скачать книгу бесплатно
Девочка посмотрела на спутника так, словно он должен был знать ответ, словно он мог каким-то образом исправить этот вандализм мирового масштаба. Мухиддин обвел взглядом землю, море и поднял глаза на небо, точно видел его впервые.
– Кто это сделал? – умоляюще повторила вопрос Аяана и уставилась на собеседника с таким напряженным вниманием, будто его ответ был самым важным на свете.
Не желая выглядеть невеждой в этих огромных, ищущих знания глазах, Мухиддин солгал. Он солгал, потому что сам не верил. И поэтому сказал:
– Вечный поэт. Он всемогущий, – добавил он тихо, словно открывал секрет и знал сломавшее луну существо лично, – и разрушает только для того, чтобы заново построить. Всемогущий.
Заметив на лице Аяаны восхищение, Мухиддин постарался зачерпнуть ее веру в чудо и сохранить для себя.
Какое-то время они стояли и молча наблюдали за небом, за случайными облаками, за осколком луны и за подмигивавшими звездами. Потом девочка велела:
– Прочти знаки, – и обеими руками указала вверх. – Прочти что-нибудь еще, – настойчиво повторила она, не получив ответа.
Но Мухиддин забыл, как это делается. Несмотря на умение находить путь под любыми звездами, он потерялся. Поэтому они продолжили молча наблюдать за небом. Наконец Аяана опустила голову, зажмурилась, снова открыла глаза и спросила:
– А океан что сейчас говорит?
Мухиддин прислушался и перевел девочке:
– Он хочет знать, кто ты. Кто ты? Кто ты? Так он шепчет.
– Я Аяана! – крикнула она, выглядывая за край мыса и наклоняясь к волнам, плещущим у подножия. – Теперь твоя очередь.
– Я Мухиддин, – пробормотал он.
– Громче! – приказала Аяана.
– Я Мухиддин! – взревел он, обращаясь к воде и ветру.
Первой захихикала малышка. Затем расхохотался и сам мужчина. Вскоре они оба смеялись. А затем вернулись к прежнему занятию: смотрели в небо, слушали шепот любопытного океана. Сломанная луна же наблюдала за ними в ответ.
Аяана обернулась и уставилась на спутника, будто собиралась еще что-то сказать, но забыла, что именно, заметив нечто интересное в его лице.
– У тебя в глазах светится осколок звезды! Можно потрогать?
Не дожидаясь согласия или отказа, она протянула руку и коснулась слезы, того самого осколка звезды. Затем маленькая девочка и немолодой мужчина сидели на краю мыса, шпионили за небесами и следили за волнами. Когда Аяана показала, куда смотреть, Мухиддин различил тишину между приливом и отливом волн, разглядел страны между созвездиями. Они сидели и слушали ветер, девочка и мужчина, пока этот поток жизни не задел веточку на дереве и не оставил отметку на времени резким скрипом. На самом горизонте прошел лайнер, огромная тень, подсвеченная огнями.
– Куда он плывет? – прошептала Аяана.
– Домой, – отозвался Мухиддин, неосознанным жестом прижимая ее к себе.
– А где его дом? – тихо уточнила девочка.
– Mahali fulani – «где-то», – ответил мужчина.
Привалившись к спутнику, Аяана задремала, закрыв ладонью лицо. Мухиддин прислушивался к ее дыханию и наблюдал за звездами. Прислушивался к океану, пока не зачирикала птица, и только тогда спохватился, что ребенку давным-давно следует лежать в постели. После секундного колебания, что в его руках девочка и ее сны могут рассыпаться, Мухиддин все же наклонился, подхватил ее и понес домой, стараясь ступать медленно и осторожно. А когда оказался перед дверью небольшого поместья, то застыл в нерешительности. Если он постучит, то Аяане наверняка попадет от матери. Поэтому прошептал:
– Mwanangu – «дитя мое», – и сам удивился этой неожиданной фразе, но тут же отмел мысль в сторону и позвал чуть громче: – Абира.
Девочка заворочалась, затем зевнула и посмотрела на Мухиддина, а когда заметила окружающий пейзаж, спросила:
– Ты принес Аяану домой?
– Да, Абира.
– Пусти, дальше я пойду сама, – велела она.
– Не бойся, – он поставил ее на землю.
– Дождись, пока я не окажусь внутри.
Мухиддин смотрел, как Аяана отошла на пять метров в сторону от двери, после чего закинула одну ногу на подоконник, вторую поставила на совсем узкую рейку, подпрыгнула и зацепилась за сточную трубу, по которой вскарабкалась вверх до высоко расположенного узкого окна и протиснулась внутрь. Через секунду наружу высунулась крошечная ладошка и помахала на прощание. Где-то вдалеке закукарекал петух, и снова воцарилась тишина, если не считать тихого, ошарашенного дыхания Мухиддина и неумолчного шума прибоя.
9
Она была толщиной со средний палец Аяаны и выглядела почти такой же тонкой, как большая швейная игла матери. Головка блестела желто-золотым, а в глазах танцевали красные искры. Маленькая грудка отливала оливковым и коричневым, а сквозь тонкие полупрозрачные крылья, будто сотканные из бледно-оранжевого света, просматривался стол.
Мухиддин велел Аяане сказать название волшебного существа, kereng’ende, на четырех других языках.
– Matapiojos. Libеlula. Naaldekoker. Стрекоза.
– Matapiojos-Libеlula-Naaldekoker-Стрекоза, – протараторила Аяана и сложила ладони вместе, сцепив их в замок. – Но зачем?
– Чтобы распробовать ее суть, – прошептал Мухиддин. – А для этого следует ощутить на языке как минимум три наречия, – его лицо стало суровым.
Аяана скопировала серьезное выражение собеседника.
Ранее, лежа на животе в мангровых зарослях, она прождала почти весь день, пока не появилась нужная стрекоза. И даже не ходила на самодельную пристань, чтобы наблюдать за возвращавшимися домой. Когда насекомое опустилось на ветку, Аяана очень медленно подползла и схватила его, а затем засунула в одну из закрывавшихся склянок матери, несмотря на попытки стрекозы укусить обидчицу за палец, и понесла Мухиддину, стараясь идти медленно и каждую секунду заглядывая во флакон. Владелец магазина сидел за прилавком и читал книгу, когда за час до заката на пороге объявилась девочка и позвала:
– Shikamoo, бабу.
– Marahaba, – отозвался Мухиддин, чувствуя неловкость.
Аяана вошла в его жизнь без приглашения, нежданно-негаданно, и преподнесла свое хрупкое сердце, хотя он об этом не просил.
– Я нашла ее и захотела отдать тебе, – сказала девочка и улыбнулась, отчего в ее больших глазах вспыхнули предвкушение и радость.
– Да, и что же это? – вздохнул Мухиддин, откладывая книгу.
– Посмотри сам.
Он неохотно принял склянку, открыл и обнаружил внутри полуживую стрекозу, затем, пока та не пришла в себя, разложил насекомое на плоской поверхности низкого столика и опустился на колени, чтобы внимательнее разглядеть существо с радужными крыльями. Аяана склонилась над плечом Мухиддина, наступив ему на левую голень правой ногой в залатанном красном шлепанце, и спросила:
– Тебе нравится?
– Это прекрасное воздушное создание? Конечно. Спасибо.
– Я сама поймала ее! – подпрыгивая, сообщила Аяана. – Сама! – Она посмотрела на стрекозу, потом на Мухиддина и вспомнила кое-что еще. – Она меня укусила. – И показала палец.
– Бедняжка очень испугалась, – поджав губы, заверил он.
– Но почему?
– Она такая маленькая, а Абира такая большая. Понимаешь?
– Я только хотела подарить что-то красивое, – прошептала девочка. Ее глаза наполнились слезами. И спустя мгновение добавила: – Аяана не плохая. Никого не хотела обидеть. – Она затрясла головой.
Мухиддин почувствовал, как в сердце разливается тепло, и от неловкости, не зная, что еще предпринять, он велел малышке повторить название стрекозы, kereng’ende, еще на четырех языках. После выполнения задания Аяана хотела поделиться еще одним секретом, но засомневалась. Она вздохнула. Закусила губу. Обхватила руками живот. Снова вздохнула. Взрослые никогда не желали слушать дочь Муниры, лишь качали головами и говорили: Debe shinda haliachi kusukasuka – «Полупустая жестянка никак не перестанет дребезжать».
Мухиддин следил за сменой настроений на личике девочки, видел, как приподнимались ее худые плечики, будто за спиной вот-вот распахнутся крылья, а потом опускались. Аяана проглотила невысказанные вопросы, которые крутились на языке, и прижалась щекой к столу так, что глаза оказались на одном уровне с медленно шевелившейся стрекозой. Затем посмотрела на Мухиддина. «Ничего не говори, – взмолился он про себя. – Уходи. – Но какая-то часть его существа кричала: – Что, Абира?»
Аяана сдерживалась еще пятнадцать секунд, после чего резко встала и расправила плечи, приняв решение. Посмотрела на Мухиддина и уверенно заявила:
– Теперь ты мой отец.
А потом разразилась слезами. Хрупкое тело содрогалось от смятения, оттого что заветные слова наконец прозвучали вслух.
– Ох, – выдохнул Мухиддин, будто получив удар в живот и не зная, как реагировать на подобное заявление, затем отшатнулся и застыл без движения.
В ушах звенело. Мысли обгоняли друг друга, в душе царило смятение. Столько времени бывший рыбак путешествовал в одиночестве, ни к кому и ни к чему не привязываясь. Он привык оставлять все позади. И никогда никто не заявлял на него права. Теперь же маленькая девочка рыдала, спрятав голову в плечи. Мухиддин наклонился, чтобы понять ее суть, понять природу слов, которые сумели пробиться в загрубевшее сердце немолодого мужчины. Стрекоза. Аяана. Ее заявление. Она плакала навзрыд, безутешно, точно потеряла последнюю надежду. Поэтому Мухиддин потянулся и взял ладошку малышки. По его телу прошел разряд, как предупреждающий сигнал колокола, бьющего тревогу. Стрекоза. Аяана. Их соединенные руки. Руки мужчины были большими и морщинистыми. Огрубевшими, волосатыми, с узловатыми фалангами пальцев, с ладонями, затвердевшими от тяжелого труда и от памяти обо всех оскверненных и непотребных вещах, которых они касались. Мухиддин убрал эти руки от невинной девочки. Но она плакала. По щекам текли слезы. Он осторожно дотронулся до ее волос и прошептал:
– Абира, haya basi, haya.
Аяана всхлипнула и попробовала успокоиться, глубоко вдохнув. Потом посмотрела на Мухиддина.
Он наклонил голову.
Тогда девочка бросилась в его объятия, цепляясь за шею, протягивая руки к его лицу.
Внутренне Мухиддин ожидал и гадал.
Аяана же счастливо щебетала, хихикала, и теплое дыхание согревало заросшую бородой щеку мужчины. Он почувствовал, как мозги размягчились, как сердце замерло, как стало трудно сделать новый вдох. Почувствовал, как меняется. Это девочка-рыба меняла его. Она что-то сказала. Кажется, это был вопрос, потому что фраза закончилась на высокой ноте и наступила тишина.
Аяана. Это дитя.
В его объятиях.
Она вздохнула и обмякла, засыпая.
Мухиддин тоже вздохнул и повернул голову как раз вовремя, чтобы заметить, как красноглазая стрекоза встряхнулась, подползла к краю стола, расправила прозрачные крылья и вылетела в открытое в окно, сливаясь с красными закатными лучами, которые падали в помещение.
Позднее он приучился к тому, чтобы всегда нагибаться и смотреть Аяане в глаза. Она ждала бесед на равных. Она желала заглянуть в зеркала души и увидеть все, что там отражалось. Она сдержала свое обещание и всегда любила Мухиддина таким, каким он был. И говорила всем окружающим – кроме матери, – что он теперь стал ее отцом.
10
На следующее утро Аяана явилась на порог Мухиддина в школьной форме, с портфелем, и сообщила:
– Теперь ты будешь меня учить.
– Ступай в школу, – ответил мужчина и закрыл дверь.
Когда он вышел на крыльцо двумя часами позднее, Аяана все еще сидела там.
– Чего ты хочешь? – прорычал Мухиддин.
– Чтобы ты меня учил, – подняв на него ясный взгляд, заявила девочка.
– Отправляйся в школу.
– Нет! Там плохо!
– Я уезжаю на Ламу.
– Я с тобой.
– Ни в коем случае.
– Учи меня.
– Нет. Послушай, я сейчас опоздаю на лодку, – вздохнул Мухиддин, пятясь в сторону остановки матату, и крикнул пассажирам подождать его. Аяана шла следом. – Dereva! Я уже опаздываю.
Когда Мухиддин вернулся домой тем вечером, то обнаружил линии, фигуры и цифры, нарисованные углем на ступенях крыльца. На следующий день явившуюся с котенком на плече девочку уже ждали тряпки и ведро мыльной воды. Аяана взглянула на хмурого мужчину и спросила дрожащим голосом:
– Я сделала плохо?
– Просто поступила умеренно неправильно, – выражение лица Мухиддина смягчилось.
– Что такое «умеренно»? – Она сняла котенка с плеча и посадила на землю.
– Я расскажу, когда мое крыльцо вновь станет чистым.
После того как девочка закончила отмывать каменные ступени, Мухиддин принес из своей комнаты потрепанный набор для каллиграфии, который сам использовал, когда пытался выяснить разницу между курсивным начертанием шрифтов Насх и Тулут[4 - Используются в исламской каллиграфии.]. Затем дал Аяане книги и несколько больших листов писчей бумаги. Она тут же их схватила, прижала к себе и воскликнула:
