скачать книгу бесплатно
Капитан собирался доставить шкуру в Лондон и поместить в Камеру чудес, устроенную в подвалах Музея естественной истории, где его подразделение хранило вещественные доказательства, полученные при расследовании дел, которые на первый взгляд не поддавались рациональному объяснению и потому попадали в их руки. Эта шкура тоже представляла немалую ценность для истории спецподразделения, и ее следовало в целости и сохранности доставить в Камеру. Как только Синклер убедился, что доктор восстановил равновесие, а шкура не пострадала, он сразу успокоился и снисходительно улыбнулся, однако решил тоже подойти к трофею. Судья Домби сделал то же самое, за ним последовали Прайс и Харрис. Доктор Рассел пустился в научные рассуждения по поводу способов изготовления подобного наряда. Остальные, включая и Синклера, с видом примерных учеников кивали, не мешая эскулапу выплескивать на них свою эрудицию.
Во время этой импровизированной лекции оставшийся за столом Клейтон отважился поймать взгляд графини, от которой его отделяла едва ли не целая миля благородного дубового дерева. С самого первого дня и все те недели, пока длилось расследование, где бы Клейтон ни находился – в людной гостиной или в садовых лабиринтах, – он непременно искал взглядом глаза графини, которые, казалось, дожидались его целую вечность и тайна которых терзала агента по ночам, поскольку он, гордившийся своим умением мгновенно читать чужие мысли, ее мысли так и не сумел разгадать. Взгляд Валери де Бомпар мог быть как нежно обожающим, так и убийственно презрительным, а мог выдавать глубоко запрятанную муку, и причины ее были недоступны агенту. В этих глазах он тонул и сейчас, любуясь графиней, пока та с неизменной улыбкой на устах позволяла собой любоваться. Она обволакивала его колдовскими чарами – и голоса гостей звучали для агента как сквозь вату, столовая превращалась в размытые декорации, а весь мир – во что-то далекое и едва ли реальное.
Клейтон никогда не видел Валери такой прекрасной, как в тот вечер, но и такой болезненно хрупкой. Сегодня в ее наряде черное сочеталось с серебром. Ослепительно белая шея, черный бархатный корсаж, благодаря которому дивная грудь казалась еще выше, и черные же длинные сафьяновые перчатки, серебристая, расшитая созвездиями крошечных бриллиантов юбка, падавшая вниз пышными складками… Клейтон подумал, что, хотя никто не знает ее возраста, сейчас, освещенная неровным пламенем свечей, она была как никогда похожа на девочку, на капризную девочку-королеву, которой трон и голубая кровь уже сами по себе дают право на жестокость. Тут он заметил, что слишком сильно сжимает свой бокал и легко может раздавить его или совершить еще большую глупость – скажем, вспрыгнуть на стол и, подчинившись волне смутного желания, бегом кинуться к этой женщине. Он отвел взор от графини – и мир тотчас снова обрел и подвижность, и звук, и грубую материальность.
– Честно признаюсь, чем больше я изучаю этот наряд, тем больше он меня восхищает, – услышал Клейтон слова доктора. – Исключительная работа, господа. Поглядите сами, как прекрасно обработан мех, какой он мягкий и податливый. – Рассел наклонился и обнюхал одну из лап. – Я бы сказал, что шкуры были обработаны белым мышьяком с известью, как это делалось в старину.
Мясник, которому наскучили объяснения доктора, тряхнул головой, фыркнул и высказал свое мнение:
– Все понятно, доктор, но остаются загадкой другие вопросы: как человек вроде Холлистера сумел это изготовить и, главное, зачем ему понадобилось убивать тех троих? К сожалению, сам он уже никогда на такие вопросы не ответит. – Прайс повернулся к Клейтону: – Но вы обещали нам сделать это за него, и мы просто сгораем от нетерпения…
– А я с большим удовольствием выполню свое обещание. – Клейтон улыбнулся, понимая, что настал миг, которого он ждал в течение всего ужина.
Он медленно встал, стараясь не смотреть на графиню, обвел взглядом гостей, по-прежнему стоявших вокруг шкуры, словно позируя для фотографии.
– Думаю, вы бы предпочли, чтобы я начал с первого вопроса: как такой неотесанный парень, как Холлистер, мог изготовить подобное чудо? Ответ весьма прост, господа: он обучился ремеслу таксидермиста. Вам известно, что, раскрыв тайну человека-волка, мы с капитаном Синклером произвели обыск в хибаре Холлистера и нашли там учебники по таксидермии, бестиарии с рисунками ликантропов и всевозможные препараты, а также инструменты, необходимые для изготовления чучел животных. Но тут, естественно, возникает следующий вопрос: зачем было выбирать столь сложный способ убийства, если существуют куда более простые? – Клейтон заложил руки за спину и как-то даже досадливо скривил губы, словно не находя ответа на им же самим поставленный вопрос. Синклер незаметно ухмыльнулся: оказывается, его ученик испытывает слабость к театральным эффектам. – Остановимся на минуту и припомним, что мы знаем о характере Холлистера. Пока он не нашел свою смерть на дне оврага, вы все считали его безобидным неотесанным парнем. Правда, ему достало ума, чтобы понять, что судьба обошла его своими милостями, и он, выпив лишнего, всегда с обидой жаловался на это. Ему пришлось бросить школу, поскольку родители умерли, когда он был совсем мальчишкой, и оставили сыну только кучу долгов да ферму на каменистом куске земли, где он и гнул спину все это время. А еще он был на удивление привлекательным с виду, однако, к несчастью, ни одна из девушек, за которыми он пытался ухаживать – а все они были из зажиточных семей, – не ответила ему взаимностью. Неудачливый бедняга, насколько можно судить, всегда метил слишком высоко. А теперь посмотрим на тех, кто стал его жертвами. Что общего было у Андерсона, Пери и Дальтона? Да то, что их земли граничили с землей Холлистера, но, в отличие от нее, считались плодородными. Естественно, я учел этот факт. И быстро выяснил, что Холлистер, мечтая поправить свои дела, пытался купить участки соседей, но те неизменно отвечали ему отказом. Мало того, еще старый Холлистер задолжал двоим из них, и теперь они требовали уплаты долга и грозили, что отнимут у парня дом. Наверное, именно тогда Холлистер и разработал свой хитроумный план. Блестящий, на мой взгляд, план: он убьет этих безмозглых соседей, но так, чтобы никто не заподозрил в преступлении его самого. Мало того, родственники убитых поспешат за бесценок продать ему ставшие обузой земли. Почему? Потому что земли эти будут считаться про2клятыми. Потому что там начал появляться ужасный зверь, который забирает по одной жизни с приходом каждой полной луны. Но понятно ведь, что превратиться в настоящего человека-волка было не во власти Холлистера, и тогда он изготовил такой наряд – изготовил собственноручно, чтобы сохранить дело в полной тайне. Вот как получилось, леди и джентльмены, что бедный, но честный Том Холлистер превратился в человека-волка из Блэкмура.
В зале повисло восхищенное молчание. Даже Синклер, заранее знавший, о чем станет говорить его ученик, казалось, был под впечатлением от речи агента. Довольный произведенным эффектом, Клейтон посмотрел в глаза графине, и ему почудилось, что в них полыхнуло странное пламя.
– Превосходно, агент Клейтон. – Графиня улыбнулась. – Ваш рассказ оказался не только умным, но и увлекательным. Не сомневаюсь, что вас ожидает великое будущее в Скотленд-Ярде.
Клейтон легким поклоном поблагодарил ее за лестные слова. Он предпочел ничего не добавлять, чтобы не нарушить волшебной атмосферы всеобщего восхищения, окружавшей его сегодня. В то же время он прикидывал, удалось ли ему произвести должное впечатление на графиню. Агент никогда не имел дела с подобными женщинами и к тому же не был обучен даже самым простым правилам галантного обхождения. В конце концов, он был всего лишь рядовым полицейским – а этого, пожалуй, слишком мало для нее, и еще он был слишком молодым, слишком необразованным и – это уж вне всякого сомнения – слишком влюбленным. Короче говоря, Клейтон не понимал, можно ли такую женщину покорить острым умом и что она вообще ждет от человека вроде него. Единственной ночи любви, спасения от одиночества?.. Или он всего лишь каприз экстравагантной дамы? Клейтон надеялся на большее. Но что толку гадать? Уже очень скоро те обещания, которыми Валери де Бомпар напитала воздух вокруг него, либо станут реальностью, либо навсегда растают, поскольку дело, приведшее его сюда, закончено. Они поймали человека-волка, и завтра утром их экипаж помчится в сторону Лондона… Хотя не исключено, что поедет туда только один из полицейских. Все будет зависеть от того, как развернутся события после ужина.
Клейтон охотно растянул бы этот миг на целую вечность – так и глядел бы в глаза графини, ловя в ее улыбке обещание счастья, в реальность которого никогда прежде не верил. Но тут служанки, видно дожидавшиеся за дверью конца его речи, появились в зале с подносами, уставленными ликерами, сладостями, фруктами и блюдами с сыром. Агент наблюдал, как они расставляют все это на столе, и старался скрыть досаду. Гости двинулись к своим местам – их, скорее всего, больше поразили поданные на десерт роскошные угощения, нежели блестящий рассказ, которому они только что с таким восторгом аплодировали. И Клейтон, осознав, что гора сладостей одержала над ним победу, тоже пошел к столу. Проходя мимо портрета Валери, он не удержался и бросил на него полный отчаяния взгляд. Но едва агент положил руки на спинку своего стула, как что-то вспыхнуло у него в памяти, заставив опять повернуться к портрету. В два прыжка он оказался перед полотном, нисколько не заботясь о том, что такой внезапный интерес мог удивить и графиню, и ее гостей. Окружающий мир словно накрыло сотканным из тумана саваном. Остались только агент Клейтон и портрет.
За его спиной продолжали звенеть тарелки и бокалы, а он старательно, сантиметр за сантиметром, изучал картину, на которой Валери де Бомпар была изображена во всем блеске своей красоты. Она стояла рядом с большим столом, где в идеальном порядке лежали книги и свитки. Когда Синклер с Клейтоном только прибыли в замок и осматривали его, капитан удостоил портрет витиеватых похвал, а графиня сообщила, что написал его покойный граф де Бомпар, человек, как выходило, сведущий во многих вещах, в том числе и наделенный талантом живописца. Фоном он сделал огромные книжные шкафы, чьи верхние полки терялись в тени под самым потолком. В шкафах толстые тома и книги в роскошных переплетах соседствовали с разнообразными приборами, такими странными и необычными, что Клейтон не все смог опознать. Позолоченный телескоп, различные колбы, бутылки и воронки, расставленные по размерам и формам, человеческий череп, большая желтая сфера и… Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что стояло на третьей полке рядом с черепом. И когда он понял, словно ледяная волна накрыла его с головой, словно змеиный яд распространился по всему его телу, а в мозгу стал все ярче и ярче разгораться свет догадки.
Служанки уже покинули зал, и Клейтон, возвращаясь к столу, чувствовал, как после внезапного открытия мысли вихрем закрутились в его голове. Когда он садился, колени у него дрожали. Еще не так давно все детали вроде бы соединялись во вполне очевидную картину, теперь же словно мощный удар кулака нарушил былую связность, и Клейтон мысленным взором с изумлением наблюдал, как те же детали начали складываться совершенно иным манером. И едва первые из них заняли свои новые места, стало легко домыслить и остальное. Агент откинулся на спинку стула и постарался успокоиться, хотя каждый следующий вывод острой болью отзывался у него внутри. Когда же все части головоломки соединились, он не мог не признать, что нынешний их порядок имел куда больше смысла, нежели предыдущий. Клейтона охватили оторопь и страх, едва до него дошло, насколько это меняло ситуацию. Точнее всего состояние агента сейчас выразил бы истерический смех, но он сумел взять себя в руки и сделал большой глоток из бокала. Вино как будто помогло ему окончательно овладеть собой. Агент пару раз глубоко вдохнул. Нельзя терять рассудок, сказал он себе. Надо принять как данность то, что обнаружилось мгновение назад, и дальше действовать соответствующим образом.
К счастью, гости по-прежнему были заняты обсуждением прекрасного ужина и не обращали внимания на Клейтона. Он незаметно утер пот со лба и даже сумел изобразить улыбку, притворившись, будто следит за общей беседой, и стараясь ни с кем не пересекаться взглядом, особенно с графиней. Когда Валери показывала ему свой портрет, Клейтон видел лишь ее одну. Она затмевала все вокруг – и на картине, и в реальном мире. Но сейчас он обратил внимание на детали. Детали… Они-то и указывали, чем на самом деле должно завершиться расследование.
– Только представьте себе, сколько времени понадобилось Холлистеру на изготовление подобного облачения, – говорил между тем Прайс. – Надо было поймать волков, потом у себя дома соединить шкуры… И ведь никто ничего даже не заподозрил! Волосы дыбом встают! Я достаточно хорошо знал этого парня. Иногда он помогал мне в мясной лавке, и мы с ним не раз беседовали. Никогда бы не подумал, что… – Он не договорил фразы и лишь пожал плечами.
Все закивали, разделяя недоумение мясника. Все, кроме Клейтона. Он следил за реакцией графини. А та точно так же, как и остальные, сокрушенно качала головой, но успела поймать пристальный взгляд агента и, по своему обыкновению, не отвела глаз. Клейтону нужно было немедленно решить, как поступить с только что сделанным открытием, и еще до окончания ужина наметить план действий, но, увидев лукавую улыбку Валери, почувствовал бешенство. “Не сомневаюсь, что вас ожидает великое будущее в Скотленд-Ярде”, – сказала она, и эти слова, еще недавно так его окрылившие, теперь острыми иглами впились ему в душу.
– Люди никогда не бывают тем, чем кажутся, – сказал он, не отводя взгляда от Валери и ощущая, как закипает кровь у него в жилах. – У каждого из нас есть свои тайны, и тем не менее мы неизменно приходим в изумление, обнаружив, что у других они тоже имеются. Вы согласны со мной, графиня?
Валери по-прежнему улыбалась, но Клейтону показалось, что по лицу ее пробежала тень смущения. Это был еще не страх, нет. Но скоро появится и страх.
– Вы абсолютно правы, у всех у нас в душе есть некий тайный уголок, куда мы никогда не допускаем посторонних, – ответила она, осторожно скользнув пальцами по одной из граней бокала. – Но позвольте заметить, что существует большая разница между почти неизбежной ложью, к которой все мы прибегаем, дабы оградить свой внутренний мир, и раздвоением личности, свойственным убийце.
Клейтон, как и остальные, кивнул, но понял, что искра иронии, мелькнувшая в его взоре, не укрылась от графини.
– В любом случае есть что-то дьявольское в том, что Холлистер занялся изучением таксидермии, – заявил священник, чьи щеки покраснели от вина. – Все эти загадочные вещи у него дома… Банки с какими-то ядовитыми жидкостями, труды по алхимии, средневековые трактаты… Сразу вспоминаются старинные истории про колдунов, про договоры с нечистым. И, несмотря на то, что ужасные убийства нашли вполне реальное объяснение, я по-прежнему вижу печать лукавого на всех поступках юного Холлистера.
– Боюсь, отец Харрис, – раздался громкий и отчетливый голос капитана Синклера, – что видеть руку дьявола в этом деле – версия слишком фантастическая, даже с точки зрения нашего подразделения.
Слова его были встречены робкими смешками, но Клейтон не обратил на них внимания. Он по-прежнему сидел, откинувшись на спинку стула, и по-прежнему смотрел в глаза графине. А та явно забавлялась, хотя поведение агента наверняка разбудило ее любопытство. Как только смех затих, Валери де Бомпар обратилась к Синклеру:
– Я, капитан, придерживаюсь такого же мнения. Дьявол… Отказываюсь верить, будто то, что заставляет людей поступать вопреки свойственной им от рождения доброте, вопреки слову Божьему, как-то связано с тем козлоподобным существом, что царствует на шабаше ведьм. Сказать честно, мне всегда было трудно вообразить, что все происходит именно так, как гласят легенды. Поэтому я и считаю такой увлекательной вашу службу – наверное, захватывающе интересно изучать монстров и то, что они в себе таят, а также вскрывать истинную подоплеку мифов, их фантастическую основу. Расскажите нам про свою работу, капитан.
– Э-э… Боюсь, это невозможно, графиня, – стал отнекиваться, слегка покраснев, Синклер. – Наша работа требует конфиденциальности и…
– О, не будьте таким скрытным! Вы ведь находитесь не среди мудрецов друидов, а в Блэкмуре! Так что, пожалуйста, сделайте для нас исключение, – стала просить графиня с милой настойчивостью. – Право же, всем нам будет страшно интересно узнать, как работает ваш удивительный отдел. Скажите, обычно вы используете какие-нибудь новомодные методы или, наоборот, отправляетесь ловить вампиров с осиновыми кольями на изготовку и защищаете себя распятием и святой водой? Говорят, вампиры умеют оборачиваться летучими мышами или даже принимать вид тумана.
– И еще, как говорят, они не смеют переступить черту освященной земли, – уточнил отец Харрис.
– И якобы с рождения имеют некую отметину, например, выступающий крестец, – добавил доктор.
– И будто бы появляются на свет словно в капюшоне – часть головы у них накрыта материнской плацентой на манер тюрбана, – внес свой вклад в разговор судья, вызвав общий смех.
Когда гости отсмеялись, графиня снова заговорила тоном капризной девочки:
– Неужели все это правда, капитан? Лично мне с трудом верится, что их можно отпугнуть обычным зубчиком чеснока или что у них есть жало на кончике языка. – Язычок графини тотчас высунулся между губами.
– Ну… – Синклер прочистил горло, пытаясь скрыть волнение. – По-моему, большинство этих историй – не более чем обычное суеверие, графиня.
Все выжидательно смотрели на него, надеясь, что он скажет о столь интересном предмете хоть что-нибудь еще. Синклер обреченно хмыкнул, потом выпрямился на стуле, и агент понял, что сейчас тот состряпает этим простакам ту же лекцию, какую выслушал когда-то и сам Клейтон, поступая на службу в спецподразделение. На самом деле ученик был благодарен капитану за готовность еще больше растянуть этот бесконечный ужин. Теперь Клейтону уже не хотелось, чтобы застолье поскорее завершилось, ведь потом его ожидало мало приятного. Вот было бы хорошо, если бы капитан проговорил до утра или, скажем, до начала следующей недели, да хоть целый месяц. И тогда у Клейтона будет достаточно времени, чтобы разобраться в собственных мыслях и решить, как поступить дальше. Пока он наверняка знал только одно: делиться с Синклером своим открытием он не станет. И сам допросит графиню – с глазу на глаз, чтобы она ответила на вопросы, от которых у него пухла голова, хотя большинство из них и не было вроде бы связано с нынешним делом.
– Как вы знаете, господа, наш отдел занимается изучением сверхъестественных явлений, всего того, что не поддается человеческому пониманию, – начал свою речь Синклер, поглаживая пальцами значок с изображением дракона, украшавший лацкан его пиджака. – К несчастью, как случилось и в вашей истории, большинство преступлений, попадающих в наши руки, на самом деле сводятся к незамысловатым трюкам. Именно это и начал сейчас осознавать агент Клейтон, правда, сынок? – Клейтону пришлось кивнуть в ответ. – Но даже те случаи, которые нам не удается объяснить, не ступив в область фантастического, доказывают, что сверхъестественные явления редко совпадают с их распространенным фольклорным толкованием. Люди-волки, кстати, могут служить тому отличным примером. Они упоминались еще в греческой мифологии, но особенно много историй о них пошло гулять только в Средние века. В наших архивах хранится немецкая газета, датированная… – Он наморщил лоб, стараясь припомнить точную дату.
– Тысяча пятьсот восемьдесят девятым годом, – словно нехотя подсказал ему Клейтон.
– Точно, да, тысяча пятьсот восемьдесят девятым. И речь там идет о детях, якобы растерзанных оборотнем в деревне Бедбург. Это самый древний из известных нам случаев, но не единственный. Таких было немало. Сотни, тысячи – и все они обогатили собой легенду о человеке-волке. Но любая легенда – не более чем реальное событие, просеянное сквозь сито народного воображения, склонного к театральной – и, на мой взгляд, тошнотворной – романтизации, которая способна до неузнаваемости исказить реальность. Благодаря таким легендам, а также сочинениям вроде “Вервольфа Вагнера”?[11 - “Вервольф Вагнер” – роман английского писателя Джорджа У. Рейнольдса (1846), одно из первых произведений, посвященных оборотням.] или “Гюга-волка”?[12 - “Гюг-волк” – фантастический роман (1856) Эркмана-Шатриана (общий псевдоним двух французских писателей, Александра Шатриана и Эмиля Эркманна, написавших многие свои произведения совместно).], большинство людей видят в оборотне несчастного человека, ведь каждое полнолуние он против своей воли превращается в волка и вынужден совершать безжалостные убийства, так как испытывает неутолимую жажду крови. Передается из уст в уста и много других глупостей. Скажем, будто в человека-волка можно превратиться, если выпить дождевой воды, скопившейся в волчьем следе, или если носить пояс, изготовленный из волчьей шкуры, или если тебя укусит другой человек-волк. Ну, понятно, что в лживости двух первых способов вы можете легко убедиться сами. А абсурдность последнего я готов доказать вам с помощью простейших математических подсчетов: если бы оборотни, а также вампиры превращали в человека-волка всякого, кого им удалось цапнуть, года за два в мире не осталось бы нормальных людей. Посчитайте сами. Достаточно было бы укусить одну жертву в месяц, а той – тоже одну, и так далее, – и получится мой результат. А я до сих пор остаюсь человеком, и агент Клейтон тоже. – Его ученик послушно кивнул, подтверждая свою человеческую сущность. – То есть в этом зале присутствуют по крайней мере два нормальных человека, что уже вполне убедительно опровергает достоверность легенды. Элементарная логика поможет нам разобраться и с другими милыми чертами, которыми фольклор наделяет монстров. Возьмем, например, влияние луны. Это верование пришло к нам с юга Франции. Уверен, все вы согласитесь со мной, что бежать по лесу в ночь полнолуния куда легче, чем в беспросветном мраке. И вполне вероятно, что первое убийство, приписанное ликантропу, было совершено в светлую ночь исключительно по данной причине. Тем не менее о влиянии луны говорилось еще в древние времена, и никто не станет отрицать ее воздействия на приливы и отливы, на климат, сельское хозяйство, да и на наше настроение, в конце концов, или…
– На некоторые недомогания у прекрасного пола, – подсказал Клейтон.
– Вот именно, на некоторые недомогания у прекрасного пола… Так вот, в том случае, если оборотни действительно существуют, мощное влияние луны на их поведение следовало бы считать наименее фантастическим из всех допущений. – Он замолчал и с насмешливой улыбкой глянул на доктора. – Что же касается серебряных пуль в качестве надежного средства против оборотней, боюсь, доктор Рассел, в нынешние времена этот способ известен только вам и мало кому еще. Возможно, когда-нибудь он тоже станет частью легенды и даже будет признан за самый надежный. Достаточно нашим писателям рассказать о нем в своих сочинениях. Хотя, честно признаюсь, разговоры о серебряной пуле настолько нелепы, что вряд ли писатели на это клюнут.
– Иначе говоря, вы утверждаете, что людей-волков не существует? – спросил Прайс, который всегда предпочитал делать простые и однозначные выводы.
– Нет, я этого не сказал, мистер Прайс, – ответил Синклер, только усугубив сомнения мясника. – И вообще никогда не рискнул бы утверждать, будто чего-то на свете не существует лишь потому, что мы не видели этого собственными глазами. Но в любом случае я уверен в одном: если бы они существовали на самом деле, то вряд ли были бы похожи на монстров, описанных в легендах, – закончил капитан свою речь и указал на шкуру, висевшую в углу зала.
“Это уж точно”, – подумал Клейтон, метнув взгляд на графиню.
И сразу же общая беседа распалась на отдельные реплики. Графиня, польщенная непомерными похвалами, которые доктор Рассел расточал каждому блюду, велела позвать кухарку миссис Пикертон, чтобы гости могли высказать свои восторги ей лично. Кухарка поблагодарила их с явным облегчением. Она-то ведь боялась, как бы за столом не сочли некоторые блюда слишком пресными, поскольку несколько месяцев тому назад какой-то варвар забрался в их кладовую и украл несколько мешков соли, и с тех пор запасы все еще не удалось восстановить. Однако гости были готовы поклясться на Библии отца Харриса, что недостатка соли не заметили – надо полагать, благодаря прежде всего исключительным талантам поварихи.
Когда миссис Пикертон покинула столовую, Клейтон опять задумался. Исчезнувшая соль… Это был последний штрих, настоящий подарок, на который он не смел и рассчитывать и который тотчас уверенно встал в нужную клеточку. Сомнений больше не осталось – агент разгадал загадку. Ему даже показалось, что присутствующие могли услышать, как громко екнуло его сердце – словно орех, раздавленный грубым сапогом.
II
Прощаясь с гостями графини, Клейтон принимал последние поздравления, хотя у него было неловкое ощущение, что они им не заслужены, зато Синклер, стоявший рядом, выслушивал их с явным удовольствием. Ученик поглядывал на капитана с грустью: тот еще не знал, что настоящее расследование только начинается. Когда приглашенные наконец покинули замок, в огромном холле у подножия помпезной мраморной лестницы продолжали стоять графиня и оба полицейских, и все трое ощущали скованность из-за внезапно наступившей тишины.
– Ну что ж, по-моему, пора идти спать, – заявил капитан. – Завтра нам надо как можно раньше тронуться в путь. Ужин был чудеснейший, графиня, как и ваше любезное согласие приютить нас под своим кровом.
– Мне это тоже доставило огромное удовольствие, капитан, – ответила Валери де Бомпар с вежливой улыбкой. – Два самых умных мужчины страны жили в моем замке! Уверяю вас, такое не забывается.
Она протянула Синклеру затянутую в перчатку руку, и тот приложился к ней с подчеркнутым целомудрием. Затем она протянула руку Клейтону, но тот даже не шелохнулся. Он молча смотрел на ее повисшую в воздухе кисть, совсем как человек, воспитанный в волчьей стае и понятия не имеющий о хороших манерах.
– Да-да, ступайте спать, капитан, – выговорил он наконец. – А мне этот вечер принес слишком много волнений, и я вряд ли сумею заснуть. Возможно, графиня согласится выпить со мной еще бокал вина.
Валери де Бомпар слегка смутилась, но через пару секунд ответила, сияя улыбкой:
– С удовольствием, агент Клейтон. У меня есть великолепный портвейн, который я храню для самых исключительных случаев.
– Ну, так сегодняшний случай действительно исключительный, – подтвердил Клейтон.
Синклеру пришлось несколько раз кашлянуть в попытке развязать узел, в который сплелись взгляды графини и агента.
– Э-э… Что ж, тогда я вас покидаю, – сказал он. – Завтра нам предстоит долгий путь и…
Но слова его, судя по всему, не достигли их слуха, и капитан, не закончив фразы, медленно зашагал вверх по лестнице, как актер, которому страшно не хочется покидать сцену в кульминационный для спектакля момент. Валери, шурша шелками, направилась в зал. Клейтон последовал за ней, но едва успел сделать пару шагов, как его остановил голос капитана:
– Агент Клейтон…
Тот глянул вверх на внушительную фигуру Синклера. Капитан наблюдал за ним сквозь плотный полумрак, с которым не могли справиться несколько висевших в холле канделябров, но не произносил ни слова. При этом красный огонек в его вставном глазу беспрестанно мигал. Неужели капитан догадался, что не все здесь идет гладко?
– Ты хорошо поработал, сынок, – наконец выдавил из себя Синклер. – Хорошо поработал… – И, резко развернувшись, двинулся в свою комнату.
Не без облегчения Клейтон следил за тем, как мрак поглотил капитана. Он с легкой грустью вспомнил советы, которые Синклер давал ему в последние дни. Да, было бы хорошо, если бы все свелось к легкомысленной и невинной интрижке. Но Синклер не имел ни малейшего понятия о том, что на самом деле должно сейчас произойти, как, впрочем, и графиня, а если честно, то не знал этого и сам Клейтон. Возможно, ему даже понадобится пистолет, подумал агент и незаметно проверил, лежит ли тот по-прежнему в кармане пиджака.
Он тяжело вздохнул и пошел в зал, по дороге столкнувшись со служанками, которые уносили последние блюда. Валери де Бомпар стояла у столика красного дерева и разливала в хрустальные бокалы обещанный портвейн. Огонь из камина тысячью искр отражался в бриллиантах на юбке графини, золотил ее плечи и обнаженную спину, а вино, лившееся из бутылки, превращал в жидкое золото.
– Агент Клейтон! – воскликнула она с игривым французским акцентом. – А я уж было подумала, что вам не позволили остаться и вы поднялись наверх, держась за юбку своей няньки.
Клейтон подошел к Валери, и та протянула ему бокал. Он почувствовал, что опять стоит на самом краю бездонной пропасти, и в очередной раз подумал: эта женщина красива вовсе не благодаря идеальным пропорциям в чертах лица, нет, причина тут глубже и не поддается объяснению. Валери де Бомпар красива, невероятно красива только потому, что сама решила быть такой, это было ее желание. А как уже успел убедиться Клейтон, ничто в мире не способно противостоять желанию графини.
Он взял бокал и улыбнулся со светской беспечностью:
– Юбка моей няньки… – Он представил себе Синклера в форменном платье. – Должен признаться, если бы капитан приказал мне отправляться в постель, будучи наряженным в столь же прекрасное платье, как ваше, я бы вряд ли его ослушался. Сегодня вы ослепительны, графиня.
– И это единственный комплимент, который пришел вам в голову? – насмешливо спросила она. – А я искренне надеялась услышать нечто большее от человека, наделенного воистину незаурядным умом. Кроме того, напрасно вы решили пофлиртовать со мной. Я женщина опасная. Мне казалось, вы это уже поняли.
– Опасная? – переспросил Клейтон, пытаясь скрыть тревогу. – Вот не думал…
Графиня поднесла свой бокал к бокалу Клейтона, они чокнулись, и она сделала глоток, не переставая смотреть ему в глаза.
– О, не стоит притворяться, я вижу людей насквозь.
– Я… – Клейтон смутился.
– Никогда не поверю, что вы не в курсе тех слухов, что ходят обо мне в деревне! – воскликнула она с фальшивым смешком. – Графиня де Бомпар! Француженка с темным прошлым! Авантюристка, которая вышла замуж за старого графа ради его титула и денег, а когда он исчез при самых загадочных обстоятельствах, спешно покинула родину, спасаясь от скандала и ужасных подозрений!
– А вы, получается, прекрасно знаете, что думают о вас соседи, – сказал Клейтон, не отвечая на вопрос.
– Ну разве эти люди не жестоки? Я ведь всего лишь несчастная вдова, пожелавшая в тишине и покое пережить горькие дни. Но очень скоро поняла, что этого мне не позволят, поскольку у злых наветов имеются крылья, и возведенная на меня напраслина долетела сюда раньше, чем приехала я сама… Будь они все прокляты! Первое, что сделали здешние женщины, когда я оказалась в этой чертовой деревне, чтобы вступить во владение замком мужа… Они покрепче заперли своих мужей… Можно подумать, я бы позарилась на кого-то из этих недоносков!
Клейтон никогда не слышал из женских уст подобных слов. Ну, может, еще от обитательниц бедных кварталов, но чтобы дама… Нет, разумеется, никогда. Правда, у графини это получается довольно мило, не мог не признать он. Даже ее намеренная вульгарность выглядит очаровательно. Потом Валери сделала еще глоток вина и вроде бы успокоилась.
– Нет, меня интересуют только умные мужчины. Такие, как Арман, – добавила она много мягче. – Или как вы.
Она слегка откинула голову назад, прищурилась и с неземной улыбкой стала наблюдать, какое впечатление ее слова произвели на Клейтона. А тот изо всех сил старался, чтобы лицо его оставалось бесстрастным. Графиня немного помолчала, не переставая улыбаться, словно его стойкость восхитила ее. Взгляд Валери обладал магнетической силой, и агент поспешил напомнить себе, что, как бы ни мечталось ему испытать вкус ее поцелуя, эта женщина была не тем, чем казалась, и встреча их вряд ли закончится так уж радужно. Он отпрянул от Валери – пожалуй, резче, чем хотел, – и приблизился к картине над камином, перед которым стояли два мягких кресла. Графиня с портрета насмешливо взирала на мир, и Клейтон решил, что пора начинать:
– Расскажите мне о нем. Расскажите об Армане.
Валери, стоя у него за спиной, мягко засмеялась:
– Об Армане? Послушайте, вам еще надо учиться и учиться, как следует соблазнять даму. Просить, чтобы она говорила о другом мужчине… Это никуда не годится.
– Позвольте с вами не согласиться, графиня. Вернее всего можно судить о женщине по тем мужчинам, которые ее любили. Так что расскажите мне о нем, – потребовал он с намеренной резкостью. – Ведь это он написал ваш портрет, да? – спросил агент, не поворачивая головы.
Она молчала. Клейтон вообразил ее растерянность и порадовался, что ей сейчас не видно выражения его собственного лица. И тут он услышал голос Валери:
– Хорошо. Если вы так хотите, я расскажу о нем. Арман был мужчиной, равных которому я никогда не встречала! Справедливый и мудрый, очень мудрый. Думаю, гордость собственным умом была единственным его недостатком, если это можно назвать недостатком. Он обожал рисовать меня… – Она грустно вздохнула. – Много раз писал мои портреты. И часто повторял, что моя красота не принадлежит нашему миру и что ему выпала скромная роль сохранить ее для грядущего, что это его священный долг. – Агент слышал, как она сделала несколько шагов и остановилась рядом с ним, но продолжал смотреть только на полотно. – Однако именно этот портрет имеет для меня особое значение, так как он закончил его за несколько дней до… Ладно, вы ведь уже знаете про случившуюся трагедию. – Казалось, графиня вот-вот разрыдается.
– Он писал вас в своем кабинете? – спросил Клейтон.
– Да, это был его кабинет.
Клейтон сжал губы, испытывая разом и бешенство и досаду при воспоминании о том, с каким удивлением обнаружил, что убогая и грязная лачуга Холлистера, где так привольно чувствовали себя крысы, была приютом едва ли не ученого мудреца. Он долго не верил своим глазам, рассматривая учебники таксидермии, расставленные на полках по размерам и даже по цвету переплетов рядом с бесчисленными банками с непонятными жидкостями, рядом с инструментами грозного вида и прочими предметами. Там были щипцы, красители, ватные шарики, шкатулки, где хранились стеклянные глаза, из-за чего эти шкатулки были похожи на дьявольские бонбоньерки… Все в идеальном порядке – заповедник гармонии среди царившего вокруг хаоса.
– А какие области знаний интересовали графа де Бомпар?
– Все, – ответила Валери, не скрывая гордости, хотя ее все больше удивляли вопросы агента. – Любые области знаний и любое искусство были ему подвластны. Он был великим исследователем, ученым, далеко опередившим свое время. Пожалуй, живи он на несколько веков раньше, его объявили бы колдуном и отправили бы на костер, но, к счастью, сейчас иные времена. Сейчас всякий, кто отличается от прочих или в чем-то превосходит прочих, наказывается завистью и хулой.
– Вы любили его? – спросил агент, все еще не отваживаясь взглянуть на нее.
Графиня замялась:
– Я… глубоко им восхищалась. И была ему очень признательна за…
– Но вы любили его? – с нажимом повторил свой вопрос Клейтон.
– Я могла бы ответить, что это вас не касается, – после краткой паузы ответила Валери де Бомпар мягко, но не без нотки вызова.
– Могли бы. Однако единственное, что я хочу знать, это способны ли вы любить, – в том же тоне ответил он.
– Нет, я не любила его. Но сей факт вовсе не означает, что я не способна полюбить другого мужчину. – Графиня улыбнулась, сверкнув жемчужными зубками. – Вы должны понять, что наши с Арманом отношения никогда не были похожи на нормальные супружеские.
– Понимаю.
– Вряд ли, – возразила она. – Я была совсем юной, когда познакомилась с ним. Можно даже сказать, что я была просто дикой девчонкой, совершенно темной и необразованной. Арман зажег в моей душе огонь знания. Он воспитал меня, но не так, как воспитывают благородную барышню, а как равную себе, как воспитывают мужчину. Он научил меня всему, что знал сам. И, когда настало время, научил понимать любовь и наслаждение, потому что, как считал граф, человек, который не любит и не наслаждается, не вправе претендовать на истинное знание. Мне неведомо, почему он женился на мне, был ли он влюблен в меня или просто не признавал воспитания без науки любви, самого высшего из искусств… Так или иначе, он завершил это дело, взяв меня в жены. А вы спрашиваете, любила ли я его? Да ведь я даже не знаю, любил ли меня сам Арман! – Графиня прикусила нижнюю губу и с вызовом посмотрела на агента. – Нет, думаю, я его не любила. Хотя, наверное, то, что соединяло нас, было больше, чем любовь.
И снова в зале повисло молчание, которому они дали созреть, глядя друг другу в глаза.
– Ну вот, я рассказала вам про Армана, – наконец произнесла Валери. – И если верить вашей теории, теперь вы знаете меня лучше, чем пять минут назад. Так что говорите, кто же я такая.
– Я бы охотно пожертвовал любой частью своего тела, чтобы разгадать, кто вы такая на самом деле, графиня.
