базовые знания. Утрачивают способность мыслить систематически, синтетически, масштабно, стратегически. Быстрые ответы – в интернете][19 - Мефодий (Зинковский), игум. Выступление на конференции «Пути возрождения русского богословия».].

И потому так важно поднимать не только духовный, но и культурный уровень человека, учить его думать, делать выводы. Важно, чтобы человек пришел к пониманию, как ему развивать свою социальную жизнь и профессиональную деятельность, чтобы иметь возможность не утратить и путь веры[20 - См.: Прокопий (Пащенко), иером. Внешняя жизнь и мир мыслей. Ч. 1. Духовная жизнь в условиях большого потока дел и мыслей. В оцифрованном виде документ доступен здесь: https://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2105/. Ч. 2. Современный работник. Вера и путь посреди трудностей. В оцифрованном виде документ доступен здесь: https://solovkimonastyr.ru/abba-page/solovki_page/2168/. Ч. 3.1. Сохранение при рабочем процессе личного, возможности для развития. В оцифрованном виде документ доступен здесь: https://solovkimonastyr.ru/abba-page/solovki_page/2173/. Ч. 3.2. Не только профессиональный труд. Призвание, отношения, что делает человека человеком. В оцифрованном виде документ доступен здесь: https://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2184/. Ч. 4.1. Главная проблема конкретного человека и обретение равновесия, внутреннего мира. В оцифрованном виде документ доступен здесь: https://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_ page/2196/. Ч. 4.2. Болезненная капсула и путь к внутреннему миру, стрессоустойчивость. В оцифрованном виде документ доступен здесь: https://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_ page/2222/.].

Русский философ Иван Ильин считал, что разум должен быть верующим, а вера – разумной[21 - Ильин И. А. Аксиомы религиозного опыта: в 2 т. М.: Русская книга, 2003. Т. 2. С. 80.]. Если не открывать большой разговор о вере и о научном познании, а перевести тему в плоскость проблематики данной книги, то можно сказать следующее. В некоторых случаях, иногда – при низком образовательном уровне, человек становится открытым для заражения фанатизмом. Манипулирующие этим человеком люди внушают ему, что отрезать головы тем-то и тем-то – это значит жить-по-вере. Если у человека есть кругозор, какие-то представления не только о вере, но и о жизни, о том, что и как в жизни бывает, то у него уже имеется хоть какая-то основа для противодействия манипуляциям[22 - См.: Прокопий (Пащенко), иером. Мировоззренческий сдвиг – детонатор наркотического «бума» и распада общества. Ч. 7.2. Экстремизм: о некоторых причинах его появления и некоторых путях его преодоления. В оцифрованном виде документ доступен здесь: https://solovki-monastyr.ru/abba-page/ solovki_page/2252/.]. Если у человека нет здоровых представлений о жизни и целостного мировоззрения, то под видом веры в его сознание может быть внедрена разрушительная доктрина.

Сложно говорить только о вере и не говорить о жизни в целом, так как тема веры иногда причудливым образом интерпретируется людьми. Так, например, известен лозунг «God save gangsters» («Боже, храни бандитов»), написанный на специфически стилизованном кресте – четыре пистолета сложены курками друг к другу. Понятно, что нужно как-то очень смутно представлять, о чём говорил Христос, чтобы быть способным надеть на шею таким образом выполненное распятие.

Так, например, в Бразилии (да и не только в ней) отмечено появление масштабных бандформирований и криминальных сообществ, использующих религиозные установки «в искаженно-агрессивной интерпретации»[23 - Стригунов К. С., Манойло А. В., Петренко А. И. Наркокартели и криминальные сети. Рассвет тёмной глобализации. – М.: Горячая линия – Телеком, 2022. – 304 с.]. Например, криминальная организация «Сеть Израиля» объединяет трущобы нескольких районов Рио-де-Жанейро, в которых обитает около 134 тысяч человек. Эта банда наркоторговцев использует «религиозный фактор» для «мобилизации и консолидации»[24 - Там же.]. С помощью насилия [оправдание которого имитируется псевдорелигиозными объяснениями] банда вытесняет с территории любых лиц, которые отвергают представления «Сети Израиля».

«В целом, подобная комбинация преступности и религиозной мотивации встречается не только в Бразилии; нечто подобное наблюдается в Мексике (наркокартель La Familia Michoacana и отколовшийся от него наркокартель Los Cabelleros Templarios используют религию как инструмент для поддержания внутренней сплоченности)». В Сальвадоре лидеры Mara Salvatrucha (MS-13) «были замешаны в использовании пастырской работы в качестве прикрытия их деятельности»[25 - Стригунов К. С., Манойло А. В., Петренко А. И. Наркокартели и криминальные сети.]. Необходимо отметить, что процессы подобного рода развиваются на фоне низкого уровня образования и высокого уровня нищеты.

И вот здесь понимание некоторых особенностей мышления и функционирования мозга позволяет ответить на вопрос, каким образом Божии заповеди, данные для любви, начинают использоваться для реализации ненависти и насилия. Не заповеди Евангелия виноваты, а люди смотрят на них сквозь призму своего внутреннего состояния и делают выводы, созвучные их внутреннему состоянию. Но выводы эти далеки от сути Евангелия[26 - О принципах формирования такого рода см.: Прокопий (Пащенко), иером. О вере. Ч. 1. Откуда берётся религиозный экстремизм: о чём спросил мусульманин, посетивший Соловки? В оцифрованном виде документ доступен здесь: https://solovkimonastyr.ru/abba-page/solovki_page/2017/. Ч. 2. Чем отличаются православие и католицизм (и протестантизм): о чём спросили француженки, посетившие Соловки? В оцифрованном виде документ доступен здесь: https://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2038/.].

Мы видим, как огромное количество людей попадает в секты. Причём само по себе светское образование, пусть даже хорошее, не всегда помогает защититься от манипуляций. Сети манипуляторов рассчитаны и на людей с высшим образованием. Противостояние же им зиждется на синтезе веры, здорового отношения к жизни и опыта.

Если в отрыве от веры человек захочет приобрести знание, то он рискует наткнуться на книги, в которых люди представлены как животные, лишённые сознания[27 - Например, книга Дика Свааба «Мы – это наш мозг».]. Родился ты с какими-то влечениями – вот и живи с ними, – примерно такая мысль постулируется в книгах, игнорирующих высшее измерение в человеке. Изучение подобной литературы может вообще подтолкнуть к самоубийству. Такая история произошла к Джеком Лондоном. Начитавшись популистской литературы о биологии, он разуверился в жизни. Ему стало казаться, что всем движут инстинкты и чистая биология. Пока здоровье оставалось нерастраченным, он напивался, чтобы не чувствовать всего ужаса, к которому сам себя подвёл[28 - См.: Прокопий (Пащенко), иером. Доминанта жизни и самоубийства. Ч. 1.3. Глава «„Человек из ванной“: о Джеке Лондоне». В оцифрованном виде документ доступен здесь: https://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2243/.].

Но ведь если человек живёт на уровне исключительно биологическом, отказываясь от смысловой вертикали, которую даёт вера, он может столкнуться с определёнными проблемами. Например, он не сможет выкарабкаться из кризиса, когда столкнётся с экстремальными обстоятельствами. Если в пространстве его физиологии возникнет комплекс условий, на основании которых формируется ПТСР, ему придётся туго. Если он не пересмотрит своё отношение к жизни, ему придётся остаться при тех физиологических изменениях, к которым будет толкать его стрессовая ситуация. И вот он, насыщенный, вроде бы, знаниями, остаётся с ними неспособным подняться над теми внутренними процессами, которые «сворачивают его в бараний рог».

Для человека, изучившего некоторые научные данные о мозге, разговор об этих данных с дальнейшим переходом к теме веры может стать мостиком к ней. У некоторых людей, усвоивших идеи глашатаев атеизма типа Ричарда Докинза, может сложиться убеждение, что вера – это что-то примитивненькое. Нет, примитивно – это в одностороннем ключе интерпретировать данные томографов и пр. А цельный взгляд сквозь призму веры и науки на живого человека, находящего в экстремальной ситуации, даёт понимание, как такой человек может остаться человеком и не разрушиться как личность. Причём это понимание может быть проверено, посчитано, верифицировано.

Поэтому в книге приводится так много историй. Поэтому автор ссылается и на свои материалы, в которых он тоже касался как темы ПТСР, так и иных тем, имеющих отношение к тому, о чём рассказывается в книге.

То, что в книге приводятся научные данные по поводу ПТСР, не означает того, что отменяется вера. Данные по поводу ПТСР приводятся, помимо всего, и для того, чтобы показать, как предпосылки, влекущие к ПТСР, преодолеваются верой. Программным лозунгам писателей типа Ричарда Докинза, который, как заявляется о нём, дескать, «отменил Бога», противостоит целый сонм противоположных свидетельств (Ричард Докинз в своей книге «Бог как иллюзия» не может найти, чем полезна вера; за веру он выдаёт какие-то крайне гротескные формы суеверия. И поэтому важно представлять, как развиваются некоторые нейрофизиологические процессы, чтобы иметь иммунитет к идеям подобных авторов).

Одно из таких свидетельств – опыт полкового священника 76-й дивизии 104-го полка ВДВ. Об этом священнике, который в своё время служил в войсках спецназначения, также рассказывается в книге (видимо, Господь предвидел, что он станет священником, поэтому так сложилось, что он никого не убил). Всю жизнь он воспитывал в себе воина-вепря (дрался много) и, когда оказался в плену, был уверен, что не сломается под пытками. Но, сидя связанным на стуле, в крови, он понял, что всё, на чём он пытался строить жизнь, не помогало ему в данный момент. Он пришёл к выводу, что нужны иные основания для жизни. Так он стал православным христианином, и у него нет ПТСР.

Глава 1

О победе не только на войне, но и над войной внутри себя

Некоторые аспекты физиологии стресса[29 - В дополнение к гл. 1 см. также: Прокопий (Пащенко), иером. Преодоление травматического опыта: христианские и психологические аспекты. Ч. 2.2. Ядро травматического опыта и реальные примеры его преодоления. Иммунитет. В оцифрованном виде документ доступен здесь: https://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2082/. Ч. 4.3. Посттравматический рост. Примеры преодоления моделей поведения, сформированных под воздействием травматического опыта. Трудное детство и прощение родителей. В оцифрованном виде документ доступен здесь: https://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2194/.]

Всё, что происходит с нами с самого рождения, оставляет следы, которые влияют на наше развитие и взаимоотношения с окружающими. Например, дитя зовёт маму, а мамы нет, – дитя не может кричать вечно. Наступает момент, когда ребёнок перестаёт кричать: реакция, не получившая подкрепления, затухает, и он привыкает жить без мамы или без другого близкого человека, с которым можно было бы разделить радости и беды своей жизни. Ребёнок не может плакать вечно, иначе он «умрёт» от непереносимых переживаний. Постепенно «кровоточащая рана» затягивается, но остаётся память о происшедшем, которая влияет на дальнейшее психическое развитие и построение взаимоотношений с миром.

На уровне физиологии данную идею можно объяснить при обращении к учению Ганса Селье[30 - Ганс Селье – канадский патолог и эндокринолог, родоначальник теории биологического стресса.]. Он исследовал адаптационный синдром, возникающий как реакция на стресс. Построив общую схему развития стрессовой реакции, Селье изучил и описал одно из звеньев этой реакции, касающееся взаимодействия гипофиза с корой надпочечников. В качестве важнейшего из симптомов стресса Селье выделил процесс увеличения коркового слоя надпочечников. При этом он показал, что, реагируя на стресс, организм повышает свой мобилизационный потенциал за счёт происходящих в нём биохимических процессов.

Но если реакция на стресс будет сильной и продолжительной, то она может перейти в болезнь. И болезнь станет той ценой, которую организм платит за борьбу с факторами, вызывающими стресс. То есть в том случае, «когда реакция превышает свою биологическую полезную меру, – как пишет популяризатор учения Ганса Селье профессор А. Д. Павлов, – она и выступает в своём патогенетическом значении». То есть реакция на системный стресс «не может длиться неопределённо долго и перерастает в фазу истощения»[31 - Павлов А. Д. Стресс и болезни адаптации. – М.: Практическая медицина, 2012. – 297 с.].

На уровне житейском эту идею можно – отчасти и с осторожностью – сопоставить с историей ребёнка, который как бы перестаёт нуждаться в маме. Он отчаянно ищет её, ждёт, например, в доме малютки. Но если надежда увидеть маму умирает, то на душе ребёнка словно образуется мозоль. Впоследствии, если кто-то из взрослых обнимет такого ребёнка, тот, возможно, не сможет понять, что означают эти объятья. И даже, более того, он в них может увидеть угрозу, сигнал к тревоге (в особенности если речь идёт о подростке, который подвергался избиениям, пережил опыт насилия). Поэтому иногда потенциальным приёмным родителям и опекунам при знакомстве с подростком рекомендуют воздерживаться от тактильного контакта: объятий, похлопываний по плечу, сжатия его рук в своих руках. Эти и подобные жесты подросток с «мозолью на душе» может интерпретировать исходя из своего опыта, а вовсе не из того значения, которое приписывается данным жестам в доминирующей культуре региона его проживания. Такие дети могут не понять смысл подарка как дара любви: подарок может восприниматься ими как сам по себе факт приобретения материальной вещи (получил вещь, и на этом – всё).

Охватывая человека, стресс, конечно, не ограничивается только корой надпочечников. Происходят сдвиги в деятельности центральной нервной системы, запечатлеваются схемы поведения, относящиеся к уровню социальных взаимодействий. Возникает вопрос: можно ли помочь ребёнку, подростку справиться с последствиями перенесённого стресса? Безусловно, вопрос непростой и требующий отдельного разговора о поиске подходов к преодолению или сглаживанию последствий перенесённого стресса. Однако целью любого из таких подходов должно стать возвращение ребёнку, подростку психоэмоционального благополучия. Ребёнка, подростка нужно обучать способам преодоления стресса, взращивать в нём силы для такого преодоления, помогать ему переосмыслить свой жизненный опыт с тем, чтобы перестать быть заложником своих физиологических реакций.

Система внутренних условий и ЕЁ роль в преодолении стресса