Радость. Творчество многодетных мам Тюмени

скачать книгу бесплатно

Если дерзает сангина моя
Вновь поделиться, что в сердце запало,
Как передать ей ни много, ни мало —
Неизъяснимые речи ручья?
Чтоб не жалеть о потере потом,
Не говорите о самом святом…

Как тяжело просить прощенья

Как тяжело просить прощенья:
Мы все бываем виноваты.
«Прости» – так незамысловато,
Но в нём души обогащенье.

Как будто выпустили птицу
На Благовещенье из клетки.
Как будто дождь сбегает с ветки,
Чтобы земля могла напиться.

И – тишина. И – утешенье.
Мы все бываем виноваты.
Пусть он неправ, начни с себя ты,
От всей души проси прощенья.

Больной получит облегченье,
С лихвой окупятся затраты.
«Прости меня, я виновата»,
И сразу – умиротворенье,

Тепло и радость в каждой клетке.
О, как легко просить прощенья.
Но без оглядки, без пометки.
Проси, ведь ты Венец творенья.

Не твоими ли руками, лебединая жена

Не твоими ли руками, лебединая жена,
Не твоими ли крылами, в свежих свечечках сосна,
Не твоими ли слезами, не живая ль ты вода? —
Зажигается зарница, отвращается беда.

Не боярыня ль Елена сердцем правит в терему,
Сладким хлебом побеждает бедность, злобу, хворь и тьму?
Рукавом, плывя, махнула – разливался липов цвет,
Сквозь ресницы окунула в сине-озеро – и нет

Разъярённого, упрямого, шального во хмелю.
Оттого речёт: «Еленушка, – он, – я тебя люблю».

Отцвела черёмуха, зацвела рябина

Отцвела черёмуха, зацвела рябина,
Словно шапки снежные на её ветвях,
В нежной шали яблони, в пухе лебедином.
А тебя на свете нет, ты в других краях.

Знаю, свидимся с тобой после воскресения.
Но уже совсем в иных, неземных садах,
Не успела попросить у тебя прощения,
И грустит, грустит земля, вся в твоих следах.

Отцвела черёмуха, зацвела рябина,
Словно шапки снежные на её ветвях,
В нежной шали яблони, в пухе лебедином.
А тебя на свете нет, ты в других краях.

Я приду с минуты на минуту

Я приду с минуты на минуту,
Только жди, не думай ни о чём.
В валенки сибирские обута
Я войду, как воздух входит в дом.

О каких-то в жизни переменах
Уж ничто не будет предвещать.
Тишине и дружбе зная цену,
Я твой мир попробую принять.

В простоте, не требуя вниманья,
Безответной стану, как трава,
У такого грешного созданья
Только птичьи могут быть права.

Я приду с минуты на минуту,
Только жди, не думай ни о чём.
Лет не тридцать минуло как будто,
И однажды не сгорел тот дом.

Ярославны по Рассее гнёзда вьют

Ярославны по Рассее гнёзда вьют,
Сеют-пашут, Дульсинеи, крест несут,
Вдохновляют, всё прощают до конца,
Машут белою косыночкой с крыльца.

Ходят по воду по сгнившему мостку,
Побеждают змей-гадюк и грусть-тоску.
И румянцем их любуется восход.
Ах, какое же терпенье приворот.

Но завидует разбойник Соловей.
Хочет вывести княгинь и Дульсиней.
Рассылает он кикимор всех мастей,
Да куда им до шелковых-то кистей.

Наши плечи – как кольчуга, чудо-шаль.
Наши груди – ярославская эмаль.
Наше сердце – кровь далёкая хранит.
Наши думы – не под землю, а в зенит.

Весенний дождь целует мостовую

Весенний дождь целует мостовую,
Он тих и в нежной робости смущён.
Он встречу здесь не ожидал такую,
Чтоб всё заговорило лишь о нём.

И ясени, и клёны, и ограды,
И пористых сугробов кружева,
И воробьи, и голуби – все рады,
Что эту новость он им даровал.

Как будто вдруг снята зимы блокада,
Хотя уже на подступах апрель.
И легче на душе, и верить надо,
Что всё пойдет по-новому теперь.

Олимпийский промчался огонь

Олимпийский промчался огонь
Через город сибирский старинный,
Белый, словно одетый в фелонь,
И повеяло ветром былинным.

Пьют студенты и школьники чай,
Разминают озябшие руки.
Древнегреческий факел, прощай!
Нам победные слышатся звуки.

Есть герои и в наших краях,
Завоюют призы золотые
Наш Добрыня, Алёша, Илья,
Отстоят честь и славу России.

Отец Валериан

– Кондратьевна, перестань калякать! Дома наговоришься, – строгим взглядом одарил отец Валериан седенькую старушку, раскладывая помянники и записки на панихидном столе. «Смиряет», – с теплотой в сердце отметила для себя Кондратьевна, самая активная и незаменимая трудница Свято-Никольского храма.

Панихида ещё не началась, а тут вдруг Серафимушка – сто лет её не видели в этом краю – приковыляла на больных ногах и опустилась на скамью. «Сегодня у Петра моего день памяти. Пирожков с прошлогодней ежевикой напекла. Помяни уж и ты раба Божия, моего Петеньку», – зашептала Серафима. В этот-то момент батюшка и решил навести в храме порядок из профилактических соображений.