скачать книгу бесплатно
Воспоминания с Ближнего Востока 1917–1918 годов
Эрнст Параквин
Archivalia Rossica
История Первой мировой войны бесконечно сложна и запутана, поэтому до сих пор многие ее факты и обстоятельства неизвестны даже ведущим специалистам. Мемуары офицера германского Генерального штаба Эрнста Параквина (Паракена), прежде не публиковавшиеся ни в оригинале, ни в переводе, – ценное свидетельство о событиях на Ближнем Востоке и в Закавказье, а также о последних месяцах существования Османской империи и трагических страницах национально-государственного размежевания после распада державы Романовых. Воспоминания охватывают 1917–1918 годы – время участия Параквина в военных кампаниях в Месопотамии и на Кавказе. Автор мемуаров, поплатившийся своей многообещающей карьерой за то, что осудил убийства армян в Баку в сентябре 1918 года, осмысливает драматические политические процессы, которые разворачивались на периферийных площадках театра Первой мировой войны.
Воспоминания с Ближнего Востока 1917–1918 годов
© Институт всеобщей истории РАН, 2023
© В. Баумгарт, В. С. Мирзеханов, Л. В. Ланник, составление, комментарии, 2023
© Л. В. Ланник, перевод с немецкого, 2023
© Д. Черногаев, дизайн обложки, 2023
© ООО «Новое литературное обозрение», 2023
Предисловие к немецкому изданию[1 - Издание данного сборника источников на немецком языке параллельно осуществляется в ФРГ под редакцией профессора В. Баумгарта издательством «Sch?ningh/Brill».]
Воспоминания Эрнста Параквина о его службе германским офицером на фронте в Месопотамии в 1917 г. и на Кавказском фронте в 1918 г. ныне находятся в библиотеке МГУ им. М. В. Ломоносова. Они насчитывают 230 машинописных страниц текста на немецком языке. Точных данных о том, как именно они попали в Москву, пока нет. Однако следует исходить из того, что в 1945 г. они были доставлены в Россию Красной армией наряду с прочими архивными материалами и культурными ценностями. Значительная часть этих архивов в 1950-х гг. была возвращена ГДР. Но все документы, сколько-нибудь касавшиеся российской истории, отдавать не стали, а распределили по различным хранилищам в тогдашнем СССР, в том числе по университетским библиотекам. Есть основания предполагать, что Параквин передал свои «Воспоминания» на хранение в один из берлинских архивов, возможно Рейхсархиву (в Потсдаме), в начале 1940-х гг. Вместе с другими архивными фондами из Берлина/Потсдама они были перевезены для спасения от бомбардировок в одно из надежных укрытий в центральной или восточной Германии, а там оказались в руках Красной армии.
Мои российские коллеги, Леонтий Ланник и Велихан Мирзеханов, попросили меня принять на себя издание немецкого оригинала, а они взялись за его перевод на русский и подготовку к изданию. Можно лишь горячо приветствовать, что благодаря этому стало возможно предоставить в общее распоряжение ценный источник по истории Первой мировой войны.
Нет сомнения, что Параквин с самого начала писал свои «Воспоминания» для их последующей публикации. Однако при национал-социалистах это было бы невозможно, ведь автор не раз и довольно отчетливо осуждает политику Турции в отношении армян. Более того, он даже ушел со своего высокого поста начальника штаба турецкой группы армий, ведь резко осудил убийства армян в Баку в сентябре 1918 г.
Дата завершения работы Параквина над текстом нигде точно не упоминается, однако по некоторым указаниям в мемуарах видно, что она должна была завершиться в самом начале 1940-х гг.
«Воспоминания» Параквина здесь получили и еще пять приложений, три из которых написаны им самим, а еще два – майором Майром, подполковником Фридрихом бароном фон дер Гольцем и генералом Оскаром Грессманном. В приложении I описан тот же период, что и в «Воспоминаниях», однако оно куда компактнее по объему и содержит те или иные детали и рефлексию, что в более пространной редакции отсутствуют. Они взяты из довольно объемной истории семьи Параквин, два тома которой написаны Эрнстом Параквином, но были предназначены, очевидно, лишь для частного использования в кругу родни. Господин дипломированный инженер Буркхард Параквин, проживающий в Виндорфе-на-Дунае, предоставил ее в наше распоряжение. Из этой пухлой рукописи здесь приводятся лишь двадцать страниц, которые описывают период с середины 1917 г. по начало 1919 г., то есть опять-таки в основном деятельность Параквина в Месопотамии и на Кавказе.
В 1920-х гг. Параквин не раз высказывался в прессе по вопросам германской политики на Ближнем Востоке в годы Первой мировой войны. Эти статьи теперь не так-то просто найти, тем не менее одна из них приведена в качестве приложения II, где содержится обзор германской и турецкой политики в регионе – обзор, выдержанный в очень критических тонах, в особенности в адрес Турции. Он был опубликован в двух частях в январе 1920 г. в «Берлинер Тагеблатт».
Приложение III, как и предшествующее, является перепечаткой, а именно – пространного доклада, который Параквин закончил 26 сентября 1918 г. в Тифлисе и направил генералу Гансу фон Секту, тогда бывшему главой турецкого Генерального штаба в Константинополе. В нем в чрезвычайно критическом тоне он описал тяжелые последствия взятия Баку, за которые несла ответственность османская армия, публично осужденные им прямо в кругу турецких офицеров. После этого главнокомандующий османской группы армий освободил его от поста начальника своего штаба. Кипя от отвращения и негодования, Параквин покинул место событий и писал свой доклад под непосредственным впечатлением от недавно пережитого.
В приложении IV приведены два ранее не публиковавшихся доклада о событиях в Баку в сентябре – октябре 1918 г. Авторами обоих являются германские офицеры, ставшие свидетелями происходившего. Их отчета об увиденном запросил глава германской военной миссии на Кавказе генерал Фридрих барон Кресс фон Крессенштейн. Телеграфный отчет майора Майра еще дышит свежими впечатлениями от резни армян после взятия Баку; в то время как доклад подполковника барона фон дер Гольца, написанный четырьмя неделями позже, уже более сдержан и посвящен в основном его наблюдениям о межнациональной борьбе на Кавказе в целом. Кроме того, Гольцу было поручено составить картину экономической ситуации на нефтепромыслах. Оба отчета хорошо дополняют данные Параквина о событиях в Баку и положении города после его взятия турками.
Приложение V представляет собой еще один крупный источник, однако написан он не Параквином, а высокопоставленным германским офицером, который был отправлен германской Ставкой в Месопотамию несколько ранее него. Автором этого текста стал генерал Оскар Грессманн. Его «Воспоминания» объемом лишь примерно в одну десятую от мемуаров Параквина; однако они хорошо показывают деятельность германского военного уполномоченного в Багдаде, демонстрируя более широкий контекст германской активности в Месопотамии и Персии в годы Первой мировой войны. Его «Воспоминания» – что опять-таки можно установить лишь по оговоркам в тексте – также записаны в начале 1940-х гг., но не публиковались. Их машинописная копия сохранилась в отделе рукописей библиотеки Гёттингенского университета.
Главный источник, «Воспоминания» Параквина, и четыре приложения к нему предоставляют важные свидетельства германских усилий на отдаленном от главных театров военных действий в Европе второстепенном фронте. Они дают впечатляющую картину попыток германского руководства подготовить военный удар в сторону Индии, чтобы сковать там силы британцев, оттянув их с решающего Западного фронта.
Фрау Бригитте Параквин из Нюрнберга весьма любезно указала мне на то, что фамилия Paraquin произносится ныне по немецкой норме, то есть «Параквин». Я благодарю ее и за другие консультации по истории ее семьи.
Почетный профессор Майнцского университета, Винфрид Баумгарт
Предисловие к русскому изданию
«Воспоминания» Эрнста Параквина о самом ярком этапе его военной карьеры офицера германского Генерального штаба – на османской службе в Месопотамии в кампании 1917–1918 гг. и затем на Кавказе летом – осенью 1918 г. довольно сложно шли к читателю. Долгое время они были известны лишь по ссылкам в замечательной и до сих пор (спустя более полувека) востребованной работе Е. Ф. Лудшувейта[2 - Лудшувейт Е. Ф. Турция в годы первой мировой войны: военно-политический очерк. М., 1966.]. Ее автор умер почти одновременно с выходом в свет этой книги, поэтому добиться публикации ценного источника не смог или не успел. Зарубежные специалисты, рецензировавшие книгу после ее выхода в середине 1960-х гг., в том числе В. Баумгарт, ставший составителем долгожданного ее немецкого издания, отметили использование советским ученым неизданной работы германского генштабиста, но о месте нахождения ее терялись в догадках вплоть до недавнего времени.
С помощью коллеги И. И. Баринова, предоставившего в распоряжение участников данного проекта свои выдающиеся познания о корпусе немецкоязычных источников и литературы, доступном на территории РФ, мемуары Э. Параквина были обнаружены в 2020 г. в Отделе рукописей библиотеки МГУ им. М. В. Ломоносова. Руководство Отдела не только мгновенно разрешило ознакомиться с небольшим томиком в 230 страниц машинописи, но и сразу пошло навстречу высказанному пожеланию опубликовать данный источник, что еще раз обязывает поблагодарить за профессиональную помощь и готовность к сотрудничеству. Было очевидно, что рукопись заслуживает не только перевода, но и публикации ее оригинальной версии. На просьбу принять на себя подготовку немецкого издания охотно откликнулся почетный профессор Майнцского университета В. Баумгарт, дождавшийся такой возможности спустя несколько десятилетий. Он сразу же предложил несколько ценнейших дополнений к основному источнику и помог установить контакты с семьей Параквин и в поиске сохранившейся биографической информации. Необходимую поддержку проекту предоставили руководство Института всеобщей истории РАН и Германский исторический институт в Москве, договорившиеся о включении данного издания в книжную серию издательства «Новое литературное обозрение».
Судьба рукописи по-прежнему вызывает ряд вопросов и заставляет высказать ряд предположений об обстоятельствах ее возникновения и долгого забвения. Судя по немногочисленным косвенным оговоркам в тексте и на основе не слишком подробных сведений о позднем этапе жизни бывшего офицера Генерального штаба, можно считать, что мемуары были написаны не ранее февраля-марта 1941 г. Едва ли они дописывались существенно позже нападения Германии и ее союзников на СССР, ведь события громадной кампании заставили бы автора сразу же внести некоторые дополнения в воспоминания о Востоке. С некоторой вероятностью можно полагать, что Параквин решился написать о пережитом на османской службе по просьбе сотрудников военного архива и в частности бывшего майора и ветерана восточных фронтов К. фон Мюльманна, который как раз в те годы (в 1940-м, а затем в 1942 г.) опубликовал две важнейшие и до сих пор ценные работы по истории союзнического взаимодействия и особенно германского вклада в противостоянии на Балканах, а также на турецких театрах военных действий[3 - M?hlmann C. Das deutsch-t?rkische Waffenb?ndnis im Weltkriege. Leipzig, 1940; M?hlmann C. Oberste Heeresleitung und Balkan im Weltkrieg 1914/1918. B., 1942.]. На томике воспоминаний стоят пометка «6-я османская армия» и номер, что показывает, что некогда эта рукопись была добавлена к коллекции материалов, вывезенных германскими офицерами при их непростой эвакуации из Османской империи, затянувшейся до середины 1919 г.
Качество и манера изложения не оставляют сомнений, что Параквин имел в виду публикацию текста, хотя откровенность его вызвала бы немалые осложнения в условиях Третьего рейха, который, как известно, был заинтересован в сближении с Турцией. Чтобы блокировать выход в свет данной книги, хватило бы факта участия ее автора в процессе над убийцей Талаата-паши С. Тейлиряном в 1921 г.[4 - Новейшая и первая масштабная биография великого визиря не на турецком языке показательна уже названием: Kieser H.-L. Tal?t Pascha. Gr?nder der modernen T?rkei und Architekt des Armeniergenozids. Eine politische Biografie. Z?rich, 2020.] Однако явный дефицит германской литературы о любых фронтах Первой мировой войны, кроме Западного, особенно о кампании 1918 г., делал мемуары ценными настолько, что шансы на издание все же следовало считать ненулевыми, особенно в одной из выпускавшихся тогда Рейхс-, а затем Кригсархивом серий военно-исторических исследований по отдельным операциям Великой войны[5 - См. подр.: P?hlmann M. Kriegsgeschichte und Geschichtspolitik. Der Erste Weltkrieg. Die amtliche deutsche Milit?rgeschichtsschreibung 1914–1956. Paderborn, 2002.]. По-видимому, в качестве одного из ценных личных свидетельств в корпусе материалов для новых исследований по истории Великой войны эта рукопись и оказалась в Потсдаме, где дожидалась публикации после окончания работы над последними томами главной работы Рейхсархива, подготовленными в 1944 г.
К концу Второй мировой войны военно-исторические исследования оказались почти парализованы, важнейшим вопросом стало сохранение огромной коллекции материалов и документов военных инстанций, однако эвакуацию их успели произвести лишь частично. Детали и масштабы операции по спасению до сих пор известны лишь фрагментарно[6 - См., напр.: L?bel U. Neue Forschungsm?glichkeiten zur preussisch-deutschen Heeresgeschichte. Zur R?ckgabe von Akten des Potsdamer Heeresarchivs durch die Sowjetunion // MGM. 1991. 51 (1). S. 141–149; Otto H. Der Bestand Kriegsgeschichtliche Forschungsanstalt des Heeres im Bundesarchiv, Milit?risches Zwischenarchiv Potsdam // MGM. 1992. 51 (2). S. 429–441; Wegner B. Deutsche Aktenbest?nde im Moskauer Zentralen Staatsarchiv. Ein Erfahrungsbericht // VfZ. 1992. 40. Hf. 2. S. 311–319.], однако нет сомнений, что подавляющее большинство фондов прусских и общегерманских военных архивов погибло при бомбардировке Потсдама 14 апреля 1945 г. Остатки материалов и коллекций были затем обнаружены войсками союзников, разделивших Германию на оккупационные зоны. Их сбор и комплектование соответствующих фондов продолжается до сих пор, что видно по массе материалов по истории различных аспектов Великой войны, из личных фондов в Военном архиве во Фрайбурге, до сих пор не введенных в оборот. Основная часть неуничтоженных бумаг бывшего Рейхсархива оказалась в советской зоне, где попытались организовать систематический сбор, а затем вывоз трофейных военно-исторических документов. Е. Ф. Лудшувейт был причастен к этой работе, ведь летом 1945 г. в окрестностях Берлина лично участвовал в установлении ценности собранных едва ли не на улицах бумаг. Возможно, именно тогда он обнаружил мемуары Параквина, добившись их отправки в Москву и передачи в библиотеку МГУ. Наверное, поэтому данный источник не был отправлен в архивы ГДР ни в 1950-х гг., ни в конце 1980-х гг., а следы его после работы Лудшувейта с этими мемуарами затерялись. Составленная выдающимся советским германистом профессором М. Н. Машкиным (1926–2014) справка о состоянии, особенностях оригинала и ценности мемуаров (не датирована) фиксировала базовые параметры 230-страничного переплетенного томика из машинописных страниц с минимальной правкой. Однако и эта экспертная оценка воспоминаний, к сожалению, не получила продолжения. Вполне возможно, в различных хранилищах на территории РФ ждут своего исследователя (и издателя) и другие материалы германских военных архивов. Предпринимаемые ныне усилия по поиску, систематизации и оцифровке сохранившихся в различных архивах и библиотеках России германских трофейных документов, особенно военно-исторического характера, несмотря на значительные успехи[7 - Результаты масштабного проекта публикуются на сайте: http://tsamo.german – docsinrussia.org/ru/nodes/1-germanskie-dokumenty-pervoy-mirovoy-voyny-tsamo-fond-500-opis-12519.], далеки от завершения. Составители надеются, что данное издание позволит привлечь внимание профессионального сообщества к дальнейшим проектам по обнаружению долгое время считавшегося утраченным военно-исторического фонда, пережившего перипетии Второй мировой войны и десятилетия забвения.
Хотя воспоминания Э. Параквина весьма ценны сами по себе, составители сочли нужным отобрать для их издания ряд приложений. Три из них – фрагмент из двухтомной «Истории семьи Параквин», статья о политике Германии на Ближнем Востоке и доклад начальнику османского Генерального штаба и будущему основателю рейхсвера Г. фон Секту – того же авторства. Наряду с приложением № IV, воспоминаниями германского генерала О. Грессманна, также игравшего значительную роль в германо-османском военном сотрудничестве в Месопотамии, эти приложения, также фактически не введенные в научный оборот, позволяют составить более полную картину описываемых Параквином важнейших процессов на второстепенных театрах Великой войны. Разнообразие жанров приложений и различная дистанция, отделяющая их создание от описываемых событий, обеспечивают возможность проследить, какой далекий путь пришлось пройти от масштабных замыслов будущего рывка в Индию до осмысления полной практической невозможности воплотить самые многообещающие германские экспансионистские проекты. Написанные примерно одновременно с мемуарами Параквина мемуары германского военного уполномоченного в Багдаде О. Грессманна, также ранее не публиковавшиеся, а ныне хранящиеся в библиотеке рукописей Гёттингенского университета, убеждают в том, сколь объективен был в своих оценках османо-германского взаимодействия и непреодолимых трудностей 42-летний майор германского Генерального штаба, заплативший своей многообещающей карьерой за то, что категорически осудил увиденное им в сентябре 1918 г. в Баку.
В. С. Мирзеханов (ИВИ РАН), Л. В. Ланник (ИВИ РАН)
Введение
1. О биографии Эрнста Параквина
Эрнст Параквин[8 - Вполне возможно, что, хотя к настоящему моменту семья Параквин пользуется именно таким – буквальным – вариантом произношения этой французского происхождения фамилии, ранее, в том числе даже в начале XX в., сохранялась все же традиционная транскрипция – Паракен, чему достаточно аналогий среди многочисленных потомков гугенотских фамилий, выселившихся главным образом в Пруссию. И Е. Ф. Лудшувейт, и рецензировавший рукопись Н. М. Машкин однозначно отдавали предпочтение варианту «Паракен».] родился 2 марта 1876 г. в Сааргемюнде в Лотарингии. Его предки перебрались из Валлонии и в итоге осели в Баварии, где Эмиль Параквин сделал карьеру железнодорожного инженера, а затем был переведен в недавно приобретенную только что объединившейся Германской империей новую провинцию. Таким образом, Эрнст Параквин является представителем одного из немногих поколений, чье взросление было полностью связано со Вторым рейхом, а биография в известной степени определялась самим фактом произошедшего в 1870–1871 гг. становления новой мировой державы. Эмиль Параквин умер уже в 1882 г., так что его семья вынуждена была вернуться в Мюнхен, где Эрнст окончил полный курс гимназии и, как и многие его сверстники, избрал пользовавшуюся не только в Пруссии, но и в Баварии высочайшим престижем карьеру военного. В 1894 г. началась почти четвертьвековая служба Параквина в баварской армии, где он быстро получил офицерское звание и решительно принялся делать карьеру. Одним из немногих шансов ускорить очень непростое продвижение по службе стало участие в экспедиции по подавлению движения ихэтуаней в Китае. Отбор в контингент будущей морской пехоты был достаточно строгим, но Параквину удалось его пройти. Боевой опыт позволил ему быстро получить место полкового адъютанта, а в 1907–1910 гг. пройти полный курс обучения в Военной академии в Мюнхене. Пользовавшаяся уникальной степенью самостоятельности в военных вопросах Бавария не обладала лишь одной армейской инстанцией, сопоставимой с тем, что находится в Берлине. Баварский Генеральный штаб не шел в сравнение с детищем Мольтке-старшего и Шлиффена – Большим Генеральным штабом. Именно туда командировались особенно перспективные баварские генштабисты, в том числе прикомандирован к нему в 1911–1913 гг. был и Э. Параквин. Непростая, но, безусловно, амбициозная карьера прерывалась лишь командировками на строевые должности. Именно на таком промежуточном этапе – командования ротой в 4-м баварском пехотном полку – и застала капитана Параквина Великая война.
Первые ее месяцы молодой генштабист провел в ожесточенных боях на Западном фронте в составе 33-й резервной дивизии. Она наступала от Меца на верденском направлении, неся тяжелые потери, но уже к середине сентября фронт стабилизировался. Огромная убыль кадровых офицеров и общий дефицит подготовленных генштабистов во все более разраставшейся армии быстро обеспечили Параквину перевод на более подходящую должность – одного из офицеров Генштаба – во вновь созданном штабе корпуса генерала графа Ф. Ботмера, который должен был помочь австро-венгерским войскам удержать фронт в Карпатах. Вскоре Параквин был произведен в майоры, а затем и получил тогда еще весьма престижный Железный крест 1-го класса. Успешная для Центральных держав кампания 1915 г. на Восточном фронте требовала наращивания военных усилий. Германским офицерам все чаще приходилось возглавлять смешанные соединения, что повышало требования к уровню генштабистов. Баварец Параквин стал 1-м офицером Генштаба в образованном из целого ряда австро-венгерских частей корпусе генерала от кавалерии Маршалла, действовавшем в Галиции. Не подозревая того, он уже вышел на высший этап своей карьеры. Дальнейшие его назначения – в баварские части вновь на Западном фронте, а потом на все более спокойные его участки – ни высоких наград, ни новых званий не принесли. Он вновь оказался в Лотарингии, где фронт со времен его отъезда на Восток нисколько не изменился.
Возможно, поэтому он с куда большей охотой, чем хотел признать в написанной истории семьи[9 - См. приложение I, с. 162–169.], последовал вызову в германскую Ставку в Кройцнахе в июле 1917 г., где получил возможность сдвинуть свою карьеру с мертвой точки. Свое пребывание и беседы в Верховном Главнокомандовании он описал, хотя, вероятно, очень о многих разговорах «на высшем уровне» предпочел умолчать. Через три недели его наконец-то вызвали по телеграфу, чтобы предоставить ответственный, сложный и пока совершенно не ясный для него пост: начальника штаба 6-й османской армии, действовавшей в Месопотамии. С самого начала никаких сомнений в возможности неудачи испытывать не приходилось: весной того же года эта армия потерпела тяжелое поражение и потеряла Багдад, что стало сильным ударом по авторитету на Востоке турецких войск, окрепшему было после победы под Кут-эль-Амарой. Задача перед новым начальником штаба армии во главе с Халилом-пашой ставилась явно невыполнимая: отвоевать Багдад. Всю степень бесперспективности усилий на новом своем посту Параквин вынужден был познать только на непосредственном опыте, что потом и легло в основу соответствующей части его воспоминаний.
Он провел в северной Месопотамии более полугода, тщетно борясь с неотвратимой деградацией всей османской военной организации. За это время 6-я турецкая армия избежала действительно катастрофических поражений лишь потому, что британцы не придавали особого значения данному театру военных действий, да и общее положение Центральных держав на Кавказе и Среднем Востоке существенно улучшилось после развала русской армии. Быстрое наступление османских войск в Закавказье в марте – мае 1918 г. и вовсе открыло новые горизонты экспансии, что привело к обострению отношений между Германией и Портой, ведь младотурки вознамерились компенсировать любые потери в Палестине и Месопотамии за счет территорий бывшей Российской империи, пытаясь реализовать эфемерные пантуранские проекты[10 - Они – по очевидным причинам – вызывали в Третьем рейхе пристальный интерес как раз в годы написания Параквином мемуаров, см.: J?schke G. Der Turanismus der Jungt?rken. Zur osmanischen Au?enpolitik im Weltkriege // Die Welt des Islams. 1941. Bd. 23. Hf. 1–2. S. 1–54.]. Решение этой задачи было поручено новой группе армий «Восток», командующим которой стал Халил-паша, взявший с собой и Параквина, ведь тот, несмотря на все разногласия и неудачи, сумел завоевать доверие начальства не только в профессиональном, но и в личностном отношении.
На новом посту Параквин столкнулся с едва ли менее, а во многом и более сложной задачей, хотя в военном отношении действия вверенных ему войск увенчались – после некоторых неудач – взятием Баку 14–15 сентября 1918 г. Эти бои стали последней победой Центральных держав над войсками Антанты во всей Великой войне, однако воспользоваться ее плодами было невозможно. В том числе потому, что и без того сложные отношения между германскими военными советниками и османским генералитетом обострились еще сильнее. Параквин уверял, что именно его усилия привели к тому, что Баку удалось взять вопреки вопиющей нерешительности и непрофессионализму турецкого командования. Тем более он был возмущен картинами разорения и мародерства во взятом городе, а также полным пренебрежением его протестами со стороны главного триумфатора – Нури-паши. Его начальник – Халил-паша – хотя и питал к Параквину дружеские чувства, довольно легко избавился от возмущенного подчиненного, поддавшись эйфории после последней османской победы в Великой войне. Германский майор вместе с несколькими коллегами уехал в Тифлис, где с июня 1918 г. действовала германская военная миссия генерала Ф. Кресса фон Крессенштейна[11 - Astamadze G. Deutsch-georgische Zusammenarbeit 1918: Georgiens Unabh?ngigkeit und das deutsch-georgische B?ndnis im S?dkaukasus. Paderborn, 2022.], тщетно апеллируя в подробном отчете к Г. фон Секту, возглавлявшему с декабря 1917 г. османский Генеральный штаб[12 - См. подр.: Rabenau F. v., Seeckt H. v. Aus seinem Leben (Bd. 2). Leipzig, 1940. S. 11–113.]. Новое назначение, непременно вне рядов османской армии, где теперь для него любые посты были исключены, Параквин получить не успел. Ему сильно повезло в том, что он, везя с собой значительное количество документов командных инстанций, где прослужил более года, успел благополучно добраться до Германии еще до того, как революционный хаос охватил железные дороги всей Восточной и Центральной Европы. 9 ноября 1918 г. Параквин уже лично наблюдал главные события Ноябрьской революции в Берлине.
Не менее увлекательной могла быть и следующая стадия карьеры Параквина, ведь он – в отличие от подавляющего большинства своих коллег – был готов принять необратимые политические изменения и даже не побоялся заявить об этом, вступив в политические дебаты. Однако вопреки установлению республики и значительной трансформации прежних институтов власти и общества вооруженные силы сохранили в лучшем случае снисходительное отношение к новому государственному устройству[13 - Литература по данной теме громадна, достаточно указать лишь: Guth E. Der Loyalit?tskonflikt des deutschen Offizierkorps in der Revolution 1918–1920. Frankfurt/M., 1983; Keller P. «Die Wehrmacht der Deutschen Republik ist die Reichswehr». Die deutsche Armee 1918–1921. Paderborn, 2014. В российской историографии см., напр.: Ланник Л. В. Победоносные проигравшие. Германская военная элита 1914–1921. СПб., 2016.]. Разгром Советской Баварии и провал Капповского путча парировали, как тогда казалось, угрозы и справа, и слева. Офицерам-республиканцам, а тем более сторонникам социал-демократии в рейхсвере места быть не могло, невзирая ни на какие прежние связи и знакомства. Поэтому Э. Параквин после четверти века военной карьеры решил начать новый этап своей жизни, связав ее с переобучением в Мюнхенском университете (специальность – современные языки) и частными заработками. Его выступления в прессе, по-видимому, не принесли должного эффекта, так что следующие десятилетия он прожил вдалеке от исторических событий. Написание публикуемых здесь воспоминаний стало, вероятно, наиболее заметным вкладом в его наследие и достойным венцом былой карьеры офицера Генерального штаба.
Эрнст Параквин умер 23 сентября 1957 г. на 82-м году жизни. Он не был женат и не оставил потомства, что делает особую честь его семье, сохранившей память о своем незаурядном родственнике.
2. Вокруг отвоевания Багдада, 1917–1918
Османская империя в ходе Великой войны оказалась в самом тяжелом стратегическом положении из всех стран Четверного союза, воюя на многих фронтах (турецкие коллеги насчитывают до семи!) без минимально необходимой для этого инфраструктуры. Отдаленность полей сражений и невиданный размах военных усилий – до двух миллионов мобилизованных в османские армии – могли компенсировать очевидно непосильную задачу, однако лишь временно. Несмотря на героическую оборону Галлиполи и упорные попытки наступать или сорвать неуклонное наращивание вражеских армий, кольцо сжималось. После тяжелых неудач на Кавказском фронте в кампанию 1916 г. на следующий год пришел черед неизбежных поражений и на других театрах военных действий. Первой из знаковых катастроф стала утрата Багдада 11 марта 1917 г., с которой младотурки не желали смириться, хотя продолжала назревать и последовала в ноябре – декабре 1917 г. не менее существенная драма в Палестине, где британские войска вошли в Иерусалим.
Не только в Константинополе, но и в Берлине были крайне обеспокоены неудачами на Ближнем Востоке, а потому с лета 1917 г. масштабы германской военной помощи, подробно описываемые в том числе и Э. Параквином финансовые потоки, были значительно увеличены. Во главе новой группы армий «Йилдырым» был поставлен бывший глава германской Ставки, блестяще проявивший себя при разгроме Румынии осенью 1916 г. генерал Э. фон Фалькенгайн. С ним прибыл целый ряд германских генштабистов, значительно усилился германский Азиатский корпус, приступили к тяжелейшей работе по налаживанию снабжения. Быстро выяснилось, что успешно укреплять сразу два периферийных фронта невозможно, а концентрироваться лишь на одном из них означало рисковать крупными неудачами на другом. Общей бедой османских армий в Месопотамии и Палестине было неоконченное строительство важнейших магистралей, которые соединили бы Константинополь через Алеппо не только с Мосулом, но и с Газой. По иронии судьбы необходимые для этого туннели в Таврских горах были окончены именно тогда, когда османские армии постиг полный крах, в сентябре 1918 г.
По дороге в Мосул в конце августа – начале сентября 1917 г. Э. Параквин смог в полной мере оценить контраст между уровнем организации и снабжения армии, к которому он привык ранее, и тем, как приходилось обеспечивать потребность османского фронта в северной Месопотамии: гужевым транспортом и почти аварийными узкоколейками. Попытки массового применения автоколонн парировались полным бездорожьем и острым дефицитом топлива. Некоторым облегчением был речной транспорт, однако в этой сфере перемен не было со времен Ассирийского царства. Следствием этого была не только невозможность нарастить силы 6-й армии для желаемого контрнаступления, но даже сколько-нибудь удовлетворительно снабжать уже задействованных в Месопотамии солдат, хотя их численность постоянно снижалась и в итоге едва превышала дивизию штатного состава. Фантастическая коррупция и сложная для осознания европейцами этика ведения хозяйственных дел в этом регионе (что подтверждает и О. Грессманн) дополняли безотрадную картину. Смерть от голода османских солдат стала типичным явлением, так что ее официально признавали «героической гибелью за Отечество»[14 - См. подр.: Erickson E. J. Ordered to die: a history of the Ottoman Army in the First World War. Westport; L., 2001; Erickson E. J. Ottoman Army effectiveness in World War I: a comparative study. N. Y.; L., 2007.].
Хватало и иных проблем, подрывавших боеспособность армии настолько, что от дальнейшего отступления ее удерживали только сравнительная пассивность британских войск и неблагоприятные погодные условия. Стратегическая важность северной Месопотамии для любых проектов экспансии на Среднем Востоке, с очередной попыткой вовлечь в антибританскую войну Персию и Афганистан, а то и поднять восстание против колониальных властей в Индии, была очевидна. Энтузиастов этих идей было вполне достаточно не только в военных, но и в дипломатических кругах[15 - Достаточно указать на членов экспедиции в Афганистан О. фон Нидермайера и В. фон Хентига. См. подр. о германских военно-агитационных усилиях: Kreutzer M. S. Dschihad f?r den deutschen Kaiser. Max von Oppenheim und die Neuordnung des Orients (1914–1918). Graz, 2012; Krug S. Die «Nachrichtenstelle f?r den Orient» im Kontext globaler Verflechtungen (1914–1921). Strukturen – Akteure – Diskurse. Bielefeld, 2020.]. Однако столь же явной была неспособность к реализации действительно масштабных проектов, в том числе из-за особенностей османской военной элиты. Взаимодействие с младотурецким генералитетом вообще давалось германским специалистам не просто, и уже в феврале 1918 г. после явной неудачи всех начинаний покинул османскую службу Э. фон Фалькенгайн. Впредь ничего кроме обороны на Ближнем Востоке Центральные державы планировать не могли.
Пассивность британцев в Месопотамии сочеталась с постепенным наращиванием их сил в Палестине, так что в случае развала фронта на побережье Средиземного моря положение 6-й армии под Мосулом стало бы безнадежным. К весне 1918 г. она сократилась настолько, что боевого состава хватило бы в лучшем случае на одну полную дивизию. Все хуже обстояло дело с вооружением, и при любом напоре британцев османские войска отступали, ведь они были беззащитны даже перед символическими силами авиации или сколько-нибудь мобильных отрядов и кавалерии. Э. Параквин убедился в том, что максимумом возможного на его посту был бы выигрыш времени, никакие разъяснения начальству относительно катастрофы фронта результата не давали, в том числе потому, что помочь чем-либо Э. фон Фалькенгайн, Г. фон Сект были бессильны, ведь для этого пришлось бы исправить все то, с чем тщетно десятилетиями боролись прусские военные миссии в Порте со времен Г. фон Мольтке – старшего. К аналогичным выводам приходили и другие германские генштабисты, хотя это не мешало постоянным разногласиям и между ними, особенно с участием О. Лимана фон Сандерса. Отчаянное положение войск Центральных держав на фронтах в Азии парадоксальным образом сочеталось с упорным отказом принять невозможность изменить его к лучшему и к откровенному признанию лишь оборонительных перспектив.
3. Кампания 1918 г. На Кавказе и взятие Баку
Развал Кавказского фронта русской армии, быстрый вывод войск и вспышки Гражданской войны в российском Закавказье стали той внезапной переменой в обстановке, которая позволила Османской империи не просто выдержать еще одну кампанию, но вдруг ощутить себя победительницей и тут же приступить к утопическим проектам возвращения всех территорий на востоке, утраченных за два столетия неудачных войн. Германская дипломатия и военные оказались не готовы к столь захватывающим перспективам, хотя возможность получения ценных ресурсов из Закавказья, в особенности нефти из Баку, была крайне увлекательной. К маю 1918 г. ситуация с османской экспансией на Кавказском фронте стала явно неуправляемой, и Германия вынуждена была принять экстренные меры для укрепления своих позиций в регионе, форсировав образование независимой Грузии, полностью нуждающейся в германской помощи. Однако миссия Ф. Кресса фон Крессенштейна в Тифлис прибыла лишь к концу июня, да и войск в ее распоряжении поначалу было слишком мало – чуть более двух батальонов. В это же время, к огромной тревоге различных кайзеровских инстанций, Порта заставила региональные государства-лимитрофы Российской империи подписать Батумские мирные договоры (4 июня) и стала стремительно оформлять собственную зону гегемонии между Черным и Каспийским морями[16 - Мирзеханов В. С., Ланник Л. В. Батумская подсистема как пространство османской гегемонии в Закавказье: к постановке проблемы // Новая и новейшая история. 2021. № 3 (65). С. 5–22.]. При этом младотурецкие лидеры уверяли недовольную германскую Ставку в том, что авантюрная экспансия на восток вызвана лишь стремлением обеспечить нужные позиции для будущего отвоевания Багдада, поэтому главной целью является не столько Баку, сколько Тебриз. С этим в германских штабах и ведомствах были готовы согласиться, ведь постепенное усиление британских войск (и остатков русской армии, поступивших на службу бывшим союзникам[17 - См. подр.: Безугольный А. Ю. Генерал Бичерахов и его Кавказская армия 1917–1919. М., 2011.]) в Персии настораживало. Опасались и успешного наступления войск Бакинской коммуны, которая подчинялась большевистскому правительству в Москве и получала от него – в обмен на нефть – военную помощь. Категорическое непризнание большевиками всех закавказских правительств означало, что в случае победы войск из Баку (в основном из армянской части населения этого города) последует возобновление войны с Османской империей, а также попытки наступления на Тифлис.
После яростного конфликта между германской и османской Ставками в июне 1918 г., перешедшего в стадию личного противостояния Э. Людендорфа и Энвера-паши, споры, казалось, были урегулированы. Неуемные экспансионисты из османского генералитета были сняты с постов или дали гарантии полной координации дальнейших действий с германской миссией в Тифлисе. Обеспечивать ее должен был командующий новой группой армий Халил-паша, который для этого выехал на совещание на высшем уровне в Константинополь. С собой он взял и Э. Параквина, оставшегося его начальником штаба и после этого повышения. Германский майор Генштаба мог полагать, что сделал еще один заметный шаг по карьерной лестнице, отправившись с безнадежного во всех отношениях поста на обреченном фронте в сложную и очень перспективную миссию по установлению контроля Центральных держав над огромным регионом с пестрым населением и массой застарелых конфликтов. Параквину – при всей его лояльности к османским коллегам и лично к Халилу-паше – пришлось на личном опыте вникать во все более кровавые страницы истории Закавказья, о которых он до этого знал лишь понаслышке или не хотел верить. И все же даже после визита в Эривань и беседы с католикосом о катастрофическом положении беженцев-христиан баварский начальник штаба османской группы армий воздерживался от радикальных выводов, в первую очередь исполняя свой долг ради общих интересов Центральных держав.
О специфике позиции Параквина, его усилиях сохранить союзнические отношения с османским генералитетом, когда приходилось действовать на свой страх и риск, ведь указания опаздывали, можно говорить уверенно, если сравнить его отзывы с недавно опубликованными воспоминаниями и документами Ф. Кресса фон Крессенштейна, главы германской военной миссии в Тифлисе[18 - Friedrich Freiherr von Kre?, Bayerischer General und Orientkenner. Lebenserinnerungen, Tageb?cher und Berichte 1914–1946 / hrsg. von W. Baumgart unter Mitw. von G. Astamadze. Paderborn, 2020.]. Еще сильнее отличаются и сохранившиеся лишь частично документы Г. фон Секта, главы германской миссии в Баку Ф. фон дер Гольца[19 - Goltz F. v. d. Meine Entsendung nach Baku // Zwischen Kaukasus und Sinai. Jahrbuch des Bundes der Asienk?mpfer. Bd. 3. Sangerhausen, 1923. S. 125–156.] и ряд иных свидетельств, уцелевших в фондах Политического архива германского дипломатического ведомства (РА АА)[20 - Большинство из них до сих пор не введено в научный оборот: PA AA. RZ 201/11056-11061.] и пока не введенных в научный оборот. Имеющихся материалов[21 - В том числе опубликованных В. Баумгартом в: Baumgart W. Das «Kaspi-Unternehmen» – Gr??enwahn Ludendorffs oder Routineplanung des deutschen Generalstabs? 2 Tle // JfGO. 1971. Bd. 18. Hf. 1. S. 47–126; Hf. 2. S. 231–278.] вполне достаточно, чтобы констатировать организационно-техническую недостаточность германских усилий в столь далеком регионе, отчаянные попытки разобраться в хитросплетении войны всех против всех в Закавказье, попытку добиться конкретных результатов побыстрее и крайне скромными силами.
Хотя в итоге германских генштабистов постигла неудача, на фоне объективной трудности и даже невыполнимости стоявших перед ними задач следует признать, что были достигнуты успехи, вероятно, максимальные из возможных. Офицерам приходилось все чаще заниматься политикой, экономикой, чуть ли не этнографией, но чисто военные задачи – от тактического до стратегического уровня – с них при этом никто не снимал. Прекрасно осознавали и нехватку времени: Центральные державы отчаянно нуждались в притоке сырья, топлива, возвращении военнопленных и новых союзниках. Важно было всеми силами укреплять престиж в регионах распавшейся Российской империи, но не тратить силы, втягиваясь в сложные национальные и социальные конфликты. Всю сложность переплетавшихся процессов Параквин – как и его коллеги – мог лишь угадывать, ведь из-за трудностей со связью, в том числе из-за прямого османского саботажа, часто важнейшие известия или распоряжения от вышестоящих инстанций неделями шли в окрестности Баку через Константинополь, Севастополь и Тифлис. Поэтому в мемуарах германского генштабиста нет ни слова о подписанном в германской столице Добавочном договоре от 27 августа, который прямо затрагивал судьбы Закавказья и сопровождался секретной нотой о германо-большевистском взаимодействии, направленном не только против британцев, но и против экспансии младотурок[22 - См. подр.: Ватлин А. Ю., Ланник Л. В. Тайные ноты к Добавочному договору 27 августа 1918 г.: неизвестный сюжет из истории советско-германских отношений на исходе Первой мировой войны // Новая и новейшая история. 2021. № 5. С. 208–230.]. Эти соглашения в итоге лишились актуальности благодаря подготовленной Параквином победе Исламской армии под Баку, ведь критический недостаток сведений из далекого региона испытывали и в Москве, и в Берлине.
Находившийся в эпицентре решения судьбы нефтепромыслов генштабист был плохо осведомлен – например, по сравнению с Ф. Крессом фон Крессенштейном – о том, что происходит в соседних странах и провинциях. Судя по мемуарам, он не представлял себе расстановку сил в Персии, Закаспийской области, Дагестане, а тем более на фронтах Гражданской войны в других регионах России. Лишь догадываться он мог и о той катастрофе, что назревала на других периферийных фронтах Великой войны, но вряд ли ожидал действительно драматического поражения на Западном фронте, хотя напряжение борьбы за каждый метр французской территории познал на личном опыте. Тем более события приняли неотвратимый характер, ведь почти одновременно совпали громкая отставка германских офицеров из османских штабов в Азербайджане, крах османских армий в Палестине и Месопотамии, а затем и прорыв Салоникского фронта, ставший началом конца Четверного союза. Катастрофу, надвигавшуюся на Центральную Европу и менявшую все представления о будущем, германский майор воспринимал с явным привкусом той трагедии, что уже довелось наблюдать на улицах Баку.
Несколько беллетристический слог Параквина и порой эмоциональные пассажи добавляют его воспоминаниям новые грани, выводя их за рамки сухой военной истории и присущего трудам Рейхсархива диапазона тем и стилей. Даже некоторое преувеличение им своей роли или заслуг выглядит вполне естественной чертой подобных произведений вообще, так что при всех оговорках насчет личной скромности или чужой неблагодарности данный текст делает современное представление о битве за Баку, да и о трагедии османского фронта в Месопотамии богаче на минимум еще одну грань в широком спектре оценок. При этом мемуарист совершенно не стремился к тону обвинительного памфлета или к бинарным оценкам, даже там, где двух мнений, казалось бы, и быть не может. Иллюстративная ценность воспоминаний Параквина совершенно не снимает задачи анализа болезненных событий в истории Закавказья, однако способна прояснить многое в последовательности и фоне принятия решений и в психологической обстановке в высших османских штабах.
Опыт столкновения с куда более сложной действительностью, совершенно чуждой всему ранее привычному, навсегда изменил его. Это видно хотя бы потому, что сразу же после проигранной войны, когда шла отчаянная схватка за места в небольшом (400 тысяч, постепенно сократившиеся до 100 тысяч) временном рейхсвере, майор отправился изучать иностранные языки, повышать образовательный уровень, хотя на недостаток интеллектуального развития офицеры Генштаба и без того не жаловались. «Штатский», по-своему не менее интересный, особенно в рамках особого жанра постимперских биографий исследований, этап жизненного пути Параквина потребовал бы иного издания. Но здесь будет не лишним подчеркнуть, что те немногие сведения, что есть о судьбе отставного майора в 1919–1921 гг., показывают, сколь нестандартной личностью он был среди своих коллег, куда более предсказуемых – и по взглядам, и по манере восприятия и «переработки» поражения в Великой войне. Достаточно указать лишь на то, как именно Параквин описывал пережитые им месяцы Советской Баварии[23 - См. приложение I, с. 182–185.] и сделанные им выводы. В отобранном для публикации фрагменте «Истории семьи Параквин» нет доказательств искренности дальнейшей аполитичности отставного майора Генштаба. Однако оснований не верить в такое его заявление о своей военно-политической «абстиненции» по итогам трагедии Великой войны и революции в Германии у нас куда меньше, чем в отношении недавних коллег и сверстников Параквина, оставшихся в рейхсвере. Хотя аполитичность этих вооруженных сил «версальского образца» непрестанно подчеркивалась, его руководство совершенно иначе проявило себя в схватке за власть, погубившей Веймарскую республику. Отставным офицерам и генералам – как Э. Параквину, так и адресату его отчета о событиях в Баку Г. фон Секту – оставалось лишь бессильно за этим наблюдать.
В. С. Мирзеханов, Л. В. Ланник
Воспоминания с ближнего востока, 1917–1918
Задача и первые впечатления
После падения Багдада в марте 1917 г.[24 - Англо-индийские войска генерала Ф. С. Мода вошли в Багдад без боя 11 марта 1917 г. после яростных боев к югу от города, причем отступление османских войск к Мосулу превратилось в их тяжелое поражение, с потерей от 9 до 15 тысяч пленных, так что армии генерала Халила-паши потребовались срочные подкрепления.] турецкое Верховное Главнокомандование обратилось к Германии с вопросом, готов ли генерал фон Фалькенгайн принять на себя задачу по изгнанию англичан из древней резиденции халифа. После краткой ознакомительной поездки в мае 1917 г. через Мосул в Киркук Фалькенгайн согласился[25 - Э. фон Фалькенгайн, лишившись в конце августа 1916 г. поста начальника Генерального штаба Действующей армии, то есть фактически главенства в германской Ставке, затем провел блестящую кампанию по отражению румынского наступления в Трансильвании, а также по разгрому армии Румынии, что привело к взятию Бухареста в начале декабря 1916 г. Однако из-за по-прежнему крайне неприязненных отношений с его преемником во главе германского Главнокомандования генералом Э. Людендорфом должных лавров ему получить не удалось, а с января 1917 г. активные боевые действия на этом театре военных действий прекратились. Поэтому он прекрасно осознавал крайне малые шансы на успех, однако не терял надежды отличиться вновь и вернуть себе расположение кайзера. О том, чтобы поручить миссию в Месопотамии именно Фалькенгайну, просила не турецкая сторона, эта идея была сформулирована в недрах германской Ставки. Автор, однако, по-видимому, заблуждается насчет сроков прибытия Фалькенгайна на турецкие театры военных действий. Назначение в «Йилдырым» он получил после запроса из военного кабинета кайзера, ведавшего всеми назначениями и чинопроизводством, в конце апреля 1917 г., а выехал в Месопотамию позже.] при том условии, что помимо стоявшей по берегам Тигра 6-й армии ему будет подчинена также вновь формируемая 7-я турецкая армия, а также германский Азиатский корпус. И то и другое было ему обещано.
Эти вооруженные силы были сведены в группу армий F, которая в Турции получила официальное наименование «Йилдырым» (то есть «молния»)[26 - О действиях «Йилдырыма» и его британских контрагентов существует богатейшая мемуарная и военно-историческая литература, особенно на немецком и английском языках, а также ряд турецких работ, в том числе переведенных. В 1920-х гг. выходил ежегодник статей и воспоминаний германских ветеранов азиатских фронтов: Zwischen Kaukasus und Sinai. Jahrbuch des Bundes der Asienk?mpfer. 1921. 1 – 1929. 6. B., 1921–1929. Из новейших работ следует отметить: Uyar M. The Ottoman Army and the First World War. Abingdon, 2021, а также переведенную на немецкий и русский языки: Rogan E. The Fall of the Ottomans: The Great War in the Middle East, 1914–1920. L., 2015.]. Штаб этой группы армий был укомплектован немцами и турками. Начальником его стал полковник фон Доммес[27 - Вильгельм фон Доммес (1867–1959) считался одним из самых влиятельных генштабистов еще до начала Великой войны, имея крепкие связи в окружении кайзера. После мобилизации он некоторое время служил в политическом отделе Ставки, а затем сделал успешную штабную карьеру. После неудач Фалькенгайна во главе «Йилдырыма» он также лишился своего поста, затем успешно командуя бригадой и дивизией в ходе решающей кампании 1918 г. на Западном фронте. Вышел в отставку в 1919 г. в чине генерал-майора.]. В 1915–1916 гг. он был моим начальником, когда я служил 1-м офицером Генштаба в корпусе Маршалла[28 - Вольф барон Маршалл фон Альтенготтерн (1855–1930), германский генерал от кавалерии, отличился в ряде кампаний на Восточном фронте, в 1916–1918 гг. командовал Гвардейским резервным корпусом.] в Галиции. Ему я и обязан своей миссией в Турции.
Наступление против стоявшей западнее Багдада английской армии генерала Мода[29 - Генерал Фредерик Стенли Мод (1864 – 18 ноября 1917) с конца 1916 г. командовал корпусом «Тигрис», состоявшим преимущественно из индийских дивизий. Он скончался в Багдаде от холеры в ноябре 1917 г.] должно было начаться самое позднее в январе 1918 г. 7-я армия и Азиатский корпус должны были двигаться вдоль Евфрата, а 6-я армия двумя колоннами вдоль Тигра и Диялы. Для прикрытия восточного фланга 6-й армии от неожиданных ударов из Персии[30 - Имеются в виду действия русских войск генерала Баратова, о роли которых в поражении османских войск под Багдадом весной 1917 г. автор совершенно напрасно умалчивает, что хорошо видно по воспоминаниям О. Грессманна (см. приложение V). К началу 1918 г. эта угроза была, однако, не актуальна.] следовало образовать особый летучий отряд под командованием баварского капитана Нидермайера, который в начале войны руководил экспедицией в Афганистан[31 - На первый взгляд странно, что автор столь коротко упоминает об этом важнейшем эпизоде борьбы за симпатии населения Персии и Афганистана в годы Великой войны, да и лично об О. фон Нидермайере (1885–1948). По-видимому, Э. Параквин хорошо понимал, что и после Первой мировой войны карьера Нидермайера как военного востоковеда и разведчика далеко не окончилась, а потому намеренно избегал деталей, которые могли бы не понравиться цензорам из Рейхсархива.]. Части 6-й армии необходимо было оставить и в горах на персидско-турецкой границе под Ревандузом для прикрытия от действий русских.
Удар группы на р. Дияла следовало развить как можно дальше через Мендели к востоку от Багдада, чтобы отрезать англичан от Басры или заставить их очистить Багдад. Смело задуманная операция не подразумевала серьезные помехи со стороны русских в северо-западной Персии. Знаменитый перевал Пейтак, важнейший из всех в горах Загроса, был противником не занят. Все предшествовавшие действия русских и крайняя сложность наступления по этой лишенной дорог и суровой гористой местности вполне оправдывали подобное отношение в оперативном плане Фалькенгайна.
Я прибыл в Константинополь 20 августа 1917 г. и был размещен в отеле дворца Пера, ведь все остальные гостиницы оставались переполнены. Полковник фон Доммес сообщил мне, что я буду назначен начальником штаба 6-й армии, штаб-квартира которой ныне находится в Мосуле.
21-го меня принял маршал фон Фалькенгайн, с которым я впервые встретился в 1900 г. в Пекине в штабе графа фон Вальдерзее[32 - Генерал от инфантерии Э. фон Фалькенгайн в османской армии имел звание мушира (маршала). На одном из этапов своей карьеры он провел ряд лет в Китае, в том числе участвуя (как и Параквин) в подавлении движения ихэтуаней в 1900 г., основную роль в котором сыграл объединенный контингент союзных держав во главе с германским генерал-фельдмаршалом А. фон Вальдерзее (1832–1904).]. Он вспомнил меня по этой встрече в Китае и потому был подкупающе любезен.
Он подробно осветил политическую и военную обстановку в Турции. Вся власть оставалась в руках партийной клики, младотурок. Целью их было обновление здания Османской империи, основанной на единстве принадлежности к исламу. Однако рано или поздно они потерпели бы неудачу из-за арабов.
6-я армия была в плохом состоянии, особенно неудовлетворительным было снабжение. Поэтому первой моей задачей было приведение армии в готовность к участию в операции. Нельзя было терять времени.
Он попытался быстрыми штрихами обрисовать мне образ моего будущего командующего, 35-летнего Халила-паши[33 - Халил-паша (позднее – Халил Кут) (1882–1957) был дядей Энвера-паши (его сверстника) с отцовской стороны. Кадровый офицер османской армии, участник младотурецкой революции 1908–1909 гг., итало-турецкой и Балканских войн. В 1914–1915 гг. воевал на Кавказском фронте, участвуя в карательных акциях против армянского населения, затем был отправлен в Месопотамию, где стал одним из основных участников кампании, приведшей к окружению и пленению под Эль-Кутом войск британского генерала Таунсенда, что принесло ему широкую славу и пост губернатора Багдада. В финале Великой войны попал в британский плен, однако смог бежать из Константинополя, оказавшись в Москве, где сыграл немалую роль в установлении советско-турецких контактов на грани военного союза. Жил в эмиграции в Берлине. Смог вернуться в Турцию лишь в 1923 г., в политической жизни в дальнейшем участия не принимал.]:
«Пьет, играет, любит женщин – словно германский лейтенант кавалерии! Потерял Багдад – однако, несмотря на это, остался командующим армией, ведь он – дядя Энвера[34 - Энвер-паша (1881–1922), один из самых известных турецких военных деятелей XX в. Кадровый офицер, убежденный германофил, проведший ряд лет военным атташе в Берлине. Участник младотурецкой революции, итало-турецкой, Балканских и Первой мировой войны. Военный министр Османской империи в 1914–1918 гг., один из организаторов вступления Турции в Великую войну и германо-турецкого военного альянса. Вплоть до конца октября 1918 г. занимал пост заместителя (фактического) Главнокомандующего османской армии. Бежал в Германию, осужден за военные преступления. В 1920 г. после неоднократных попыток нелегально прибыл в Советскую Россию, где активно сотрудничал с большевистским руководством. Направлен в Среднюю Азию, где в 1921 г. поднял мятеж против советской власти, пытаясь объединить вокруг себя разрозненные силы басмачей под панисламскими лозунгами. Убит в бою.]. По-видимому, не без энергии и личной храбрости, однако в оперативных понятиях совершенно не смыслит!»
И Фалькенгайн отпустил меня с призывом поддерживать дружеские отношения с турками, насколько это вообще возможно наряду с энергичным отстаиванием интересов дела в целом.
Беседы с маршалом, полковником фон Доммесом, германскими и турецкими офицерами Генштаба и знатоками этой страны позволяли вполне ясно понять, что подготовка к столь масштабно задуманной операции продвинулась не особенно далеко. При краткости имеющегося в распоряжении срока – максимум четыре месяца – отмечалась известная нервозность.
Со всех сторон навалились проблемы делового и личного характера. Преодоление их осложнялось тем, что штаб, который пополнялся все новыми работниками, до сих пор еще не был способен вести отлаженную работу. В Константинополе было невозможно получить четкое представление относительно истинной обстановки в Месопотамии. Сначала я излучал вполне понятый оптимизм недавно прибывшего из Европы, не веря в безотрадные описания моих собеседников, ссылавшихся на рассказы и доклады других лиц, ведь ни один из них не видел положение 6-й армии собственными глазами. Кроме того, я часто сталкивался с тем типом германского офицера, который считает ложным и вредным по умолчанию все то, с чем он сталкивается в других странах, включая их традиции, не соответствующие тому, к чему он привык на Родине. Такие люди не способны дать беспристрастную оценку принятым за рубежом порядкам. Поэтому я настоял на скорейшем выезде на фронт, чтобы как можно скорее составить собственное представление о ситуации.
Моя поездка откладывалась, ведь пришли известия, что реализация экспедиции по отвоеванию Багдада оказалась под вопросом.
В 4-й турецкой армии в Палестине получали все больше донесений от агентов о том, что англичане перебросили крупные подкрепления. Прибытие с европейского театра военных действий знаменитого генерала Алленби[35 - Эдмунд виконт Алленби (1861–1936), британский фельдмаршал. Участник англо-бурской войны, командовал рядом подразделений на Западном фронте, но не слишком удачно. В 1917 г. получил назначение в Египет, прославился осенним наступлением 1917 г., которое привело к взятию Иерусалима 9 декабря 1917 г. Смог развить успех лишь осенью 1918 г., добившись полного развала турецкого фронта и продолжив наступление до Алеппо. В дальнейшем возглавлял колониальную администрацию в Египте и Судане.] позволяло предполагать возобновление наступления британцев уже с началом прохладного осеннего периода. Джемаль-паша[36 - Ахмед Джемаль-паша (1872–1922), один из лидеров младотурок, член триумвирата, морской министр Османской империи. Кадровый офицер, участник Балканских войн. Имел славу сторонника Антанты (не вполне заслуженную, по мнению Кресса фон Крессенштейна: Kre? von Kressenstein, Lebenserinnerungen. S. 74–75), не раз вызывал подозрения германских союзников в нелояльности и тайных сепаратных переговорах. В 1914–1918 гг. руководил войсками Центральных держав на фронте в Палестине, успеха не имел, несмотря на жесткие репрессии против нелояльных османским властям арабских повстанцев. После поражения Турции бежал в Германию, был заочно приговорен к смертной казни. Позднее с помощью Советской России переехал в Афганистан, курировал советско-афгано-германское сотрудничество. Был убит в Тифлисе в 1922 г. членами «Дашнакцутюн». Автор мемуаров.], командующий 4-й армией, не был уверен в том, что его войска смогут выдержать атаку превосходящих сил противника. Поэтому он запросил у заместителя Верховного Главнокомандующего[37 - Верховным Главнокомандующим османской армии был лично султан Мехмед V Решад (1844–1918), ставший султаном после свержения Абдул-Хамида II в ходе младотурецкой революции, а после его смерти в июле 1918 г. его преемник Мехмед VI Вахидэддин (1861–1926), ставший последним султаном Османской империи в 1918–1922 гг.] Энвера-паши отправку 7-й армии в Палестину.
Один взгляд на карту[38 - См. форзац.] показывает, что, прежде чем задумываться об операции против Багдада, необходимо было обеспечить турецкий фронт в Палестине. Ход последующих событий, осенью 1918 г., доказал, что турецкая армия в Месопотамии была обречена, если только англичане продвинутся в Сирию, перерезав ее единственную железнодорожную ветку, связывающую с Анатолией под Халебом (Алеппо).
Османское Верховное Главнокомандование все же не сделало необходимых выводов из данных соображений. Ведь иначе оно было бы обязано принять решение добиться полной оперативной свободы в первую очередь за счет атаки на англичан в Палестине. Если бы туркам удалось одержать решительную победу под Газой, можно было бы или вернуться к старому плану наступления к Суэцкому каналу[39 - Германо-турецкие войска (действия которых координировал полковник Ф. Кресс фон Крессенштейн) в 1915–1916 гг. дважды предпринимали операции против Суэцкого канала, однако решительных успехов не добились, хотя вынудили Британскую империю выделить крупные силы для защиты Египта. См. подр.: Kre? von Kressenstein. Lebenserinnerungen. S. 74–91, 329–611. Определенные основания для оптимизма османской Ставке в 1917 г. внушала оборонительная победа войск Центральных держав в первом и втором сражениях за Газу в марте – апреле 1917 г., которая спровоцировала и формирование «Йилдырыма», и резкое наращивание военных усилий британцев в регионе, что возымело роковые последствия для османских войск в ходе осенней кампании того же года. Один из творцов успешной обороны турок в Палестине Кресс фон Крессенштейн прямо обвинял в последующих их неудачах Э. фон Фалькенгайна, а тот возлагал ответственность именно на этого баварского полковника. См. подр.: Friedrich Freiherr Kre? von Kressenstein. Lebenserinnerungen. S. 82–87.], или провести наступление силами «Йилдырыма» на Багдад.
Однако турецкие войска не были достаточно сильны, чтобы одновременно и удерживать фронт в Палестине от любых атак англичан, и атаковать Багдад. Поэтому запрос Джемаля-паши поставил турецкую Ставку в немалое затруднение.
Ведь она уже спешно договорилась с Германией об операции под Багдадом. Вполне понимали, какое чрезвычайное значение союзники Турции придавали отвоеванию Багдада. На цели операции «Йилдырыма» в Турцию хлынули дюжины миллионов золотом, которых не хватало и самой Германии. И теперь самим же уничтожить те надежды, что пробудили ранее? С чисто восточной недальновидностью неприятное решение откладывали день за днем. Я вспоминаю, что Фалькенгайн как-то раз пришел в ярость. Он уже договорился о встрече с Энвером и Джемалем, но оба просто не пришли.
Как и всегда в таких случаях, выбранный в конце концов вариант уже был худшим решением. План действий «Йилдырыма» не стали менять, однако одну из дивизий 7-й армии передали в 4-ю армию. Вполне следовало предполагать, что подобная полумера не сможет дать гарантию прочности турецкого фронта в Палестине. И в тайне турецкая Ставка все же надеялась, что опасения нового английского наступления на Иерусалим позднее окажутся необоснованными. Но что же будет, если действительно последует мощная атака англичан, а 4-я армия вновь обратится за помощью? И тогда неизбежным станет дальнейшее ослабление 7-й армии.
Вот на таких шатких основаниях операцию против Багдада выстраивать было нельзя. Да и отстаиваемое Джемалем-пашой использование всех сил 7-й армии только для обороны в Палестине тоже не могло дать желаемого результата. Поэтому Фалькенгайн предложил османской Ставке атаковать силами 4-й и 7-й армий и германского Азиатского корпуса англичан под Газой. Однако все подготовительные меры и для операции под Багдадом следовало продолжить. Как только будет одержана решительная победа на фронте под Газой, сразу же после нее должна была последовать и атака на Багдад.
Замысел был ясен и прост. Однако сомнительно, что хватило бы времени: задействовать 7-ю армию осенью 1917 г. в Палестине, а после ожидающихся тяжелых боев уже в январе 1918 г. подготовить ее к новой операции на Евфрате[40 - Это было очевидно с учетом степени развития инфраструктуры в Передней Азии, делавшей переброски такого темпа невозможными.]. Таким образом, видимо, был неизбежен перенос операции против Багдада на осень 1918 г.
Энвер-паша не смог уклониться от давления обстоятельств. Он вынужден был сообщить германскому Верховному Главнокомандованию, что из-за ситуации в Палестине необходимы изменения в запланированных в Азии операциях. Полковник фон Доммес 25 августа выехал в германскую Ставку, чтобы лично доложить Людендорфу[41 - Э. Людендорф (1865–1937) с 29 августа 1916 г. – после затяжного конфликта с Э. фон Фалькенгайном – занимал пост 1-го генерал-квартирмейстера и фактически руководил германской Ставкой, находившейся в описываемый период в Кройцнахе (до начала марта 1918 г.).] об обстановке.
В тот же день маршал фон Фалькенгайн вызвал меня к себе и заявил, что в любом случае, раньше или позже – зависит от развития ситуации в Палестине, но 6-я армия должна будет атаковать. Поэтому в мою задачу входит подготовка этого наступления. Сам он на этот раз описал ситуацию со снабжением армии как безотрадную. Один гамбургский коммерсант, господин Браун, которого он отправил для проверки положения, сможет дать мне более полную информацию в Халебе. К сожалению, с незаменимой здесь твердой валютой некоторые перебои, однако он надеется, что сможет отправлять мне еженедельно по 100 тысяч турецких фунтов (то есть 2 миллиона марок[42 - Автор имеет в виду довоенный устойчивый курс, который в 1917 г. продолжали учитывать по привычке, хотя девальвация валют шла с различной скоростью, а золотое обеспечение их и до войны, и особенно во время оставляло желать много лучшего. Золотой стандарт Прекрасной эпохи ушел в историю во всех воюющих странах задолго до 1917 г.]) золотом.
Утром 27 августа я выехал в Халеб.
Поездка по Малой Азии заняла шесть дней. В Конье я использовал остановку, чтобы осмотреть знаменитый памятник эпохи Сельджукидов, гробницы в мечети Алаэддина[43 - Имеется в виду основатель одного из суфийских орденов Джалаладдин Руми (1207–1273), один из самых почитаемых богословов и поэтов исламского Средневековья.] с высокими белыми тюрбанами на гробницах, а также главный монастырь танцующих дервишей, которых я уже встречал в Стамбуле[44 - Так в тексте, хотя до 1930-х гг. это название редко употреблялось даже в самой Турции, ведь город по-прежнему официально назывался Константинополем.]. Добрую память сохранил я о скалистой, но частью поросшей густым лесом котловине Карапунар (то есть «черный источник»), где пока оканчивалась основная часть Багдадской магистрали. Здесь после тяжелой поездки по жаре я смог весьма основательно помыться и взбодриться, а затем уютно посидеть вечером на свежем воздухе на удобном стуле перед офицерским казино, наслаждаясь мирно заходящим за отроги Тавра солнцем. Ранним утром 31 августа началась авантюрная 5,5-часовая поездка по узкоколейке через горы, ведь туннель в Тавре до сих пор не был открыт. К несчастью, здесь нередки были падающие блоки, а также сходы с рельс. Вагоны одного из недавно перевернувшихся составов узкоколейки в беспорядке валялись на склонах. Вдоль всей дороги рядом с рельсами лежали бесчисленные и полуобгоревшие тюки с хлопком. Лишь малая часть отправляемых ценных грузов достигала Германии. Слишком уж велика была опасность возгорания от искр для открытых платформ, ведь топили дровами. В Гелебеке (то есть «бабочка»), поселении, основанном на Багдадской магистрали для строительства на другой (восточной) стороне недостроенного Таврского туннеля, – который и действительно осел здесь лишь ненадолго, словно бабочка, – начинался восточный участок полномасштабной магистрали.
Днем 2 сентября мы прибыли в Халеб. Первым стойким ощущением стало зрелище мощной цитадели, которая возвышалась своими огромными дымовыми трубами – похожими на фабричные трубы во французском индустриальном районе в Артуа – над этим городом с некоторым налетом Запада. Я встретил любезный прием у германского коммерсанта Флехзига.
Важнейший из моих визитов был к господину Брауну. Он был по происхождению англичанин, но в начале войны принял германское подданство[45 - Поэтому его фамилия приводится автором в ее исходном написании: Brown.]. Он провел много лет в Ираке, представителем крупной гамбургской фирмы «Вёнкхаус и Ко»[46 - Главой этой гамбургской фирмы, владевшей тогда несколькими торговыми факториями на Персидском заливе, был Роберт Вёнкхаус (1874–1953). См. подр.: Brodacki O. Hamburg und der Persische Golf. Ein Kapitel wilhelminisch-deutscher Wirtschaftsgeschichte // Zeitschrift des Vereins f?r Hamburgische Geschichte. 1991. 77. S. 37–76.]. Не было сомнений в том, что он весьма основательно знал эту страну. Без всяких красивых фраз он деловито описал мне положение 6-й армии со снабжением и транспортом как крайне серьезное, а потому полагал, что любой замысел наступления на Багдад следует совершенно исключить. Он был первым, кто уже тогда опасался голода в Месопотамии, и потому выступал за немедленный вывоз животных и людей в более плодородные области.
5 сентября представилась возможность продолжить поездку в Мосул, где находилась штаб-квартира 6-й армии. Я ехал в товарном вагоне с двумя германскими офицерами – сапером и летчиком, которые направлялись туда же. В три часа пополудни мы пересекли Евфрат у Джераблуса по 800-метровому мосту, на том историческом месте, где в сражении при Кархемише в 605 г. до Р. Х. Навуходоносор Вавилонский наголову разбил египетского фараона Нехо[47 - Имеются в виду события 605 г. до н. э. В Кархемише в 1911–1914 г. велись очень успешные раскопки под патронажем Британского музея, поэтому автор столь хорошо осведомлен о значимости этого города в древней истории.]. В степи уже показались похожие на пчелиные ульи глинобитные хижины – губабы, характерные формы которых можно видеть на изображениях еще ассирийских времен. По обе стороны железной дороги все больше было и насыпных куч, как правило, конусовидной формы, которые называют «телль». Они остались от руин былых крупных поселений, указывая их местонахождение. Пауль Рорбах[48 - Пауль Рорбах (1869–1956), один из самых авторитетных «специалистов по России» в Кайзеррейхе, теолог, публицист, путешественник, посещавший в том числе Персию и Месопотамию. Был известен своими русофобскими и украинофильскими взглядами, культуртрегерством и поддержкой формирования государств-лимитрофов в Восточной Европе. Пользовался авторитетом в военных и дипломатических кругах Кайзеррейха, Веймарской республики и Третьего рейха, часто привлекался для экспертизы по различным вопросам.], с которым я познакомился во время моего прикомандирования к Большому Генеральному штабу в 1911–1913 гг., уделял вопросу об этих «телль» большое внимание и сделал немало интересных выводов об ареале их распространения, однако это поле для исследований и сегодня еще можно считать непочатым краем. Здесь можно получить важные сведения о происхождении и характере населения в различные исторические эпохи.
Около полудня 6 сентября мы прибыли в Телль-Хелиф, где действующий участок железной дороги пока что оканчивался. Шла постройка следующего участка, до Нисибина. На выжженных солнцем унылых степных просторах мы встретили любезный прием в маленьком лагере из палаток и глинобитных хижин, принадлежавшем германским тыловым инстанциям.
Бравые бенедиктинки из обители Тутцинг, что на Штарембергском озере в Верхней Баварии, предложили нам простую трапезу и подали освежающий чай. Позднее я встретил в Мосуле и других членов этого ордена.
Я хотел бы с искренней признательностью вспомнить об этих немецких женщинах, там, на самом переднем краю, отдававших все свои силы посреди опасностей смертоносного климата, тяжких болезней и боевых действий в пустыне, ведь у них никогда не иссякала любовь к ближнему, с которой они трудились в столовых и госпиталях в Месопотамии.
На фоне заката на горизонте поднимались отвесные горы, которые потом на севере, за бесконечными степными просторами, закрывают по-царски расположенный Мардин. Наряду с недалекой Дарой (где я посетил руины римской и византийской эпохи)[49 - Имеется в виду Дура-Эвропос, крепость для отражения натиска Сасанидского Ирана между Нисибином и Мардином.] и Нисибином это были важнейшие приграничные крепости римлян и византийцев на границе с «Диким Востоком».
Впервые я наслаждался величественными чарами звездной ночи в пустыне. И сегодня еще, более двадцати лет спустя, меня охватывает ностальгия по этому неописуемому зрелищу, что открывается в ясной усеянной светилами ночи над молчащей степью, а тогда я мог месяц за месяцем любоваться ею с моей походной кровати на крыше моего дома в Мосуле.
Ранним утром 7 сентября я отправился на автомобиле через пылавшую жаром степь к ближайшему тыловому лагерю в Демир-Капу (то есть «железные ворота»). Комендантом в этой специфической местности вулканического происхождения – где выплескивавшиеся прямо из земли потоки базальта теперь были источены песками пустыни до самых причудливых форм – служил один ветеран германских кампаний в Юго-Западной Африке[50 - Автор имеет в виду главным образом подавленные в 1904–1907 гг. с крайней жестокостью восстания против германской колониальной администрации племен гереро и нама. Для целого ряда германских офицеров этот опыт стал важнейшей возможностью поучаствовать в настоящих боевых действиях, так что усвоенную крайнюю брутальность в действиях они затем перенесли на фронты Великой войны.]. О нашем «менаже»[51 - Баварский офицер Э. Параквин не упускает возможности поиронизировать над принятыми у австрийцев специфическими выражениями, где сохранилось немало галлицизмов, искорененных из обихода, особенно в военной среде, в годы правления Вильгельма II, а тем более с началом Великой войны.] позаботился фельдфебель из австро-венгерской автоколонны, приданной 6-й армии. В ходе пешей прогулки по окрестностям лагеря я обнаружил на скалах редкие примитивные сцены охоты и фигуры верблюдов, а также небольшие орудия из обсидиана, которые напоминали кресала времен каменного века. Ночью мне мешал спать жалобный вой шакалов, подступавших к самим палаткам. Ежевечерне мне приходилось слышать, сидя в моем доме в Мосуле на берегу Тигра, их плачущие голоса, когда они спускались мимо земляных валов Ниневии, чтобы утолить жажду из реки.
8 сентября 1917 г. около 10:30 утра я прибыл в Мосул. Мольтке побывал здесь весной 1838 г., то есть 79 лет назад. Однако он прибыл по Тигру на келлеке[52 - Г. фон Мольтке – старший (1800–1891), германский генерал-фельдмаршал и основатель всемирной славы прусского Генерального штаба. Важнейшим этапом его карьеры, положившим начало германо-османскому сотрудничеству на протяжении почти столетия, стала командировка прусского офицера Мольтке в Османскую империю в 1835–1839 гг., где он пытался реорганизовать обучение войск и общее устройство армейских инстанций, добившись лишь относительных успехов. На основе его миссии и сложилась почти вековая история прусско-германской военной помощи Османской империи. См. подр.: Wallach J. L. Anatomie einer Millit?rhilfe. Die preussisch-deutschen Milit?rmissionen in der T?rkei 1835–1919. D?sseldorf, 1976. Келлек – местная разновидность речного баркаса.].
Тонкие минареты большой мечети давно уже известили о близости большого города, пока я ехал по пустыне. И вот я уже еду по запыленным кладбищам, расстилающимся перед полуразрушенной городской стеной, а затем – развилка грязных дорог к дому на Тигре, где жил мой предшественник господин фон Кречмар[53 - Кречмар Вильгельм Иоганн (1871–1940), подполковник, специалист по железнодорожному строительству, в 1916–1917 гг. был начальником штаба 6-й османской армии, дослужился до генерал-майора.], здоровье которого не выдержало жаркого климата, так что он теперь нетерпеливо дожидался смены.
Я и сейчас хорошо помню тот момент, когда вступил с залитой ярким светом улицы в затемненный широким курдским шатром двор дома и бросил взгляд через дверь на голубой Тигр и земляные валы древней Ниневии с возвышающейся на старом храмовом холме мечетью Неби Юнус[54 - Мечеть Наби Юни с могилой пророка Ионы была взорвана в 2014 г. боевиками ИГИЛ.] на другом берегу.
Однако на исторические размышления и любование окружающими красотами не было времени. Настоящее неотступно требовало своего.
Отказ от отвоевания Багдада
6-я армия все еще находилась в состоянии, постигшем ее после падения Багдада полугодом ранее, весной 1917 г., когда она вынуждена была с тяжелыми потерями отступить из плодородного Ирака в пустынные окрестности Мосула.
В местностях, богатых водой, и в окружении прилежно возделываемых полей под Багдадом в армии попросту не было ведомства, занимавшегося снабжением. Людей и животных без труда обеспечивали довольствием расстилавшейся вокруг страны с ее полями зерновых и плантациями финиковых пальм. Внезапное отступление в вилайет Мосул, представлявший собой почти неосвоенные степные или гористые территории, поставило перед армией задачи, к которым она была не готова.
Теперь уже за счет местных ресурсов войска было не прокормить. 18-й корпус стоял под Тикритом на Тигре, а вокруг него была редко населенная степь. 13-й корпус был оттеснен на позиции по обе стороны Диялы, на унылых утесах. Передовые посты этого корпуса удерживали лишь небольшие остатки плодородной долины Бакуба. Одна отдельная дивизия закрывала долину Евфрата к северо-западу от Хита. Персидская жандармерия с шведскими офицерами, перешедшими на германскую службу[55 - При крайне осторожной позиции официальной Швеции германофильство части ее правящих кругов, двора и особенно офицерского корпуса было очевидно. Многие шведские офицеры отправились добровольцами сражаться в германские войска, а шведские офицеры, служившие в реформируемой с 1911 г. персидской жандармерии, с началом активных боевых действий на территории Персии весной 1915 г. в большинстве своем открыто встали на сторону Центральных держав, а частью перешли на германскую службу, продолжая участие в Великой войне вплоть до ее завершения поздней осенью 1918 г.], вместе с небольшими отрядами турок блокировала перевалы в горах под Сулейманией и Ревандузом от рейдов русских войск в Персии. Протяженность фронта армии от Евфрата до левого ее крыла в горах Курдистана составляла примерно 450 км. Длина тыловых коммуникаций 18-го корпуса от конечного пункта железной дороги до передовой достигала 400 км.
Таким образом, армия внезапно оказалась перед необходимостью организованного подвоза продовольствия из глубины страны, ведь каких-либо тыловых учреждений в вилайете Мосул и на Тигре не было, так как в Ираке довольствие осуществлялось за счет местных ресурсов, а все остальное доставлялось по Евфрату.
