скачать книгу бесплатно
На непривычных волнах корабли закачались впервые.
Принадлежавшие всем до сих пор, как солнце и воздух,
Длинной межою поля землемер осторожный разметил.
И от богатой земли не одних урожаев и должной
Требовать стали еды, но вошли и в утробу земную;
Те, что скрывала земля, отодвинувши к теням стигийским,
Стали богатства копать, – ко всякому злу побужденье!
С вредным железом тогда железа вреднейшее злато
Вышло на свет и война, что и златом крушит, и железом,
В окровавленной руке сотрясая со звоном оружье.
Люди живут грабежом; в хозяине гость не уверен,
В зяте – тесть; редка приязнь и меж братьями стала.
Муж жену погубить готов, она же – супруга.
Страшные мачехи, те аконит подбавляют смертельный;
Раньше времени сын о годах читает отцовских.
Пало, повержено в прах, благочестье, – и дева Астрея
С влажной от крови земли ушла – из бессмертных последней.
Не был, однако, земли безопасней эфир высочайший:
В царство небес, говорят, стремиться стали Гиганты;
К звездам высоким они громоздили ступенями горы.
Тут всемогущий отец Олимп сокрушил, ниспослал он
Молнию; с Оссы он сверг Пелион на нее взгроможденный.
Грузом давимы земли, лежали тела великанов, —
Тут, по преданью, детей изобильной напитана кровью,
Влажною стала земля и горячую кровь оживила;
И, чтоб от рода ее сохранилась какая-то память,
Образ дала ей людей. Но и это ее порожденье
Вовсе не чтило богов, на убийство свирепое падко,
Склонно насилье творить. Узнаешь рожденных от крови!
Это Сатурний-отец увидал с высокой твердыни
И застонал и, стола Ликаонова гнусный припомнив
Пир, недавний еще, получить не успевший огласки,
Сильным в душе запылав и достойным Юпитера гневом,
Созвал богов на совет. И не медлили званые боги.
Есть дорога в выси, на ясном зримая небе;
Млечным зовется Путем, своей белизною заметна.
То для всевышних богов – дорога под кров Громовержца,
В царский Юпитера дом. Красуются справа и слева
Атрии знатных богов, с дверями, открытыми настежь.
Чернь где придется живет. В передней же части чертога
Встали пенаты богов – небожителей, властию славных.
Это-то место – когда б в выражениях был я смелее —
Я бы назвал, не боясь, Палатином великого неба.
Так, расселись едва в покоях мраморных боги,
На возвышенье, рукой опершись на скипетр из кости,
Трижды, четырежды он потряс приводящие в ужас
Волосы, поколебав и землю, и море, и звезды.
Следом за тем разрешил и уста, возмущенные гневом:
«Нет, я не более был вселенной моей озабочен
В те времена, как любой из врагов змееногих готов был
С сотней протянутых рук на пленное броситься небо!
Хоть и жестокий был враг, – но тогда от единого рода
Происходила война и единый имела источник.
Ныне же всюду, где мир Нереевым гулом охвачен,
Должен смертный я род погубить. Клянуся реками
Ада, что под землей протекают по роще стигийской, —
Было испытано всё. Но неизлечимую язву
Следует срезать мечом, чтоб здравую часть не задело.
Есть полубоги у нас, божества наши сельские; нимфы,
Фавны, сатиры и тор обитатели диких – сильваны.
Если мы их до сих пор не почтили жилищем на небе,
Землю мы отдали им и на ней разрешим оставаться.
Но, о Всевышние! Всё же довольно ль они безопасны,
Ежели мне самому, и вас и перуна владыке,
Козни строить посмел Ликаон, прославленный зверством?»
Затрепетали тут все и дерзкого требуют с жарким
Рвеньем. Так было, когда осмелился сброд нечестивый
Римское имя залить в неистовстве – Цезаря кровью.
Ужасом был поражен, что громом, при этом паденье
Род человеческий, вся содрогнулась вселенная страхом.
Столь же отрадна тебе твоих близких преданность, Август,
Сколь Громовержцу – богов благоверность. Лишь голосом он и рукою
Ропот вокруг подавил, все снова безмолвными стали.
Только лишь кончился крик, подавлен владыки величьем,
Сызнова речью такой прервал Юпитер молчанье:
«Он уже кару понес, и об этом оставьте заботу.
Что совершил он и как был наказан, о том сообщу я:
Наших достигла ушей недобрая времени слава.
Чая, что ложна она, с вершины спускаюсь Олимпа,
Обозреваю я – бог в человеческом облике – землю.
Долго б пришлось исчислять, как много повсюду нашел я
Злостного. Истине всей молва уступала дурная.
Вот перешел я Менал, где звериные страшны берлоги,
После в Киллену зашел и в прохладные сосны Ликея,
В домы аркадцев входил и под кров неприютный тирана.
Сумерки поздние ночь меж тем влекли за собою.
Подал я знак, что пришло божество, – народ тут молиться
Начал. Сперва Ликаон над обетами стал насмехаться
И говорит: «Испытаю при всех в открытую, бог ли
Он или смертный. Тогда не будет сомнительна правда».
В ночь, отягченного сном, сгубить нечаянной смертью
Хочет меня. По душе ему этак испытывать правду.
Но, не довольствуясь тем, одному из заложников, коих
Выслал молосский народ, мечом пронзает он горло.
После в кипящей воде он членов часть полумертвых
Варит, другую же часть печет на огне разведенном.
Только лишь подал он их на столы, я молнией мстящей
Дом повалил на него, на достойных владельца пенатов.
Он, устрашенный, бежит; тишины деревенской достигнув,
Воет, пытаясь вотще говорить. Уже обретают
Ярость былые уста, с привычною страстью к убийству
Он нападает на скот, – и доныне на кровь веселится!
Шерсть уже вместо одежд; становятся лапами руки.
Вот уж он – волк, но следы сохраняет прежнего вида:
Та же на нем седина, и прежняя в морде свирепость,
Светятся так же глаза, и лютость в облике та же.
Дом сокрушился один – одному ли пропасть подобало! —
Всем протяженьем земли свирепо Эриния правит.
Словно заговор тут преступный замыслили! Значит,
Пусть по заслугам и казнь понесут! Таков приговор мой».
Речь Громовержца одни одобряют, еще подстрекая
Ярость его; у других молчание служит согласьем.
Но человеческий род, обреченный на гибель, жалеют
Все; каков будет вид земли, лишившейся смертных,
Все вопрошают, и кто приносить на жертвенник будет
Ладан? Иль хочет зверью он отдать опустелую землю?
И на вопрос их в ответ, – что его-де об этом забота, —
Вышних царь запрещает дрожать и, не схожее с прежним,
Он обещает явить – чудесным рождением – племя.
Вот уж по всей земле разметать он готов был перуны,
Да убоялся, пылать от огней не начал бы стольких
Неба священный эфир и длинная ось не зажглась бы.
Вспомнил, – так судьбы гласят, – что некогда время наступит,
Срок, когда море, земля и небесный дворец загорятся, —
Гибель будет грозить дивнослаженной мира громаде.
Стрелы тогда отложил – мастеров-циклопов работу,
Кару иную избрал – человеческий род под водою
Вздумал сгубить и с небес проливные дожди опрокинул,
Он Аквилона тотчас заключил в пещерах Эола
И дуновения все, что скопления туч отгоняют.
Выпустил Нота. И Нот на влажных выносится крыльях, —
Лик устрашающий скрыт под смольно-черным туманом,
Влагой брада тяжела, по сединам потоки струятся,
И облака на челе; и крылья и грудь его в каплях.
Только лишь сжал он рукой пространно нависшие тучи,
Треск раздался?, и дожди, дотоль запертые, излились.
В радужном платье своем, Юноны вестница, воды
Стала Ирида сбирать и ими напитывать тучи.
В поле хлеба полегли; погибшими видя надежды,
Плачет селянин: пропал труд целого года напрасный.
Не удовольствован гнев Юпитера – небом; лазурный
