скачать книгу бесплатно
– Тема наша мне нравится, раньше таких у нас не было – широкая, занимайся чем хочешь: «Влияние культур и цивилизаций древности на литературу и искусство XIX–XX веков». Плюс командировки. Хорошо! Люблю путешествовать!
– Во всем этом знаешь что радует? Я надеюсь, наш шеф не предложит нам ехать куда-нибудь вроде Ирака.
– Кто знает…
Я смотрел на своих учеников, нарочно отойдя в сторону, чтобы еще раз обдумать, как с ними лучше говорить, не рассказывая всего и не вовлекая во что-то, возможно, небезопасное. А ведь поначалу тому человеку удалось заинтересовать меня, особенно копией необычного минойского рисунка.
Случилось это на прошлой неделе. Он сел рядом на конференции и несколько раз пытался со мной заговорить. Он невысок, полноват, с острой короткой бородкой. Мне запомнились его улыбка и нечто особое в манере общения, какая-то скрытая то ли наглость, то ли развязность, которая не сразу проявляется, когда человек в ком-нибудь заинтересован, как он был заинтересован во мне тогда. Хотя даже вначале он с напором говорил странные вещи.
– Я читал ваши работы. В последнее время вы ведь что-то ищете?
Чтобы как-нибудь от него отвязаться, я неожиданно для самого себя ответил:
– Тайну Атлантиды.
Лучше бы я этого не говорил – похоже, он совсем не понимает шуток. Он был ошарашен, брови поползли вверх. Но я в этот момент отвлекся, докладчику задали интересный вопрос, а когда снова обернулся к моему собеседнику, он пристально смотрел на меня.
– Значит, так оно и есть. Он был прав. Вы и про Шлимана знаете?
– Вы, наверное, меня не так поняли. Это была шутка.
– Но ведь вы интересуетесь Шлиманом и крито-микенской культурой, а гипотеза о связи Крита с Атлантидой сейчас многими разделяется.
– Я смотрю на это несколько иначе. Да и при чем тут Шлиман?..
Объявили перерыв, все поднялись и пошли в буфет. Я тоже хотел встать, но он гордо положил передо мной лист бумаги, и я, озадаченный, остался. На ксерокопии я разглядел два нечетких рисунка и две надписи. Изображения отличались изяществом линий и выразительностью фигуры лежащего мужчины и мелких деталей.
– Что вы об этом думаете?
– Похоже на копию рисунка на гемме или фреске минойской эпохи. Длинная надпись – линейное письмо А, короткая – иероглифы на Фестском диске. Я не специалист конкретно в этой области, но из того, что я видел, не припоминаю подобного сюжета.
– Вы не могли этого видеть, о нем знают очень немногие. А что вы скажете о лежащем воине? Там, вдали, посмотрите, мелко изображен еще кто-то. Похоже, здесь показано какое-то страшное преступление древности.
– Да, очень выразительное изображение. Не знаю, может быть, мужчина на первом плане действительно убит или принесен в жертву. Вот тут, рядом с ним, – четкий знак лабриса, священного топора. Скорее всего, это жертвоприношение. Но даже если это преступление, убийство, почему оно вас так интересует? Не собираетесь же вы расследовать то, что произошло более трех с половиной тысяч лет назад?
– Не расследовать, а искать. У меня есть другая версия. – Глаза его как-то странно блеснули. – Это предупреждение. Может быть, даже магическое предупреждение. Убитый поплатился за то, что узнал или стремился раскрыть некую тайну, заключенную в этом слове, в этой надписи. Может быть, тайну Атлантиды, почему нет.
Я разочарованно посмотрел на него:
– Я не говорил про Атлантиду. Но надпись действительно интересна. Откуда это у вас?
Он гордо взглянул на меня:
– От Шлимана. Мне пришлось проделать некоторые архивные изыскания, и, как видите, небезуспешно. Не кажется ли вам, что это может быть чем-то вроде Розеттского камня для Шампольона?
– С той лишь разницей, что и линейное письмо А, и иероглифы не расшифрованы. Объяснить одну загадку через другую невозможно.
– Разрешите подарить вам эту ксерокопию. Мы надеемся на сотрудничество с вами.
– В чем? Я специалист по Средневековью, а тема, которой я сейчас занимаюсь…
Я не договорил.
– Вы ученый, интересующийся Шлиманом и Критом. Кроме того, есть еще одна причина, я скажу о ней позже. Вы спросили, откуда это у меня. Мой шеф, весьма влиятельный бизнесмен – кстати, у него самые широкие интересы, в том числе в области литературы и культуры, – некоторое время назад дал мне задание поискать документы по своей генеалогии и всему, что с ней связано. Ну, знаете, сейчас многие такими вещами интересуются. Я поработал в архивах, но никаких документов о титулах или особых заслугах его предков не нашел. Но отыскал кое-что, что его очень заинтересовало. Мой шеф оказался потомком человека, близко знавшего Шлимана, а потом и его детей, живших в России. Он был не только знаком со знаменитостями, но и сам являлся яркой личностью и, более того, возглавлял некое движение или, скорее, организацию, название которой вам знать не обязательно, назовем их условно «дорийцами». Она была довольно влиятельной, но даже вам, думаю, о ней неизвестно, потому что, с одной стороны, они не афишировали свою деятельность, а конспирировались, а с другой – кто бы ее заметил, ведь Россия со второй половины девятнадцатого века буквально бурлила колоритными личностями и группировками. Тут и нигилисты, и нечаевцы, и террористы, теософские общества, а там еще и Блаватская – все себя рекламировали в разных формах и весьма шумно. Так вот, деятельность организации того человека была как-то связана со Шлиманом. Я нашел его воспоминания, где он рассказывал, как пытался помешать Шлиману, остановить его, отговорить от занятий археологией, путешествий, развода с Екатериной, а вот с детьми Шлимана, с его сыном Сергеем, он, кажется, впоследствии сотрудничал. В его бумагах я и нашел этот рисунок, который передал ему Сергей Шлиман, получивший его от отца.
– Но если это не фальшивка, подобно открытой в тысяча девятьсот двенадцатом году амфоре, в которой якобы лежали предметы из Атлантиды, найденные Шлиманом и спрятанные его детьми[4 - Люди долго верили в эту талантливую подделку, возможно, потому, что она опиралась на реальные странные и загадочные моменты в судьбе Генриха Шлимана. Подробнее см. в Примечании.], почему бы вам этот рисунок не опубликовать?
Глаза моего собеседника почти хищно блеснули.
– У нас другие цели. Но как интересно, что вы упомянули о тех предметах из Атлантиды! Значит, он прав и мой шеф не зря ему верит. Мы хотели бы сотрудничать с вами. У нас большие возможности, мы можем предложить такое финансирование, какое вам и не снилось.
– Но чего вы, собственно, от меня хотите?
– Сейчас расскажу. То, о чем писали журналисты в начале двадцатого века, действительно было подделкой, но ее смогли сделать именно потому, что кто-то знал или предполагал, что где-то существует настоящий талисман Шлимана из Атлантиды, что-то вроде философского камня, в котором скрыто тайное знание древних. И, по словам того человека, сын Шлимана ему об этом говорил. Вы нам можете помочь в его поисках.
– Вы ошибаетесь, – ответил я с холодной вежливостью, – я не верю в талисман из Атлантиды.
– Но подумайте сами! Ведь многие пишут, что удача Шлимана почти сверхъестественна. Он, как царь Минос, превращал в золото все, до чего дотрагивался. Два величайших открытия, два огромных клада, троянский и микенский – это сделал человек, не имевший приличного образования, коммерсант, не археолог. Так вот, возможно, в одном из своих путешествий, еще до раскопок Трои, скорее всего в Египте, он и нашел его. Кстати, в Египет он ездил и в конце жизни. Правда, есть версия, что Шлиман обнаружил талисман в России. Ваш коллега, Афанасий Никитич, искал его в Градонеже. Наверное, то был талисман с Крита, а Крит, как признают многие современные ученые, и есть Атлантида, или, как считают другие, наследник тайной мудрости Атлантиды наравне с Египтом. Обратите внимание, вся история с троянским кладом окутана мистической дымкой, начиная с того, как Генрих с женой Софией тайно вывозили сокровища из Турции в платьях Софии, потом в Греции прятали их в разных местах. Тут могло случиться что угодно. Кстати, в двадцатом веке – опять мистика, опять странная судьба у троянского клада! – он исчез на многие десятилетия и только сейчас был выставлен в Музее изобразительных искусств. Тут много тайн. И существование талисмана их объясняет.
– В одном я с вами согласен, открытия Шлимана – это действительно загадка, которую мы не замечаем и мимо которой проходим. Почему именно ему удалось их сделать, почему минойская цивилизация, погрузившись в забвение, была открыта только спустя три тысячи лет и почему вообще была открыта? В этом есть тайна. Но я подхожу к ней совсем с другой стороны.
– Не важно. Наверное, так даже лучше. Вы знаете, экстрасенс, с которым мы работаем…
«Так, – подумал я, – уже близко к моему Средневековью – теперь появляется придворный колдун. Чего только нет у наших «новых русских»!»
– …сказал, что именно вам и вашим ученикам тайна будет открыта, он даже предрек где. И то, что вы не верите в то, что мы ищем, пожалуй, даже удобнее. Но что насчет финансирования и сотрудничества? У нас есть разные проекты, которые могут вас заинтересовать.
Поначалу я воспринимал его слова с юмором, хотя он не был похож на тех людей, увлеченных то Велесовой книгой, то поисками автора «Слова о полку Игореве» или Атлантиды, работы которых мне приходилось рецензировать. Но чем дальше, тем все более я чувствовал, что он другой породы. Здесь было что-то иное, и это начинало беспокоить меня.
Он вдруг предложил мне еще и участие в своем новом издательском проекте.
– У знакомого Шлимана есть последователи. Смотрите, какая интересная книжная серия, она будет просто притягивать успех! Наш отдел маркетинга просчитал, что тут возможна огромная прибыль.
Прочитав заголовок рекламного проспекта, который он мне дал («Проклятия и зло в истории человечества. Новый исторический проект»), я заметил:
– Извините, я готическими романами и ужасами не интересуюсь.
– Вы не поняли. Эти издания будут опираться на реальные исторические факты. Нужно только осветить их и вскрыть заложенный в них смысл. Одна из тайн истории – что, если есть идущая из древности некая огромная разрушительная сила, и эта энергия, эти флюиды разрушения действуют и сознательно, и бессознательно? Сознательно – проклятие, жрецы, проклинающие Эхнатона и разбивающие его статуи, проклятие Атридов и многое другое. А бессознательно – дорийцы, гунны, готы. – Глаза его сверкнули. – Это сила древняя. Вы сами знаете, что в том периоде древней истории, которым вы сейчас занимаетесь, люди еще не придумали имени зла. Дьявола изобрели много позже.
Когда этот странный человек говорил о проклятии зла, меня не покидало ощущение, что он знает, о чем говорит. И историко-культурные обоснования, которые он подвел под свой издательский проект, нельзя было назвать ни примитивными, ни безумными. Не ограничиваясь чисто коммерческими выкладками, он говорил о вещах, от которых мне становилось жутковато. Некое анонимное движение, организация разрушения, флюиды которого, по его мнению, распространялись на всю историю мировых цивилизаций, он обосновывал всем известными фактами. В его странной речи было все: проклятие жрецов и разрушенные шедевры Амарны, Атриды и дорийцы, уничтожившие микенскую культуру, готы и даже гибель археолога Маринатоса от несчастного случая на раскопках на Санторине (о ней он так странно говорил, будто сам там присутствовал). Он даже улыбнулся – нет, ухмыльнулся как-то удовлетворенно, – отчего в его заурядной внешности мелькнуло что-то, будто виденное мною раньше где-то совсем в другом месте. Он и упомянул разрушение церквей в советский период, и даже почему-то предложил мне написать роман о дорийцах.
– Вы хотите, чтобы я писал о некой дьявольской силе разрушения?
Он настойчиво повторил:
– О начале этого зла, когда у него еще не было имени. Вам ли не знать, профессор, что дьявол – это позднее изобретение человечества.
Он говорил, а мне представился вдруг сияющий светлый мир, которого лишилось человечество. Каким он мог быть, если бы все эти статуи Праксителя, Фидия, все чудеса света, дворцы, храмы, деревянные церкви встречались бы на каждом шагу. Мы бы проходили мимо, и души наши были бы светлее. И я вдруг почувствовал что-то, что меня зовет.
Почему-то этот странный человек был уверен, что я соглашусь сотрудничать с его командой, и когда я отказался, он резко изменился, тон его стал развязным. Более того, он неожиданно стал мне угрожать. Выслушав его, я заметил:
– У каждого свой путь. Я предпочитаю возделывать свой сад.
– Какой сад?
– Это из Вольтера. Надеюсь, вы понимаете.
– Вы совершаете ошибку. У вас чересчур романтическое отношение к жизни. Весьма несовременно.
– Кто знает. В каждом времени есть элемент вечности. Когда изучаешь другие эпохи, это особенно чувствуешь. Однако для меня в нашем времени и в сегодняшней ситуации есть свои плюсы. Все кругом откровеннее. Знаете, что больше всего поражает меня в диалоге Платона, о котором мы только что говорили? Место, на которое почему-то не обращают внимания, мне кажется интереснее даже легенды об Атлантиде из того же диалога. Это рассказ египтянина о том, что цивилизации много раз возникали и гибли, не оставляя следов и «как бы немотствуя». Так вот, именно эта немота меня пугала. И теперь, когда заклятие немоты почти снято, я уже ничего не боюсь.
– А зря, профессор. Вы не очень хорошо понимаете ситуацию. Если раньше запрещали цензоры и редакторы, то теперь есть другие способы. Нам стоит только шевельнуть пальцем…
– Вы что, киллера ко мне подошлете? – спросил я с иронией.
– Возможно, тут хватит и домушника. Разные есть способы. С людьми ведь всякое может случиться. Вот и ваш коллега, Афанасий Никитич, в болоте.
Я вздрогнул. В последнее время отношения с Афанасием у меня были не очень хорошие, но его внезапная смерть… Кстати, незадолго до этого он говорил что-то странное про какой-то талисман в Градонеже. Знал ли мой собеседник об этом?
Он между тем закончил:
– Ваш отказ – не только финансовая глупость. Он опасен.
Я взглянул на подошедших учеников, услышал их смех, и воспоминание о том разговоре поблекло. Они спросили, не хочу ли я послать их на раскопки в Ирак.
– Придется, Анечка, ограничиться археологическими публикациями. И все же представьте себе то, что раскопал Вулли: замурованные в могиле царицы, прекрасные женщины, в драгоценностях, под звуки арф выпивают яд.
– Мило.
– Я бы даже сказал, круто.
Наступил вечер. Мы разулись, пошли босиком. Травы, высокие и влажные, тихо опутывали ноги. А теплый песок мягко щекотал их.
– Хорошая мысль – гулять и разговаривать. Не зря они в Древней Греции такое придумали.
– Греки, ахейцы, минойцы… В идее о связи Атлантиды и минойской цивилизации на Крите что-то есть. Знаете, когда я читал Жака Кусто, мне запала одна фраза: «Я охвачен страстью. Это не костерок из сухотравья, а глубокий интерес к истории, который овладевает и разумом, и сердцем. У меня создается впечатление, что едва изученная минойская культура зовет меня из глубины веков. Мне кажется, меня как магнитом притягивает она».
– Между прочим, один знакомый археолог рассказывал мне: иногда ему кажется, что археологические открытия не случайно происходят в какой-то определенный момент – древние как бы хотят, чтобы их раскопали.
– А у вас нет чувства, что Атлантида и минойская культура так влекут нас, потому что это «проблема «Титаника»? Чингиз Айтматов говорил: «Главное, чтобы с человечеством не произошло того же, что с «Титаником». А ведь он прав – такая гибель, когда ничего не останется, пугает больше, чем конец света и Страшный суд. Словно предупреждение: зла так много, что мир может погибнуть.
– Цивилизации уже много раз возрождались и гибли, «как бы немотствуя». Помнишь, в рассказе египетских жрецов у Платона?
– Да, в безмолвии для потомков. Может быть, это страшнее всего.
Удивительно, оказывается, мои ученики тоже обратили внимание на то место из диалога «Тимей».
– Но осталась же легенда саисских жрецов об Атлантиде. И сквозь немоту прошлого кое-что доходит.
– Знаешь, по мне, минойская цивилизация была красивее, чем описание Атлантиды у Платона, как живой цветок лучше философского софизма. Насколько я помню, оно довольно сухое…
– Сухое или нет, оно многих волнует. Только книг и статей по одной Атлантиде насчитывается несколько тысяч.
– Да, кстати, я недавно встретился на конференции с одним атлантоманом и подумал – очень интересно, почему вдруг некоторые явления, легенды и сюжеты начинают вызывать у всех такой жгучий интерес. Они могут быть самыми разными – от Атлантиды до современных бестселлеров. Помните, Глеб, мы с вами говорили, любопытно было бы посмотреть структуру бестселлеров в нашем российском варианте? Для начала напишите, пожалуйста, эссе или статью на эту тему.
– А потом по твоему рецепту, Глеб, еще что-нибудь. Я уже поделилась вашей идеей, Александр Владимирович, с друзьями. Они сразу спросили: «А труп будет?»
– Да, как же с трупом, Александр Владимирович? Без него не обойтись!
Почему-то мне вдруг вспомнился человек, изображенный на минойской гемме.
– Относительно жертв преступлений, попробуйте сравнить, Глеб, современные бестселлеры с древнегреческой трагедией.
А потом я вспомнил Афанасия и его гибель в болоте. До древнегреческой трагедии тут было далеко.
– И назовем статью «От древнегреческой трагедии до бестселлеров».
– Хорошо бы еще приправить это каким-нибудь родовым проклятием, чем древнее, тем лучше. Вроде проклятия рода Атридов или фараонов.
– А вы знаете, почему всегда только проклятие? Почему не благословение, посланное сквозь века?
– Интересная мысль. Об этом надо подумать.
– Раз бестселлер, нужны еще голые женщины. Обнаженные, я хотел сказать.
– Ну уж это по твоей части, Глеб.
– Кстати, то, что сейчас крутят по телевизору, никого уже не интересует. Должно быть что-то запретно-трепетное, как в Средние века. Даже туфелька под длинной юбкой их очень возбуждала.
– Глеб, не заменяй нам эротику башмаками. Уж лучше какие-нибудь магические обряды, их как раз совершали нагими.
– Ань, идея – критянки, длинные широкие юбки и обнаженная грудь…
– Пожалуй, вы правы, Глеб, даже я прочувствовал.
– А назовем это, Александр Владимирович, мистико-магическим эротизмом.
– Ну, с этим, я думаю, у нас будет все в порядке. Но нам еще надо постараться понять и услышать, ведь самое интересное происходит на грани. Надо быть свободными. Мы дадим себе полную свободу в чувствах, стиле, в восприятии древних цивилизаций. Хотя почему-то даже мне немного страшно…
– Скажи мне, чего ты боишься?
– Отпусти мою руку, о египтянин. Я не боюсь, с чего ты взял? Я спокойна, но покой этот странен, как будто я что-то сейчас услышу.
– Что ты можешь услышать, прекрасная дева? Как к лицу тебе наше платье! Все же странен другой твой наряд, привезенный с Кефтиу[5 - Так в Древнем Египте называли остров Крит.]. Дай мне руку. Одно в вашем платье дивно красиво. Ваши девы открывают грудь ветру и нашим взорам.
– Ты смеешься надо мной, египтянин. Мы раскрываемся звездам, богам и солнцу. Наше сердце, дыханье и кожа открыты миру. Если и вы вдруг взглянете – это случайность. Но я сегодня не хочу шутить. Ты пойдешь со мной по ступеням Джосера? У меня чувство, будто, когда я поднимаюсь по ним, иду ввысь, к небу. Еще ступень, и сейчас услышу…
– Что услышишь?
