скачать книгу бесплатно
Связи не существуют во времени текущем, они вне времени – спокойно ждут своего выхода, пока мы наблюдаем хаос.
1 июля 1865
Неожиданный приезд состоятельной семьи из Лондона стал для жителей Черапунджи настоящим праздником. Ажиотаж, вызванный появлением иностранцев, накрыл весь город с головой.
А началось все с первого шага на сушу.
Новость слетела с уст рыбака, возвращавшегося домой рано утром, и влетела в ухо продавщицы масла. А от этой душевной женщины весточка впорхнула в дом лодочника, за семейной трапезой которого та отчалила в открытое море, где волны пересудов ласкали ее вздымающуюся корму. Еще не найдя свой кров, ни о чем не подозревающая семья получила теплый прием в домах всех этих добродушных простолюдинов.
По пути к гостинице взгляд Виктора цеплялся за грязные глиняные тропы, которые вытаптывались каждый день до неузнаваемости, в тряпье, свисающее с проходящих мимо людей и в котором было сложно разобрать начало и конец.
На секунду ему показалось, что это место пахнет смертью, однако в запахе сочеталось нечто более глубокое: голос Вечности, жизнь как она есть, без условностей и людской глупости. Лишь этот голос мог донести важность осознанности, идущей в паре со смертью, ведь смерть – неотъемлемая часть рождения.
Вокруг царил перезвон неизвестных инструментов, люди хаотично перемешивались и становились частью удивительной мелодии жизни. Все вокруг было в гармонии и слаженности, все вокруг было одним целым.
Люмьеры чувствовали себя несмышлеными детьми. Поддаваясь зову размеренности, доверяя незнакомой обыденности, будто второй матери, они учились заново ходить по этой Земле и дышать этим воздухом. Их легкие то и дело переполнялись благодатью, впитывая новые ароматы неизвестной им доселе жизни.
От увиденной нищеты в мыслях Виктора и Джульетты затаилась грусть по дому, и лишь Мэри восторженно стреляла глазами в разные стороны, подпрыгивая на каждой кочке.
Несмотря на превосходную погоду, путешественники ощутили острую необходимость в зонтах, ведь обильные солнечные ванны способны загубить здоровье, не говоря уже о жажде приключений.
Поймав в толпе самого медленного и безобидного на вид прохожего, Виктор решил обратиться к старичку:
– Доброго дня, уважаемый! Где я могу приобрести зонты от солнца для всей своей семьи?
Находясь в небольшом замешательстве и медленно сводя брови то ли от задумчивости, то ли от недоверия, старик тихо замычал на сносном английском:
– Мгм, мсье, местные жители уже давно не прибегают к помощи зонтов. От наших ливней еще не изобрели инструмента, не считая крыши над головой. Если вы хотите найти подобную диковину, вам стоит заглянуть на Центральный рынок, там есть все, что нужно! – Не дожидаясь ответа, старик хрустнул спиной и медленно отдалился.
Через несколько минут Виктор зашелся в хохоте: над удаляющимся стариком распростерся зонтик, укрывший его голову от изнуряющих лучей.
– Однако у него самого зонт имеется. – Джульетта нашла эту ситуацию забавной. Вымокшая от жара и духоты, тщетно прикрываясь руками от палящего солнца, она вдруг просияла. – А не про этот ли рынок говорил старик?
Пройдя еще пару метров, все трое убедились – они на месте.
Центральный рынок пленил Люмьеров обилием красок и запахов. Старик не соврал нисколечко: тут найдется все, что душе угодно, это и есть сердце Черапунджи.
Семья узнала фрукты и овощи со своей родины, а сверх того насладилась десятками новых плодов. Джульетта была очарована количеством специй, орехов, пряностей и тем более шелков, пестрящих за километр.
Виктор же высоко оценил ассортимент холодного оружия, ковров и, конечно же, тканей, которые можно пустить на мужской костюм.
– Думаю, это можно назвать знакомством с местной культурой! – Джульетта напоминала ребенка, который попал в магазин всевозможных сладостей.
По рынку супруги ходили в компании двух носильщиков с телегами. Те по просьбе господ бережно водрузили на одну телегу ткани, что позднее пустят на мужские костюмы и женские платья, нескромный набор драгоценных ожерелий, колец и заколок. Вторую же телегу мужчины бережно заполнили фруктами и молоком, специями и орехами, ну и, конечно же, полюбившимся Виктору персидским ковром, который пришлось привязать для надежности к соседней тележке.
На пути к выходу с рынка все изрядно проголодались, и по просьбе Джульетты носильщики составили компанию за дегустацией диковинных яств.
Юноши рассказывали о каждом блюде с особой любовью, и несмотря на плохой английский, за столом все барьеры не имели значения, ведь каждый говорил на понятном и знакомом языке эмоций и чувств.
Спустя пару долгих рассказов о событиях 1861 года завязалась бурная дискуссия.
– То есть как это вы не могли открыть глаза? – восторженно удивлялась Джульетта. – Вы ведь понимаете, что детское воображение способно на все… – Она помедлила, подбирая правильные слова: – Это…
Первый носильщик, на вид постарше, почувствовал, что перешел черту дозволенного, и виновато принялся оправдываться:
– Мэм, мы нисколько не дурим вас, но, несмотря на возраст, поверьте, это было вовсе не воображение.
– Да, – подхватил мысль товарища второй юноша. – Любой человек, которого вы спросите про ту ночь и то утро, скажет вам то же, что и мы.
Виктор так долго молчал, что могло показаться, что он вовсе не слушал ребят, но что-то заставило его допустить вероятность всего происходящего:
– Вы сказали, что небо сыграло большую роль во всем этом и есть живое доказательство тому, что случилось с вами?
Требовательный взгляд Виктора грузом лег на молодых носильщиков. Оба они смекнули, что сболтнули лишнего и пора бы было ретироваться, как вдруг младший носильщик вновь заговорил:
– Мсье, мальчик, один-единственный на весь Черапунджи, так и не проснулся. Через два дня пойдет уже пятый год его сну. Он дышит, он жив, но безволен и оттого мертв.
Старший смотрел на болтуна с укором, теперь дороги назад не было.
– Так расскажите нам об этом мальчике подробнее, а то грош цена вашим сказкам!
Виктор был воодушевлен услышанным настолько, что это вызывало у него вовсе не научный интерес. В глубине души он всегда мечтал столкнуться с необъяснимым, и вот, спустя многие годы, оно само нашло его!
Но, к сожалению для Виктора, носильщики больше не произнесли ни слова на английском. Так они и шли в тишине до гостиницы, в которой остановились Люмьеры.
Лишь на прощание старший из них произнес:
– Тот, кто силится доказать истину, – полный дурак. Моя память со мной и мои страхи – тоже. А вы, – он отчитывал приезжих, словно маленьких детей, – не тревожьте семью мальчика, они заслуживают покой.
Мэри лишь поежилась, отгоняя от себя пугающие мысли. Все это время она молча слушала рассказы юных носильщиков, переживая каждое сказанное ими слово.
Акт четвертый. Мия снова на коне
Уставших с дороги, но счастливых гостей перехватили в холле двое пожилых мужчин в ярких рясах. Это были управляющий отелем и владелец единственной действующей туристической компании, который прибыл вперед первого с прекрасными новостями.
Несмотря на откровенно завышенные цены и блестящие заискивающие глаза обоих мужчин, Люмьеры с удовольствием заплатили предприимчивым старикам.
Взамен они получили пребывание в лучшем номере с видом на реку, программу национального меню и личного носильщика. Второй же «джинн» сделал им прекрасное предложение: отправиться в несколько походов с для живого общения с местной фауной, а также, самое загадочное и интригующее, опасный спуск в Омут Леса и посещение пещеры за водопадом в сопровождении самого опытного гида Черапунджи.
Рупии звонко звякнули в карманах управляющего, и уже через пять минут Люмьеры смогли насладиться покоем в своем просторном номере.
В тот же день в дверь Крафтов постучали. Поскольку мечты Антонио Меуччи[21 - Антонио Меуччи – итальянский ученый, являющийся изобретателем телефона.] еще оставались мечтами, пожилому начальнику туристической компании пришлось лично наведаться домой к Мие.
Как бы мужчина ни пытался скрыть свою радость, он то и дело подрывался на излишние обещания, а Мия и не думала отказываться, лишь с благодарностью принимала щедрые предложения.
Изнуренной матери будто бы вручили соломинку. Она приносила утешение, хотя и норовила обломиться, если за нее долго держаться. Но какой же это было радостью – вновь взяться за старые артефакты. Предложение оказалось воистину спасительным, ведь работа на плантациях не приносила практически ни гроша, а ее уставшая голова отчаянно нуждалась в творческом импульсе, которым и послужит любимая работа.
3 июля 1865
Девятый день рождения сына Крафты по обыкновению провели возле его кровати. Поменялась лишь одна маленькая деталь – Мия ощущала себя живой.
С каждым годом людей в жизни Крафтов становилось все меньше. Они потихоньку покидали Джим-Джима, будто прощаясь с ним, оставляли в прошлом.
Сегодня Джим боролся с собой, чтобы не заплакать вновь. Ему было стыдно за свои слезы, и еще он чувствовал, как его воля слабеет.
Амала была его вездесущей тенью. Будто коршун, она поджидала, когда душа Джима покинет тело, чтобы в ту же секунда завладеть им.
Каждый день изнуряющие пытки. Каждый час – как последний. Но Джим был безмерно счастлив, что мама и папа до сих пор с ним, до сих пор обнимают так же, как в те утренние часы, когда он прибегал к ним в комнату и засыпал посерединке.
Сегодня Мия рассказала ему про выход на работу, а Джим-Джим все услышал, но только не мог показать. Однако он радовался и даже нашел в этом силы для борьбы. Только это событие и растормошило его уставший дух.
Правда, Джим так и не смог сдержать слез. Он плакал, а его тело лишь подрагивало, будто от озноба. Но рядом были родители и пара возмужавших ребят. Даниэль взял сына за руку и не смел отпустить, пока дрожь в теле сына не унялась.
Пульс был слаб, но ребенок и не думал сдаваться, он дышит. Что-то менялось, и отец это чувствовал.
Долгожданная экскурсия
4 июля 1865
Мия Крафт вела за собой группу счастливых иностранцев самыми живописными и труднопроходимыми тропами. Ее мастерство не угасло ни на толику. Она чувствовала себя особенно уверенно, будто последний ее выход по маршруту был на прошлой неделе.
Как и четыре года назад, прокладывая пути отхода от змеиных гнезд, развязывая и прорубая узлы лиан, неожиданно напавших на ее новых путников, и задорно рассказывая про каждую дышащую зеленую клеточку этого леса, она творила чудеса.
Поначалу улыбка гида казалась Люмьерам натянутой и смущала супругов, но очень скоро они прониклись к Мие.
В последнее время Мие так редко приходилось улыбаться, что она уже и забыла, каково это – растянуться в сердечной улыбке.
Но стоило разговориться с вдохновленными природой путниками, как напряжение сразу спало, и неожиданно для самой себя Мия стала искренне улыбаться и шутить.
Шум тропических лесов поглощал почти все слова гида.
– А вы надолго к нам? – пытаясь перекричать эхо природы, Мия все-таки чуть не сорвала голос.
– Мы прибыли всего на неделю, через четыре дня уже отбываем на родину. У нас в Лондоне свое дело, нельзя пускать на самотек, сами понимаете! – кричала Джульетта сквозь шум водопада.
– Мы занимаемся конным спортом и держим породистых лошадей, это очень прибыльный и вместе с тем ответственный бизнес, – откликнулся вслед за женой Виктор, фиксируя что-то в своем блокноте.
– Позвольте у вас справиться? Мы наслышаны про местное чудо, случившееся здесь в 1861 году, не могли бы вы нам рассказать свою версию происходящего?
– Да, нам пообещали, что вы расскажете все в мельчайших подробностях!
Последние слова принадлежали Джульетте. Она шла, весело улыбаясь.
Наступило молчание, и Мэри оторвалась на секунду от величия зеленых лесов, чтобы взглянуть на Мию Крафт, в глазах которой постепенно сгущалась мутная пелена.
Мия успела лишь мысленно проклясть ушлого старика за его алчность и малодушие. Владелец конторы заплатил втрое больше обычного, впрочем, можно было догадаться, о чем будут расспрашивать англичане.
После затянувшейся паузы Виктор решил заговорить первым:
– Не могли бы вы рассказать нам, из-за чего у местных столько шума? А точнее, про событие, которое по какой-то причине… – На этих словах он привлек всеобщее внимание заговорщицким тоном: – Не известно всему миру.
Мы не будем винить иностранцев, ведь, признаться честно, они даже не догадывались, какая роль во всей этой истории принадлежала семье Крафтов. И пока Люмьеры по-заговорщически переглядывались между собой, Мия вывела группу на перевалочный пункт.
Перевал находился на маленьком пяточке, окруженный густыми влажными тропиками. Он хоть и немного зарос, но так и остался удачно присыпан камнями и ветками.
Последние слова Виктора были настолько громкими, что оглушили на несколько секунд всю команду:
– Прошу вас, Мия, порадуйте гостей, расскажите, что случилось в то утро?
Но почему-то сейчас навязчивость абсолютно незнакомых Мие людей не была проблемой – и все то, о чем они с мужем привыкли молчать, все то, о чем люди вокруг боялись говорить, разлетелось тысячей тлеющих угольков и будто извержением неконтролируемой дикой энергии полилось изнутри, на радость ничего не подозревающим путникам:
– Что ж… Раз вы желаете подробностей, значит, расскажу в подробностях, – тихо проговорила Мия. – Это было утро третьего июля, как вы уже и сказали, 1861 года. В тот день мы с мужем должны были поздравить своего единственного сына в кроватке и утащить в объятиях на кухню. Приготовить ему что-то необычное, вкусное и сладкое. Вручить яркую книгу по анатомии, которую мы смогли себе позволить спустя полгода усердного труда. А затем пришли бы его друзья и раскрасили его день улыбками. Мы всегда знали, что наш ребенок мыслит ярче и глубже, чем порой это делаем мы, но тем не менее надеялись, что кто-то составит ему компанию, заставит лишний раз побыть пятилетним ребенком. – Люмьеры жадно впитывали каждое сказанное Мией слово, но постепенно их взгляд обволакивала густая пелена тумана, подобно той, которая настигла их в поместье, а женщина тем временем продолжала свой рассказ с новыми силами: – Но мы не застали его ни в кроватке, ни в других комнатах. Все это время, пока мы безмятежно спали, он просидел под ночным небом. Всю последующую ночь и все последующие дни, пока другие дети просыпались, – он лежал в комнате, не подавая признаков жизни. Если бы не его тихое дыхание, мы бы подумали, что он мертв. Во всем Черапунджи не очнулся только мой сын.
Горечь от произнесенных устами матери слов задела Джульетту за живое. «Не очнулся только мой сын», – эта фраза осела скорбным страхом где-то в солнечном сплетении.
Как мать и как женщина, добродушная англичанка чувствовала боль в голосе гида, видела ее глаза, морщины на молодом и таком несчастном лице и дрожь ее тонких искусанных губ.
– Он так и не открыл глаза, и я думаю… уже никогда не откроет, – Мия осеклась, закрывая лицо руками. – Этому нет объяснений: ни одна душа здесь, в Черапунджи, не смогла нам помочь. Об этом не знает большой мир, только местные да ближайшие поселения. К тому же, представьте только, вы у нас первые туристы за последние четыре года. – Эти слова Мия произнесла, выпуская из себя оставшийся воздух.
Дикое отчаяние, которое преследовало ее по пятам, наконец настигло свою цель, а сейчас оно беспощадно, с безумным наслаждением, вгрызалось ей в горло.
Слезы капали ей на руки, нервно обнимающие тело в тщетной надежде успокоить и подбодрить душу. Она не могла простить себе такого непрофессионализма.
«В первый и последний раз», – проговорила она про себя.
Когда живой и щедрый на деликатные подробности рассказ подошел к концу, Виктор почувствовал сильный укол вины за напор, который так бесцеремонно оказал на убитую горем мать. Джульетта же, стоя рядом с мужем, переживала совсем другую волну негативных эмоций.
С полными сочувствия и сострадания глазами, она лишь изредка переводила взгляд с разбитой слезами женщины на свою дочурку и обратно, невольно пытаясь представить, что чувствовала бы она на месте Мии Крафт.
В отличие от своих родителей, Мэри не тратила времени на бесполезное чувство вины и неприкаянный порыв сожаления. Нервно сжав что-то внутри кармана своего выходного платья и порозовев от волнения, она решилась на истинно рыцарский и благородный поступок.
– Миссис Крафт, – обратила на себя внимание девочка, – если вы позволите, врачи на нашей родине могли бы оказать вам должный прием и помочь вашему сыну.
Немного остерегаясь неодобрения со стороны родителей, Мэри поморщилась и в полголоса добавила:
– Я думаю, мы могли бы попытаться вам помочь.
Виктор посмотрел на дочь глазами, полными восхищения. Сейчас он гордился ей как никогда раньше. Поскольку дочь спасла ситуацию и дала возможность искупить свою вину, Виктор крепко ухватился за ее предложение:
– Мэри права, поверьте, у нас лучшие врачи, а деньги для нас не проблема. Да и к тому же…
Но Джульетта неожиданно прервала мужа на полуслове. Она не слышала ничего, кроме звенящего в голове голоса Мии, который вторил ей вот уже добрые пять минут:
«Не проснулся», «Уже не очнется», «Мертв!».
– Примите мои извинения за столь бестактное ведение беседы. Это ужасное несчастье, и мы не имели права вот так ворошить в вашей памяти эту трагедию, прошу извинить нас. – В момент побледнев от стыда и печали, Джульетта сникла и вовсе замолчала.
Выдержав паузу в рамках этикета, Виктор решил спросить то, о чем думали все, но боялись произнести вслух:
