скачать книгу бесплатно
– Осторожнее, еще подавишься, – улыбается дедуля. – Где была?
– По центру погуляла, в кафе “Снежинка” зашла.
– Вы с мамой часто ходили туда есть мороженное. Тебе там нравилось. Слышал, его переделали.
Вот как. Не случайно название откликнулось и поманило, значит.
– Потом погуляла возле СевГУ, – продолжаю я.
Дедуля приподнимает брови:
– На Гоголя, что ли?
– В Студгородке. А есть еще и на Гоголя?
– Теперь еще и в Голландии. По всему городу корпуса.
– Где?
Вид у меня, наверное, совсем глупый. Но я, и правда, растеряна. Не думала, что у СевГу есть филиалы в Европе.
– В Голландии! – дедуля смеется. – Это район на Северной. Вот у вас в Петербурге есть Новая Голландия, а у нас в Севастополе – просто Голландия. В каком-то смысле они побратимы. Нашу Голландию назвали в честь вашей – те же матросики строили. Можешь как-нибудь прогуляться туда, заодно на катере прокатишься. Не в каждом городе есть морской общественный транспорт.
Чувствую себя немного глупо. Но отчего-то эта внезапная связь городов меня трогает. Есть в этом что-то… милое.
– Ну и как тебе СевГУ?
– Неплохо. Ветрено, зато отовсюду видно море.
– Есть такое дело. Он же над Стрелецкой бухтой стоит. Но как тебя туда занесло?
– Проехала Херсонес…
Мы неспешно болтаем о городе. Дедуля будто знает каждый уголок и рассказывает о Севастополе с такой любовью, что я невольно заражаюсь его эмоциями, хочется дозавтракать и идти гулять: полюбоваться морем, послушать шум волн, побродить по старым улочкам Центрального холма (дедуля особенно вкусно о них рассказывает), добраться, наконец, до Херсонеса, а потом, может, и до “Муссона” – оказалось, раньше это был огромный радиозавод, а теперь – модный торговый центр, а рядом с ним еще один – “Лаванда”. В Севастополе умеют придумывать колоритные названия.
После завтрака помогаю прибраться на кухне, порываюсь помыть посуду, но дедуля сгружает все в посудомойку. В отличие от остального дома, кухня у него лишь выглядит старой. Оборудована она по последнему слову техники. О такой кофемашине мы с мамой только мечтали, обходились простой рожковой. Планетарный миксер знаком по видео кулинарных блогеров на Ютубе. Холодильник тоже внушает уважение – большой, двухдверный. Я уже молчу о куче другой техники и ворохе всяких приспособлений для готовки. Наверное, это не удивительно, если ты профессиональный кондитер.
Пылесошу кухню и коридор. Не то, чтобы мы намусорили, но нужно же хоть что-то полезное сделать. Потом звоню маме: ее голос звучит настороженно, она будто опасается чего-то, но на вопрос, что случилось, лишь отмахивается и ссылается на работу, мол из детского дома, который она курирует, пропал какой-то подросток, и все на ушах стоят[1 - Неужели это Сашка из “Арасия. Возвращение” и “Арасия. Золотой дракон”?]. Дедуля в это время возится в саду. Я порываюсь ему помочь, но он заявляет, что делать уже ничего не нужно, так, мелочи, и отправляет меня гулять по Севастополю. Спорить с ним нет ни сил, ни слов.
Я снова не добираюсь до Херсонеса, вместо этого, вдохновленная рассказом дедули, пару часов брожу по Центральному холму, то и дело читая памятные таблички на домах и сверяясь с картой. Гулять по этим улочкам уютно и интересно: много зелени, невысокие дома, редко выше двух-трех этажей, дороги вымощены брусчаткой, будто дореволюционной: настоящие булыжнички, почти черные, блестящие. Такими в Петербурге вымощены дорожки вокруг Зимнего дворца и перед оградой Летнего сада. А еще на Центральном холме свет какой-то другой, наверное, потому что кроны деревьев часто закрывают небо.
Покупаю мороженное и съедаю его в скверике перед белокаменной церковью Петра и Павла – она необычная, совсем не похожа на православные храмы, скорее на миниатюрный Парфенон, и в первый момент я даже думаю, что ее построили херсонеситы. У церкви нет ни куполов, ни тем более колокольни, зато стены окружает массивная двухрядная колоннада…
На одной из лестниц нахожу компанию разномастных котиков, невероятно дружелюбных. Котики мурчат и лезут на руки. Недолго вожусь с ними, потом покупаю пару пакетиков корма, обещаю еще вернуться и отправляюсь искать легендарную Башню ветров…
Та не производит на меня сильного впечатления, чего не сказать об улице и сквере. И дело не в шикарном Владимирском соборе. Здесь я нахожу настоящую осень. Сквер усажен каштанами, которые почти облетели, с голых веток свисают крупные плоды, будто яблоки. Желто-коричневые листья покрывают газоны и дорожки. Сижу на скамейке, читаю про Владимирский собор, где похоронены четыре великих адмирала: Истомин, Корнилов, Лазарев и Нахимов.
Хочется кофе.
В поисках кофейни я делаю еще круг по Центральному холму, и в завершение прогулки выхожу к Матросскому бульвару, который очаровывает меня необычным памятником с ладьей, павильоном в восточном стиле и потрясающими видами на море и площадь Нахимова. Долго сижу на скамейке, читая про Бриг Меркурий: этот малыш сумел одолеть два турецких боевых фрегата!
В этом все дело – мне интересно узнавать обо всем, что вижу. Севастополь увлекает меня, цепляет неожиданными деталями, заставляет то и дело заглядывать в интернет или на карту. Я не ожидала, что простой приморский городок окажется таким интересным, красивым и героическим! И эта особая энергетика отгоняет страхи и придает мне сил.
Наконец, спускаюсь к набережной, дохожу до самой воды и долго стою там, любуясь морем и вдыхая свежий соленый воздух. Здесь прохладно, и я радуюсь, что захватила куртку. Настроение сегодня такое, что думать и разгадывать дедулины загадки совершенно не хочется, идти домой тоже. Я поднимаюсь на верхний уровень, сажусь на скамейку и просто смотрю на море, как легкие волны накатывают одна за другой, как пассажирские катера курсируют туда-сюда. “Моя волна” подкидывает “One day” Гарри Мура, и я вдруг понимаю, что он идеально подходит моему настроению и вообще Севастополю, поэтому ставлю подборку его песен. Мне хорошо. Немного зябко, но хорошо и спокойно, как не было с того дня, как узнала о болезни дедули.
На Ревякина возвращаюсь под вечер. Ужинаю вчерашней гречей, потом сижу в саду в плетеном кресле-качалке, кутаюсь в плед и наслаждаюсь тишиной и атмосферой заката: сегодня небо залило нежно-розовым, только облака отливают золотистым. Жаль, деревья закрывают все самое красивое, мне хочется подняться повыше, чтобы видеть больше неба, но в доме нет ни балкона, ни чердака, и я с завистью поглядываю на лавандовый дом за забором. Дедуля меня не трогает, только приносит чашку вкусного травяного чая с ягодами. Возвращаюсь в дом уже в потемках, размышляя, чем бы заняться – время детское, еще восьми нет.
В гостиной торшер светится уютным пятном. Дедуля устроился на диване и читает. Смотрю на него, пытаясь разглядеть хоть какой-то признак болезни, сравниваю его с тем, что привыкла видеть по видеосвязи.
– Дедуля…
– Да, лягушонок? – он откладывает книгу.
– Ты точно болен?
Вопрос внезапный, еще и звучит по-дурацки. Не знаю, что меня дернуло, но весь покой сегодняшнего дня вмиг испаряется. Я хочу узнать правду и боюсь ее одновременно, хочется позорно сбежать в свою комнату, но поздно, слова сказаны. Дедуля глядит на меня из-под очков. Странно глядит, будто изучает. Не понимаю, что это может значить. Потом грустно улыбается, кивает:
– Увы, моя хорошая.
Сажусь рядом с ним:
– Тебя можно вылечить?
Он долго смотрит мимо меня в сторону кухни, задумчиво водит губами, будто прикидывает что-то. Потом поднимает взгляд.
– Боюсь, что нет. Но это не повод грустить. Не нужно раньше времени.
– Не хочу, чтобы ты умирал, – нелепо всхлипываю я.
– Ну вот еще, – дедуля приподнимается, привлекает меня к себе. – Мы же договорились – не сегодня. Никто из нас будущего не знает.
– Но ты сказал “до зимы”! Прости, я случайно услышала твой разговор с Гектором. Совсем немного. Я не подслушивала.
– Вот и не придумывай, раз не знаешь, что услышала. Я совсем не про то говорил.
Я не вижу его лица, но в голосе слышу улыбку. Меня колет виной. Неправильно это все. Не дедуля должен меня утешать и успокаивать, а я его. Но ничего не могу с собой поделать. Сижу, уткнувшись в его плечо, позволяя гладить себя по волосам.
– Яночка, Яночка, маленький ты наш лягушонок, – бормочет дедуля. В его голосе столько тоски, что я еще сильнее утыкаюсь в его плечо. – Есть вещи, которые невозможно изменить. Их можно только принять. Хоть порой это очень трудно.
– Но при чем тут тогда зима? – не отстаю я. И снова страшно услышать ответ, заранее холодок по спине бежит. Но надо.
– А до зимы мне нужно, чтобы ты влюбилась в Севастополь.
***
Первая мысль, которая приходит в голову следующим утром – мне нужна работа. Независимо от того, сколько времени я проведу в Севастополе. Два дня прошли в уютном ничегонеделании, было здорово гулять по городу, часами просиживать у моря, как заправский пенсионер, но не каждый же день. В универ я вернусь не раньше чем через год. Не тратить же это время впустую? Да и кто будет содержать меня все это время? Точно не дедуля. Ладно, пока он работает, наверное, какие-то сбережения у него есть, но надолго ли их хватит? Да и мама не потянет обеспечивать две семьи. Мне пора вставать на ноги, я уже не ребенок, пора становиться независимой и самой себя обеспечивать. Но что я могу? Программист из меня пока не ахти, заказы брать страшно. Но вот репетиторство – другое дело. Информатику и математику я легко могу школьникам преподавать, может, даже к ЕГЭ готовить, даром что ли стобалльница.
Встаю с решимостью сразу же после завтрака заняться делом и разобраться, где искать учеников. В доме пахнет омлетом, базиликом и кофе. По дороге на кухню слышу тихое шкрябанье и замираю. Звук идет будто из угла у входной двери. Мыши? Только не это!
– Деда?
Тот выходит из кухни, на ходу снимая фартук.
– У тебя мыши? – отвечаю на его вопросительный взгляд.
– Вот еще глупости! Отродясь ни мышей, ни крыс не было. Да тут котов дворовых столько – всех попереловили давно.
Идем на звук. Я ступаю осторожно, прячусь за дедулину спину как маленький ребенок. Дедуля прислушивается, открывает дверь… На пороге сидит котенок. Крохотный, забавной пятнистой расцветки: черный, золотисто-рыжий и несколько пятен белого. Глаза янтарные, нос будто под линейку поделен на черную и рыжую половины, одна щека белая, другая – черная. Похожих котят я видела на Центральном холме, только те были весенние, уже подросшие, а этому от силы месяц. Он видит меня и радостно бросается навстречу, тарахтит и трется о ногу, слегка царапает, будто просится на руки. Удивленно беру его, мохнатый теплый комочек. Растерянно смотрю на дедулю. А тот всматривается в меня и хмурится.
– Это твой?
– Да нет, – дедуля задумчиво качает головой, продолжая изучать меня. – Похоже, это твой.
– В смысле мой?
Ситуация больше походит на шутку о том, как заводят котов. Гляжу на дедулю, пытаясь понять, сердится он или нет. Котенок такой милый, так трогательно прижимается ко мне и тарахтит, что я мгновенно проникаюсь к нему симпатией. Конечно мне хочется его оставить! Но я тут в гостях – решать дедуле. Про Питер вообще не думаю, отчего-то мама всегда противилась домашним животным.
– Мне можно его оставить?
– Выбора у нас нет. После завтрака найду старый лоток и миски. А вот едой и наполнителем тебе придется озаботиться самой.
Тон мне не нравится. Дедуля не то, чтобы недоволен, он скорее озабочен и как будто даже слегка напуган. Из-за милахи-котенка? Или не готов к новому питомцу? У дедули долго жила кошка, большая белоснежная ангорка с разноцветными глазами, умерла меньше полугода назад.
– Если ты против… – начинаю я, но дедуля не дает закончить.
– Нет. Яночка, мы не можем его выгнать. Это твой… эм… твой кот.
– Думаешь, это мальчик? Но трехцветными же только девочки бывают, разве нет?
– В том-то и дело… в том-то и дело… – дедуля мягко гладит котенка по голове, коротко чешет за ухом. В ответ на ласку тот мурчит еще громче. – Интересно, как его зовут…
Хороший вопрос. Гляжу в доверчивые янтарные глаза, будто две капли солнца, и имя само собой вспыхивает в голове:
– Ярик! Кажется, тебя зовут Ярик.
Может и дурацкое имя для питомца, но чувствую, что оно правильное. И котенок довольно трется головой о мою грудь, царапает крошечными коготками – будто соглашается.
Завтракаем втроем. Дедуля необычно задумчив, только изредка ворчит, когда Ярик наглеет и лезет прямо в мою тарелку. Скармливаю котенку половину омлета – ему нравится, даю понюхать кофе – недовольно фыркает. Все это так мило, что дедуля в конце концов сдается и улыбается, а я испытываю облегчение – не хочется доставлять ему лишние хлопоты, но с котенком мне будет не так одиноко. Подсознание невольно подсказывает “когда дедули не станет”. Отгоняю эту мысль, буквально уворачиваюсь от нее, как от мяча в детской игре в вышибалу. Не хочу думать о том, что будет.
Наевшись, котенок засыпает прямо у меня на коленях, очень забавно, в один миг, будто выключателем щелкнули. Я сижу, допивая кофе и боясь шевелиться. Дедуля возится с посудой. Потом лезет в запертый шкафчик. Вспоминаю, что там лежат лекарства от Гектора, пытаюсь украдкой заглянуть внутрь, но дедуля слишком быстр. В памяти, будто дежавю, вдруг возникает корзинка с необычными склянками, глиняными, старинными… Где я их видела? Во сне? Цепляюсь за воспоминание, пытаюсь оживить его, но оно ускользает.
– Яночка…
Дедуля протягивает кольцо. Под его одобрительный кивок примеряю – на среднем пальце сидит вполне надежно. Старинное. Обычно такие выглядят массивно, даже грубо, но это простое, изящное. Золото потемнело от времени, в центре один-единственный камень, совсем небольшой. Сперва думаю, рубин, но никогда не видела, чтобы рубин так менял цвет и прозрачность. Вообще никогда не видела, чтобы камни так себя вели. Пока кольцо было в дедулиных руках, он казался темным и мутным, будто загустевшая кровь, но на моем пальце быстро светлеет и набирает прозрачность, начинает играть на свету.
– Красивое… Что за камень? Это ведь не рубин?
– Не рубин.
Дедуля на редкость лаконичен. Хочу снять кольцо, но он останавливает меня. Глядит на котенка, потом на меня. Взгляд серьезный.
– Нужно, чтобы ты его носила не снимая. Это важно.
– Зачем?
– Просто сделай это для меня, ладно?
Мне не хочется. И не потому, что кольцо не нравится, нет, оно ничего. Сама бы я такое не купила, но камень меня интригует, интересно понаблюдать за ним. Меня злят новые тайны. Я только и делаю что-то крайне важное, о чем просят другие, но при этом ничегошеньки не понимаю. Просто так надо. Не успеваю ни фыркнуть, ни сказать что-то – дедуля протягивает CD-диск.
С удивлением гляжу на них по очереди. Дедуля только пожимает плечами:
– Гера просил передать. Вчера еще, но из головы вылетело.
На обложке золотой мозаичный дракон. Да ладно! “Эпидемия”! “Эльфийская рукопись”!
– Ух ты… Я была на этом шоу…
Едва приоткрываю диск, как из него выпадает записка. Прямо на Ярика. Тот мгновенно просыпается и начинает тарахтеть. А я разворачиваю записку: “Слушай. Будет вместо AC/DC”. Вот теперь фыркаю. Хочется швырнуть диск на стол, но сдерживаюсь – он ни в чем не виноват.
– Дедуль, а у наших соседей с головой все в порядке?
Тот улыбается:
– У Геры с Гектором? Хорошие ребята.
Да уж, отличные, ничего не скажешь. Хочется пойти и залепить диском по наглой Гериной физиономии. А собственно, почему бы и нет? Осторожно спускаю Ярика на пол, беру диск.
– Дедуль, я сейчас вернусь…
На улице свежо, по небу бегут облака, периодически закрывают солнце – неужели осень и сюда добралась? Ёжусь на ветру, но возвращаться за курткой не хочется – запал пропадет, да и не настолько холодно. Бегу к соседской калитке, звоню и сразу тарабаню: чугунная дверь гудит в ответ на каждый удар, а я не останавливаюсь, даже когда слышу за оградой быстрые шаги и возмущенное бурчание – пусть знают, что я настроена серьезно. Повезло – дверь открыл именно Гера.
Несколько секунд пялимся друг на друга: он возмущенно-озадаченно, я – злобно.
– Я недоумеваю, – наконец, выдает он и лохматит без того взъерошенные волосы.
В ответ припечатываю к его груди диск:
– Я не ворую. Предпочитаю платить за музыку и книги.
– Одобряю и поддерживаю. Но все равно не понимаю. Ты о чем? “Эпидемия” тебе тоже не по душе? Надеюсь, ты не диском в дверь колотила?
Как же злят его насмешливый тон и снисходительный взгляд!
– “Арию” люблю больше!
Он не пытается подхватить диск, а мне жаль отпустить его – упадет, разобьется. Так и стоим как два идиота. Потом я сдаюсь.
– Ладно, “Эпидемия” мне тоже по душе! Я на Егорова подписана во всех соцсетях, между прочим! Но самопальные диски слушать не стану!
