скачать книгу бесплатно
Сага о маленьких радостях. Записки заядлого собачника
Ольга Ожгибесова
Эта книга посвящена животным – в первую очередь, пуделям, которые на протяжении долгих лет дарили любовь своим хозяевам.
Сага о маленьких радостях
Записки заядлого собачника
Ольга Ожгибесова
© Ольга Ожгибесова, 2017
ISBN 978-5-4485-5093-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
От автора
Против красоты противоядия не существует. Поэтому не стоит ходить на выставки собак. Ибо вы навсегда будете отравлены красотой самой естественной, самой совершенной, самой удивительной. Вы начнете чахнуть, страдать и плакать – оттого, что вам не принадлежит хотя бы малый кусочек этого великолепия. Вы пойдете на неимоверные жертвы ради того, чтобы стать счастливым его обладателем, а, став им, будете мучиться от осознания, что у кого-то другого есть бриллиант еще более яркий, еще более совершенный, чем у вас. Вы будете пытаться собрать коллекцию драгоценностей, но, собрав, поймете, что нет предела совершенству, и либо разочаруетесь, либо, если у вас хватит духу, начнете все сначала.
Любви все возрасты…
Не нужно было идти на эту выставку. Бог знает, что меня туда понесло. Участие в выставках или даже просто их посещение в качестве сторонних наблюдателей мы давненько уже игнорировали.
Но в тот день бес попутал…
Ее звали Майка. Это был роскошный шести-семи месячный щенок большого черного пуделя. Если есть в мире совершенство, то Майка была его живым воплощением. Увидев ее, я поняла: вот она, моя мечта! Если бы в тот момент мне сказали, что я могу получить эту собаку, я не остановилась бы ни перед чем! Это была любовь с первого взгляда, причем такая любовь, которая идет напролом, нарушая все мыслимые и немыслимые нормы, только бы получить в единоличное владение предмет своей страсти.
Уже на следующий день, полазив в Интернете, побывав на самых разнообразных пуделиных сайтах и убедившись в том, что пуделей много, а выбора, по большому счету, нет, я звонила в Москву, в «Эмерей» – единственный питомник, где в тот момент были щенки большого черного пуделя.
Допрос с пристрастием – вот, пожалуй, самое верное определение нашей беседе с владельцем питомника. Сколько мне лет? Сколько лет моей дочери? Знаем ли мы, что такое пудель вообще и большой пудель – в особенности? Зачем нам собака (добавлю: еще одна собака, ибо на тот момент в доме проживали три пуделя – два карлика и стандарт)? И почему бы нам не купить щенка в Тюмени, а не в Москве? Когда ответы на все вопросы были получены, нам сказали: хорошо, ждите!
Мы ждали ее месяц – я и моя дочь Лена. Мы придумали ей имя – Роскошная Цыпочка. Оно далось нам не сразу, в ежевечерних дебатах, в которых никто не шел на уступки.
– Это будет моя собака, – гордо вздергивала подбородок Лена, – как хочу, так и назову!
– Фигу! – не уступала я. – Кто платит, тот и музыку заказывает!
Роскошная Цыпочка устроила нас обеих – имя было таким многообещающим. Разве может не быть красавицей собака с такой кличкой?! Как вы яхту назовете… Мы даже приобрели на рынке кусок ковровой дорожки – для подстилки, а Лена очистила от вещей угол в своей комнате, освободив его для собаки, которой пока еще не было. В отсутствие Цыпочки на коврике спала кошка, еще не догадывавшаяся, что ожидает ее в самое ближайшее время.
Впрочем, не ожидал никто. Переговоры, подготовка к поездке в Москву – все держалось в строжайшем секрете. Даже бабушка, живущая в соседнем Екатеринбурге, и та оставалась в неведении. Ну, к чему вызывать лишние разговоры? Четвертая собака в доме – это уже повод задуматься о диагнозе.
Мне всегда непонятно: почему человек, который коллекционирует машины, картины, драгоценности, красивых женщин и прочее, и прочее, не вызывает ни удивления, ни возмущения? А люди, которые любят красоту в ином ее проявлении, удостаиваются в лучшем случае сожаления, в худшем – негодования? Когда меня спрашивают, зачем мне столько собак, я всегда отвечаю: я не пью, не курю, не гуляю, не хожу по кабакам, не могу позволить себе каждый год ездить на море, потому что одной ехать скучно, а вдвоем с дочерью – накладно. Но должна же быть хоть какая-то радость в жизни?! Хоть какая-то отдушина?!
Говорят, человек может часами смотреть, как течет вода и горит огонь. Я могу часами смотреть, как играют мои собаки. Почему человек должен лишать себя маленьких радостей? Потому что кому-то они кажутся странными?
Лена нашла дежурный ответ на дежурный вопрос. Поскольку собаки как источник обогащения воспринимаются в нашем перевернутом вверх тормашками обществе лучше, чем собаки как источник любви, то назойливым зевакам она отвечает так: продаем щенков, зарабатываем деньги.
– А-а-а! – с удовлетворением говорят они. Мол, тогда понятно, а то все о любви да о любви.
Начало начал
Первым моим пуделем была Бери – щенок большого белого пуделя. На дворе стоял 1973 год. Про пуделей я не знала ровным счетом ничего, и, наверное, во всем Свердловске, ныне Екатеринбурге, а жила я именно там, не набралось бы и трех человек, сведущих в этой породе. Да и собак можно было пересчитать по пальцам. Выбор на пуделя пал случайно: у знакомой девочки была пуделица (сейчас уже не помню кличку), привезенная из Москвы, ее повязали, родились щенки – 12 штук! Без родословной. Но тогда мне было все равно. Щенок стоил 35 рублей – бешеные деньги! Я начала откладывать по 20 копеек со своих завтраков. Ну и не только с завтраков. Экономила на всем! Накопила 25 рублей – невиданная для меня сумма! Родители, смирившись с моим «помешательством», в конце концов, добавили червонец, и я принесла щенка домой.
Надо сказать, что Бери – не первая собака в нашем доме. До нее у нас была восточно-европейская овчарка по кличке Джой-Пур – роскошный кобель 72 см в холке… Про него можно рассказывать отдельно, несмотря на то, что прожил он у нас чуть больше года: мы с братом, которому едва исполнилось 12 лет, а я была на год младше, не справлялись с этим вполне самодостаточным кобелем, считавшим себя хозяином в доме, а нас – мелочью, на которую можно не обращать внимания. Ни разу Пур не позволил себе показать нам зубы, а уж тем более укусить. Он нас очень любил! Но при этом просто ставил нас «в игнор», как сейчас принято говорить. У него было достаточно ума, чтобы понимать, что мы не можем с ним справиться физически. И издевался над нами в полном смысле слова. Придет, например, в зал, развалится посреди ковра – и лежит. А ему это было запрещено. Мы не могли его поднять никак! Брали за хвост и тащили в другую комнату, на его место. Он лежит – ноль эмоций. Не рычит, никаких проявлений недовольства. Затащим на коврик, хвост отпустим, – он встает и идет обратно в зал. А еще он не любил телевизор. Стоило включить, как он начинал громко лаять и прыгать на нас, требуя, чтобы выключили… Выключишь – успокаивается и ложится спать. Слушался только отца, понимая, что с ним не забалуешь.
Такое поведение, по большому счету, создавало большую угрозу для соседей, потому что, случись чрезвычайная ситуация, ни брат, ни я не смогли бы удержать собаку на поводке. А все предпосылки для возникновения таких ситуаций были: Пур все-таки любил нас, своих малолетних хозяев, и чуть что – бросался на защиту.
С Пуром пришлось расстаться. Такие серьезные собаки в то время в обязательном порядке состояли на учете в клубе служебного собаководства при ДОСААФ. И периодически армия закупала у населения щенков и молодых собак для службы на границе. Родители решили, что этот вариант – самый лучший….
Примерно через год у нас появился щенок фокстерьера по кличке Монморенси или просто Ренси. Забавная сумасшедшая собачонка, которая гоняла по всей квартире кошку, заставляя ее передвигаться исключительно верхами. В 4 месяца прямо у меня на глазах Ренси шагнула под колеса грузовика… После этого к охотничьим терьерам я не испытываю никаких симпатий и считаю, что держать их в городских квартирах в качестве собак-компаньонов – это преступление перед этими породами.
Первые неудачи не только не остановили, но, напротив, добавили масла в огонь. Так у меня появилась Бери.
Это была моя и только моя собака! По утрам я вставала и сама варила ей кашу, – Бери была нетерпелива, скулила, когда была голодна, и царапала когтями мои голые ноги. Будучи ребенком ответственным, я сама гуляла с ней, сама мыла. Но вот о том, что пуделя нужно расчесывать, как-то не догадывалась, а рассказать мне об этом было не кому. Морду стригли, как попало, но все-таки стригли – видимо, это заводчики (тогда и слова-то такого не знали!) мне объяснили.
Бери была настоящим шнуровым пуделем. Шерсть у нее на хвосте, и не только на хвосте, скручивалась в длинные шнуры. Однажды после очередного мытья мама решила все-таки ее расчесать – и выдрала всю шерсть. После этого Бери ходила с лысым, розовым, едва покрытым белым пушком хвостом. То же самое произошло с ушами, которые скатались до войлока, – мама их тоже «причесала». Так что красивой нашу Бери можно было назвать едва ли.
Зато эта собака была воплощением доброты. Идеальный характер! Я не помню, чтобы она что-нибудь сгрызла. Я не помню, чтобы она хоть раз зарычала. У нас был «трюк»: я поднимала ей губы, обнажая челюсти, и говорила: «Бери сердится!». Она вообще никогда не лаяла! Только по команде «Голос!».
К сожалению, жизнь ее была недолгой и драматичной. Тогда собак не вакцинировали в 2 месяца, как сейчас, да и сама вакцина была не идеальной – даже после прививки собака спокойно могла заболеть чумой (это был бич! – как сейчас клещи или энтерит), разница состояла в том, что привитая собака имела больший шанс выжить, чем не привитая.
Бери заболела, когда ей было месяцев восемь. Надо отдать должное моей маме – она таскала ее на уколы, лечила, как умела, и все-таки вытащила. Но ненадолго. Чума дала осложнение на ЦНС. Сначала Бери подволакивала лапу – помню, как мама делала ей горячие ванны с хвойным экстрактом, и бедная собака без звука лежала в воде столько, сколько полагалось. Про уколы и лекарства я уже и не говорю… Но примерно год спустя у нее начались эпилептические припадки. Это было страшно! Сначала раз в месяц, потом раз в две – три недели, потом еженедельно. Потом ее стало бить практически каждый день… Летом я уехала в пионерский лагерь, – родители воспользовались моим отсутствием и прекратили ее мучения…
Когда деревья были большими
Жить без собаки я уже не могла. Поэтому со слезами уговорила родителей разыскать клуб декоративного собаководства, который тогда только-только отделился от служебного и ютился на правах пасынка то в каком-то ДК, то в ЖЭУ, то где-то еще. Помню, как зимой, по темноте, мы с мамой ходили по дворам, и прохожие в удивлении шарахались, когда мама задавала им вопросы о каком-то собачьем клубе. И нашли-таки! И записались на щенка малого черного пуделя.
О, эта запись! Сейчас заводчики могут о таком только мечтать. На дворе стоял 74-й или 75-й год. Очередь на пуделей составляла… Я даже не скажу – сколько, но нас сразу предупредили, что ждать щенка придется не менее 2-х лет. Я была согласна и на это! Но время шло, и энтузиазм моих родителей угасал. В общем, по истечении названного срока шансов получить щенка у меня оставалось все меньше и меньше. Спас случай.
Близкие родственники жили в Набережных Челнах – строили КАМАЗ. Там пуделей, как, впрочем, и других породистых собак, не было и в помине, и они попросили моих родителей приобрести им щенка в Свердловске. И когда пришла заветная открытка (кто помнит теперь, что тогда рассылали открытки с сообщением о том, что подошла ваша очередь на собаку, – как на подписное издание?!) отец поехал и купил щенка. Но не мне, а моей двоюродной сестре!
Я тогда училась в десятом классе. Зима 1978 года, середина февраля. Помню, вечером пришла из школы, открыла дверь, и навстречу мне выкатилось черное лохматое чудо! Я закричала так, что щенок шарахнулся в сторону, упала на колени, схватила его в охапку и сказала, что никому не отдам. А когда увидели, что в родословной в графе «дата рождения» стоит 21 декабря – мой день рождения, стало ясно, что эта собака может быть только моей!
В общем, родители обещали оставить мне щенка, если в клубе выделят второго – для родственников. Не помню, что я говорила руководителям клуба, как убеждала, наверное, плакала, но они пошли мне навстречу и выделили вне очереди второго щенка, который благополучно уехал в Набережные Челны. А у меня появилась Груня – Аграфена, Агриппина Дормидонтовна, лучшая собака в мире!
Лучшей она была, конечно, для меня, а с точки зрения экстерьера – вполне средненькая собака. Мне даже предлагали отправить к родственникам именно ее, а себе оставить ту, вторую, у которой родители имели класс «Элита». Но я уже не могла отказаться от Груньки.
Отцом ее был привозной москвич по кличке Грей. С ним тогда перевязали чуть не всех свердловских сук – считалось, что московские собаки на порядок лучше, чем в провинции, поэтому стоило появиться заезжему столичному кавалеру, как к нему тут же выстраивалась очередь невест. Впрочем, породы Грей не улучшил – щенков давал растянутых и, в большинстве своем, прямоногих. Мать – не помню. Зато в дедах присутствовал Блекки-Блям, пудель известного писателя Бориса Рябинина. Мы, свердловские и не только собачники семидесятых, выросли на его книжках. «Твои верные друзья», «Друг, воспитанный тобой», «Советы собаковода»… Это сейчас «собачья» литература лежит во всех книжных магазинах, а тогда, в 70-е года ХХ столетия, она была на вес золота. Тем более что Борис Рябинин, собаковод со стажем, рассказывал о своем собственном опыте.
С «дедушкой» нам довелось как-то случайно столкнуться на трамвайной остановке – это была единственная встреча и с собакой, и с писателем.
Ой, про Груньку, прожившую у нас 13 лет, я могла бы рассказывать бесконечно! Любимейшая собака, о которой мы вспоминаем до сих пор! Умница! Мудрая… Преданная…
С ней мы начали ходить на мои первые выставки. Выставки тогда проводились только летом и только в парке им. Маяковского, на какой-то поляне. И никаких клещей мы не боялись – даже не подозревали об их существовании! Пуделей, как ни странно, приходила чертова туча! Сегодняшние организаторы могут о таком количестве только мечтать. В нашем классе, к примеру, выставлялось порядка двадцати собак. И стоило это удовольствие всего-навсего пять рублей.
О качестве пуделей, их подготовке и внешнем виде я, конечно, помолчу. Стригли, как умели, чесали тоже. Мне, к примеру, руководители секции говорили так: после мытья сушить надо с феном. При этом как именно сушить – никто не объяснял. Ну и… не стреляйте в пианиста, он играет, как умеет.
А шерсти у Груньки было море! Чесали обыкновенной расческой, мыли обыкновенным мылом… Какие там шампуни! Какие бальзамы, от которых сегодня ломятся полки зоомагазинов, – для длинношерстных собак, для короткошерстных… В нищем Свердловске, да и в Москве эпохи застоя ничего этого не было и в помине! Собаку водили в обыкновенном кожаном ошейнике и не страдали оттого, что шерсть вытиралась, потому что она просто не вытиралась!
Да, в детстве и деревья были выше, и трава зеленее… С точки зрения экстерьера Груня, конечно, была ниже среднего – морда кирпичом, глаза круглые, задние ноги прямые. Но на выставки мы все же ходили. Насчет ног я как-то сразу смекнула, что надо изобразить ей «штаны». И поскольку шерсть позволяла, то изобразила: выстригала колено. Бегать лучше она от этого, конечно, не стала, но экспертиза тогда была – нынешней не чета. Никто собачку особо не щупал – ну, есть коленочка и есть, и замечательно.
Помню, поехала на выставку в соседний Первоуральск. Эксперт поставил Груньке «оч. хор.» и спрашивает меня: а что она у вас в Свердловске получала? Мне бы соврать, да я была девушка честная, призналась, что «оч. хор». Эксперт вздохнул с облегчением… Мол, не промахнулся, не ударил в грязь лицом.
В детстве я мечтала стать дрессировщиком в цирке. Вместо этого поступила в университет. Нереализованность «мечт» отозвалась на Груньке: я ее дрессировала и выступала перед друзьями и родственниками. Грунькино выступление входило в обязательную программу всех праздников и посиделок. Она умела считать, танцевать, прыгать, кувыркаться, делать «Пух!» – то есть умирать по команде, ну и многое, многое другое. И это всегда вызывало бурю восторга.
А еще она умела закрывать за собой дверь. Это выглядело так: сижу я в своей комнате, входит Груня, – дверь, естественно, открывается. Говорю ей: Груня, закрой! Она идет, мордой отпихивает дверь от стены, потом встает на нее передними лапами, и под ее тяжестью дверь закрывается. Если прикрывалась неплотно, я говорила: хорошо закрой! Грунька возвращалась, снова поднималась на задние лапы и передними прижимала дверь. Ни одна моя нынешняя собака на такое неспособна! (Хм, надо попробовать…) А если учесть, что я приучила ее делать это за семечки, которые она обожала… Подружки визжали от восторга!
Начала вспоминать, – и в памяти всплывают какие-то мелкие подробности, о которых, казалось бы, давно и напрочь забыла. Ну, вот, к примеру, то, что в мое отсутствие спать Груня любила на кровати. При этом обязательно подгребала под себя покрывало, одеяло, мастерила уютное гнездышко и устраивалась сверху. Хотя по ночам, насколько я помню, в постели со мной не спала.
А еще, состарившись, она храпела во сне. Вечерами я смотрела телевизор, сидя в кресле-качалке. Груня забиралась ко мне на колени, удобно устраивалась, засыпала и… Храп стоял на всю комнату.
Груньку обожала моя бабушка, которая жила с нами. Она могла не покормить внучку, вернувшуюся из школы, но забыть про Груню – нет, это было невозможно! А еще она брала ее с собой на улицу – посидеть на скамейке. Одной скучно – других старух в подъезде не было, а с собакой – в самый раз. Что удивительно – гуляла Груня всегда без поводка, но не было случая, чтобы убежала. Делала свои дела, возвращалась к подъезду, запрыгивала на скамейку и чинно сидела рядом с бабушкой.
Даже по городу она ходила со мной без поводка – сейчас такого и представить не могу! Не отходила от ноги, шла, как привязанная! Ее невозможно было потерять, потому что даже если вы о ней забывали, что иногда происходило с моим отцом, который очень любил гулять с собакой, то она о вас не забывала никогда!
Забегая вперед, скажу, что, когда я уехала в другой город, оставив Груню у родителей (жила первое время в общежитии, забрать не могла, да они мне ее и не отдавали), а бабушка умерла, родители частенько выпускали собаку погулять одну. Ее знала вся округа, никогда никто не обижал, а соседи открывали дверь, когда, погуляв, она возвращалась домой. Если никого не было, Грунька лаяла у подъезда, и кто-нибудь из родителей, услышав, спускался, благо жили на втором этаже, и приводил ее домой.
Конечно, собака в доме – это особый случай… Помню, как мы ее кормили. Аппетитом хорошим Груня «не страдала». Это сейчас я бы сказала: оголодает – поест! Не сдохнет! Но тогда… Кормление превратилось в ритуал. Каша варилась обязательно полужидкая или разводилась супом, молоком и т. д. На шею Груне повязывалась салфетка – у нее была своя, персональная, я садилась на пол с ложкой в руках и приступала к кормлению. Одной рукой открывала ей пасть, второй – вливала ложку пищи. И так – пока не заканчивалась еда. Груня относилась к экзекуции по-философски и с пониманием. Надо – значит, надо. Спокойно открывала пасть, спокойно проглатывала все, что туда попадало, не сопротивлялась, не пыталась убежать. После еды позволяла вытереть себе морду салфеткой и, сытая и довольная, уходила в комнату. Конечно, когда я уехала, кормить подобным образом ее перестали – и надо же! Не похудела!
Несмотря на свой довольно таки приличный размер – полагаю, что роста в Груне было сантиметров 40, – и вес, эта собачка ужасно любила вечерами спать у меня на коленях. Телевизор я смотрела, сидя в кресле-качалке. Груня удобно устраивалась на мне и храпела, как настоящий мужик, – на всю комнату, порой заглушая звук телевизора.
А еще смешно вспомнить, как ее стригли и расчесывали. Эти процедуры Груня, разумеется, не любила, но терпела. К тому же безумное количество шерсти плохо поддавалось расческе-массажке и тупым ножницам. Не обходилось и без порезов, особенно на морде. Закончив стрижку, я говорила «Груня, иди, покажись маме!». Грунька бежала на кухню, вываливала язык и, пыхтя, начинала крутиться перед мамой – и так, и этак, всем своим видом показывая, какая она красивая. В этот момент у нее была не морда, а самое настоящее лицо, на котором было написано удовольствие. А мама еще и нахваливала: «Ай, Груня! Ай, какая красивая!». Хотя чего уж там, как я сейчас понимаю, было сильно красивого…
А вас, Штирлиц, я попрошу остаться
В период бессобачья к нам случайно забрел кот. Он был совершенно черным, только узкий белый галстук на шее. В это время по телевидению как раз шел сериал «17 мгновений весны», и брат прозвал кота Штирлицем. Умнейшее было создание! Он прожил у нас года три, не был кастрирован, но ни разу нигде ни в одном углу не оставил ни одной отметины. Когда мы переехали в другую квартиру – ту самую, на втором этаже, он стал ходить на улицу. Летом дверь в подъезде не закрывалась, поэтому выходил и входил Штирлиц свободно. Но как! Выйдешь на балкон, кликнешь: «Штирлиц, домой!». Он из кустов: «Мяу!». Выходит – и в подъезд! Уникум!
Так вот, когда появилась Груня, кот жил у нас уже примерно год и, разумеется, считал себя хозяином в доме. Но щенка он не обидел ни разу! Сейчас наши кошки без зазрения совести могут подойти к собачьей чашке, отодвинуть хозяев и поедать чужой корм. Могут гонять щенков, и даже знаю случаи, когда коты нападали на собак – один такой случай закончился смертельным (для щенка) исходом. Но Штирлиц был настоящий джентльмен! Груня могла спокойно есть из его чашки, а он сидел и ждал, когда она насытится. Он мог сопровождать нас на прогулке, причем всегда шел на полметра впереди и охранял Груньку! Если на горизонте вдруг появлялась чужая собака, Штирлиц вставал в боевую стойку, хвост поднимал трубой и ощетинивался в полном смысле слова. А как они играли! – валялись вдвоем на широкой родительской кровати, покусывая друг друга и облизывая друг другу морды! Это была просто уникальная парочка!
К сожалению, у Штирлица внезапно появилась опухоль в животе, и он умер буквально через три дня после того, как мы ее обнаружили. Больше кошек в родительском доме не было, и Груня осталась одна…
По характеру она была тихушница. В том смысле, что любила исподтишка укусить. Конечно, не своих – этого она себе никогда не позволяла. Даже когда у меня родился сын и по малолетству Груню, бывало, обижал – мог, например, загнать в угол и давить машинкой, Грунька рычала, страшно скалила зубы, но ни разу не тяпнула. Хотя надо было бы… Но чужих грызла запросто. Даже тех, кого знала, – к примеру, моих подружек. Причем делала так: заходит девчонка в квартиру, раздевается, Груня виляет хвостом, не лает и, уж конечно, не кидается. Но стоит расслабиться – тяп зубами за ногу! Сколько колготок порвала… Не любила и чужих маленьких детей – кусала, не стесняясь.
Когда приходило много гостей, Груня их «пасла»: сидела под столом и внимательно наблюдала за ногами. Если, по ее мнению, кто-то делал лишнее движение, в ход тут же шли зубы. Не то чтобы она рвала и грызла, нет. Один моментальный укус – не столько больной, сколько неприятный. Рваных ран не оставляла, а вот синячок на память… И ничего нельзя было с ней поделать!
Однажды в гости пришла мамина приятельница. Села в комнате в кресло. Груня лежала в прихожей напротив и внимательно за ней наблюдала. Не знаю, чем женщина ей не понравилась. Наверное, слишком пристально посмотрела ей в глаза. Впервые в жизни я увидела, как Груня со злобным рычанием кинулась на человека… Хорошо, что я оказалась рядом и перехватила собаку буквально в полете.
Но на улице Грунька не трогала никогда и никого! Не знаю, правда, как бы она поступила, если бы была реальная угроза… Слава Богу, что такой ситуации ни разу не возникло. Хотя… было однажды. Правда, защищала она нас не от человека, а… от коровы.
Дело было так. Как-то раз отправились мы с мамой в лес за ягодами. Машин, как вы понимаете, в личном пользовании тогда почти ни у кого не было, у меня и сейчас из личного транспорта только велосипед и тот без цепи, так что поехали мы на электричке. Ну и, разумеется, прихватили с собой Груньку. Сейчас бы мне и в голову не пришло взять собаку на целый день в лес – клещей собирать. А тогда такого засилия этих тварей не было. День выдался неудачный – пошел дождь. Обратная электричка – только вечером: хочешь – не хочешь, из леса не выйдешь. Промокли мы насквозь, несмотря на то, что я была в штормовке (нынешняя молодежь уже и не знает, что это такое), а мама – уж и не помню в чем. А Грунька бедная… Мокрая, вода с нее льется, замерзла, дрожит… А куда деваться? Дождь, как из ведра.
Груня, надо сказать, очень любила собирать чернику – ела прямо с кустов: стоит и ягодки обирает. Такая сладкоежка! Но тут уж не до черники. Решили мы дойти до ближайшей станции, чтобы там под навесом каким-нибудь спрятаться и электричку подождать.
Идем по лесу и вдруг навстречу нам – коровы. Грунька их сроду не видела. А одна попалась такая любопытная: увидела людей – и прямиком к ним, то есть к нам. Уж не думаю, что ее собака заинтересовала. Что она, у себя в деревне, – собак не видела? Как сейчас помню: идет такое молчаливое чудовище с рогами прямо на нас, жует свою жвачку. Мне – и то не по себе стало. А Груне каково? Она, бедная, вся изошла на лай. Лает на корову, а та идет, Груня лает, а та идет. Груня сначала пыталась это непонятное чудовище на расстоянии держать, но та наступает, а собака все пятится, пятится, вот уже в ноги мои уткнулась задом – и все! Дальше идти некуда, позади Москва, то бишь – любимые хозяева! Господи, как она отчаянно вопила от страха, но так и не бросила нас! Представляю в этой ситуации своих нынешних королевичей – да сбежали бы обе к едрене фене!
Но все закончилось благополучно. Корова в последний момент отвернула, коррида не состоялась, Груньку я взяла на руки и до станции несла, прижав к себе, потому что собаку от страха и холода уже колотило. Удивительно, что ни мы, ни она после этого приключения даже не чихнули. Но эта история с коровой навсегда осталась у меня в памяти. Когда недавно я рассказала ее своей маме, та удивилась – она не помнит.
Тебя, как первую любовь…
Прошло время, Груня выросла, пришла пора выдавать ее замуж. К тому времени у меня прочно сформировалось мнение, что щенки должны быть с родословной. А, может, просто не было рядом подходящего кобеля, чтобы обойтись без помощи клуба… Или потому, что и через клуб щенки уходили влет… Черт его знает, почему, но замуж решили выходить официально. Получили направление на вязку и поехали к кобелю. Это сейчас ничего не стоит отправиться выдавать собаку замуж аж в другую страну, во всяком случае – в другой город запросто. А тогда даже поездка в другой район – уже была подвигом. Кто знает Свердловск, знаком с его расстояниями. Не Москва, конечно, но тоже существенно. Как раз в то время побывала в Молдавии, в городке Бельцы – это полчаса езды от Кишинева. Чтобы примерно рассказать друзьям, меня принимавшим, насколько большой у нас город, объясняла: из одного района в другой – как от Кишинева до Бельц и обратно.
Так вот поездка на вязку – это как раз такой случай: с ВИЗа на Уралмаш. Главной по вязкам у нас, конечно, была мама. Моей «детской психике», как сейчас говорит моя дочь, урон наносить никто не хотел, так что как там все происходило – не знаю. Но, наверное, хорошо, потому что когда Груню повезли на «контрольный выстрел», от трамвая до дома, где жил «муж», она бежала на натянутом поводке. Итогом этой встречи стало рождение… восьми щенков!
Меня в это время дома не было, зарабатывала «на жизнь» в стройотряде. Знаю только, что на второй или третий день после родов у Груни началась родовая горячка. Щенков пришлось отнять, и родители по очереди каждые два часа кормили их из пипетки! Но выкормили, не погиб ни один. Когда в конце августа я вернулась домой, по квартире носилось стадо черных барашков. Топот стоял…
Забавно было наблюдать процесс кормления. Мама ставила на пол в кухне несколько суповых тарелок с кашей, барабанила по линолеуму пальцами и звала: «Детки! Детки!». И детки мчались из моей комнаты через всю прихожую, падая на поворотах…
Раскупили у нас их очень быстро – пудель все-таки в начале восьмидесятых был очень популярен.
Всего Груня рожала дважды и оба раза по восемь штук.
В 1983 году после окончания университета я по распределению уехала в Тюмень. Думала – года на три… Оказалось, что навсегда. Груня осталась у родителей. Сначала я жила в общежитии, где держать собаку мне бы никто не разрешил, потом вышла замуж, родился сын, так что какое-то время было не до собаки. Но все-таки время от времени я привозила ее к себе. И сейчас-то в поезде иногда сталкиваешься с проблемами, а тогда возить собак в плацкартном вагоне вообще не разрешалось – только в тамбуре, и нет никому никакого дела, что пуделя в тамбуре не привяжешь, и всю ночь, а поезд «Свердловск – Тюмень» был ночным и шел восемь часов, возле него сидеть не будешь. Поэтому Груню я сажала в большой рюкзак, с которым ездила еще в стройотряд, и проносила в вагон тайком от проводника. Потом выпускала и укрывала одеялом от посторонних глаз. Благо, что собака была на удивление тихая и спокойная, – ни разу никто ее не засек и не попросил выйти вон.
Да что там поезд – мы и в кино с ней ходили! Посадили однажды в большую сумку из плащевки – помните, тогда такие были хозяйственные мешки? – и пронесли в зал, а потом я держала ее на руках. И никто не заметил! Однажды мы с дочкой провели такой же эксперимент и прошли в кинотеатр с собакой, закутав ее в куртку и взяв подмышку. Но то был карлик, а Груня – нормальный малый пудель, к тому же весьма упитанный!
Как-то раз, когда Груня жила у меня в Тюмени, нам с мужем понадобилось на три дня съездить в Курган, к родственникам. Чтобы не создавать себе лишних сложностей, не возить ребенка и собаку одновременно, решили Груньку оставить дома. Ключи передали соседке, жившей напротив, – чтобы гуляла и кормила. Соседку, часто у нас бывавшую, Груня знала. Каково же было наше удивление, когда, вернувшись через три дня, мы узнали, что собака не пустила ее в квартиру! Стоило соседке подойти к двери и вставить ключ в скважину, как Груня начинала истерически кидаться, рычать и лаять. И никакие уговоры не помогали. Зная, что собака наша, не задумываясь, пустит в ход зубы, соседка войти не рискнула. И Груня три дня сидела взаперти! При этом единственное, что она сделала, – порвала простыню на кровати – с таким, видимо, усердием устраивала себе гнездо на постели любимой хозяйки. И ни одной лужи! Ни одной кучки! А как она радовалась моему возвращению! Я часто сравниваю ее с моими нынешними карликами, которым ничего не стоит выйти утром из комнаты и присесть в прихожей, не дожидаясь, пока с ними погуляют. Груня даже в старости ни разу себе такого не позволила. Умирая, выползла в прихожую…
Пишу об этом и слезы на глазах… Столько лет прошло, но Грунечку я не могу забыть до сих пор. Никогда больше у меня не было такой умной, такой преданной собаки, как она…
Груня не дожила двух месяцев до своего тринадцатилетия. Умерла в Свердловске – у родителей. В последний день, видимо, почувствовала себя совсем плохо, потому что уже не поднималась и стонала. Пытаясь облегчить ее страдания, мама дала ей таблетку снотворного, чтобы собака поспала. Груня уснула навсегда…
Мне позвонил отец – помню, это был ноябрь 90-го года… Рыдала так, как будто умер самый близкий человек…
В поисках радости
В это время у меня уже был другой пудель. Поскольку Груню родители отдавать не хотели, а жить без собаки уже стало невозможно, я решила взять щенка. О породе даже не задумывалась – только пудель! Вопрос – где взять? В свердловском клубе мне дали ясно понять, что в Тюмень щенка не отдадут – самим не хватает (господи, было же такое время!), а у нас в городе пуделей не было. Я специально сходила на выставку ДОСААФ, которая традиционно проводится в мае, и увидела лишь одного страшного черного кобеля по кличке не то Атос, не то Артос… Что-то такое… Невообразимое… Оскорбляющее мои эстетические чувства… Ну и, разумеется, пуделями, к которым «служебники» всерьез никогда не относились, никто вообще не занимался.
Для начала стоит рассказать о том, как я искала клуб собаководства. Поскольку в Тюмени я тогда знала лишь три улицы – ту, на которой жила, ту, где работала, и центральную, то найти клуб было делом практически нереальным. Я останавливала на улице каждого, кто шел с более-менее породистой собакой, – как правило, это были овчарки, и интересовалась адресом. Чаще всего на меня смотрели как на сумасшедшую. Ну, или, в лучшем случае, недоуменно пожимали плечами. В общем, вели себя, как партизаны на допросе. Наконец, кто-то проговорился, и я отправилась на поиски. А когда нашла, оказалось, что «служебники» именно в этот момент решили избавиться от декоративных пород, и где они теперь базируются – одному Богу известно.
Я продолжила поиски, и удача улыбнулась: «декоративники», отделившись, создали свой клуб «Фауна» и обосновались в Д/к железнодорожников, где и собирались в какие-то, сейчас уже и не вспомню, в какие дни.
Пуделями в «Фауне», естественно, тоже никто не занимался. По одно простой причине: на учете не было ни одной собаки – даже того самого Атоса-Артоса. На вопрос, где взять щенка, ответить никто не мог. Зато, отдав должное моей активности и напористости, мне предложили организовать секцию пуделей, сформировать очередь и привезти собак из Москвы. Только в столице, проявив определенную хитрость и изворотливость, можно было приобрести искомое и вывезти на периферию – москвичи, как известно, не слишком любят отдавать то, что есть только у них.
Вот так началась история пудель-клуба в Тюмени.
Не помню, как, с чьей подачи, но мы вышли в Москве на некую Анну Д. Тогда я и подумать не могла, что собаками могут заниматься аферисты чистой воды… Считала, что любовь к собакам у всех такая же искренняя и далекая от материальной выгоды, как у меня. Договорились, что я приезжаю, и она сводит меня с заводчиками, у которых на данный момент есть интересующие меня щенки.
В Москву я приехала накануне Нового 1988 года. Декабрь. В Москве слякоть и мерзость. Встретила меня Анна, повезла по всем адресам. Сначала туда, где были абрикосовые щенки. У заводчиков оставалось две суки – как раз то, что мне надо. Но отдавали они только одну – с белым пятном. Вторую решили немного придержать. Договорились, что если в Москве ее не купят, то я приеду еще раз.
Всего я везла из Москвы одну серую, одну абрикоску, двух коричневых и двух черных – шесть щенков!
Прежде чем рассказать про эту эпопею, скажу, почему назвала Анну аферисткой. Дело в том, что коричневые щенки не имели родословных, и Анна, зная об этом, заранее предупредила хозяев, чтобы они мне ничего не говорили. Тогда не было такой системы, как сейчас, когда при покупке щенка ты получаешь щенячью карточку, а то и готовую родословную. К тому же я еще была не слишком искушенным собачником и не ждала такой, грубо говоря, подставы. Представьте мое состояние, когда через несколько дней после возвращения из Москвы мне позвонила хозяйка щенков и призналась в обмане! Обидно было тем более, что коричневая сука предназначалась для моей сестры, собиравшейся ходить с ней на выставки! Я была в шоке. Начала звонить всем остальным продавцам. Выяснилось, что щенячку на серебристого щенка Анна зачем-то забрала себе – может и, скорее всего, хотела «срубить» за нее деньжат. Знаю, что хозяева потом долго выбивали с нее этот документ, вплоть до того, что кто-то из их коллег – мужчин, будучи в Москве в командировке, встречался с Анной и даже угрожал ей открытым текстом. Но, в конце концов, щенячка была получена.
Дуракам закон не писан
Ну, а теперь о том, как я везла шесть щенков в одной хозяйственной сумке! Кто сегодня готов повторить такой подвиг?
Я решила совместить приятное с полезным: из Москвы обратным рейсом вместе со щенками долететь не до Тюмени, а до Омска, где в это время служил в учебке мой «забритый» в армию муж, снять гостиницу, встретить с ним Новый год (в том, что его отпустят в увольнение, я почему-то по наивности своей не сомневалась) и на следующий день поездом вернуться в Тюмень. О том, что все это время компанию мне будут составлять шесть щенков, напуганных, голодных, скулящих, скучающих по оставленным в Москве мамам, как-то не думалось.
