скачать книгу бесплатно
Сапфира сердито фыркнула. Тонкий язык пламени метнулся, осветив ее ноздри и осыпав плечо Эрагона искрами. Он так и взвился, прикусив язык, чтобы удержать рвущиеся изо рта проклятия.
«Тихо, тихо», – сказала Сапфира, качая головой и стараясь развеять поваливший от одежды дым.
«Ничего себе „тихо“! Ты же мне чуть бок не поджарила!»
«Я сама не ожидала. Я все время забываю, что пламя может вырваться непроизвольно. Представь себе, что каждый раз, стоит тебе шевельнуть рукой, в землю ударяет молния. И так легко, сделав лишь одно неосторожное движение, что-нибудь уничтожить».
«Ну да… наверное… Ты уж прости, что я так рассердился. Больно все-таки».
Сапфира подмигнула ему, слегка прищелкнув жестким шипастым веком.
«Ничего. И ты меня извини, я ведь не хотела. Мне просто стало смешно: ведь даже Насуада не сможет заставить нас что-либо сделать».
«Но ведь я поклялся, я дал ей слово Всадника!»
«Возможно. Но если мне придется это слово нарушить во имя твоей же безопасности, я колебаться не стану. И бремя вины перед Насуадой вынесу легко. Я неразрывно связана с тобой, и только поэтому твоя клятва верности Насуаде затрагивает и мою честь, но сама я этой клятвой не связана. Если придется, я тебя даже выкраду. Тогда уж точно никто не поставит тебе в вину нарушение данного слова!»
«Нет уж, Сапфира, до этого дело доводить не стоит. Если мы начнем пользоваться подобными уловками, то Насуада запросто власть потеряет, а вардены утратят свое единство».
Наконец Сапфира остановилась и распахнула резные двери библиотеки Тронжхайма. Огромное помещение казалось совершенно пустым, хотя за аккуратными шкафами и изящными колоннами запросто мог бы скрыться целый отряд. Из светильников лился мягкий свет; всюду виднелись корешки книг и свитки; в уютных нишах стояли мраморные столы и удобные кресла.
Сапфира, извиваясь всем телом, ловко пробиралась между шкафами и стеллажами, ведя его к одной из таких ниш. Там сидела Арья. Эрагон остановился, глядя на нее. Он никогда еще не видел ее в таком возбуждении, хотя это и проявлялось, пожалуй, лишь в некоторой скованности движений и в том, как судорожно сжимала ее рука рукоять меча с изящным перекрестьем гарды.
Эрагон присел у стола напротив нее. Сапфира устроилась между ними, не сводя с обоих проницательного взгляда.
– Что же ты натворил?! – В голосе Арьи звучала неожиданная враждебность.
– А что такого?
Она резко вскинула голову.
– Что ты пообещал варденам? Что ты натворил?
Эрагон был потрясен; он видел, что Арья вот-вот потеряет контроль над собой. Ему даже стало немного не по себе.
– Мы сделали то единственное, что могли сделать в подобной ситуации, – сказал он, стараясь держать себя в руках. – Я не слишком хорошо знаком с обычаями эльфов и готов принести свои извинения, если мы чем-то тебя расстроили. Но сердиться на нас у тебя нет причин.
– Глупец! Что ты знаешь обо мне? Я провела здесь семьдесят лет в качестве посланницы нашей королевы. Пятнадцать лет из этих семидесяти я охраняла яйцо Сапфиры, носила его то к варденам, то к эльфам. За эти годы я столько сил положила на то, чтобы у варденов были мудрые и сильные вожди, способные противостоять Гальбаториксу и уважать желания тех, кто им помогает. Бром очень помог мне. Благодаря ему мы подписали договор насчет нового Всадника – тебя. Аджихад нес за тебя ответственность и явно испытывал к тебе симпатию, но по-прежнему старался не нарушать создавшегося равновесия сил. А теперь ты взял и перешел на сторону Совета – не знаю уж, по своей воле или нет, – чтобы вместе с ним управлять действиями Насуады! Чтобы подчинить ее себе! Ты же превратил в ничто работу всей моей жизни! Что же ты натворил?!
Эрагон, видя ее отчаяние, мигом утратил всю свою заносчивость. Коротко и ясно он объяснил, почему согласился с требованиями Совета и как они с Сапфирой договорились перехитрить их.
Когда он умолк, Арья тоже некоторое время молчала, потом обронила:
– Значит, так?..
– Значит, так.
«Семьдесят лет! Ничего себе!» Эрагон знал, что эльфы живут необычайно долго, но ему и в голову не приходило, что Арья может оказаться такой… старой! Ведь на вид ей можно было дать лет двадцать или чуть больше. Единственное, что, пожалуй, выдавало ее истинный возраст, это изумрудные глаза на совершенно гладком, лишенном морщин лице: глаза глубокие, все понимающие и чаще всего мрачные.
Арья откинулась назад, не сводя с него глаз.
– Ты занял не совсем ту позицию, какую мне хотелось бы, но это все же лучше, чем я думала, – призналась она. – Прости, я вела себя отвратительно, невежливо…
И ты, Сапфира, тоже прости… Ведь на самом деле вы поняли куда больше, чем мне казалось. И эльфы наверняка согласятся с твоим компромиссным решением, но ты никогда не должен забывать о своем долге перед нами. Все-таки это мы спасли яйцо Сапфиры. Без наших усилий никаких Всадников больше вообще бы не появилось.
– Я знаю это. И мой долг выжжен в моей крови и на моей ладони, – сказал Эрагон. Они снова помолчали. Он судорожно выискивал какую-нибудь новую тему для разговора, мечтая продолжить беседу и узнать об Арье еще что-нибудь. – Ты, значит, давно не была на родине? Ты, наверное, тоскуешь по Эллесмере? Или ты жила в другом городе?
– Нет, мой родной дом – Эллесмера. – Арья смотрела куда-то мимо него. – Но я не жила там с тех пор, как получила приказ отправиться к варденам. Тогда стены и окна нашего дома были увиты первыми весенними цветами… А те мимолетные мгновения, когда я возвращалась туда… О, по нашим меркам, они так коротки, не длиннее снов!
И Эрагону снова показалось, что от нее исходит острый запах сосновой хвои – точно кто-то нечаянно сломал ветку и раздавил ее. Этот аромат, казалось, открывал его чувства, освежал мысли, все его существо тянулось к ней…
– Как это, должно быть, тяжело – жить среди гномов и людей в Фартхен Дуре, где нет никого из твоих сородичей, – сочувственно сказал он.
Она лукаво посмотрела на него, склонив голову набок:
– Ты так говоришь о людях, словно сам не человек.
– Возможно… Возможно, я и впрямь нечто другое – некая смесь двух рас. Или даже трех. Ведь Сапфира живет во мне точно так же, как и я в ней. Мы разделяем одни и те же чувства, ощущения, мысли. Порой мне кажется, что мы не два отдельных существа, а одно.
Сапфира закивала в знак согласия столь энергично, что чуть не разнесла огромной головой мраморный столик.
– Так и должно быть, – сказала Арья. – Вас связывает древний и обладающий великой силой договор. Ты даже вообразить себе не можешь, какова его власть, ибо еще не до конца понял, что значит быть Всадником. Ведь твое обучение не закончено. Но это все придет. Ты отправишься в Эллесмеру, продолжишь свои занятия. Но не сразу. Сперва состоятся похороны. И пусть звезды хранят тебя!
С этими словами Арья встала и вдруг исчезла, скользнув куда-то в затененные глубины библиотеки. Эрагон даже глазами захлопал.
«Это только со мной сегодня что-то не так или со всеми? Вот и Арья то сердилась на меня, то вдруг принялась благословлять…»
«Все в этом мире будет „не так“ до тех пор, пока не восстановится нормальный ход вещей, Эрагон», – откликнулась Сапфира.
Роран
Роран с трудом поднимался на холм.
Он остановился и, щурясь, посмотрел на солнце сквозь пряди спутанных волос, падавших на глаза. До захода солнца оставалось еще часов пять. Вряд ли он сможет пробыть тут долго. Вздохнув, Роран двинулся дальше вдоль ряда вязов, утопавших в нескошенной траве.
Он впервые пришел на ферму с того дня, как они с Хорстом и еще шестеро мужчин из Карвахолла пытались спасти все сколько-нибудь стоящее, вытаскивая вещи из разрушенного дома и сгоревшего амбара. Целых пять месяцев он не мог решиться вновь увидеть эти места.
На вершине холма Роран остановился, скрестив руки на груди, и долго смотрел на развалины дома, в котором прошло его детство. Один угол дома еще держался, осыпающийся и обгоревший, но остальные стены рухнули и уже успели зарасти сорной травой. От амбара, похоже, и следов почти не осталось. Те несколько акров земли, которые им удавалось возделывать каждый год, заросли одуванчиками, сурепкой и пыреем. Кое-где, правда, виднелись листья случайно выжившей свеклы или турнепса. За фермой среди густых деревьев по-прежнему пряталась река Анора.
Роран сжал кулаки, желваки заиграли у него на щеках. С трудом подавив приступ бешеного гнева и опустошающей душу тоски, он еще долго стоял на холме, словно врастая в эту землю корнями. Его била дрожь, в голове крутились мрачные мысли. Не только его прошлая жизнь была связана с этой фермой, но и его будущее. На нее он возлагал все свои надежды. Его отец, Гэрроу, как-то сказал: «Земля – штука особенная. Если о ней позаботиться, то и она станет заботиться о тебе. Разве есть еще что-либо подобное на свете?» Роран хорошо запомнил эти слова и всегда старался бережно относиться к земле, пока к нему в Теринсфорд не явился Балдор и тихим голосом не рассказал ему, что случилось с фермой и с его отцом.
Роран даже застонал – такой болью отозвались в душе эти воспоминания, потом резко повернулся и решительно зашагал обратно к дороге. В тот день он испытал страшное потрясение: в мгновение ока его лишили всех тех, кого он любил, и он до сих пор не мог оправиться от этого удара, разом переменившего все его устремления и поступки.
Теперь Роран куда чаще задумывался о жизни, о будущем, и порой ему казалось, что прежде разум его был опутан некими узами, которые вдруг лопнули. Иногда ему в голову приходили такие идеи, которые раньше показались бы совершенно невообразимыми. Например, мысль о том, что он может и не быть фермером, или мысль о той высшей справедливости, которую часто воспевают в старинных преданиях, но в реальной жизни удается встретить крайне редко. Порой Роран был настолько поглощен подобными размышлениями, что с трудом мог подняться утром после бессонной ночи, чувствуя себя как бы придавленным их весом и значимостью.
Выйдя на дорогу, он решительно повернул на север, к Карвахоллу. На остроконечных вершинах гор все еще лежал снег, хотя в долине Паланкар уже недели две зеленела молодая травка. В небесах медленно плыло одинокое серое облако, направляясь к горам.
Роран провел рукой по подбородку, чувствуя ладонью отросшую щетину. «А все этот Эрагон – Эрагон и его чертово любопытство! Ведь это он притащил домой из Спайна тот камень!» Рорану понадобилось несколько недель, чтобы прийти к такому выводу, когда он выслушал все рассказы о том, что случилось на ферме, и заставил Гертруду, местную целительницу, вслух читать и перечитывать письмо, оставленное ему Бромом. Никакого иного объяснения случившемуся Роран не находил. Чем бы ни был тот камень, но именно он привлек в селение чужаков! Вот потому-то Роран и винил Эрагона в смерти Гэрроу, хотя, если честно, не слишком на него сердился, понимая, что Эрагон никому не хотел причинять зла. Нет, больше всего бесило Рорана то, что Эрагон даже не похоронил Гэрроу, а сбежал из долины Паланкар, забыв о своих священных обязанностях! Все бросил и отправился со старым сказителем Бромом в какое-то дурацкое путешествие! Неужели ему настолько безразличны те, кого он оставил дома? Или, может, он сбежал, потому что чувствовал себя виноватым? Или боялся чего-то? Или это Бром заморочил ему голову своими историями о приключениях? «Господи, – думал Роран, – да с какой стати он вообще стал слушать подобные глупости, когда с Гэрроу случилось такое? И теперь я не знаю даже, жив мой брат или умер».
Роран нахмурился, расправил плечи и постарался взять себя в руки. А это письмо Брома… Да ему, Рорану, никогда в жизни не приходилось слышать столько странных и грозных намеков! Единственное, что он действительно смог уяснить из этого письма – это настойчивый совет всячески избегать встречи с теми чужаками. Но избегать любых чужаков для жителей Карвахолла было, вообще говоря, делом самым естественным. «Да этот старик просто спятил!» – сердился Роран.
Что-то мелькнуло в кустах, и Роран, обернувшись, успел заметить с дюжину оленей, в том числе и совсем молодого еще самца с небольшими мягкими рожками; олени тут же исчезли в лесу, но Роран на всякий случай приметил место, чтобы назавтра легко его отыскать. Он жил сейчас у Хорста и очень гордился тем, что может вполне прилично обеспечить себя охотой, ведь раньше он, в отличие от Эрагона, особыми успехами в этом похвастаться не мог.
На ходу Роран пытался привести свои мысли в порядок. После смерти Гэрроу ему пришлось оставить работу на мельнице Демптона в Теринсфорде и вернуться в Карвахолл. Хорст согласился приютить его и взял помощником к себе на кузню. Неожиданно обрушившаяся беда заставила Рорана пока отложить все мысли о будущем, но два дня назад он все же пришел к определенным выводам о том, как ему следует действовать в дальнейшем.
Главной его мечтой по-прежнему был брак с Катриной, дочерью мясника Слоана. И в Теринсфорд он тогда отправился, чтобы денег заработать на свадьбу и на первые годы совместной жизни. Но теперь, когда он лишился фермы, а денег так заработать и не успел, он никак не мог, будучи в здравом уме, просить у Слоана руки Катрины. Да ему этого просто гордость не позволила бы! Впрочем, он хорошо понимал: и сам Слоан вряд ли пустит на порог такого «богатого» жениха. Даже если бы все складывалось так, как он когда-то задумал, убедить Слоана отдать за него Катрину было бы очень трудно – с мясником они всегда не слишком-то ладили. А жениться на Катрине без согласия ее отца Роран не хотел, ибо тогда они с Катриной настроили бы против себя всю деревню: в Карвахолле не любили, когда нарушались незыблемые традиции. Кроме того, это грозило началом настоящей войны со Слоаном.
Обдумав сложившуюся ситуацию, Роран пришел к выводу, что единственный возможный выход для него – это отстроить ферму заново, даже если придется в одиночку возводить и дом, и амбар. Тяжело, конечно, все начинать с нуля, зато, как только ему удастся снова встать на ноги, он сможет прийти к Слоану с гордо поднятой головой. Но это, конечно, не раньше следующей весны. От этих невеселых мыслей Роран опять помрачнел.
Впрочем, он знал, что Катрина будет ждать его. По крайней мере, пока.
Погруженный в свои мысли, Роран шел неторопливым размеренным шагом и до Карвахолла добрался лишь к вечеру. Между домами виднелось развешанное на просушку белье; с полей, где зеленела озимая пшеница, тянулись в деревню вереницы людей. А вдали, за деревней, сверкали в лучах заходящего солнца водопады Игвальды, где вода стеной падала со скал в реку Анору. Все здесь было таким родным и привычным, что у Рорана потеплело на душе.
Свернув с главной дороги, он по тропе поднялся на пригорок, где стоял дом Хорста, окнами смотревший на Спайн. Войдя в приветливо распахнутую дверь, Роран сразу прошел на кухню, откуда доносились оживленные голоса.
Хорст в расстегнутой рубахе с закатанными рукавами сидел за прочным грубоватым столом, опираясь о него локтями. Его жена, Илейн, стояла рядом; с ее лица не сходила легкая улыбка затаенной радости: Илейн была на пятом месяце беременности. Их сыновья Олбрих и Балдор сидели напротив, и Роран успел услышать конец фразы, сказанной Олбрихом:
– …Я еще и из кузни выйти не успел! Тэйн клянется, что видел меня, а мне еще через всю деревню нужно было пройти.
– Что случилось? – спросил Роран, сбрасывая заплечный мешок.
Илейн и Хорст переглянулись.
– Нет уж, сперва я тебя покормлю! – решительно сказала Илейн, ставя перед ним хлеб и тарелку с уже остывшим рагу. Она заботливо заглянула ему в глаза, словно желая что-то там прочесть, и спросила: – Ну, как там?
Роран пожал плечами.
– Все деревянные постройки, что не успели сгореть, почти полностью сгнили – в общем, использовать ничего нельзя. Колодец, правда, полон, хоть это хорошо. Но мне придется как можно скорее рубить лес и строить дом, если к посевной я хочу иметь крышу над головой. А теперь вы рассказывайте, что тут опять стряслось.
– Ха! – воскликнул Хорст. – Да уж, тут много чего стряслось! У Тэйна коса куда-то пропала, так он считает, что это Олбрих ее стащил.
– Он ее, небось, сам в траву где-нибудь положил да и забыл, – фыркнул Олбрих.
– А что, вполне возможно, – усмехнулся Хорст.
Роран с наслаждением впился зубами в свежий хлеб и пробормотал:
– Да и какой ему смысл тебя-то винить? Уж косу-то ты себе запросто можешь выковать.
– Это точно, – кивнул Олбрих. – Только Тэйн вместо того, чтобы поискать свою косу, начал вопить, что видел, как кто-то уходил с его поля, и вроде бы это был я, а раз в деревне больше похожих на меня людей нет, то получается, что это я у него косу украл!
Чистая правда, подумал Роран: в деревне действительно не сыщешь другого такого парня. Олбрих унаследовал от отца могучую стать, а от матери – светлые волосы, и все вместе делало его совершенно непохожим на прочих жителей Карвахолла, по большей части темноволосых и не слишком крупных. Кстати, даже Балдор был темноволосым и значительно мельче и слабее брата.
– Я уверен, что коса найдется, – тихо сказал Балдор. – А ты постарайся не очень сердиться, пока она еще не нашлась.
– Тебе легко говорить!
Роран, сжевав кусок свежего хлеба, принялся за рагу.
– Я тебе завтра зачем-нибудь нужен? – спросил он Хорста.
– Не особенно. Мне придется с тележкой Квимби возиться. Проклятая рама никак выпрямляться не желает!
Роран кивнул, явно довольный:
– Хорошо, тогда я завтра на целый день уйду. Поохотиться хочу. Я в долине приметил стадо оленей, и, похоже, вполне упитанных. Во всяком случае, ребра у них не торчали.
– А мне с тобой можно? – встрепенулся Балдор.
– Конечно. Прямо на рассвете и выйдем.
Поев, Роран тщательно вымылся, переоделся и вышел пройтись. Ему хотелось привести мысли в порядок. Он лениво брел к центральной площади, когда его внимание привлек громкий гул голосов, доносившийся из таверны «Семь снопов». Заинтересованный, он свернул туда, и глазам его предстало странное зрелище. На крыльце сидел мужчина средних лет, одетый в куртку, сшитую из кусочков кожи разного цвета. Рядом с ним лежал заплечный мешок, из которого торчали приспособления, какими обычно пользуются охотники-трапперы. Местных собралось несколько десятков; все внимательно слушали незнакомца, а тот, возбужденно жестикулируя, рассказывал:
– …Так что, придя в Теринсфорд, я первым делом отправился к тому человеку, Нилу. Хороший человек, порядочный. Я ему всю весну и лето в поле помогал.
Роран знал, что трапперы часто проводят всю зиму далеко в горах, а весной возвращаются, продают добытые шкурки дубильщикам вроде Гедрика, а потом обычно нанимаются на работу к кому-нибудь из фермеров. Поскольку Карвахолл – самое северное селение у подножия Спайна, то через него всегда проходит немало трапперов, именно поэтому там имелись и своя таверна, и свой кузнец, и свой дубильщик кож.
– В общем, выпил я несколько кружек пивка – надо ж смочить горло после того, как я, можно сказать, за полгода ни с кем и словом не обмолвился, хоть и богохульствовал, каюсь, когда мне не удавалось медведя затравить, – да и пришел к Нилу. У меня еще и пена пивная на бороде высохнуть не успела, а я уже принялся у него выспрашивать, что да как, каковы новости об Империи и о нашем «дорогом» правителе – чтоб он от гангрены сгнил, чтоб его, проклятого, скосоротило! – кто тут без меня родился да кто умер, кто без вести пропал, я ведь тут многих хорошо знаю, и тут Нил – представляете? – наклоняется ко мне, а сам такой серьезный и улыбаться совсем перестал, и говорит: слух, мол, идет от самой Драс-Леоны и Гиллида, будто творится там что-то странное, да и не только там, а по всей Алагейзии. Вроде бы ургалы совсем исчезли из тех мест, где много людей проживает. И слава богу, конечно, но никто не может сказать, ни почему это произошло, ни куда они ушли. Торговля в Империи наполовину прекратилась из-за бандитских налетов, и, насколько я понял, это не простые грабители, потому что банды эти уж больно хорошо организованы и многочисленны. Да и товары они не себе забирают, а просто сжигают или портят. Но и это еще не все, клянусь усами любимой бабушки! – Охотник покачал головой, сделал добрый глоток вина из бурдюка и продолжил: – Говорят, в северных краях какой-то шейд появился. Его видели близ леса Дю Вельденварден и неподалеку от Гиллида. Говорят, зубы у него острые-преострые, а глаза красные, как вино, и волосы рыжие, даже красные, как кровь, которую он пьет. Мало того, вроде бы что-то страшно рассердило нашего безумного Гальбаторикса. Дней пять назад я с одним жонглером с юга разговорился, он в Теринсфорде останавливался по пути в Кевнон. Так он сказал, что король собирает войска, а с какой целью, неизвестно. – Траппер пожал плечами и прибавил: – А мой папаша с детства мне внушал, что дыма без огня не бывает! Возможно, Гальбаториксу вардены покоя не дают; они его войску, в латы закованному, не раз хорошего пинка давали в былые-то годы. А может, он решил, что слишком долго существование Сурды терпел. Уж, по крайней мере, где Сурда-то находится, он знает наверняка, а за варденами ему еще охотиться надо. Да он Сурду одной лапой раздавит, как медведь – муравья. Точно вам говорю!
Рорану все это показалось очень интересным, но он помалкивал, хотя на траппера со всех сторон так и сыпались вопросы. Сведения о появлении в их краях шейда казались Рорану особенно сомнительными – уж больно они смахивали на россказни какого-нибудь подвыпившего лесоруба, – но все остальное звучало достаточно правдоподобно и крайне неприятно. Сурда… Сведений об этой далекой стране до Карвахолла доходило крайне мало, но Роран, во всяком случае, знал, что сейчас Сурда и Империя пребывают в состоянии так называемого мира, однако жителей Сурды не оставляют опасения, что их куда более могущественный северный сосед запросто может вторгнуться в их земли. По этой причине, если верить слухам, Оррин, правитель Сурды, и поддерживает варденов.
Если траппер прав насчет планов Гальбаторикса, то это вполне может означать, что в ближайшем будущем разразится война, которая повлечет за собой повышение налогов, людей снова начнут насильно рекрутировать в армию… «Эх, – думал Роран, – лучше б я жил в такие времена, когда события происходят не так быстро! А все эти мятежи только делают нашу и без того трудную жизнь и вовсе невыносимой».
– Но самое главное, – снова заговорил охотник, – ходят слухи… – Он умолк, погрозил собравшимся пальцем и с глубокомысленным видом почесал нос. – Поговаривают, будто в Алагейзии объявился новый Всадник! – И траппер громко рассмеялся, от избытка чувств хлопая себя по животу.
Роран тоже засмеялся. Истории о Всадниках появлялись регулярно каждые несколько лет. Сперва истории эти страшно интересовали Рорана, но вскоре он научился не доверять молве, ибо все это оказывалось пустой болтовней, тщетными надеждами тех, кому очень хотелось изменить убогую, опостылевшую жизнь.
Уже собравшись идти дальше, Роран вдруг заметил Катрину, стоявшую за углом таверны. На ней было светло-коричневое платье, отделанное зеленой лентой. Катрина не сводила с него глаз – как, впрочем, и он с нее, – но здесь разговаривать не стоило, и Роран, проходя мимо девушки, как бы невзначай коснулся ее плеча и исчез за таверной. Катрина вскоре присоединилась к нему, и они направились за околицу.
Некоторое время оба молчали, любуясь небесами, которые в тот вечер так и сверкали тысячами мерцающих звезд. А с севера на юг над ними протянулась широкая жемчужного цвета полоса Млечного Пути, похожая на усыпанную алмазной пылью вуаль.
По-прежнему не глядя на Рорана, Катрина положила голову ему на плечо и спросила:
– Как прошел день?
– Я домой ходил. – Он почувствовал, как она напряглась.
– И как там?
– Ужасно!.. – Голос у него сорвался, и он умолк, крепко прижимая ее к себе. Запах ее душистых медных волос у него на щеке пьянил и возбуждал его, точно некий живительный эликсир, проникая в самую душу и согревая ее. – Дом, амбар, поля – все пропало… Я б, наверное, ничего и не нашел, если бы не знал, где искать.
Катрина встревоженно заглянула ему в лицо; в ее влажных, исполненных сочувствия и грусти глазах плясали огоньки звезд.
– Ох, Роран! – Она легонько поцеловала его в губы. – Ты у меня молодец! Пережил столько утрат, а все-таки силы ни разу не изменили тебе. Ты теперь, наверное, хочешь на свою ферму вернуться, да?
– Да. Я ведь только и умею, что землю возделывать.
– А что же будет со мной?
